— Грейнджер, почему, мать твою, тебя так заботит экономика государства?
Гермиона гневно сверкнула глазами, однако оборачиваться в сторону Малфоя не стала. На то у нее имелся целый список весомых причин, среди которых единогласно главенствовало нежелание лицезреть его обнаженное тело, ведь проклятые разбойники обокрали мальчиков до последней нитки. А ей и без того хватало поводов для злости…
— Ты должен быть вежливым, — напомнила она, старательно изучая листву под ногами. — Впрочем, на этот раз, учитывая недавний инцидент и твое незавидное… — она неловко откашлялась в кулак, — положение, я закрою глаза на столь очевидное нарушение условия.
До нее долетел измученный вздох.
— Я вежлив, просто мне действительно интересно, почему тебя так беспокоят чужие проблемы, — процедил Малфой сквозь зубы. — В конце концов, именно благодаря твоим непоколебимым жизненным принципам и строгой морали я каждый раз оказываюсь втянут в подобное де… приключение.
— Из твоих уст все звучит словно оскорбление, — нахмурилась Гермиона. — И кстати, это последнее предупреждение, Малфой.
Она могла поклясться, что слышит, как ядовитые ругательства и неисчислимые проклятия вертятся у него на языке, сдерживаемые условиями сделки.
Какая жалость.
— Нашел! — радостно воскликнул Мерлин. В одной руке он держал какое-то растение, прикрывающее особо деликатный участок тела, в другой — волшебную палочку, которую они искали в непроглядной ночи уже целый час. — Надеюсь, она не сломалась…
— Дай сюда! — прорычал Малфой, настойчиво протягивая руку, но Гермиона оказалась проворнее и выхватила палочку из рук Мерлина первой. — Грейнджер, ты ведешь себя крайне невежливо, я первый попросил.
И сделал угрожающе-резкий выпад в ее сторону.
— Гаюс доверил ее мне, — возразила она, отскочив на шаг. — А еще запретил тебе к ней прикасаться. Даже в самом, цитирую: «чрезвычайном, чудовищно-отчаянном случае».
— И все-таки я это сделаю, — он навис над ней, упрямо выпятив подбородок.
— Нет, не сделаешь! — она сложила губы в злую полоску, невольно смерила объект безудержного раздражения испепеляющим взглядом и… смутилась. Как и сам чертов Драко-чтоб-его-Малфой.
Нужно срочно раздобыть ему одежду…
— Послушайте, — вмешался Мерлин, — не хочу препятствовать вашей милой беседе, но я чертовски устал, замерз и отчетливо слышу вдали вой недружелюбно настроенного животного. Так что, если вас, конечно, не затруднит, вы не могли бы, наконец, заткнуться и подумать о том, как пережить ночь и выбраться из этого дерьма?!
Проклятие.
Гермиона совсем забыла, что он, судя по посиневшим губам, тоже нуждается в одежде и даже продрог сильнее несносного Малфоя, активно потирающего обнаженные плечи. Устыдившись своей недальновидности, она бросила тихое: «Разумеется», гордо проигнорировала жалобное ворчание: «Значит, ему грубить и бросаться подобными невежливыми словами можно?» — и решительно приступила к делу. Ведь какого бы мстительного удовольствия она ни испытывала, наблюдая за жалкими попытками Малфоя прикрыться дубовыми листьями, которые — невозможно не заметить — оказались слишком малы для подобной цели, Мерлин похожей участи не заслуживал.
— Становится все холоднее, — поежилась Гермиона. — Может, мне удастся наколдовать одежду.
Она направилась к ближайшему дереву, подмечая в глазах спутников неподдельную надежду, после сорвала листья с куста, чтобы трансфигурировать их в одежду. Она уже прокручивала в голове нужное заклинание. В обычное время оно бы сработало без всяких проблем, но сейчас, направляя на предмет экспериментальную палочку, Гермиона нервничала.
— Только не взорви нас, — попросил Малфой, отступая под защиту дерева.
— Инвестибус!
Но ничего не произошло. Гермиона нахмурилась и повторила заклинание еще раз. Затем еще и еще, не обращая никакого внимания на бесполезные советы всяких обнаженных волшебников и их отчаянные крики. Лишь на тринадцатой попытке, когда надежда почти стерлась в порошок, листья кустарника собрались в кучу и замерцали магическим огнем, переплетаясь между с собой во что-то цельное.
Спустя минуту перед ней лежало нечто очень напоминавшее длинное полотенце, разве что с неровными дырочками в форме листьев и катушками.
— И что это такое? — поинтересовался Малфой, с презрением рассматривая предмет ее стараний.
— Твоя новая одежда, — сухо ответила она, протягивая полотенце.
Брать которое Малфой не спешил, продолжая со злостью сверлить взглядом ее лицо. И Гермиона уже собиралась выразить возмущение его неуместным высокомерием и чрезмерным упрямством, когда вдруг догадалась, что для того, чтобы взять одежду, ему придется убрать руки вместе с дубовыми листочками. Смущенно откашлявшись, она бросила полотенце в его лицо и быстро отвернулась.
Ей все еще предстояло создать еще одно импровизированное полотенце для Мерлина…
Конечно, выглядело далеко не идеально, пожалуй, даже смехотворно, но намного лучше маленьких листочков, колыхающихся от малейшего порыва ветра. Впрочем, смотреть на Малфоя, когда от полной наготы его спасал разве что кусок непрочной ткани, подозрительно напоминавший одежды пещерного человека, Гермионе все равно не хотелось.
— Нам нужно отдохнуть, — сказал Мерлин. — Устроим двухчасовой привал и продолжим на рассвете.
Они кивнули, после чего их друг принялся разводить костер простым, но проверенным средневековым способом, мудро рассудив, что использовать магию огня с подобной палочкой посреди леса — непростительное безрассудство. К счастью, Мерлин имел солидный опыт в делах выживания. Страшно представить, в скольких опасных походах довелось несчастному участвовать, при этом скрывая свой редкий магический дар от принца Артура.
Неудивительно, что разведение костра заняло всего минуту.
Они собрались вокруг огня и облегченно вздохнули. Кажется, только сейчас, вблизи успокоительного тепла, на них обрушилась вся тяжесть прошедшего дня, голод и понимание, скольких усилий им стоило добраться до этого места. А между тем самое сложное впереди, где их ждала загадочная гробница Асканара, Борден и последнее драконье яйцо. Гермиона не могла отделаться от тревожного ощущения, словно каждый ее шаг здесь, в далеком прошлом, обязательно отразится на ее привычном мире. Кто знает, как изменится будущее, если им не удастся защитить род драконов? Следует ли ей вмешиваться, не имея в запасе ни четкого плана, ни действенной магической силы? И как только Мерлин не сошел с ума под подобным бременем ответственности?..
Лунный свет пробивался сквозь бездонное облачное небо, отражаясь от листьев и камней; воздух пах влажной землей, смолой вперемешку с едва ощутимым ароматом лесных цветов; где-то среди густых ветвей вековых деревьев слышалось уханье сов и тихая песнь ветра, пробуждающая воспоминания. Потому что некоторые вещи оставались неизменными, нетронутыми тысячелетиями.
Совсем как ночь, сумрачные леса и тоска по друзьям, с которыми Гермиона точно так же путешествовала в поисках крестражей.
Когда это было? Месяц назад? Два? Вечность? Где они сейчас?..
Она почувствовала, как тяжелеют веки. И закрыла глаза, проваливаясь в беспокойный сон, где усталое сознание смешало в одном котле прошлое и будущее. В новой реальности, сотканной из всех ее волнений, Мерлин присоединился к поиску осколков души Волан-де-Морта, кстати женившегося на Моргане и создавшего злодейский альянс против магглов. Там появился и Гарри, спорящий с Артуром об очевидном превосходстве волшебной палочки перед холодным железом. Кажется, в пылу спора он даже раскрыл наследному принцу секрет Великого Эмриса…
Гермиона проснулась в тот самый миг, когда Артур собирался озвучить свое решение насчет магии, поэтому из губ вырвался невольный вздох разочарования.
Какая нелепость…
Она огляделась: костер почти погас, а сквозь листву начали пробиваться первые лучи предрассветного солнца. Скорее всего, прошло не меньше трех часов, в течение которых Борден мог неспешно добраться до гробницы, а ее спутники все еще спали. И все же Гермиона медлила будить спящего Мерлина, чье лицо выглядело необычайно умиротворенным и даже счастливым, как если бы ему снилось нечто очень и очень приятное.
Затем посмотрела чуть правее и инстинктивно нахмурилась: светлые, растрепанные волосы Малфоя оттеняли бледное лицо с острыми скулами; мрачная складка меж бровей исчезла; и, пожалуй, сейчас, когда его глаза закрыты, изо рта не льются разнообразные оскорбления и проклятия, а ресницы едва заметно подрагивают в такт размеренному дыханию, он выглядит почти… милым?
Гермиона покачала головой: милый Малфой — оксюморон. «Несносный» — вот более подходящий эпитет. Даже в бессознательном состоянии, даже когда спит. Сама форма его капризных губ создана, чтобы источать презрение, каждый изгиб — выражать недовольство. Взгляд опускается все ниже, к обнаженным плечам, и ниже, пока в голове возникают все новые объяснения на тему «Почему именно Малфой не может быть милым или красивым».
Список внушительно велик, и все же Грейнджер пришлось мысленно встряхнуть себя за плечи, чтобы переключить внимание на густые ветви дикого шиповника, откуда секундой ранее донесся странный шорох. Она сделала несколько неспешных шагов в направлении подозрительных звуков, сжимая в напряженной руке волшебную палочку, осторожно отвела ветку в сторону. И громко вскрикнула, потому что кто-то резко схватил ее за запястье и приставил к горлу нож.
Она успела разглядеть лишь длинные светлые волосы напавшей женщины, после чего их окружили со всех сторон. Эти разбойники выглядели значительно старше и опытнее вчерашних подростков, так что шанс одурачить их небылицами с очевидной быстротой летел в пропасть. Как и возможность дотянуться до волшебной палочки.
— Да вы издеваетесь! — возмущенно воскликнул Малфой, озвучив ее мысли. — Какого черта вы делаете? Грабеж среди белого дня уже второй раз за несколько часов! Это же не укладывается ни в какие рамки! Вы и так забрали все наши вещи, — он с искренним раздражением продемонстрировал свое жалкое одеяние. — Что вам еще нужно? Наши души?!
— Вопросы в этом лесу задаю я, — грозно отрезала разбойница, схватившая Гермиону. Однако хватка ее стала менее жесткой. — Вы утверждаете, что вас ограбили, — мальчики с готовностью закивали. — Как вы можете доказать свои слова? Откуда мне знать, что вы не очередные нищеброды, проникшие на наши земли в поисках наживы?
Малфой возмущенно прыснул.
— Мы могли бы назвать имена разбойников, напавших на нас, — вмешался Мерлин.
— Точно! — обрадовался Малфой, затем с отвращением проинформировал: — Ронни и Донни.
— Их звали Роланд и Данн, — снисходительно поправила Гермиона. — А у тебя кошмарная память на имена.
Нож, прижатый к горлу, опустился, она даже пискнуть не успела, когда разбойница схватила ее за плечи и развернула к себе лицом, давая возможность себя разглядеть: молодая женщина со светлыми волосами, заплетенными в короткую косу, с на удивление милыми чертами лица, учитывая выбор профессии; большие глаза цвета летней листвы и едва заметный шрам, рассекающий правую бровь.
— Ты, — властно обратилась она к Гермионе. — Расскажи подробнее, что именно произошло. Но предупреждаю: попробуешь солгать — останешься без языка на всю жалкую жизнь.
Гермиона сглотнула, а взгляд невольно зацепился за пояс, набитый смертельно острым, начищенным до блеска холодным оружием, от которого по спине пробежали ледяные мурашки.
Поэтому она по возможности красочно, в то же время детально поведала, как именно произошло бесчестное ограбление, и не забыла упомянуть о бесстыдстве разбойников, не погнушавшихся забрать у бедных странников все вплоть до одежды и насильственного поцелуя. С каждой новой подробностью миловидная глава грабителей все сильнее хмурила брови, а когда рассказ подошел к своему логическому завершению, уверенно объявила:
— Невозможно. Никто из моих людей не грабит бедняков, — подтверждая ее заявление, разбойники яростно закивали. — По-моему, вы чего-то не договариваете… Что вы делали в лесу ночью?
Ненавистный нож вновь оказался прижат к горлу.
— Путешествовали.
— Заблудились.
Одновременно солгали Малфой и Мерлин. В воздухе повисла гнетущая тишина, не предвещающая ничего хорошего, и на них устремились угрожающе-недоверчивые взгляды головорезов.
— Они могут оказаться шпионами, — предположил один из них.
— Или охотниками за наживой, — со знанием дела поощрил другой.
— Но это совершенно не так! — оскорбился Мерлин. — Посмотрите на нас, разве мы похожи на людей, интересующихся наживой?
Гермиона невольно прыснула вместе с разбойниками. Внешний вид мальчиков на данный момент наталкивал на абсолютно противоположное умозаключение: ветхие лохмотья вместо одежды, растрепанные волосы, откуда торчали ветки и листья, растерянно-измученные лица… Вообще-то они больше походили на безумных оборванцев или диких лесных фей.
Однако раскат всеобщего смеха столь же стремительно оборвался. Из толпы выступил некто среднего роста в длинном сером плаще с опущенным капюшоном, из-под которого невозможно было разглядеть лица, но что-то в самом облике неизвестного внушало необъяснимое волнение. Лес вновь стянула напряженная тишина, до слуха доносился один лишь шелест листвы, и Гермиона вдруг слишком отчетливо почувствовала, как решаются их судьбы.
— Они не шпионы, — твердо произнес незнакомец.
И откинул капюшон, раскрыв необычайно красивое лицо с острыми скулами и глазами цвета тихой озерной глади, волнистыми волосами, черными, как самая непроглядная, бездонная ночь. Хватило секунды, чтобы осознать, насколько этот молодой человек отличался от остальных разбойников: прямая осанка, уверенный, спокойный голос, а также взгляд — проницательный, глубокий настолько, что, казалось, глядел прямо в душу. Сложно сказать, что вообще его связывало с шайкой невежественных грабителей.
— Почему ты так уверен? — спросила разбойница.
— Потому что Мерлин спас мне жизнь, — улыбнулся их неожиданный шанс на спасение, затем пояснил: — Когда меня хотели казнить за то, что я друид.
— Ты никогда об этом не рассказывал, — недоверчиво сощурилась она.
— Не нашлось достойного повода, — он непринужденно пожал плечами. — Так вот, в тот злосчастный день я был тяжело ранен, но плененный тобой человек вылечил меня и помог бежать из Камелота. Я обязан ему жизнью, потому буду сильно расстроен, если ты, Изольда, решишь его убить.
Внезапно в жестоких глазах разбойницы сверкнули искры неподдельного любопытства.
— Ты лекарь? — обратилась она к Мерлину. — Хороший?
— Вообще-то я только ученик лекаря, но… — он опасливо замялся, осторожнее подбирая следующие слова, — кое-что умею.
— Не скромничай. Мы оба знаем о твоих… — друид усмехнулся, — талантах.
Возможно, Гермионе просто почудилось, но последнее слово он произнес излишне загадочно, даже двусмысленно, как если бы знал самую сокровенную тайну Мерлина, теперь выглядевшего еще более настороженным и мрачным. Он смотрел на своего давнего знакомого с откровенной смесью из неприязни и недоверия, однако никто вокруг не придал этому значения. Внимание Изольды и вовсе было сосредоточено исключительно на друиде, а к прежнему любопытству прибавилось нечто опасно напоминающее надежду. Почти отчаяние.
— Вы пойдете с нами, — скомандовала Изольда.
Куда и зачем — объяснять, естественно, не стала, как и выслушивать последующие возражения, так что по дороге в неизвестность, с закрытыми грязной повязкой глазами и связанными руками, Гермиону тревожил целый список закономерных животрепещущих вопросов: зачем их схватили? куда ведут? кто этот друид, выступивший в их защиту? можно ли ему верить, учитывая, как мрачно смотрел на него Мерлин?
Что ж, сдерживаться дальше — выше ее сил.
— Кто этот мальчик? — прошептала она, с опаской ступая по неровной почве. К платью и без того прицепились колючие репьи, под ноги то и дело попадались камни, но поскальзываться и падать, доставляя врагам удовольствие и дополнительные причины для веселья, Грейнджер не собиралась. — И почему ты так странно на него смотрел?
— Мне тоже любопытно, — неожиданно поддержал ее Малфой. — Кого ты спас на этот раз? Не считаешь, что с этим давно пора завязывать?
Мерлин смиренно вздохнул и, Гермиона могла поспорить, устало возвел глаза к небу в поисках терпения, как делал каждый раз, стоило понять: не получив ответа, они ни за что не отстанут.
— Его имя Мордред…
— Тот самый? — невежливо перебил Малфой и, не дожидаясь ответов, перешел к новым вопросам: — Бастард короля Артура и Морганы?
— Что?! Что за вздор ты несешь? — шепотом ужаснулся Мерлин. — У Артура нет никаких бастардов! Тем более от Морганы… Исключено. Никогда. Я бы знал!
— Уверен? — усомнился проклятый идиот. — Что, если…
Но тут Гермиона резко остановилась и наступила ему на ногу, пока безмозглому кретину не пришло в голову разрушить пространственно-временной континуум своим длинным языком или еще хуже — довести Мерлина до нервного срыва.
— Ай! За что? — пожаловался Малфой.
Объясниться она не сочла нужным и вместо того обратилась к Мерлину:
— Не обращай внимания, у Малфоя всегда было слишком… специфическое чувство юмора.
Если слова и не развеяли всех сомнений, расспросов не последовало. Разбойники заставили их остановиться, развязали глаза, и тогда Гермиона сразу заметила перед собой валун, поросший мхом, а за ним — высокие острые скалы. Бесконечный лес за их спинами резко заканчивался крутым обрывом, под которым слышался шум воды и сгущался туман между далекими холмами.
Их ведь не собирались туда сталкивать? Верно?
Гермиона непроизвольно сглотнула, а после зажмурилась, расслышав пронзительный свист из уст Изольды.
Однако ничего не происходило.
— Какого?.. — нахмурился Малфой.
И неожиданно лес за ними заполнился разнообразными голосами, с высоких деревьев, ничем не выдающих себя прежде, повисли длинные лестницы-канаты, а по ним вниз спускались полчища разбойников. Задрав голову повыше и прикрыв рукой глаза от слепящего солнца, Гермиона разглядела на самых верхушках деревьев маленькие древесные дома, изумляясь, как не заметила их сразу.
Над их головами находилось целое поселение.
— Добро пожаловать в лагерь Тристана и Изольды! — провозгласила Изольда, с гордостью демонстрируя взмахом руки свои незаконно присвоенные владения.
Окружившие их разбойники недоброжелательно оскалились, по их многочисленным рядам прошелся угрожающий шепоток, и лишь двое уже знакомых малолетних преступников робко засуетились, с испугом переглянулись, очевидно признав в пленных своих недавних жертв. И даже попытались незаметно скрыться в шумной толпе, когда уязвленная гордость Малфоя им этого не позволила.
— Это они! — он осуждающе ткнул в них пальцем. — Они нас обокрали!
— Данн, Роланд! — Изольда подозвала обескураженных разбойников щелчком пальцев, с недовольством разглядывая их новые наряды. — Какого дьявола вы ограбили этих людей, идиоты? — и наградила обоих увесистыми подзатыльниками. — Сколько еще вам нужно повторять: мы не грабим бедняков и не выманиваем у беззащитных дев поцелуи?!
Гермиона возмущенно ахнула, понимая, что оказалась далеко не первой в рядах жертв этих невоспитанных дикарей, которые, заметив ее свирепый взгляд, виновато откашлялись.
— Мы всего лишь соблюдали кодекс, — попытался оправдаться Данн.
— Точно, — закивал Роланд. — Белобрысый уверял, что он один из наших, а еще был совсем не прочь поделиться богатством со своими младшими собратьями.
— Подлая ложь! — возразил Малфой. — Я не давал согласия себя раздевать посреди холодной ночи!
— Ты какой-то слишком изнеженный для бывалого разбойника с трагичным прошлым, — хмуро заметил Данн. — И если бы ты знал кодекс…
— Заткнитесь, кретины, — закатила глаза Изольда. — Вы даже читать не умеете, откуда вам знать, что написано в кодексе? Живо верните им все, что украли, и не путайтесь под ногами!
Малолетние преступники заметно приуныли, обиженно насупились, но все же принялись исполнять приказ, наспех снимая с себя украденную одежду.
— Простите, мэм, но не могли бы вы отвернуться? — смущенно попросил Роланд у Гермионы.
Однако ответить она не успела.
— Она не отвернется! — мстительно зашипел Малфой, выхватив у неудачливого грабителя свою рубашку. — Брюки. Живо!
***
Переодевшись в собственную одежду, Мерлин облегченно выдохнул.
Впрочем, ощущение легкости продлилось только несколько секунд. Хоть их не спешили убивать, все еще неизвестно, зачем вообще привели в лагерь. Он успел приметить тень надежды, что зажглась в глазах Изольды, стоило ей узнать о его врачебных навыках. Ей что-то нужно. Вероятно, что-то очень значимое. И если полчище разбойников вместе с усыпленными магическими способностями заставляли испытывать беспокойство,
случайная встреча с Мордредом вселяла настоящую тревогу.
Ему нельзя доверять. В этом Мерлин уверен.
— Ему стало хуже.
Голос Мордреда за спиной казался почти чужим. Как и весь его облик, изменившийся за несколько лет до неузнаваемости. Почти, потому что сколько бы времени ни прошло, Мерлин всегда узнает эти глаза, преследующие его в самых мучительных, чудовищных кошмарах. Насмехающиеся над ним и предназначением всей жизни. Обвиняющих. Ведь кое о чем Мордред в своем рассказе умолчал.
Я не забуду об этом, Эмрис. Никогда.
И Мерлин тоже не забыл: ни предупреждений Килгарры, ни собственной попытки уничтожить мальчика-друида, рожденного разрушить Камелот.
— Я надеюсь на твою помощь, лекарь, — Изольда заставила его вынырнуть из мыслей. — Если исцелишь моего друга, мы вас отпустим.
— А если я не смогу этого сделать? — раздраженно спросил он, сжав руку в кулак.
— Уверяю, ответ тебе не понравится.
Отлично. Ему вновь не оставили выбора.
Мерлин никогда не отличался ловкостью, особенно когда дело касалось лазанья по высоким скользким деревьям. Но пленителей подобное ничуть не смущало, как и то, каким образом он должен вылечить больного, не имея при себе ни инструментов, ни зелий, ни каких-либо лекарственных трав. И какой бы слепой, оптимистичной ни была надежда, здравый смысл подсказывал: будь все просто, Мордред обошелся бы собственной магией.
Почти на самой верхушке векового дерева, скрытая в глубине густой зеленой листвы, располагалась небольшая, непрочная на вид хижина, сооруженная из древесины и канатов. Внутри нее на подстилке из волчьей шкуры лежал светловолосый мужчина средних лет. Он громко вдыхал и выдыхал хвойный воздух, хмурясь, издавал вымученные стоны. Взмокшие волосы покрывали лицо с мелкими морщинами, приоткрытые губы подрагивали, словно больному нечем было дышать.
Похоже, дело обстояло еще хуже, чем предполагалось.
— Что с ним произошло? — спросил Мерлин.
— Во время последнего налета в него попали отравленной стрелой. — Изольда опустилась рядом с раненым, ласково смахнула мокрые волосы с его лба и перешла на шепот: — Она предназначалась мне, но Тристан закрыл меня собой.
— Я очистил и зашил рану, но спустя день у него появились первые признаки заражения, — дополнил Мордред.
Под настороженно-внимательным взглядом Изольды Мерлин приблизился к Тристану и начал осмотр. Рана в плече сильно загноилась, вены вздулись, кожа вокруг приобрела серовато-синий оттенок. Несомненно, яд Серкета. Сильный, быстрый, смертельный. Точь-в-точь как сам гигантский скорпион. Несомненно и другое: когда заражение достигнет сердца, спасти разбойника не сможет ни одно заклинание, а произойдет это раньше, чем к Мерлину вернутся магические силы.
— Оставь нас, — он обернулся к Изольде, и прежде, чем та успела возразить, добавил: — У него не так много времени, а мне необходимо сосредоточиться. Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы его исцелить. — Дождавшись угрюмого кивка, он перевел внимание на Мордреда: — Мне понадобится твоя помощь.
— Моя помощь? — усмехнулся тот, стоило Изольде выйти из хижины. — Тебе достаточно применить…
— Не могу, — перебил его Мерлин и, замечая скептично приподнятые брови, повторил: — Правда не могу.
Мордред смерил его заинтересованным взглядом, будто пытался прочесть мысли или докопаться до истины. И пусть они не доверяли друг другу, каким-то образом взаимно верно хранили секреты, которые могли стоить им жизни. А еще Мерлин знал, что спасение Тристана — взаимовыгодное соглашение, необходимое каждой из сторон, даже если это и требовало признать: иногда заклятые враги — единственный ключ ко спасению.
— Но я знаю заклинание.
Мордред решительно покачал головой.
— Я больше не колдую.
— Что? — саркастично хмыкнул Мерлин. — С каких это пор?
— С тех самых, как Утер Пендрагон приказал вырезать весь мой народ, уничтожив реликвии и знания друидов, — в его глазах сверкнули острые клинки ненависти.
За которые невозможно было винить. Вряд ли во всем Альбионе найдется хоть кто-то связанный с магией и не желающий смерти обезумевшему королю. Мерлин знал об этом далеко не понаслышке, ведь гнев угнетенных волшебников слишком часто падал на его сына, Артура.
Но все же не мог позволить ненависти и извечным сомнениям испортить их единственный шанс.
— Послушай, если хочешь его спасти, придется мне довериться и сделать это прямо сейчас, потому что, когда заражение распространится на сердце, станет слишком поздно. — Кажется, слова произвели нужный эффект, так что Мерлин продолжил: — Заклинание древнее, но не сложное. Ты сможешь.
Мрачный взгляд Мордреда метнулся к Тристану, комнату стянула звенящая тишина. На целую нескончаемо-долгую минуту, прежде чем друид наконец принял решение и кивнул:
— Что мне нужно делать?
***
Мерлин закрыл глаза. И красочно, словно наяву, представил день, когда яд серкета бежал по его собственным венам огненной струей. Сначала по спине, а потом и по всей грудной клетке. Он стоял на коленях посреди Темного леса, скованный магическими цепями и оглушительным бессилием. Стоял, пока в глазах темнело, но все еще видел, как полчища чудовищ приближались к нему. Все еще боролся: ради себя, Артура, всего Камелота.
В тот миг его голос, куда он вложил остатки сил, был диким ревом раненого дракона. А также последней надеждой перед потерей сознания. Оправданной надеждой, потому что Килгарра откликнулся на его зов вовремя, подхватил безвольное тело огромными лапами, взметнулся в воздух. Высоко-высоко над вековыми деревьями. Стремительно, как стрела. За секунду до того, как ядовитое пламя захватило Мерлина изнутри и пожрало целиком.
И именно тогда, в полубреду, до ушей долетело заклинание:
—
Salustuaegosum!
Голос Мордреда слился с воспоминаниями. Его руки все еще лежали на груди Тристана и заметно подрагивали, пока в воздухе распространялся густой
аромат древней драконьей магии. Сила друида и заклятие, что старо как мир. От подобного сочетания по спине Мерлина пробежали липкие мурашки, но они быстро рассеялись, стоило приглядеться к побледневшему лицу Мордреда. Затем вспомнить, что точно таким он выглядел в тот день. Потерянным, беззащитным, ищущим помощи и спасения.
Ребенком, проклятым с рождения. Ребенком, которого он, Мерлин, пытался убить. Наверняка не без причин, но все же чувство вины, глубокое, как само Авалонское озеро, и вечное, как его жизнь, накрыло внутренности волной.
— Кажется, получилось… — прошептал Мордред. Едва слышно, будто боясь спугнуть удачу.
Однако Эмрис понимал: то была не удача. Магия никогда не бывает удачей. Она — законная, неотъемлемая часть друида. Или же оружие, нацеленное прямо в сердце Артура Пендрагона.
— Получилось, — подтвердил Мерлин, выдавив полуулыбку. — Для полного выздоровления ему потребуется несколько дней, но…
— Тристан справится, — уверенно заключил Мордред и укрыл разбойника одеялом. — И не смотри на меня так, Великий Эмрис, — он устало закатил глаза. — Одно заклинание не заставит меня бросить новый дом, чтобы пуститься во все тяжкие ради мести обезумевшему старику с манией величия. Утер Пендрагон и сам неплохо справился с собственным уничтожением.
Невольно Мерлин фыркнул. Внезапно доводы предполагаемого врага казались слишком убедительными, чтобы спорить.
— Мне жаль, — осторожно произнес он в умиротворенную тишину. — Если бы я знал о его планах…
— Не стоит, — ожесточенно оборвал друид. — Я никогда не винил тебя в случившемся, но не притворяйся, что не знаешь, на что способен тиран, которому ты служишь.
— Я служу Артуру, — брови Мерлина гневно взметнулись.
— Верно. Доблестный, справедливый принц Артур, — закатив глаза, усмехнулся Мордред. — Еще один человек, кому я обязан жизнью, совсем не похожий на чудовище, его породившее. Даже не представляю, за что буду должен его убить.
Мерлин изумленно округлил глаза, не веря в услышанное.
— Ты знаешь о пророчестве?
— А ты думал, тебе одному оно известно? — насмешливая улыбка друида стала еще шире. — Ты такой наивный… Мне твердили о нем с самого рождения, как о чем-то само собой разумеющемся, словно мое мнение никак не влияет на исход, а будущее предопределено с самого начала. И я даже не предполагал, что может быть иначе.
— Что же изменилось?
— Все.
Он отвел взгляд в сторону, задумчиво замолчал, погружаясь в давние воспоминания. Затем, тяжело выдохнув, заговорил вновь:
— В ту ночь я выжил только потому, что хватило ума притвориться мертвым, пока вокруг разносились крики убитых, скрежет мечей и огонь поглощал мой дом. Я прятался в лесу несколько месяцев, голодал, терзался виной и жаждал смерти, пока не наткнулся на Тристана, — его взгляд вдруг потеплел. — Он радушно принял меня в свой отряд, не зная ни о чертовом пророчестве, ни о магии, и я воспользовался возможностью. Поклялся себе, что никому никогда не позволю делать за себя выбор. Так что запомни, Мерлин, если я когда-нибудь и убью Артура, то только потому, что он заслужит.
— А что, если пророчество окажется сильнее?
Мордред кивнул, как если бы ожидал подобного вопроса и раздумывал над ответом долгие ночи.
— Тогда у тебя появится справедливая и достойная причина мне помешать. Уверен, в следующий раз ты справишься лучше, — и вновь в глазах сверкнули острые клинки.
— Пока Артуру ничего не угрожает, — в тон ему начал Мерлин, — я не причиню тебе вреда.
Их отвлек тихий стон, заставивший обернуться в сторону раненого Тристана. И пусть лицо его оставалось бледным, разбойник начал приходить в себя. Раскрыв глаза и поморщившись от яркого света, он сдавленно прохрипел:
— Мордред… — его прервал короткий приступ кашля. — Где я? Что со мной произошло?
— Тише… — друид поднес палец к губам в успокаивающем жесте. — Помнишь стрелы? — последовал слабый кивок. — Мы остановили отравление, но тебе придется временно отказаться от дальнейших… планов.
На этот раз стон Тристана прозвучал громче, отчаяннее.
— Мне уже скучно, — пожаловался он, вновь закрывая глаза.
Спустя минуту хижину заполнило размеренное похрапывание.
— Что ж, я выполнил обещание, — сказал Мерлин стоя в дверях хижины, одолеваемый лишь одним желанием: забрать Гермиону и Драко; как можно скорее покинуть чертов лагерь разбойников; никогда больше не видеть Тристана, Изольду, да и всю их шумную бандитскую шайку, и тем более —
его. — Прощай, Мордред.
Он расслышал ответ уже спустившись с дерева, отчетливо, у себя в голове:
Удачи, Эмрис. Не сомневаюсь, мы еще встретимся.
