Беспокойное гнездо

Когда сил на что-то более стоящее нет, остаётся рефлексия. Вот и я стояла, то пролистывая ленту твиттера (возможно, чтобы не пялиться напряжённо на этих двоих, Германа и Германа), то провожала взглядом пузырьки в кипятке. Они подымались с серого дна кастрюли-ковшика и по кривоватой траектории стремились к неспокойной поверхности воды. И лопались. А я – думала. Например, о том, сколько места в моих произведениях занимает еда. Точней, не «сколько» - до описаний в духе Гоголя или Гиляровского мне далеко. Нет, частота упоминания. Но, блин, а что делать, если мы, люди, человеки, э-э... часто едим?! Иначе помрём. А во время еды мы социально взаимодействуем. Разговоры разговариваем. Придаём значение сервировке. Набору блюд. Тому, кто сидит с нами за столом. Кстати, о птичках. Геринг и Фальк сели друг напротив друга – как нас ещё в универе учили на семинарах по переговорному процессу и межкультурной коммуникации, в позе оппонентов. Так всегда располагаются мои мама с папой. Она порой делает ему замечания за набитый рот при разговоре, весьма живом и эмоциональном, и ещё по всяким мелочам, но в целом-то «сигара – это просто сигара». Я как-то даже рада, что работаю в родном городе и живу с родителями, пока строится моя квартира в столице, - всё хорошо. Вот хватило бы ещё ума моим лётчикам-налётчикам для установления некого «хорошо». Я с опаской отвела взор от экрана. Эти двое пялились в мою сторону. - Ну, скоро там? – в один голос произнесли они. И стушевались, и зло посмотрели друг на друга, и потом с ожиданием на меня. Вот реально, пускай на меня лучше прицел держат. Я бесстрастно скрестила руки на груди, будто была на мне не флисовая пушистенькая байка в клетку, а сталинский китель, и проронила: - Две минуты. Показательно чуток смягчившись, добавила: - Сметана? Кетчуп? Грибной соус? Сырный? Что? - Всё давай! Хором, одновременно – почему я не удивлена? И снова смущение и возмущение, обмен истребительными взглядами. Как же они психуют, что настолько похожи при всей разности. Я с деланной невозмутимостью прошествовала к холодильнику, извлекла желаемое и разместила на столе, как хлипкую оборонную конструкцию. А сама потом вперилась взором во всплывающие пельмени, как в приборы. Только что пельмешки не светились характерным флуоресцентным светом, ещё чего не хватало. - Надеюсь, её симпатии не на твоей стороне, - грустно прозвучал голос Геринга. Я насторожилась. - И она не вздумает никого отравить... – столь же стоически проронил рейхсмаршал. Впору было возмутиться. Ага, ты мамины вегетарианские щи отравой считаешь? Или мои салатики с пекинской капустой и крабовыми палочками? То есть, приравниваешь это к «ужасной еде» у Адика на всяких совещалках после глубокомысленного лазанья по горам? Ну, знаешь ли... Я тебе ещё устрою лазанье по обрыву с подстриганием дикой малины, а что, за проживание (даже в роли существа в Вечности) надо платить, ещё отработаешь своим ЗОЖ-ные трапезы. Но, пока я погрузилась в саркастические мысли, Геринг ностальгически проронил: - А помнишь, как ты меня травил? Ну, как волк в советском украинском мультике «Жил-был пёс»: «А помнишь, как ты меня гонял?». Я забыла про помешивание и чуть ложку не уронила. Фальк хищно усмехнулся, облокотившись о стол всей своей статью тяжелоатлета: - Помню. А что? Какие претензии, тебе же было хорошо? Геринг побледнел так, что его лицо напомнило свежий хлебный мякиш. Но сквозь зубы произнёс: - Честно говоря, мне не было так хорошо даже в худшие времена жизни. Фальк почему-то вздохнул и с улыбкой отвёл взгляд. А я знала, что это за история. Однажды Герман Фальк, будучи в нашем мире курсантом учебно-тренировочного центра гражданской авиации в Екатеринбурге, пошёл за закладкой (не спрашивайте; время учёбы у него было весьма, кхм, проблематичным). Точнее, её наметил. Точнее, сговорился с местными барыгами. А Герыч, который Геринг, был наведён на место, сам всё нашёл, употребил, и... покинул земную реальность, хотя в то время он и так обрёл статус всего лишь нежити. Как же пересказывать всё «на пальцах», никак не обойтись без спойлеров. Но в параллельных вселенных довольно часто существуют версии одного персонажа. Так я и заполучила – ох, сомнительно удовольствие! – двух своих Германов. Но что произошло конкретно здесь? Постараюсь соблюсти краткость: в конце концов, на плите пельмени. Фальк существовал во вселенной, параллельной нашей, и был (и является) легендой ранней немецкой авиации. Пионер отрасли, славный истребитель и испытатель. Талантливый командир. Если кратко. А в мир наш прорвался за женой, пережившей перерождение, талантливой шведской художницей Карин Хаммаршёльд. Что за этим последовало, я как раз и описываю в своём романе. Но демонический летун не прижился у нас, поимев много проблем с психикой и физикой. Хотя таки умудрился на какое-то время устроиться пилотом в родимую нашу компанию «Белавиа» - хотя и далеко не сразу... Дисклеймер, хотя я сама этого не люблю: «Продолжение читайте в источнике». ...Две моих музы встретились в Германии. Одному нужно было налетать 200 часов перед поступлением куда бы то ни было, и он держал курс на Европу. Другой еле-еле пробился через границу смерти и вселялся почему-то в откровенных торчей, а в остальное время бродил в качестве призрака. Впрочем, у Геринга не было выбора. Мироздание решило хорошо так пропустить его через обратную сторону кайфа. И он оставался хтонью, но хотел бы обрести нормальное человеческое воплощение, как то удалось сделать Фальку. Вот и донимал его постоянно. Ещё и судьбы переплелись паразитически, и это вылилось для моего Германа, который Фальк, в постоянные недомогания мистического характера. Ему и так хватало трагических воспоминаний, которые повлекли за собой ПТСР, а тут ещё этот красавец. Из-за него то накрывало кошмарами из-за бомбардировок Дрездена, то начинала ныть и кровоточить раненая нога: даром что одному её прострелили во время путча, а второму туда прилетел осколок во время бомбардировки аэродрома. Ясно было одно, что связь эта совершенно лишняя. Говорят, родственников не выбирают, а такого брата, как Геринг, хочется завалить, и это неудивительно. С этой задачей Герман Фальк успешно справился, потому что не привык церемониться ни с кем – ни с пилотами Антанты, ни с подчинёнными, ни – уж тем более! – с каким-то нациком, позорящим его имя. И вот эти двое сидели теперь у меня в кухне друг напротив друга... или враг напротив врага? Они не очень-то хорошо переносили это положение, поэтому Геринг встал и принялся расхаживать туда-сюда по залу, а потом внезапно заинтересовался книгой на журнальном столике: опять Беларусь, но уже не музейные реликвии, а краткая иллюстрированная история. Фальк выбрался на балкон, походя реквизировав с барной стойки мои сижки с тропическим вкусом и зажигалку. Но вечно так продолжаться не могло, потому что оба моих героя, даже будучи не вполне людьми, испытывали очень человеческое желание, так что когда я вынырнула из своих мыслей, а пельмени вынырнули из кипятка, оба уже посматривали в сторону стола, а я наконец-то смогла объявить: - Садитесь жрать, пожалуйста!