На расстоянии вакуума.

Просыпаюсь от непонятного громкого звука, напоминающего сирену. Я уже несколько дней не вёл запись. Слишком сильно устал. Слишком был занят изучением видеоматериалов станции «Галактика». Я увидел, как умерли все члены экипажа. Это произошло практически точно так же, как я увидел тогда, в бреду. Одна девушка действительно шагнула в открытый космос. Парень, тот, который был исследователем, сошёл с ума. Начал слышать голоса, бояться пространства, потом оставшихся выживших, и если бы он последовал бы примеру первой жертвы космоса, то все закончилось бы менее кроваво. Сумасшедший накинулся из-за угла на единственную оставшуюся в мире девушку и заколол её скальпелем из лаборатории. А потом капитан корабля забил его до смерти. В итоге тот, кого я нашёл здесь, избавился от тел через отсек в багажном отделении и продолжил жить. Я наблюдал за ним в те моменты, когда мой маленький шаттл стыковался… И, черт возьми, я его понимаю!.. А потом, когда, по идее, все закончилось, он просто уснул и на этом окончил свою партию на столе, за которым играет девочка-инвалид по имени Жизнь. Через несколько дней у меня получилось добраться до него. Я смотрел за своими действиями, зафиксированными камерами «Галактики». В некоторые моменты в моих мозгах будто бы что-то ломалось, и я останавливался. Проходило несколько часов перед тем, как я возобновлял движение вперёд и свой монолог о вечном. Иногда я говорил в продолжение темы, иногда в моем сознании возникал совершенно отличный от прежнего монолог… Так я и понял, что камеры моего космического корабля исправны, а мой мозг нет… Сейчас я просыпаюсь от громкого звука, напоминающего сирену. Я продираюсь сквозь сон… или нет… Я стараюсь удержать его обеими руками и делал все для того, чтобы сохранить его, остаться внутри сна, но в итоге все равно покидаю это состояние безмятежности. Меня выдергивает оттуда рука все того же громкого звука, напоминающего мне сирену. Открываю глаза, которые устали от монитора, от видеозаписей и от просмотра последних моментов жизни человечества. Мои глаза запечатлевают все это в моей памяти. Я сам — лишь плохое хранилище данных, которые сохраняются после прохождения через кучу фильтров, несколько призм типа восприятия, эмоций и прочего. Я осознаю себя и время, в котором я очутился, но это происходит только со мной, а я не могу считаться беспристрастным наблюдателем, учитывая факт моего непосредственного участия во всем происходящем. Я открываю зрачки, спрятавшиеся за тяжелыми веками, и первые несколько секунд они просто считывают мутную картинку, и только после этого медленно весь аппарат глаза подстраивается под освещение и наводит резкость. Я лежу лицом на клавиатуре и понимаю, что клавиши уже отпечатались на мне сеткой. На мониторе компьютера повисло сообщение о проблеме залипания клавиш и поэтому считывание сигналов, поступающих от нажатия, временно прекращено. Я с трудом открываю глаза, понимаю, кто я и где я, но этот звук, он бьет по ушам. Он заставляет молоточек бешено лупить по наковальне… Такое ощущение, будто бы в мою голову вбивается длинный гвоздь. Металлический, заострённый тонкий прутик постепенно проникает внутрь, сопровождая своё продвижение дичайшей болью. Все это из-за усталости, голода и этого мерзкого звука. Переношу свой взгляд на монитор. Там горит какая-то красная табличка с белыми буквами, с большими белыми восклицательными знаками. Уже только по самому звуку я делаю вывод о том, что все плохо, но вот эта табличка на мониторе окончательно укрепляет это ощущение надвигающейся беды. Стараюсь заново навести фокус, чтобы прочесть причину, что терзает космическую крепость, дополненную моим шаттлом. — Внимание! Опасность столкновения! Смените курс!.. Ну, хорошо, — произношу я, как бы отвечая сообщению, и в этот же миг начинаю постигать сложную науку управления своим домом. — Сколько у меня есть времени? Надо посмотреть, сколько времени у меня осталось! — выпаливаю вслух. — До этого момента я боялся любых упоминаний о времени, но сейчас… в связи с последними событиями… согласно бортовому искусственному интеллекту, что талдычит мне несколько раз в день о продолжительности чрезвычайного положения… теперь уже плевать… — хмуро, уставши, нервозно и сбиваясь, нашептываю в микрофон моего скафандра. — А ещё я не могу выключить эту систему! Я отчетливо знаю, что потратил несколько бесконечно долгих часов на попытки отказаться от времени, но на этот раз мне это не удалось… сколько же до столкновения?! Ты можешь ответить мне на этот вопрос?! — срываюсь я на компьютер, который или не хочет делать прогноз, или просто не оснащён функцией подсчета оставшегося до столкновения времени. Мне все это не нравится. — Ты можешь хотя бы показать то, с какой стороны ждать удар?! — уже полностью проснувшись, уже осознав приближающийся финал, кричу я. — Что, если я смогу отвести станцию в сторону?! Стучу пальцами по клавишам в поиске необходимой мне функции запуска двигателей. Перед глазами мелькают массивы данных. Они спускаются вниз разной длины строками. Они выглядят так до входа в компилятор. Я же вижу их в облике графической оболочки, созданной из классов, из численно-буквенных переменных, из человеко-часов, потраченных в уже несуществующем мире. — Я же знаю, что могу отвести тебя в сторону. Хотя бы чуть-чуть в сторону!.. Откуда приближается и что именно приближается?! Покажи мне! Бросаю главный компьютер и подхожу к другому. Открываю систему управления камерами наблюдения. Выбираю все те, которые фиксируют события вне стекла, пластика и металла. Листаю, переходя от одной к другой. Пролистываю первый круг и ничего не замечаю. — Может быть, ошибка или ложная, типа учебная, тревога? — проморгавшись, продолжаю смотреть в монитор с камерами наблюдения. Начинаю прогонять ещё один круг просмотра, затем ещё один и с каждым разом всматриваюсь в картину все более пристально. — Стоп! Вижу! Что-то действительно приближается, но это что-то как-то слишком далеко… есть немного времени, чтобы попробовать вывести «Галактику» из-под удара. Возвращаюсь за главный компьютер и делаю все возможное, чтобы запустить двигатели и сдвинуть космическую крепость в сторону. По моим ощущениям проходит что-то около часа, как я нахожу тот самый интерфейс, необходимый мне, но от этого легче не становится. На экране повисает жирное сообщение «Запас топлива используется для поддержания жизнеобеспечения. Если вы планируете начать передвижение, сперва дождитесь дозаправки следующим космическим модулем». «Подстава!.. Ладно, но с этим все равно надо что-то делать… Я не хочу кануть в бесконечности… хорошо, что ещё есть мой небольшой космический корабль! Он спасёт меня ещё раз». — Так… так-так-так-так… если пойду пешком, могу не успеть удалиться отсюда. Сначала отключить гравитацию, а потом валить отсюда, — произношу я в микрофон, и пальцы начинают бешено прыгать по клавиатуре. В скором времени все мое тело ощущает легкость и вязкость космоса. — Отлично! Теперь можно валить отсюда так быстро, как только получится! — терроризирую я микрофон. — На всякий случай надо забрать остатки припасов… я в любом случае сдохну, но… но не сейчас! Буду назло жить так долго, как только получится! — мой голос записывается на один из множества жёстких дисков в моем шаттле. Пока я добираюсь до грузового отсека космической станции «Галактика», меня мучает лишь один вопрос — какое количество данных может сохраниться… сколько памяти, какой объём был внедрен в шаттл?! Или же какой-то алгоритм компрессии позволяет хранить видеопоток с момента моего полёта по настоящее время — и ещё в придачу весь мой словесный понос… И какое же в таком случае хранилище у «Галактики»? Там, уже на складе, собираю все, что связано с продовольствием, в большой ящик. Отсутствие гравитации сильно облегчает мою задачу. Ещё я прекрасно понимаю, что в нормальных условиях я даже не смог бы сдвинуть с места такое количество всего! Здесь я просто хватаюсь за небольшие перила, которыми снабжены коридоры и комнаты, и подтягиваюсь от одного к другому, продолжая второй рукой удерживать бесценный груз. Сирена продолжает неистовствовать, и это давит на меня тисками. Я изо всех сил стараюсь расслабиться, стараюсь не паниковать и не спешить. Мне особо нечего терять, даже мой выбор построен на упрямстве и на принципах, которые просто не дают мне вот так просто сдаться сейчас. Я в любом случае хочу ещё немного потащить по просторам холодного космоса своё жалкое существование, и именно поэтому я буду делать все, что смогу. Останавливаюсь на перекрёстке. Мысли наполняют голову злым роем пчёл, которые жалят меня, наполняют ядом, болью. — Если я пойду налево — попаду в свой шаттл и смогу свалить отсюда. Пути направо у меня теперь нет, на мостике Галактики мне больше нечего делать. Если пойду прямо… смогу найти обезболивающее и… антидепрессанты, — произношу я вслух. В следующий миг мягко толкаю ящик налево, а сам направляюсь прямо, в лабораторное крыло, в пункт первой помощи. Я дохожу до начала исследовательского крыла и там поворачиваю налево. Здесь располагается небольшой аппендикс медицинского пункта. Здесь я начинаю искать какие-нибудь таблетки или капсулы, которые помогут избавиться от головной боли. В поисках я вспоминаю, что есть ещё двенадцать лабораторных отсеков, которые я так и не исследовал из-за отсутствия таковой необходимости. Это большая проблема для меня. Мое любопытство не даст мне спокойно существовать, и это проблема… одни проблемы… они мой мир. Мой Мир — проблема… мне кажется, что те три сестры сейчас дерутся за мою фигурку, стоящую на столе. Бесконечность принципиально не хочет отдавать меня Жизни. Она держится за верхнюю часть фигурки, похожей на меня. Жизнь держит нижнюю часть и тянет на себя последнюю оставшуюся игрушку, так как Смерть, устав от шума и гама, устав от постоянных споров и ссор двух старших сестёр, сгребает все игрушки в большой чёрный целлофановый пакет и утилизирует их. Несколько последних, в том числе и меня, девочки находят под старым диваном. Бесконечность довольствуется той, за которую сейчас идёт борьба. Средняя сестра тогда забрала себе оставшиеся четыре фигурки и давно превратила их в ничто. Ведь Жизнь — очень активная, несмотря на своё инвалидное кресло… Бесконечности достаточно просто созерцать. Вся игра происходит внутри её мыслей, где она свободна, где она полноценна, где нет диагноза — слабоумие… И вот две девочки перетягивают последнюю оставшуюся игрушку, и так до того момента, пока младшая не хватает за центр и не тянет на себя. За счёт постоянной работы и ухаживания за старшими сёстрами её ручки пускай маленькие, но очень сильные. Она крепко вцепиляется одной рукой за туловище фигурки, похожей на меня, в другой руке она держит чёрный пакет… Нахожу препараты. Они в подписанных контейнерах. Беру горстями и так же, горстями, закидываю в рот. Пережевываю. Горько. Ещё чуть-чуть, и чувствую, меня вырвет! Но я не прекращаю пережёвывать таблетки и капсулы. Вещества вступают в контакт со слюной и превращаются в нечто, похожее на горькую жвачку. Язык немеет. Такое чувство, будто бы в эту самую секунду вкусовые рецепторы языка, подобно предохранителям телевизора, начинают сгорать один за другим, и по истечении ещё нескольких секунд я прекращаю чувствовать ужасную горечь. Весь этот хруст и мое чавканье навсегда останутся на записи, предназначенной для прослушивания, но которая, возможно, никогда не будет использована по назначению… Как и множество всех тех бумажек, которые выдавались и за которые бились жители планеты Земля. — Мы гордо звали себя землянами… но разве могут быть великими те, кто уничтожили сами себя из-за неспособности договориться, из-за низменных взглядов на жизнь… В итоге даже религиозные машины управления массами не смогли ничего сделать со своими уставами, заповедями и великим таинством. Все потому, что они тоже вели постоянную борьбу за души… обменивали искупление на деньги, положение, власть, территории на души… религия брала что нужно, в зависимости от способностей просящего. И вот сейчас последний землянин находится в зоне поражения огромного раскалённого камня, пережёвывает горсть медикаментов; от горечи слюна сочится с уголков рта, он чавкает и сдерживает рвотный позыв; человек, использующий микрофон в своём космическом костюме, пытается проглотить часть получившейся мерзкой жвачки, чтобы расслабиться, успокоиться и попытаться избежать участи. — Скоро станет легче… скоро все мои переживания превратятся в пыль, и я смогу спокойно отчалить отсюда и проволочь по просторам вселенной своё жалкое, увядающее существование ещё чуть-чуть. После стать обломком, остатком цивилизации, который уродливым куском разложений остался в космосе. А ведь никто не хотел умирать, никто даже не мог помыслить о вымирании! Даже я, будучи уносимым огромным куском металла, пластика и стекла, не хотел и даже не думал о конце! Я захлебывался от восторга, получал кайф от каждой секунды, стоящей тысячи, десятки тысяч условных единиц! Чувствовал себя особенным!.. Стал единственным, и, поверьте, это не так круто, как кажется на первый взгляд, как может казаться кому-нибудь. Быть последним, единственным — слишком большая ответственность, которую можно взвалить на одного… или же я просто слишком серьезно и ответственно подхожу к данному вопросу? Не знаю. Продолжая пережевывать адскую смесь медикаментов, я покидаю кабинет первой медицинской помощи и направляюсь обратно на развилку, где оставил ящик с припасами. Добравшись до места пересечения коридоров, хватаю ящик и направляюсь на свой небольшой космический корабль. Иногда прохожу мимо иллюминаторов, но не смотрю в них. В какой-то момент мне стал безразличен космос. Я прохожу мимо и не смотрю в них, чтобы увидеть Землю. В какой-то момент она стала безразлична мне. Обычно так смотрят друг на друга остывшие любовники. Обычно они скользят по фигурам друг друга, стараясь вновь найти те причины, из-за которых кровь становилась жидким пламенем или азотом, что погружал в вечность мгновений наедине. А сейчас этим мимолетным скольжением зрачков они считывают информацию, тратят меньше секунды на поиск причины былого безумия и по истечению этой самой секунды, так и не найдя той самой зацепки, опечаленные, отпускают из плена своего взора бывшую милой фигуру и безмолвно расходятся по своим делам. Так и мы с родной планетой больше не скучаем и только иногда погружаемся в сопливую ностальгию о былом, но потом все равно приходим к тому самому мимолетному взгляду разочарования. Так и сейчас, я прохожу мимо иллюминатора, но не заглядываю в него, но даже несмотря на это, боковым зрением замечаю родной для себя шарик, вращающийся в вязкости космоса и… мертвый. «Думаю, эти удары выжгли совершенно все как над, так и под поверхностью земли. Думаю, что мощь ударов была чудовищной и волны, прошедшие вглубь планеты, своим давлением убили все то, до чего не добралась температура. Что же касается воды, думаю, что она была отравлена токсичными отходами, которые за этот срок спустились даже на самое дно Марианской впадины, прекратив жизнь даже там. Единственное живое, что осталось на Земле, — редкие дожди. Возможно — не могу утверждать, ибо это глупо- мы повторили участь планеты Марс. Там тоже все было уничтожено. И методы уничтожения, возможно, были примерно такими же и даже более чудовищными… Теперь там вообще ничего нет, даже дождей. Возможно, чуть позже на моей планете тоже произойдёт какой-нибудь катаклизм, из-за которого все окончится. К примеру, вулканы всего мира одновременно извергнут магму на поверхность, и её будет так много, что она покроет поверхность чёрной коркой, под которой скроется жидкость. Из-за того, что из самого ядра выплеснется большое количество жидкого огня, планета начнёт остывать. Вследствие этого сокрытая под коркой вода превратится в лёд… Так может появиться ещё один гигант без атмосферы… Он будет черно-серого цвета из-за пепла, осыпавшегося на поверхность после извержений». Вместе с этими мыслями я проплываю мимо ещё одного иллюминатора и теперь уже смотрю туда, на ту сторону, которую кусок стеклопластика отделяет от меня. Там я вижу покинутую мной планету, и сейчас она похожа на Марс со страниц учебников. Внутри у меня все съеживается до дикой боли, но длится это не больше одной секунды… — …Препараты хорошо справляются со своей задачей снять головную и любую другую боль, — произношу спокойно в микрофон. Вот он, мой небольшой шаттл, который преодолел барьер атмосферы одной мертвой планеты. Он сделан руками великих людей… так же, как и станция «Галактика», которой не станет в ближайшем будущем. Части разлетятся в разные стороны и будут отдаляться друг от друга. Кто знает, может быть, в космосе тоже есть течение… какие-нибудь скоростные потоки, которые способны подхватить и унести так далеко, как сложно помыслить. Куда-нибудь к границе нашей Вселенной. Туда, где можно преодолеть плоскость нашего мира и, перевалив за край, оказаться в другом, отличном от этого месте. Но там окажется лишь обломок нашей «Галактики». Сейчас же я вплываю на борт своего небольшого космического судна, волоча за собой ящик с припасами. Сначала посещаю помещение, в котором расположено подобие склада с припасами и лабораторным оборудованием, которое ни разу не было использовано… и никогда не будет. По этой причине собираю все эти небольшие коробки, в которых сокрыты приборы, склянки и прочее, и отношу на границу стыковки шаттла и станции. — Как оказалось, я слишком глуп для того, чтобы быть исследователем. Как оказалось, в этом даже нет смысла. Так что уменьшаем количество мусора… — вот что я говорю, отталкивая от себя собранные исследовательские приспособления. — Интересно, может ли это сойти за выкуп… ну, то есть я как бы откупился от своей участи, отдав горстку предметов, да? — задаюсь вопросом в то время, как потихоньку продвигаюсь в сторону кресла капитана. — Ну что, пора покидать это место. Сниматься с якоря и направляться туда, где я буду по-прежнему жив. Пускай не так много, не так долго и вообще не так, как того хотелось бы, но я буду говорить о себе: «по-прежнему живой», — говорю я, сидя за штурвалом — главным компьютером своего космического убежища. — Сначала надо отстыковаться, — произношу я и понимаю, что это останется на жёстком диске. Пальцы танцуют по клавишам, переключают рубильники, но эффекта нет. Все эти звуки вместе с моей руганью тоже сохраняются, так же отпечатывается, как я пытаюсь выяснить причину, по которой мой небольшой корабль не хочет покидать это место. Он будто бы прирос, стал частью «Галактики». Такое ощущение, будто бы с этого могло бы начаться существование какой-нибудь внеземной человеческой колонии, и составлена она была бы из стыковавшихся шаттлов и ракет. Они переплетались бы в огромный комплекс и по истечении многих лет образовали бы из себя настоящую планету из металла, стекла и пластика. Появились бы целые города, образованные работой отдельных государств, но ядром, центром этого места была бы внепланетная интернациональная исследовательская лабораторная станция «Галактика»… Это могло бы быть. — Да, проклятье! Почему?! Почему ты не отпускаешь меня?! — кричу я на монитор главного компьютера, расположенный над штурвалом, и продолжаю танец пальцев по клавиатуре. Ещё через минуту получаю сообщение: «Перед началом операции необходимо подтверждение оператора «станции «Галактика». — Мне все же придётся вернуться туда, — злобно шепчу я в микрофон, отталкиваюсь от пола ногами и поднимаюсь вверх. Сейчас я двигаюсь так быстро, как только могу. Я не хочу умирать… не так быстро… и не хочу сдаваться… так просто. Вновь тот самый перекрёсток внутри «Галактики». Я возвращаюсь сюда вновь и вновь, вновь и вновь, как будто заперт в петле, и мне это не нравится. При попадании сюда складывается впечатление множественности, многослойности мироздания, которое включает в себя очень много повторяющихся, но разных меня. Как будто бы, попадая сюда, все эти слои, миры, жизненные линии сливаются воедино, и мое персональное сознание перескакивает к другому Мне в другом, на девяносто девять целых и девять десятых процента идентичном, временном пространстве. — Этот день… он такой длинный, и эта запись длится целую вечность, если сравнивать с теми, которые были сделаны раньше. Я сам, несмотря на действие обезболивающих и антидепрессантов, продолжаю адекватно взвешивать события, поток которых несёт меня вперёд и которому я не в силах сопротивляться… НО Я НЕ БРОШУ ПОПЫТКИ! Прокричав последнюю фразу, я слышу, как дико трещит микрофон. — Ничего… скоро я покину тебя, станция «Галактика». Мое второе разочарование в списке из двух позиций. Я отсоединю своё маленькое судно и свалю отсюда так далеко, насколько хватит топлива в моем турбинами оснащенном убежище. — Вас приветствует система жизнеобеспечения и поддержки жизни на станции «Галактика». Мы терпим крушение на протяжении девятисот шестидесяти семи дней. Состояние технических средств: хорошее. Состояние топливных баков: требуется дозаправка. Состояние лабораторий: микроклимат поддерживается на установленном уровне. — Отлично! Ещё один день миновал. Я отодвигаюсь от точки, с которой начал, все дальше, и мне это нравится. Все же, и я в этом теперь уверен, Бога нет. Есть случай. Все, что происходит, — случай. Нет ни предначертанных путей, по которым мы идём. Никакого плана развития не существует. Нет ни рая, ни ада, которыми промывают мозги. Есть лишь теории о том, как все то, что есть, «есть», и они основываются на возвращении по запертым тропинкам назад к каким-то событиям. Само существование — случай. На самом деле, это лишь очередная глупая догадка. На самом деле, и, сейчас я честен, мне нет до этого дела. Я просто начал получать удовольствие от болтовни. Не важно, что и о чем, но я буду гнать пургу, чтобы слышать свой голос. Конечно, я могу выдвинуть одну, две, три, десяток теорий о личностном расстройстве и о том, что мне необходимо слышать хоть какие-нибудь звуки, чтобы быть уверенным в способностях слышать и говорить, но… на самом деле, я просто буду получать удовольствие от разговора ни о чем. Тем более, я ощущаю наличие диалога с вами, слушатели. Как будто бы мы общаемся по телефону. Я что-то постоянно увлечённо рассказываю, а вы, как добрый друг, слушаете… Хотя втайне, возможно, уже мечтаете, что я наконец-таки положу трубку и окончу этот диалог, затянувшийся в монолог. Так… открыть консоль. Ага… запросить разрешение на отсоединение корабля от станции. Да. Да, я хочу разрешить это действие… Что?.. То есть как? — говорю я, сидя за пультом. — То есть шлюз закрыт, и все, я могу покидать «Галактику», так? — мой голос полон недоумения, непонимания, даже не смотря на то, что я уже все понял. — Да ну! Не, это бред! — произношу я, после отталкиваюсь руками от кресла и поднимаюсь вверх. Добравшись до двери, ведущей в коридор, я разворачиваюсь и направляюсь обратно к компьютеру. «Сколько ещё времени? — думаю я в тот момент, пока открываю интерфейс управления камерами. — Ещё есть немного…» — сейчас я отчетливо могу увидеть, насколько быстро движется эта космическая глыба, и понимаю, что времени действительно не так много. Быстро покидаю мостик капитана и изо всех сил начинаю двигаться туда, в сторону стыковки. Единственное, что фиксирует микрофон, — мое тяжелое дыхание. Иногда я ругаюсь, иногда начинаю нести несовместимый, связный бред обо всем. Это тоже останется цифрами и волнами на носителе. Это то, что останется после меня, но никогда не будет использовано, чтобы приоткрыть часть истории третьей планеты, пропущенную сквозь призму одного пристрастного и далеко не самого грамотного представителя. В любом случае, сейчас я двигаюсь так быстро, как не двигался очень давно. Чувствую, как зашкаливает пульс. Капельки пота собираются у меня на лбу каскадом сверкающих упругих пузырьков, которые отсоединяются от меня с каждым резким движением. Кажется, уровень сахара в крови сильно упал. Голова начинает болеть и кружиться, но я не могу остановиться. От этого зависит слишком многое. Я цепляюсь руками, подтягиваюсь и отталкиваюсь в следующий миг. Так, преодолевая космическое пространство, я продвигался вперёд к месту стыковки. Внутри меня бушует много чувств одновременно. Я слишком сосредоточен на преодолении своего пути. Одышка мешает мне прибавить скорости… я задыхаюсь и понимаю, что если прибавлю оборотов, то мое вконец ослабевшее тело сломается. «Я настолько слаб, что передвижение вне гравитации приносит мне проблемы и дискомфорт! Я ужасен! — думаю я, слушая, как свистят мои лёгкие. — Наверное, примерно то же самое чувствовали курящие алкоголики в попытках быстренько сгонять за чекушкой и утолить жажду, — мелькает в моих мыслях. — Я спустился на самое дно… за эти, сколько там было?! Девятисот шестьдесят семь дней вроде. Вот за это время я перестал быть тем, кто покинул родной дом, и, если бы вдруг выяснилось, что я могу вернуться домой, я бы не выдержал бы обратную дорогу… нет, я бы дотянул до атмосферы! При условии, что на это хватило бы топлива, но, начав погружение в воздушное пространство, почувствовав на себе весь вес гравитации, я бы сломался бы… уверен в этом!» Я думаю обо всем об этом по пути к месту стыковки, которое сейчас кажется невероятно далеким, практически недостижимым местом во всей галактике. А ведь я двигаюсь всего секунд двадцать, может, тридцать, от силы сорок! В обычном темпе я добираюсь до этого места минуты за три… в гравитации минут за десять, пятнадцать, но только потому, что мое тело совершенно ослабло. Капельки пота отстают от моего лба и остаются в пространстве. Так можно отследить мое передвижение, но этого некому сделать. Я тяжело дышу в микрофон, и это навсегда останется на винчестере. — Навсегда… «Навсегда» не существует, — срывается фраза с моих губ и тоже пропадает там, где нет этого самого «Навсегда». — Ну что, пора валить отсюда. Я подхожу к той самой двери, что соединяет два космических объекта. Я нажимаю на кнопку, которая должна открыть дверь и выпустить меня, но ничего не происходит. Жму ещё раз, и ещё раз, и ещё… и понимаю, что мое предположение подтвердилось. — Нет! Серьёзно?! СЕРЬЁЗНО?! — раздаётся мой голос по пустым коридорам «Галактики». — Вы издеваетесь?! Да как так?! — я рву глотку в возмущениях и понимаю, что ничего не могу сделать. — Вот почему? Точнее, я понимаю для чего, но ПОЧЕМУ сделали именно так?! И это риторический вопрос! Почему алгоритм системы безопасности блокирует эту дверь при начале стыковки или же во время отсоединения от станции? И тут я вспоминаю проблемы, связанные с тем, когда я нашёл эту космическую крепость и не мог на неё попасть. Я вспоминаю тот момент, когда струя остаточного воздуха пихнула меня в грудь и чуть не выкинула в открытое пространство. Тогда оставшийся в живых капитан открыл мне дверь, но я не успел с ним встретиться. — И? Что мне теперь делать? Я могу гулять по двум космическим станциям: маленькой и просто чертовски огромной! Могу сойти с ума, к примеру, или вытворить какую-нибудь лютую дичь… могу самостоятельно уничтожить все, что здесь есть от злобы, которая в данный момент переполняет меня. Могу пойти и выпить какую-нибудь дрянь в лабораториях или съесть все таблетки без разбора и прекратить своё существование от передозировки… Мне подвластно все, кроме времени, которого у меня все меньше и меньше. Я застываю посреди коридора, перед стыковочной дверью, и не двигаюсь. Пытаюсь понять — что же дальше? А никакого «дальше» больше нет. Если бы была бы включена гравитация, я бы просто сел бы на пол, наверное, на этом все. Наверное, на этом все закончилось бы. Я просто покорно начал бы ждать конца. Но я думаю, что все же ещё раз в своей жизни я хочу почувствовать своим тело то давление, которое было дома! Так я отправляюсь обратно на мостик капитана. Я понимаю, что когда будет включена система притяжения, придёт смирение, а за ним и легкость. Я самостоятельно отпущу непонятно откуда взявшийся и неизвестно зачем нужный груз ответственности, что давит на плечи и вжимает меня в жизнь наподобие того, как палец вжимает муравьишку в землю. И вот я сижу в кресле уже мертвого капитана станции «Галактика». Здесь тихо. Здесь тише, чем в гробу, я уверен в этом. Я сижу и смотрю в лобовое стекло, и каким-то образом, согласно какому-то стечению обстоятельств, сейчас я смотрю на тот самый приближающийся ко мне огромный космический камень. Эта глыба появилась неизвестно где и как, но она нужна здесь, чтобы стереть меня из существования. Будто бы мать или отец тех самых девочек сказали младшей устроить полномасштабную уборку, потому что увидели огромную коллекцию мусора. Недолго думая, он решил, что от «этого» надо срочно избавиться, и начал зачистку… а «завтра» у старших дочек появится новый, а главное, целый набор игрушек. И все будут жить долго и счастливо! До момента, когда все «новые» станут старыми и до той самой секунды, пока старший не посчитает, что пора со всем завязывать. В ту самую минуту произойдёт подобное тому, что произошло с нами. А я и экипаж «Галактики» оказались под диваном, и играют с нами на самом деле в ожидании новых игрушек. Я сижу в кресле капитана и чувствую, как глаза закрываются. Все съеденные обезболивающее и антидепрессанты наконец вступают в полную силу, и меня начинает клонить в сон. Веки становятся весом с бетонные плиты. Я могу сидеть в этом кресле из-за ремня, которым я приковал себя. Наконец, момент последнего взгляда на булыжник уходит в историю так же, как в скором времени должен буду кануть и я. Пальцы вновь начинают танец по клавишам клавиатуры. Так я начинаю воплощать в жизнь своё, пускай глупое, но все же последнее желание. И вот тот самый последний момент. Я должен нажать всего одну клавишу, чтобы подтвердить включение системы гравитационного притяжения, но я сижу и намеренно этого не делаю. Я жду какого-то особого момента для того, чтобы сделать. Мои нервы напряжены как у музыканта, который ждёт начало нового такта, чтобы начать играть очень важную партию песни. Вот так я просто сижу и жду, и надеюсь, что все сомнения, все беды и прочее исчезнут. Я полагаю, что моя жизнь закончится вместе с легким нажатием на одну маленькую клавишу на клавиатуре. Что вместе с этим до меня наконец-таки дотянется маленькая девочка по имени Смерть и вырвет из рук Вечности и Жизни. Но я просто сижу и жду чего-то, причём мое ожидание осознанно, но вот чем оно вызвано, вот это загадка. И так я сижу около минуты. Все это время мой взгляд прыгает с клавиатуры на приближающуюся глыбу и обратно. Такое ощущение, будто бы я о чем-то забыл или что есть что-то такое, что я ещё могу сделать в этой ситуации. Я сижу в кромешной тишине. И это давит на меня. Ещё через мгновение все становится кристально чисто, становится ясно, почему я все ещё не включил силы притяжения на станции «Галактика». Я вновь смотрю на огромный камень, надвигающийся на меня, вновь смотрю на клавиатуру, на монитор главного компьютера, а потом убираю руку в сторону. Теперь я точно знаю, что должен сделать. Пускай это не принесёт никакого толка, в этом не будет особого смысла, но я обязан сделать это и закончить свою жизнь вместе с существованием человечества. Для начала я делаю отмену вызванной функции, потом вношу кое-какие изменения, расстёгиваю ремень безопасности, отталкиваюсь двумя руками от подлокотников кресла и поднимаюсь вверх. У меня есть ещё одно, последнее дело, которое необходимо выполнить.