На расстоянии вакуума.

Я очень много времени провожу за изучением видеофайлов и замечаю одну странную особенность. Именно она напрягает меня крайне сильно, а заключается в том, что там я веду себя так, будто бы иногда в моих мозгах что-то ломается и я зависаю. Натурально, просто отключаюсь от реальности и долгое время пребываю в состоянии растения. Сейчас я пытаюсь разгадать загадку об утерянном времени в мире, которого больше не существует для галактической частички… то есть для меня. В данный момент я прыгаю по коридорам обратно на станцию «Галактика». Точнее сказать, я уже там и сейчас просто ищу мостик капитана. Теперь я отмечаю места. Подписываю комнаты лабораторий и исследовательских центров. Сейчас я веду себя куда более разумно, потому что хочу во всем разобраться… хочу понять, что произошло на самом деле со мной. Помимо всего прочего, мне интересна судьба экипажа. Именно поэтому я возвращаюсь к тому трупу, от которого воняет и опарыши из которого заполнили кабину. «Надеюсь, они не растут, — появляется мысль. — Надеюсь, что отсутствие гравитации не сказалось на этих организмах и они не увеличились в размерах, — думаю я и начинаю понимать, какую ошибку допустил в тот момент, когда не избавился от тела. — Хотя, стоп, не так много времени прошло с того момента, как я покинул «Галактику»… то есть с того момента, как я выключил систему гравитационного притяжения внутри космической крепости. Если бы она была выключена с момента смерти того человека, тогда можно было бы опасаться этих организмов, а так… главное — не запускать процесс его разложения». Так что сегодня я обязан избавиться от тела и навести порядок, иначе здесь может стать слишком опасно. Да и вообще, думаю, мне придётся активировать здесь гравитацию. Это необходимо для исследовательских центров и лабораторий. Мне неизвестно, какие опыты здесь проходили, и глупым будет позволять расти всему тому, что на самом деле здесь хранится. Вообще, я не сильно рад тому факту, что мне придётся включить гравитацию. Кажется, это будет последним, что я смогу сделать. Мое тело слишком слабо теперь. Правда, я до сих пор не могу понять, как все это произошло. Но сейчас я должен сначала очистить «Галактику», а потом уже разбираться со своими проблемами. В любом случае, на этот раз я быстрее ориентируюсь в этом лабиринте. Намного быстрее нахожу эту самую дверь, которая открывает передо мной мостик капитана. Перед тем, как сделать шаг вперёд, перед тем, как датчики распахивают передо мной комнату-тупик, я некоторое время стою перед ней и стараюсь собраться. Меня ждёт уборка, из-за которой меня может вырвать в отсутствии гравитации. Конечно, я могу активировать модуль, но тогда мне придётся волоком тащить мертвое разлагающееся тело, а мне этого не хочется. Это выше, больше меня. Поэтому проще толкать труп, придерживаясь стен, нежели надрывать своё высушенное, лишенное сил и практически потерявшее жизнь тело. Вот моя позиция и мой взгляд на эту ситуацию. Вхожу на мостик капитана. По-прежнему здесь парит тело, от которого теперь пахнет еще хуже. Вокруг плавают в отсутствии гравитации маленькие мерзкие белые личинки, которые вылезают через рот и оказываются снаружи того тела, в котором они зародились. Как же мое тело хочет освободить желудок, который пуст по причине того, что я забыл поесть, и из-за этого лишь спазм скручивает меня несколько раз. «Хорошо, что я в очередной раз забыл поесть… Плохо, что моя смерть придет от голода… но от голода не потому, что я буду голодать из-за закончившихся продуктов, а от того, что забываю поесть в свете событий». — С другой стороны, и я это понимаю, иногда так даже лучше, — озвучиваю я вслух и в этот момент толкаю вперёд труп капитана станции «Галактика». — Ну, ничего, сейчас этот квест подойдёт к концу, и тогда я смогу изучить историю этого места, и, может быть, так ко мне придёт осознание произошедшего со мной… Так я смогу понять, или принять, или вспомнить то, что происходило на самом деле… А те создатели программного обеспечения, которое было загружено в мой компактный космический корабль, им бы руки оторвать бы за их навыки. Почему мне кажется, что весь мой шаттл работает на заглушках в программном обеспечении… такое ощущение, что все были уверены в том, что полет не состоится… точнее, состоится, но не до конца… Словно программистам изначально сказали, что от них требуется определённая часть программного кода, которая будет выполнять свои функции на все сто процентов до отметки, к примеру, в пять тысяч метров, а после все будет отлетать по мере моего подъема. Да и вообще та космическая капсула, на которой я добрался сюда, больше похожа на муляж настоящего корабля… и если это так, то моя удача безгранична! Ведь я и в живых остался, и до сих пор могу бороздить открытый космос!.. Я и шаттл, мы похожи как две бракованных детали, которые пока что не вышли из строя. «Самое смешное… самое обидное… самое страшное заключается в том, что теперь-то я точно обречён на смерть, — вот о чем я думаю, и в этот момент приходит окончательное осознание — с рождения каждый обречён на знакомство с младшей сестренкой Жизни. — Вот, видимо, ей окончательно надоела эта игра, в которой та коротала время… а есть ли у Жизни время?.. И если есть, то над ней стоит кто-то свыше, а мы — всего лишь колония муравьев в многослойном пироге существования», — вот о чем я думаю до момента крайней ясности. — Все это бред! Жизнь и Смерть в образе сестёр — слишком явная чушь для романтиков, — произношу я вслух и уже за ногу тащу оставшийся здесь труп. — Как же человеческое существо быстро адаптируется к тем условиям, в которых оно оказывается!.. несколько минут назад рвотный спазм сводил меня с ума! А сейчас, ну, ничего так, попривык, что ли, — продолжаю я этот монолог. — Наверное, тот священник, последователь в большинстве своём слепого культа религии, что работает на кладбище и в день видит несколько мертвых людей, наверное, очень быстро сможет адаптироваться на войне… Остальное уже будет заключено в силе убеждений. Но, в любом случае, думаю, такой человек опасен, просто потому, что он не боится смерти; он видел её сотни раз, он знает, как она выглядит, и, в принципе, при достаточной мотивации, и это я так думаю, он сможет отобрать это хрупкое понятие жизни из рук кого бы то ни было. А мотивации ему должно хватать на многое, главное — подобрать этот тысячегранный словесный ключ к его сознанию… даже патологоанатом не настолько опасен. Да, он слишком хорошо знает тела живых и мертвых, да, он лишён какого бы то ни было восприятия или же страха перед холодным телом, но есть одно «но»… Патологоанатом работает в спокойной обстановке, в закрытом помещении, куда может зайти далеко не каждый, он лишён дополнительных раздражителей. Хотя, опять же, в голове у каждого прячутся персональные демоны, и это говорит только о индивидуальности. А мой тупой треп уже уходит слишком далеко в дебри рассуждений. «Так… куда дальше?» — остановившись на перекрёстке, я задумался, поняв, что не так уж хорошо знаю станцию «Галактика»… не так хорошо, как знал этот человек в моей фантазии. — Не то чтобы мне не везёт… скорее, я потратил всю свою фортуну на то, чтобы добраться сюда, — уже открыто разговариваю вслух. — Причём, по определенному набору причин, сейчас ощущение того, что моя одиссея практически была обречена на провал, вот это чувство очень велико. Опять же, то, как пропала связь с землёй во время подъема… это ведь тоже неспроста! — говорю я. — В любом случае, куда сейчас?! Я все так же стою на перекрёстке. Сейчас я как какой-нибудь герой из какой-нибудь сказки и обречён сделать выбор точно так же, как был обречён стать особенным, единственным. У меня всего три пути, потому что дорога назад бессмысленна, непрактична. Вот только передо мной нет ни камня, ни указателя, чтобы я мог выбрать свою судьбу. Только сила всевышнего рандома, она же судьба, подвластна мне… будто бы я произношу незнакомое мне заклинание на знакомом мне мертвом языке. Оно сработает! Я в этом совершенно уверен, но я не знаю, каким оно будет. — А это, кстати, уже интересная настройка на будущее, — произношу я. — Не факт, что это сработает так, как я задумал… Я не спешу, потому что у меня нет времени… От этого не зависит моя жизнь… поэтому это хороший вариант для того, чтобы скоротать время, — продолжаю вещать, стоя на перекрёстке. — Ну, что ж! Начнём! — прокричав это, я продолжаю свой монолог: — Итак, если я пойду направо, я упрусь в исследовательские лаборатории, где смогу найти какое-нибудь яблочко и набить живот клетчаткой и глюкозой! — сказав это, я делаю паузу. — Если я пойду налево, то найду отсек, в котором смогу избавиться от мусора, и на этом моя сегодняшняя миссия закончится замечательной победой… Нет, конечно, останутся личинки, которые надо будет собрать… сегодня же! Но дорога будет известна, и сами по себе они не особо активные. Мерзко? Да… Много? Да! Альтернатива? Нет… — делаю ещё одну паузу, делаю глубокий вдох, а на выдохе начинаю говорить: — С дорогой прямо все очень просто! Пойду туда, вернусь на свой маленький шаттл, на спасательную капсулу… точнее, на удачный прототип таковой. Удачный, первый и последний прототип. — Не хочу принимать решение… но и монетку подкинуть не могу, к сожалению, — озвучиваю свои мысли вслух. В следующий момент мой взор падает на труп, который левитирует посреди коридора. — А что, как вариант! Моя монетка… или указательная стрелка… эм-м-м… компас. Не знаю, как обозвать мертвое тело, которое не касается пола из-за отсутствия гравитации и которое сейчас само выберет наш маршрут. — Слушатель, если ты есть, пойми, я не сошёл с ума. Нет, может, конечно, и сошёл, но я этого не замечаю, поэтому все мои действия вписываются в рамки нормальности происходящего. С другой стороны, ты не имеешь никакого права осуждать меня, потому что неизвестно, как бы ты вёл себя в данной ситуации и на чьём месте ты бы оказался… хотя это не так уж и важно. Короче, куда укажут его ноги, туда я и буду его толкать или волочь… Только перед тем, как начать раскручивать, я закрываю рот, чтобы паразиты не начали вылезать при вращении. Ну, или если он как-нибудь ударится о стену или об угол. — Проклятье! Он сопротивляется! Он не хочет закрывать рот… бред! Но что делать? — все так же продолжаю терроризировать микрофон. — О! На нем же майка! Поднимаю руки и начинаю стягивать майку. Оставляю её надетой воротником на шее и завязываю мешком сверху. Теперь я не вижу его лица, которое меня раздражает с момента нашего знакомства… если так вообще можно сказать. Начинаю раскручивать левитирующее тело. Сам держусь за угол, чтобы не начать вращаться вместе с трупом. Разгоняю его как детскую карусель где-нибудь на площадке. В какой-то момент понимаю — хватит. И после просто наблюдаю за тем, как оно крутится передо мной. Достаточно бредовое зрелище, которое можно вписать только в рамки плохого сна. А труп продолжает вращаться, и я вижу в этом нечто кармическое. Что-то вроде: «Даже после смерти ты продолжаешь крутиться, проходя по сансаре и надеясь на лучшую жизнь». В этот момент перед глазами возникает картинка из юношества. Мне около четырнадцати. Я стою посреди леса. В руках у меня компас. Я вращаюсь то вправо, то влево и смотрю за тем, как стрелка бегает между буквами. Я смотрю на карту и пытаюсь сориентироваться на местности. Трачу несколько минут, но у меня все получается, а это значит, что небольшой экзамен по ориентированию на местности сдан. Я бегу в указанную точку общего сбора — палаточный городок, и не чувствую, как метры тают под ногами. Бегу достаточно долго и в итоге добираюсь туда, где меня уже ждут. Туда, где встречаю друзей и подруг, которые так же, как и я, только что справились со своим заданием. Туда, где вместе со всеми буду ждать тех, кто еще бродит по лесу и ищет точку сбора. И вот наступает вечер. Некоторые вернулись сами. Те, кто сдались, уже давно зажгли фаеры или выпустили что-то вроде фейерверков в небо и были найдены группами сопровождающих взрослых. И теперь все мы одной очень большой компанией собрались вокруг костра, от которого исходит жар и искры поднимаются в небо, чтобы вспыхнуть там наподобие того, как это делают звезды. Вся наша немалая компания жарит сосиски, мясо, овощи, наслаждается запахами и тем, как дымок смешивается с вкусным ароматом кулинарии. Перед глазами проплывают воспоминания, как потом, спустя несколько часов, когда самые маленькие и взрослые легли спать, подростки выбираются из палаток, чтобы потравить страшные истории. Как мы сидим у медленно тлеющих углей в вырытой канавке, чтобы огонь не смог никуда сбежать. В ушах, как будто на записи, те разговоры и юные, смешные, пробирающие до костей голоса, а затем один, который предлагает поиграть в "бутылочку". И вот очередь доходит до меня. Ладошка потная от волнения. Украдкой смотрю на девочку, которая мне нравится, и весь мир для меня умещается в одном желании: "Пусть горлышко укажет на нее!" Одним резким движением привожу обычную зеленую бутылку из-под пива в состояние вращения. Внимательно наблюдаю за тем, как она наподобие стрелки компаса вращается, указывая на знакомых и друзей, на неё, на знакомых и друзей. Наблюдаю и думаю: "Пожалуйста! Остановись!" Картинка резко обрывается, возвращая меня в реальность. — Ну, давай! Останавливайся уже! — не выдерживают нервы. — Давай-давай-давай! — сжав кулаки, наблюдаю, как мертвое тело замедляется. — Ну, все, СТОП!!! — выкрикиваю я вместе с тем, как человеческая оболочка останавливается, указывая мне… — Не, ну, ты издеваешься? — обращаюсь к телу. — Так нельзя! Так что давай, второй заход! — говорю я и начинаю раскручивать заново. Он показал мне на путь назад. Его ноги остановились по направлению ко мне, к мостику капитана, но это не вариант, потому что там нет никакой системы утилизации отходов. Это должно быть где-нибудь в грузовом отсеке, но никак не там… и вот кусок гнилого мяса вновь вращается передо мной, исполняя роль компаса. А я вновь испытываю странное чувство. Как будто бы это все — странный сон, который слишком сильно похож на реальность. А стрелка из бездушного тела вращается все медленнее. Бросаю взор в иллюминатор. Вижу планету. По идее, это Земля. Там должна быть Земля, но в этот миг я вижу нечто другое. Какой-то шар на месте Земли. Он непонятного серого или коричневого цвета, который смешал в себе два предыдущих. И этот шар проткнут насквозь. Как канапе. И все это такое большое, и оно возникло из ниоткуда. А этот шпиль или шампур, или черт пойми что, напоминает мне огромную спиральную лестницу, которая взяла своё начало где-то на какой-то планете и начала расти в две стороны одновременно. Именно поэтому мне кажется, что это нечто пронзает эту странную планету. Этот серо-коричневый шар, что возник на месте той планеты, которую я мог бы называть домом. Закрываю глаза, протираю их ладонями. Так я должен избавиться от возникшего в моей голове бреда, и это помогает. Открыв глаза и вернувшись из мира под веками в мир, стремящийся к своему концу, я посмотрел в иллюминатор ещё раз и увидел там тот шарик, на который не смотрел очень давно. Меня слегка касается мертвая рука. Это переносит центр моего внимания с безжизненной планеты на лишенное жизни тело. Оно указывает ногами вправо. Его руки раскинуты в разные стороны, ноги тоже немного разбросаны, но указывают в одну сторону, а майка, натянутая и завязанная узлом на голове, прячет лицо и, возможно, не даёт паразитам возможности выбраться из своего хранилища, из своего пристанища. «Так, стоп! А откуда они тут могли появиться? Или как?!.. Что за? — появляется мысль, которая, на самом деле, должна была начать волновать меня намного раньше. — Так, надо быстро разбираться с хранилищем этих мелких гадов, потом необходимо разобраться со всеми попавшими на мостик и там уже разведать о том, каким образом?! Ведь это личинки мух… они сами по себе не появляются…» — вот о чем я думаю и тащу за собой труп капитана станции «Галактика». — Вообще, здесь явно происходила всякая дичь. Особенно в исследовательских лабораториях… А я как раз иду направо… То есть упрусь в исследовательские лаборатории, где смогу найти какое-нибудь яблочко и набить живот клетчаткой и глюкозой или найди что-нибудь, связанное с паразитами, — продолжаю наговаривать в микрофон. — Второе меня радует куда меньше… Мне не очень нравятся эти мелкие и крайне мерзкие организмы, которые питаются гнилыми продуктами. А что, если, — начинаю я вновь говорить через несколько минут тишины. — Что, если на самом деле здесь много мух, они необходимы здесь для исследований чего-нибудь, и сейчас вся эта масса лишь ждёт удобного случая увеличить свою популяцию… не… Это уже моя персональная паранойя! Но вырубать систему поддержания лабораторий ни в коем случае нельзя… чревато большими проблемами! — произношу я и вновь затыкаюсь. Проходит ещё несколько минут, и мимо меня начинают проплывать исследовательские центры, в которые я не хочу заходить… Во всяком случае, сейчас, с трупом, который держу за ногу и который я тащу по коридору, будучи в невесомости. — Интересно, есть ли здесь какая-нибудь система утилизации? По идее, может быть… но по-хорошему. Мне бы в грузовой отсек… там-то точно все есть. Надо хорошо изучить, если не все, то множество материалов про местные исследования. Меня крайне напрягают гниды, которых здесь быть не должно… кстати, это прибавляет ещё один, пускай и маловероятный, но возможный тип смерти, который может настигнуть меня. Пока что выигрывает смерть от голода… Самое смешное, что припасы есть! Просто я их не употребляю, потому что некогда… мне некогда поесть на закате человечества. Когда уже в принципе спешить некуда! В этом есть ирония… человек — существо, которое всегда спешит жить, особенно, перед смертью. И, честное слово, я когда-то слышал легенду о том, как один генерал своей жаждой жить спасся от смерти. Дело было в том, что император, или царь, не помню, кто именно и где это происходило… короче, этот правитель приговорил полководца к смерти, но дал сутки на то, чтобы тот смог попрощаться с родными. Что сделал военный? Он закатил пир! Он пил, пел и танцевал. Люди вокруг менялись, потому что никто не мог пить, петь и танцевать с ним наравне. И близкие роптали, и друзья неистовствовали, но не могли они остановить празднества генерала. Новости об этом дошли до правителя, и тот сам явился на предсмертную своего полководца и увидел тот праздник, в котором кружился человек, провожая последний день своей жизни. И в тот момент, в ту самую секунду, властитель изменил своё мнение. Он пришёл к подчинённому и спросил: — Что ты делаешь? — Я? Я праздную, — ответил полководец. — Но почему? Ты скоро умрешь! — Да, но сейчас я жив! И я буду жить заранее, буду доживать сейчас все те празднества, которых буду лишён в будущем! От слез нет ни пользы, ни счастья… а смерть, я её не боюсь! — смеясь, сказал генерал. — Почему ты не боишься смерти? — Потому, что я — военный! Мы кружим в этом танце на поле боя. Мы напиваемся до и напиваемся после, чтобы не сожалеть об утерянном времени! После этих слов генерала правитель взял бокал с алкоголем и осушил его. Потом ещё один и ещё один. Удивлённый генерал поинтересовался: — Что ты делаешь? — Я живу! Я хочу попросить тебя стать моим учителем Жизни! Всю жизнь я был слеп и просто существовал, но после твоих слов я прозрел. — Думаю, у нас слишком мало времени для этого… но это неважно! — сказал генерал и сам осушил свой бокал. К утру его приговор был отменён, а полководец с правителем стали лучшими друзьями. А мой приговор… Его нет, я просто обречён на смерть в одиночестве, но я слишком сильно хочу жить! Поэтому я здесь! Поэтому я преодолел космос в поисках живых, но нашёл лишь останки. Да — это самое мое большое разочарование в жизни, второе по счёту. Третье заключается в том, что моя ракета, возможно, но не точно, вообще не должна была достигнуть космоса и я должен был разлететься на практически бесчисленное количество молекул где-то в атмосфере. Остальные разочарования блёкнут на фоне этих трёх. С первым вообще ничто не сможет сравниться. Даже моя персональная смерть, которая наступила в тот момент, когда был найден этот труп, который сейчас я толкаю перед собой, проходя мимо очередной лаборатории. Даже если бы нас осталось двое — парень и девушка, из нас не получилось бы Адама и Евы, и на это есть множество причин, рассуждать о которых нет никакого смысла. И да, ремарка для слушателя предположительно с другой планеты или другой культуры. Адам и Ева — это персонажи религиозных книжек, с которых и началось человечество. Эта парочка соблазнилась обладанием разумом и из-за этого разрушила иллюзию рая, в котором они существовали. В итоге рай остался там же, вокруг, просто эти двое перестали его замечать. И с этого момента все двигалось дальше и становилось все более странным, а местами и страшным. Так что хочу сказать, если бы я оказался на орбите в компании с девушкой и наш дуэт был бы последним оплотом человечества, я бы не хотел примерять на себя роль Адама, потому что это, если хорошо поразмыслить, слишком странно, страшно, а местами и грязно. Никак не сравнится с моим одиночеством и ситуацией, в которой в невесомости я тащу за собой труп, наполненный опарышами, которые появились здесь черт пойми как! А мы минуем либо совершенно зеленые комнаты, наполненные краплением разных красок фруктов и овощей. И хочется зайти туда и сорвать что-нибудь, и съесть это, но мысль о паразитах мне не даёт теперь покоя. Также я протаскиваю тело мимо белых комнат с разного рода холодильниками. Там много лабораторного оборудования типа микроскопов, центрифуг и прочих машин, названия и назначения которых я не знаю, потому что я не учёный. Я уже здесь проходил один раз, когда впервые попал на «Галактику». Тогда все это казалось мне местом-обиталищем Миноса, вместе с этим я видел Оазис, который своим существованием подтверждает пространную цивилизацию. Я был полон надежды… А сейчас я тащу последнюю свою надежду и самое большое разочарование туда, где с этим можно будет покончить раз и навсегда, а после, смирившись, приступить к решению насущных вопросов, которые блуждают на остаточном импульсе жизни человечества… на моем существовании. — Да господи! Где же отсек утилизации отходов?! — начинаю закипать я. — На кой черт ты выбросил все таблички?! — обращаюсь я к голове, завёрнутой в майку, как в мешок. — Вас приветствует система жизнеобеспечения и поддержки жизни на станции «Галактика». Мы терпим крушение на протяжении девятисот пятидесяти девяти дней. Всему персоналу необходимо пройти медобследование. Просим вас посетить отсек доктора для сдачи анализов. В будущем вам необходимо предоставить информацию на Землю, — произносит электронный голос. К сожалению, каждое слово, которое выплевывают динамики, всего лишь часть бездушной программы… она не осознаёт всего происходящего… даже не понимает того, что Земли больше нет. Есть только космический объект, который внешне напоминает другой — следующий космический объект, расположенный от Солнца несколько дальше. — Где утилизация? — спрашиваю у системы, одновременно помечая очередной исследовательский пункт маркером. Я делаю это, отталкиваясь от визуально-доступных мне данных. — Хорошо, что все двери прозрачные, — шепчу себе под нос в следующий после моего вопроса миг. — На станции «Галактика» есть два отсека утилизации отходов: первый — в отсеке склада и второй — в исследовательском крыле, — отвечает мне робот. — А где именно в исследовательском крыле? — спрашиваю я. — Вам необходима самая большая лаборатория L13, — говорит робот. — А это какая? — спрашиваю я, пялясь внутрь уже подписанной комнаты. — L25, и это последняя лаборатория. Дальше вы сможете найти раздевалку со спецкостюмами. — Значит, мне в любом случае надо вернуться назад, — понимаю я. — Но есть смысл приодеться… на всякий случай, — продолжаю говорить в микрофон своего космического костюма, не забывая о маленьких личинках мух, которые заполнили труп предпоследнего человека. Я не могу позволить себе заразиться или позволить каким-то тварям подсадить внутрь меня гнид… специальный костюм должен спасти меня от этого «нечта», что может ожидать меня впереди, — бормочу себе под нос, пока надеваю найденный костюм. Он садится безо всяких проблем… можно даже сказать, что он великоват, даже очень. В любом случае, он плотно облегает шею, к которой ещё крепится аквариум в виде шлема. Сапоги и перчатки, они части самой одежды, поэтому единственный шов, который есть, как раз там, где голова крепится к телу, так что теперь я совершенно уверен в своей безопасности. «Интересно… а как идёт счёт лабораторий? В обычном порядке или в шахматном, от одной стены к другой?» — появляется вопрос, который ставит в тупик мои последующие действия. — Как мне попасть в лабораторию L13? — обращаюсь я к алгоритму, управляющему станцией «Галактика». — Для простоты ориентирования все отсеки станции имеют оригинальные таблички с порядковым номером и названием, — отвечает бездушная машина. — Ты меня видишь?! — у меня появляется одна мысль. — Нет. В мою систему не встроена функция распознавания видеопотока. — Подожди, а каким образом ты определил, что я находился около L25? — Каждая дверь оснащена инфракрасным датчиком. Так я могу следить за персоналом и в случае необходимости сообщать о возникших проблемах. «С одной стороны, это хорошо, — размышляю я. — Используя этот метод, я смогу подписать каждую дверь и даже указать направления», — продолжаю мысль. — С другой стороны, такая прозорливость ставит меня в тупик… Что такого может случиться в лабораториях, или о каких возникших проблемах говорил компьютер, — бубню себе под нос, проходя от одной двери к другой. — Что за дверь? — спрашиваю я, подходя к следующей двери, расположенной на другой стороне коридора. — L24, — отвечает бот. — А есть какое-нибудь специальное применение для этой лаборатории? — L24 — беспозвоночные организмы. И я пишу «Беспозвоночные организмы» на самой двери и оставляю обозначение L24. Возвращаюсь к предыдущей и спрашиваю: — А у этой какое применение? — L25 — подводные растения. — О как! Ну, интересно-интересно, — озвучиваю свои мысли, подписывая дверь. Потом возвращаюсь к трупу, беру его за ногу и иду к следующей двери. — Это что за дверь? L23, так? — Да, — отвечает робот. — Ну, давай, самостоятельно говори, для каких целей она здесь. — Здесь хранятся образцы с Земли. Доставлены сюда в состоянии анабиоза. — Что за образцы? Есть конкретная информация? — спрашиваю я. — Вам необходим полный перечень данного хранилища? — Да! — Вы можете найти его в отчетах капитана, в главном компьютере на мостике. — Проклятье!.. Ну, ладно… — произношу я, подписывая дверь. Потом хватаю труп за ногу и иду дальше. — Вы подошли к отсеку L22. Исследовательская лаборатория вирусологии. — Чего?! — Вирусов различных заболеваний. Вход строго в герметичном костюме. — Кому могло понадобиться изучать болезни в космосе?! — спрашиваю я, но не получаю никакого ответа. «Хотя, если задуматься, то Земля уже продемонстрировала, кому и в каких целях. Вирус — отличное оружие и отличное коммерческое вложение со стороны здравоохранения… Сами придумали антивирус, вирус, а потом установили ценник на лекарство в рамках монополизированного предприятия. Шикарная схема по заработку денег», — все это мелькает в моей голове, пока я подписываю, а потом перехожу к следующей двери. Тут мне становится непонятным отсутствие света внутри данной комнаты. — Что там? — L21. Микология. Внутри поддерживается необходимый климат. Вход строго в герметичном костюме. — Что?! Микология?! Это что вообще такое? — Микология — наука, изучающая грибы. Включить свет? — Да, включи, посмотрю, что там, — и свет включается, в комнате воцаряется мрачное освещение, и я могу посмотреть сквозь стекло. — А почему так тускло? — Для поддержания микроклимата, — отвечает робот, а я присматриваюсь к тому, что находится внутри. Плесень плотно обволокла стены. — А там вообще находиться можно? — задаю я больше риторический вопрос, причём не кому-то конкретному, а Вселенной в целом, но система станции «Галактика» не умеет распознавать интонации и эмоции. Она только примерно знает о том, где я нахожусь. — Да, — сухо начинает она перечислять считываемые показания комнаты. — Температура пятнадцать градусов, выше ноля, влажность выше средней, практически все время сохраняется отсутствие света. С периодичностью в каждые четыре часа, согласно заданной программе, на два часа процент освещенности помещения меняется с одного процента на двадцать пять. — Кажется, там скоро появится полноценная жизнь… — произношу я с брезгливостью, делаю пометку на двери и отправляюсь к следующей. — L20. Растения экваториального климатического пояса. — Что?! Почему экваториального климатического пояса? Есть ли какая-нибудь логика в распределении комнат этого коридора? Почему после экватора грибы и прочая чушь?! — Я не располагаю такой информацией, — отвечает робот. — L19. Растения субэкваториального климатического пояса. ...L18. Растения материкового тропического климата. ...L17. Растения океанического тропического климата. ...L16. Растения сухих субтропиков. ...L15. Растения средиземноморского климата. ...L14. Растения субтропического климата восточных берегов планеты Земля. ...L13. Главная исследовательская лаборатория. Поддерживаемая температура — двадцать пять градусов Цельсия. Влажность воздуха — шестьдесят пять процентов. Система циркуляции воздуха работает исправно. Посторонних загрязнителей не обнаружено. — Отлично… значит, мне сюда, — произношу я и нажимаю пальцем на кнопку открытия двери. Она с мягким шипением открывается, и передо мной появляется настоящий оазис. — Эдем! — произношу я шепотом. — Такое ощущение, что я все же нашёл рай, который находится выше небес, — продолжаю нести чушь. — И в этот рай я привношу из лимба одну капельку смерти… чтобы избавиться от неё, выкинув даже не в ад, а просто в бесконечность, — говорю я, проходя мимо каких-то карликовых деревьев или кустов, но получаю удовольствие от нахождения здесь. Здесь такой прекрасный воздух! — Ну что, мой друг, ты готов к вечности? — спрашиваю я труп. — Скоро ты покроешься тонкой корочкой льда, все твои обитатели заснут в анабиозе, и вы все вместе очутитесь там, где вас не постигнет ни время, ни гниение… Сказав это, я и сам чувствую холод и бесконечность. Не смерть, а именно бесконечность. Она предстаёт передо мной в образе старшей из трёх сестер, и тут я осознал, что Жизнь, она ведь играет со второсортными игрушками… что мы второй сорт самих себя, использованные… Что первое издание нас попадает в руки Бесконечности, и она крутит и вертит нами и нас как ей захочется, и никто… НИКТО не в силах ей противостоять в этом! Потом она кладёт надоевшую партию игрушек на стол, за которым сидит Жизнь. В этот момент мне представилась эта картина, и мне стало не по себе. Почему-то две старшие сестры приходят ко мне в облике инвалидов. Самая старшая — слабоумная, именно поэтому она играет с игрушками в её возрасте. Она неразумно обращается с ними, и, в итоге, когда куклы и солдатики попадают на стол к Жизни, они уже потрёпанные, а некоторые сразу обладают недостатками. Потом Жизнь. Девочка, которая озлоблена на существование… Единственное место, где она может полноценно играть, — за столом. Все потому, что ходить она не может, совсем. По этой причине она издевается практически над всем своим богатством и потом отдаёт самой маленькой из сестёр даже не игрушки, скорее, жалкие останки. Мы проходим через три пары рук, и только последние бережно укладывают на полочку… Все потому, что младшая из сестёр волочит на себе тяжкое бремя заботы о двух старших. У неё нет свободного времени на игры, тем более, в поломанные игрушки. — Меня окружает зелень живой планеты, меня окружает иллюзия, созданная руками мертвых, меня окружает обреченность… Ко мне подкрадывается тонкая фигура голода… — бормочу себе под нос, подготавливая отсек для выброса мусора. В этот момент перед моими глазами лениво проплывает муха. Она шевелит крыльями, и то, как она передвигается в невесомости, больше напоминает, как рыба работает хвостом под водой. — Муха? — мой удивленный голос оставляет отпечаток на записи. — Что здесь делает му… точно! L23 — там хранятся какие-то организмы в анабиозе. Смотрю вверх. Впервые поднимаю взор на потолок и вижу, насколько много всякой мелкой живности было выведено здесь для проведения экспериментов. Все они безвредные, и их очень, их ОЧЕНЬ много, и каждая малявка не понимает происходящего. — В какой-то мере и степени остались только мы, — начинаю смеяться я. — Я и кучка насекомых! Может быть, конечно, тут есть парочка мелких рептилий, но как же это забавно… я и кучка насекомых! Я тоже насекомое, попавшее в эксперимент… Правда, у этих мелких тварей куда больше вариантов выжить, нежели у меня! — говоря все это, я громко смеюсь и запихиваю труп, заполненный живностью, в отсек утилизации. — А ведь я тоже просто мусор. Конечно, я могу послужить материалом для жизни более мелких форм жизни, но нет… этому не бывать… я буду эгоистом, но не богом, породившим жизнь. Окончательно запихнув труп в отсек выброса мусора, я в последний раз смотрю на него, даже мысленно прощаюсь с тем парнем, даже несмотря на то, что мы не были знакомы. Смотрю на него, как на своё самое большое разочарование, на несбывшуюся надежду. И нажимаю на кнопку. Ещё через секунду я уже смотрю на то, как он плывет в вязком пространстве открытого космоса. — …Я буду эгоистом, но не богом, породившим жизнь из собственного тела… и я не позволил окончательно сделать это другому, — произношу я после повисшей в атмосфере этой лаборатории паузы. — Минус одно важное дело, — произношу я. — Теперь необходимо почистить мостик от паразитов и включить гравитацию в целях собственной безопасности. В моих мыслях воцаряется покой. Я добираюсь до мостика очень быстро. Так же быстро включаю гравитацию обратно и чувствую тяжесть. По пути я вновь нахожу пищеблок на складе, беру там пару каких-то то ли батончиков, то ли чего-то, похожего на батончики, и после активации притяжения долго сижу и ем их, стараясь насладиться. Я чувствую течение этих бесконечных минут, и мне это не нравится. Мой мир вновь поглотила бесконечность… мою игрушечную фигурку вновь использует для игры не Жизнь, а Бесконечность. Смерть же обеспокоена другими заботами, поэтому я заперт в этом дерьмовом плену. Заперт, но не сломаюсь, нет! Закончив поедать эти, по всей видимости, уже испортившиеся батончики, я начинаю лазать по всему капитанскому мостику и пристально изучать каждый миллиметр пространства в поисках гнид. Находя, я давлю каждую из них. Когда я приканчиваю несколько, ко мне приходит мысль о том, что маленькие раздавленные тельца паразитов надо чем-то убирать или куда-нибудь складывать. Не нахожу ничего лучше, чем отправиться в крыло медицинского обслуживания. Там я беру несколько пластиковых контейнеров, пинцет или что-то вроде небольших щипцов и медленно, делая долгие перерывы на отдых, отправляюсь обратно на мостик. «И все же… как внутрь тела попали яйца личинок? Как там появились сами личинки?!» — думаю я во время своего путешествия туда-обратно. Единственный вывод, к которому я смог прийти: вместе с ним одна муха вырвалась из лаборатории и отправилась вслед. Потом, когда он скончался и уже начал подгнивать, насекомое каким-то образом, скорее всего через рот, проникло внутрь остывшего тела и отложило там яйца. Все остальное — быстро и просто. А я, видимо, опоздал буквально на несколько дней. Здесь я собираю уже раздавленные и кидаю к ним живых паразитов. Не знаю, почему я сделал именно так. А потом ко мне приходит идея о том, что избавиться от маленьких попутчиков можно, но в этом нет никакого особого смысла. Поэтому я направляюсь в исследовательское крыло станции «Галактика». Там, напротив двери, на которой я написал «L13 — общая и большая», я открываю контейнер с маленькими белыми червячками, потом дверь, а затем кладу эту баночку на бок так, чтобы эти маленькие существа смогли покинуть это временное пристанище, хранящее несколько раздавленных собратьев. — Живите… — выдыхаю я. — Пока это возможно… — продолжаю я свою фразу, а потом разворачиваюсь и иду на мостик.