Круги на воде

Ей натурально нечем дышать. То ли из-за летнего зноя, не ослабляющего хватки даже ночью, то ли от того, что половину ночи она не могла заставить себя оторваться от чужого тела. Кожа влажная, горячая, но сил идти принимать ванну нет. Сил вообще нет. Каждая конечность ощущается набитой ватой и вместе с тем — свинцом, от чего кажется: она вот-вот провалится сквозь матрас. Алина вытягивается на постели, ищет прохлады то тут, то там, не стесняясь своей наготы. Укрыться? Нет уж, смерти подобно. — Подумываю уехать в Вечный Мороз, — она бурчит, а после подползает к лежащему на животе Дарклингу. Словно под ним простыни могут оказаться холодными, под стать фамилии. На самом деле, удивительно, как не сгорели ещё: от его тела на расстоянии пышет жаром. Дарклинг приоткрывает глаза, видимо, растревоженный её касаниями. — Полчаса. — Что? — Алина сдувает со лба волосы. Те влажные и оттого — тяжелее, чем обычно. Почти противно. — Дай полчаса, и можешь дальше меня трогать, — сонно отзывается Дарклинг, зарываясь лицом в подушку. Алина едва не прыскает, а вместо того тянется и целует его меж лопаток. Кожа соленая, немного терпкая. Ей нравится. Потянувшись, она оставляет второй поцелуй где-то в волосах. Всколокоченных, тоже влажных, как у неё самой. Лето не щадит даже святых и королей. — Ты слишком горячий, чтобы я к тебе сейчас лезла, — не без каприза замечает она, а затем глотает вскрик, когда чужая рука одним рывком подгребает её. — Морозов! Дарклинг не отпускает. Зевает в подушку и только пуще к себе прижимает. Алина шипит, дёргается, но всё впустую: уставший Дарклинг хуже себя же, полного сил. — Мне жарко, — Алина кусает его за плечо, щипает его, но всё без толку. — Пусти. Я пойду спать в погреб. — Размечталась. Будешь охлаждаться вместе со мной, — Дарклинг хмыкает. И затихает тут же. Алина даже разозлиться толком не может, потому что... когда он такой, уставший и ворчащий, и дробяще мягкий в своей сонливости (даже если до этого он овладевал ею до ходящей ходуном кровати), Алина готова простить ему почти всё. А потому она сама немногим возится. И затихает. В конце концов, в погреб они могут уйти спать и вдвоём.