Беспокойное гнездо

Вернулась я затемно. В голове гулял ветер. Я успокоилась – это было хорошо, но проблем так и не решила – и это было не очень. Чтоб заморить червячка тревоги, я сделала омлет с зеленью и поужинала с родителями. Поточив лясы о том о сём, пошла к себе. Была не была, примусь за дело. Да, рассылать ментальные сигналы – это дело трудное и неблагодарное, но хуже вообще ничего не предпринимать. Я уселась за компьютер и принялась самым банальным образом гуглить – всех, кто хотя б теоретически мог объявиться на моём аэродроме в «день П». Кстати, неплохо было составить список, своеобразный реестр. Ух, ладно, Ян, ты уже облажалась! Не трави себе душу бесплодными предположениями. Передо мной мелькали фамилии: Евстигнеев, Ворожейкин, Скоморохов... Хафнер, Липферт, Ралль, Рудорффер... Признаться честно, знакомыми были далеко не все имена. Совсем уж откровенно, очень малая часть. Что ж поделать, я связалась с небесной братией совсем недавно, да ещё и кривым партийным путём (да-да, через знакомство с Герингом). А ум человеческий несовершенен, информация усваивается порциями. Так что состояние очумения от знакомства с авиацией оставалось у меня перманентным. И оно тоже давало о себе знать при попытках установить связь с незнакомыми личностями. У некоторых и фотографий не было, и это осложняло дело. Визуализация всегда помогает, а вот без фотки швах. Это вам любая ведьма скажет. Обнадёживало одно: всё-таки у меня не так уж много гостей успело засветиться. Возможно, это связано с тем, что портал в доме открылся недавно. Возможно, с тем, что он совсем небольшой (но это я могла лишь предполагать). Значит, и выходить на контакт необходимо в первую очередь с ними. Когда я пыталась настроиться на волну прежде неизвестных мне лётчиков, то по ощущению это было среднее между приставанием к незнакомцу на улице и криком в пустоту. Учитывая мой характер, можно представить, как мне было муторно... Ах да! Это напомнило мне о предпоследнем месте работы. Я польстилась на востребованность иностранного языка и обещанную зарплату. Солидное предприятие в самом центре города, новенькие лощёные интерьеры, молодой приветливый коллектив. И никаких этих ваших совковых штучек, ни-ни, боже упаси, мы современная амбициозная развивающаяся бла-бла-бла!.. Вот только обязанности мои сводились к холодным звонкам. Короче, я сидела, как попугай, и терзала несчастных немцев, чехов и словаков. На обоих концах провода горячим липким пузырём моментально вспухал дискомфорт. Во-первых, далеко не все мои собеседники владели английским. Во-вторых, в наше время мало кому приятны звонки от фиг пойми кого, а многим (как мне, например) любые звонки в принципе. Да и в-третьих, им попросту нахер не сдалась эта стрёмная, дешманская пластиковая мелочёвка для дома в виде мыльниц, мисок и т.д., и т.п.! Её-то контора и продавала оптом и именно её меня посадили впаривать. В общем, я ушла оттуда через месяца полтора. Не для вас моя роза цвела и английский-шведский-испанский учились. Почему-то ещё было обидно, как один хорват поинтересовался, откуда я звоню, и заметил о моём произношении: «ай тхот ю уэр чайниз...». Чего?! Это у меня-то китайский акцент?! Я те покажу «чайниз», блять! Ладно. Это у меня уже мысли скачут и зло берёт. Я тщательно прошлась по спискам асов. Попробовала докричаться до тех, кого знала. При попытках связаться с Хартманном позванивало напряжение, граничащее с внутричерепным зудом. Эрих меня подспудно раздражал и отталкивал. Я могла б найти кучу готовых надуманных аргументов, чтобы ответить, чем конкретно. Но в целом, если откровенно: он излучал такую охренительность, что мне от этого становилось физически плохо. Да я даже не могла долго держать свою тушку в одном пространстве с этим белобрысым чёртом. Как выяснялось, даже думать в его сторону мне было дискомфортно. Связываться с Руделем почему-то оказалось менее неприятно, хотя в ушах - точнее, в мыслях - возник какой-то глюк. Это был словно фоновый полушёпот, который воссоздавал противный тембр его дедовского бубнежа по любому поводу. Мне не хватало только грибной приход словить, и я переключилась на Марселя. От «звезды Африки» исходили флюиды – или, как сейчас говорят, вайбы – дружелюбия и пофигизма. То туманное, а может, вообще самовнушённое, что возникало в сознании, могло переводиться так: «на девятое мне начхать, без водчилы оно и нахер не надо, а с водчилой и пусть и будет». Мда. Час от часу не легче. Потому на самом деле в День Победы (не своей) юный ас мог накидаться с горя – и тогда полезть в драку с нашими чисто от отчаяния. А мог и от радости по поводу падения ненавистного тоталитарного режима – и тогда воображение услужливо подсунуло мне пьяного Йохена, лезущего обниматься к Речкалову, которого он наверняка принял за симпатичного варана. Обе картинки неприятно озадачивали. Так, едем дальше. Я не очень хорошо знала Мёльдерса, но всё же попробовала выйти на связь и с ним. Попытки эти напоминали мои семь лет, когда я гонялась по квартире за кошкой, а кончалось всё усталым разочарованием, потому что Мурка забивалась под кровать. Только вот сейчас почему-то мне казалось, что я ловлю не кошку, а хорька. Да. Точно. Вот кого мне Мёльдерс напоминал всегда - вертлявого, прилизанного хорька. Вот от Галланда ощущение было приятное. Ну, знаете ли, не совсем: разве может быть приятной заранее испытанная неловкость? Потому что возникало впечатление, будто ко мне едет мой дальний родственник из Германии, обаятельный усатый дядька, а я не могу ему дозвониться и предупредить о каких-то накладках. И вот он на месте, а у меня в хате разгром, бедлам и чёрт-те что. Стыдоба, одним словом!.. А с Хайо Херманном всё было глухо. Стена молчания. Но молчания какого-то агрессивного, отдающего еле слышным гулом, как из-под земли. Честно говоря, страшновато. Этот же, как Катамаранов из сценок Лапенко – бешеный. Но если Игорёха Катамаранов воплощение хаоса, то Хайо – олицетворение холодной, расчётливой ярости. Честно говоря, он напомнил мне другого бешеного - Германа Фалька. Тёзка Геринга и тоже лётчик Великой войны. Правда, он из параллельной вселенной, так что в его мире эта война так и осталась единственной мировой, зато продолжалась целых семь лет. Фальк – это человек-легенда, но не только потому что пионер авиации и герой, а потому что он дважды умирал и дважды воскресал и успел пожить в обоих измерениях. Его история оказалась такой удивительной, что именно о нём я и начала писать роман. А вышла я на Фалька... ну да, тоже через Геринга, будь он неладен! Кстати, второй Герман своего тёзку-рейхсмаршала недолюбливает. И за поражение Люфтваффе очень переживает. Так что если Гера номер два надумает заявиться на девятое ко мне, последствия тоже могут быть любыми – он тоже резкий и внезапный... От всех этих упражнений в духе Кашпировского в голове поднялся странный гудёж. Этот звук помню из детства: он слышался, когда я подходила очень близко к опорам ЛЭП за забором дачного посёлка. В глазах слегка потемнело с краёв. В мыслях было пусто, и казалось, что они вместе с кровью отхлынули от головы куда-то вниз, в конечности – так что гудели ещё и ноги, и совсем не от велика. Очевидно, бывает перегрузка физическая, а это информационная. Я тяжко вздохнула, крепко потёрла руками лицо и, парой решительных шагов переместила себя к кровати. Туда и плюхнулась, придав телу горизонтальное положение. Гудение и лёгкое головокружение не утихали. И тут послышалось деликатное, еле слышное покашливание. Я жуть как не люблю, когда кто-то без спроса входит ко мне в комнату. Но одному человеку это всё-таки дозволено. Однако после ссоры я была в таком замешательстве, что решила притворяться спящей – хотя по щекам уже разливался предательский румянец. Всё-таки нехорошо мы поговорили с Герингом, как-то неправильно. Ну вот что мне мешало начать без этого сарказма, без обиняков? Да без наезда, проще выражаясь? Меня когда-то высмеивали за сюси-пуси, а оказалось, что в основном при общении с рейхсмаршалом мне сложно удержаться от постоянных подколок. Иногда моя ирония становилась довольно агрессивной. Геринг не оставался в долгу, и между нами случались стычки, но всегда как бы не всерьёз, вроде учебного боя. А сегодня остался уж очень неприятный осадок... Покашливание повторилось. Надо же, и это он пять минут стоял тут замерев, как солдат кремлёвского караула. И только потом осмелился подать признаки жизни. Но они стали ещё убедительнее: моя кровать тяжело прогнулась. Я открыла глаза. - Ян, прости. Мне очень неловко. - Ой. Я залилась краской окончательно. - Кхм, знаешь, Гера, мне тоже как-то это... ну... я не хотела нападать... Рейхсмаршал тяжело вздохнул. Вид у него был растерянный и невесёлый. Даже печальный. Примерно как в плену у американцев на том моменте, когда он понял, что плен ни фига не почётный и что кончились хиханьки-хаханьки. - Я должен кое в чём признаться, - серьёзно произнёс Геринг. И снова вздохнул. Блин, Гера, ты сыплешь мне соль на рану. Это был слишком сильный контраст с его обычным невозмутимым или довольным видом. Я села и нетерпеливо велела: - Давай выкладывай. - Дело в следующем, - собравшись с духом, заговорил он. – Думаешь, я совсем не слежу за временем? Я прекрасно знал, что скоро девятое. И мне ли не понимать, что оно означает. И я предвидел, чем это может обернуться для твоего дома и, кхм... по совместительству, моего временного пристанища... Но я в этой ситуации совершенно бессилен! И он слегка всплеснул руками. Жест вышел немного мультяшным, и это было бы смешно, но вообще-то вышло грустно. - Да, да, я действительно главнокомандующий Люфтваффе, это мой официальный титул, я всем под ним известен, и всё такое. Но никому приказывать я не могу. Максимум просить. Пусть даже и облеку это в уставную форму. Но толку от этого чуть. А сейчас, когда всё напоминает о нашем поражении... притом что вся ответственность за Люфтваффе и за их судьбу лежит на мне... Ему было трудно говорить. - В общем, наши лётчики меня и в грош не ставят! – отчаянно воскликнул он. - А сейчас, накануне этой чёрной даты, они вообще злы на меня, как черти! Я нарочно не прислушивался, но просто уверен, что кроют меня последними словами. Да я и сам хочу провалиться со стыда! Нет, я не извиняюсь! И не оправдываюсь! Но пойми, это просто невыносимо! Но какая речь о том, чтоб кого-то увещевать, кому-то что-то приказывать? Да уж тем более тебе, - неожиданно прибавил он. - Твоё-то поведение на самом деле безупречно. Дело в том, что ты, кхм... просто образцовая дочь своего народа – очень гостеприимная и великодушная... «Ох, да я щас сдохну!». Да-да-да, такими вот вульгарными мысленными репликами я прикрываю смущение, а что? Боже, неужели он на самом деле это сказал. - В общем, ты мне когда-то жаловалась на геополитическое положение своей страны и её историческую судьбу, и очевидно, что с твоим аэродромом происходит то же самое, но только в миниатюре. Но приказать нашим лётчикам взять курс на другое место я не могу. Они максимум что захотят сделать, так это набить мне морду. Видишь ли, я очень хочу, но никак, совсем никак не могу тебе помочь... Геринг сокрушённо замолчал. - В общем, единственное, что меня может ждать завтра – это позор, - произнёс он с комком в горле. И я была б не я – не удержалась: - Так, и именно поэтому ты решил смыться от позора подальше в лес? Геринг мучительно залился краской и выдавил: - Да. Ох ты ж Господи! Блять, какое же он горькое дитё. - Ну ты исполняешь, - покачала головой я. И злорадно прибавила: - Как всегда. Классика жанра. Он не отозвался и лишь покачал головой, ещё больше ссутулившись. Мне окончательно стало его жалко. Да, какой бы там Герыч ни был – и недостатков у него куча, и просчётов в работе – но всё-таки не всё от него зависело, и винить его в развале Люфтваффе единолично было несправедливо. В поражении германских ВВС сыграла роль и острая нехватка ресурсов в стране, и дефицит кадров, и спешное вооружение, и раннее начало войны, и решения фюрера. Но главнокомандующий у Люфтваффе кто? Правильно, Геринг. Ему и отдуваться. Что он и делал, сидя на моей кровати. Он так огорчённо сопел, что, казалось, вот-вот расплачется. Ну, этого только не хватало. Хотя я могу и преувеличивать – потому что в тот момент сама очень расчувствовалась. В любом случае, я примирительно произнесла: - Н-да, дело плохо. Теперь я всё понимаю. И это была правда. Например, ясно стало и то, что своим нахальством и приказным тоном он прикрывал отвратительное чувство вины и унижения. И это было вроде бы недостойно и по-мальчишески, но так по-человечески понятно! Ещё мне показалось, что когда он недавно исчез без объяснений, а потом тоже делал вид, что ничего не произошло – то на самом деле что-то случилось. Причём очень нехорошее. Но он предпочёл не беспокоить меня, а заодно не бередить свои какие-то раны, и натянул маску антагониста-раздолбая. Вот знать бы ещё, что под ней скрывается... Однако сейчас выяснения, очевидно, были излишними. Так что я просто положила руку Герингу на плечо и сказала: - Да уж. Тебе вообще не позавидуешь. И в такой ситуации тебе и правда лучше затаиться. Ну ничего! А с завтрашним уж как-то разберусь... - Разберёмся, - поправил меня Геринг. – Мы вместе разберёмся. По крайней мере, можно попробовать. Ты не зря думала о других планах. Надёжнее всего через сумрак. Хотя там для живых огромные перегрузки. Для вас лучше через третий план, во сне. Там ты сможешь увидеть всё, в том числе и свой дом, в истинном обличье и использовать это для того, чтоб сделать объявление. В принципе, времени достаточно. Я погрустнела. Вот ведь засада! Дело упёрлось как раз в мою больную мозоль. Не знаю, как так вышло, но при всей моей чувствительности и таланте видения... мне недоступны сны! А-а-а! Да просто трэш какой-то! Как так можно?! Мне вообще ни черта не снится, я тупо выключаюсь, как машина, и нахожусь в глухой черноте и тишине (а подзарядившись, опять включаюсь). И никаких тебе ни знамений, ни сюжетов, ни грёз, ни даже упоротых глючных обрывков без смысла и логики. Ничего. Вообще полное ничего. Да, я тот самый карикатурный большевик со злыми завидущими глазами. Я вечно чувствую себя чем-то обделённой. Недавно вот завидовала чужому сексуальному возбуждению, а теперь завидую снам. Но сейчас не так, как обычно: не просто потому, что у того, другого, человека якобы жизнь богаче, а я тоже так хочу. Сейчас это было вопросом сугубо практическим и касалось безопасности. Я так глубоко и невесело задумалась, так зависла и поникла, что рейхсмаршал без слов всё понял. - Ничего, - мягко сказал он. – Давай проведу. Устраивайся поудобней и бери меня за руку. Через какое-то время мне станет известно, что это стандартный приём, когда немёртвые помогают живым путешествовать в Иной мир или сумрак. Но пока что я лишь снова растянулась на кровати и переспросила: - А ты со мной? - Куда ж я денусь. Хотя время сейчас настолько для меня нехорошее, что меня может и в другое место выкинуть. Да ты не бойся, попробуй расслабиться. Что ж, я взяла своего Геру за мягкую лапку и закрыла глаза...