Лорд Келегорм и Проклятое Дитя

Тьелкормо сжался от ужаса, до сих пор не веря, что это им полчаса назад грубо овладевал этот жестокий телэро, но боль огнем разливалась внутри, не отступая ни на миг. Он лег, попытавшись принять не вызывавшую боли позу. Скоро прохлада наступившей ночи утихомирила горящую рану, но пульсирующая боль так и не давала уснуть. Тогда Тьелко попытался вспомнить целебную песнь и тихо прошептать ее себе, но и она лишь ненамного успокоила мятущийся разум и не утихомирила обиды, непонимания и обиды от жестокого оскорбления. Затем он представил себе, как возвращается после такого, изнасилованным и униженным, назад, и подумал — меньше всего хотелось бы рассказывать о чем-то. Тогда стало ясно, отчего Нельо был так немногословен. Ближе к утру ему удалось подремать снова, совсем недолго, и в этот раз он очнулся от судороги. Веревка держалась сравнительно слабо — ему удалось сбросить ее и высвободиться, но тут на ум пришла другая мысль: все равно из зачарованного леса не выбраться — не проще ли расправиться с тем, кто создал этот проклятый кошмар? Турко привстал, огляделся и дотянулся до кинутого неподалеку ножа: с коротким лезвием, затупившийся, он не походил на орудие смерти, но Турко пообещал себе всадить его в сердце Эолу. Он добрался до него, обхватил рукоятку и замер, пряча его за спиной, будто руки до сих пор были связаны. Эол пришел вскоре после приготовлений феаноринга. Остановился на пороге — цепь не давала Турко подойти к мучителю — пристально глянул на пленника, улыбнулся. — Может, сам бросишь ножик? Все равно ты не справишься. Как ты не можешь понять этого, упрямый. Турко словно облили холодной водой — он почувствовал себя волком в капкане. Говорят, Морготовы твари придумали ставить такие ловушки на зверей. Терять загнанному в угол зверю было нечего, и он рванулся вперёд — наудачу, задеть, достать кинжалом, да чем угодно — казалось, он готов задушить мучителя голыми руками... Но Эол с лёгкостью ускользнул от удара, перехватил запястье и швырнул Турко через себя. Ошейник передавил горло на несколько секунд — феанорингу на мгновение показалось, что ему сломали шею, но нет. Вскоре он обрёл способность дышать. Эол скрутил ему руки за спиной и сел сверху. — Туповатый ножик, но тебе самое то, раз не понимаешь. Будет больно, милый. И лезвие вонзилось ему в середину бедра — на ладонь повыше колена. А затем еще и еще раз, пока эльф не понял, что Эол вовсе не хочет ранить его. Лезвие втыкалось в кость, боль заглушала мысли и само сознание, он вырывался — а вместе с тем не мог сдвинуться с места, точно Эол стал силен, как вала Тулкас. Отпиливать ногу тупым лезвием было сложно, мучительно и отвратительно долго. Страдание было таким сильным, что пару раз тьма перед глазами расступалась, и Турко казалось, что он видит пронзительный яркий свет. Но врата чертогов Намо так и не открылись перед ним, и он до конца ощущал все происходящее. Намертво сорванный голос не позволял кричать и даже хрипеть, изо рта вырывалось слабое сипение. Даже вдыхать было больно. Он изнемогал под тяжестью чужого тела. Потом от потери крови накатила вновь слабость, и Турко почти уснул — он ждал этого милосердного обморока и того, что проснется в ином месте. Но чуда не случилось. Эола рядом не было. Сквозь щели бил яркий свет, и ясно можно было разглядеть обрубки ног. У него потекли слезы и долго не прекращались. — Ты не умрёшь, — сообщил голос Эола, и Турко понял, что тот все это время наблюдал за его истерикой, — иначе бы уже умер. В голосе, казалось, были нотки сочувствия. — Ты не умрёшь, даже если я тебе отрежу и руки. А я это сделаю, если ты посмеешь ещё хоть взглядом мне возразить. Темный эльф подошёл ближе, положил ладонь на бедро чуть выше колена, где теперь вместо ноги зияла кровавая рана. Майтимо потерял только кисть, и то эльфы смотрели на него как на искаженного. А это... Сердце сжималось от ужаса. Почему он не истек кровью? И даже сил воззвать к валар не было. Он обратился к Эолу одними губами: — Убей, прошу. — Нет, моя наивная лесная косуля. Ладонь его скользила между бедер, продолжая касаться — правда, из-за боли он не чувствовал ничего и больше не ощутил искаженного возбуждения. Турко отвернулся, лишь бы не видеть мучителя. Слёзы отчаяния никак не прекращались, хотя он ненавидел себя за них. Внутри что-то умирало. Эол присел рядом и принялся бинтовать обрубки тканью, вымоченной в травяном растворе. Раны холодило, боль притуплялась, но не до конца. Потом снова скользнул рукой меж ягодиц. — Нет, милый. Ты не умрёшь. Я тебе дам передохнуть, а дальше... Посмотрим на твое поведение, мальчик. Турко зажмурился от боли. Внезапное головокружение заставило его вздрогнуть, он чуть было не упал, но Эол вовремя подхватил его и в этот раз легко подхватил, удержав на руках. Его ласки становились настойчивее, он оглаживал бедра, ощупывал мошонку и член, заставив головку показаться из-под крайней плоти. Потом снова парой пальце покружив вокруг сжавшегося ануса, проник в него. Пальцы растирали внутри, дразнили, порхали. Другая рука массировала ствол, пока Турко беспомощно и бессильно лежал животом на коленях мучителя. — У тебя затекли руки. Скоро ты их лишишься просто из-за того, что они неподвижны и пережаты, — вкрадчиво произнес Эол. — Не надо. Умоляю! — разум Турко заметался. Чего он хочет? Послушания? Но голос так тяжело было удержать от воя ужаса, и одна хрипота мешала ему кричать или рыдать. — Прошу, не лишайте меня их. Я хочу двигаться... сам. Его вера во всесилие Эола стала вдруг бесконечной: теперь он верил, что темному эльфу подвластно все, и искренне упрашивал не лишать подвижности. — Пожалуй, я поверю тебе в последний раз, — прошептал нежно Эол и разрезал веревки. Опустив Турко на пол, он присел рядом, растирая тому запястья и предплечья. Онемевшие конечности кололо, но было легче, намного легче. Турко послушно и благодарно подставлял ему запястья, иногда морщась от слишком резкой боли. От ладоней до локтей прошли мурашки, иногда их от слишком резких движений пронзало острой болью, но чувствительность вернулась. Он даже смог сам поднять руку и утереть застилавшие глаза слезы. Эол усмехнулся, потом снова устроил его поперек коленей, продолжив дарить искаженное удовольствие. Турко тяжело дышал, иногда, скосив вниз глаза, видел свой поднявшийся член. Эол целовал ему плечи, лаская член умело и горячо. Когда дыхание феаноринга стало прерывистым и частым, Эол развязал шнуровку своих штанов, подхватил пленника и медленно уперся головкой в анус возбужденного, но напуганного и напряжённого нолдо. — Смотри мне в лицо, милый. Держись за плечи — я же не просто так тебя развязал. Придется потерпеть. А то если будешь мне мешать и сдвигать свои обрубки, отрежу по пах, — он провел пальцем по месту, где была лунка бедренной кости, — вот так. Турко уцепился за него, как и было сказано, бессильно положив голову ему на плечо и уставившись в пол. Резкая боль ушла, сменившись тупой и ушедшей внутрь. Он охотно бы подчинился приказу, но ноги сдвигались не по его воле, а механически, и ему стоило большого труда держать их шире. В этот раз он до конца ощутил то, как туго входит в него горячий длинный член Эола, и все же не удержался от жалобного крика. Дарить ответный взгляд тому, кто обезобразил его, было невыносимо. Смотреть прямо в лицо насиловавшему казалось Турко постыдным, точно это он брал силой другого. — Я сказал, смотри в лицо, — жёсткие пальцы сжали плечо. — Смеешь не подчиняться, падаль? Эол смотрел с яростным гневом, и в его темных глазах читался приговор — хозяин был зол, раб будет наказан... — Прости, — еле слышно произнес Турко, вскинул голову и испуганно посмотрел на него, замирая. Он вглядывался в глаза Эола и не мог понять, как при таком теплом каре-зеленом оттенке они могут вмещать столько холода. Его взгляд и впрямь походил на взгляд Феанаро, он даже чуть не назвал его отцом, забывшись. Мышцы сжались, выталкивая член из окровавленного лона, и ему стоило сил приказать себе не противиться, а позволить Эолу делать это с собой. Смотреть ему в лицо стоило ещё более мучительной боли. Эол ускорился — все пошло быстрее по крови, и он насаживал Турко на себя, как куклу, поддерживая за талию, вбиваясь раз за разом. Кажется, ему было интересно, сколько сможет Турко терпеть. Вскоре боль стала невыносимой, и несчастный сын Феанора держался только потому, что не понимал, можно ли ему кричать и стонать. Не последует ли за этим ещё более изощрённое наказание. Он прикусил губы, не давая крикам рваться наружу. Горло саднило — так он охрип. — Умоляю, больно! Очень больно! — решился он попросить его через осанвэ. Эол его не слышал. Он готов был излиться, и Турко с нетерпением этого ждал Эол кончил наконец, придерживая свою жертву за бока. Стер заботливо кровь с губ Турко. О возбуждении самого сына Феанаро не могло быть и речи после пережитого. Бедра сводило судорогой от боли, внизу живота все горело огнем. Обрубки ног конвульсивно подергивались. Эол сбросил Келегорма на пол — цепь он так и не снял. — Делаешь успехи. Правда, плакать и кричать я тебе не запрещал, так что ты зря боялся и сдерживался. Он с мрачным торжеством вглядывался в лежащего феаноринга. — Ты потерял много крови и ослаб. И ещё потеряешь, — он слегка пнул беднягу под окровавленный зад. — Садись. Еду будешь зарабатывать особым способом. "Сидеть" в нынешнем состоянии эльфа было сродни "вгони себе в задницу кинжал" Он умоляюще взвыл: — Нет, пожалуйста! Слишком больно! Похоже, понятно, чего он сейчас попросит — взять его причинное место в рот. Слова об еде повлияли на него автоматически, и он тут же ощутил, как снова сводит пустой желудок, и уже с куда большей готовностью уставился на промежность Эола. Тот был весь в разводах крови. Турко умоляюще глянул снизу вверх на него. — Ты же воин, мальчик. Ты должен быть приучен к боли. Должен уметь терпеть, — слова мучителя звучали издевательски. Эол запустил пальцы в волосы Турко, поглаживая затылок, — догадливый мой мальчик. Приведи меня в порядок, и если постараешься, получишь зайчатины с хлебом. Турко больше не смел перечить. Он уцепился руками за его бедра, чтобы не упасть, готовностью раскрыл рот и ткнулся лицом туда, где недавно сидел, вылизывая от собственной сукровицы промежность Эола, его длинный член и мошонку. Тот, намотав на руку его волосы, не давал отстраниться и заставлял заглотить естество посильнее, настолько, что Турко начало выворачивать от запаха крови и семени. Он ощутил резкий позыв к рвоте, но к счастью, его желудок был совершенно пуст, иначе гнев Эола было бы страшно представить. Эол контролировал каждое движение Турко, крепко держа того за волосы. Несколько раз феаноринг дёргался и горлом сжимал член — явно рвотный позыв... Тэлеро все же кончил и оттолкнул пленника. Тот бессильно упал, звякнув цепью, и Эол оправил одежду и вышел. Потерявшему счёт времени Турко вскоре стало казаться, что он вообще не придет. Он лежал на полу, обхватив себя за плечи руками, и не переставая молил о перерождении. Поставить себя на место Нельо не удавалось: тот ведь знал, что будет спасен, а он? Кому он будет нужен? Еще вспомнилось, сколько раз старшего брата считали подвергшимся искажению. Что будут думать о нем? Он в любом случае изгой. Земля была холодной, он еще пару раз обмочился прямо под себя — подниматься не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Слезы кончились, наверное, пересохли, а он все чего-то ждал, вслушиваясь в звуки леса за тонкой стеной. Стукнула дверь, и послышались шаги Эола. Он отстегнул цепь от ошейника, поднял пленника и понес на руках прочь. В лицо дохнуло прохладой леса. — Нолдор первого дома не переродятся, Турко. Дальше только тьма, — задумчиво и даже сочувственно сказал Эол. Лес был обычным — в таких Турко часто охотился. Скакал во весь опор, загоняя зайца впереди своей ватаги верных или с Оромэ. Его учили слышать лес, но сейчас он не мог составить для себя картину. Эол остановился напротив небольшого пруда, отделанного камнями и опустил Турко в прохладную воду — было неглубоко. — Мойся. От непривычки нолдо соскользнул, но тонуть действительно было негде, и он удержался, цепляясь пальцами за камни. От воды защипало в ранах и ссадинах, но она же дарила расслабление и очищение. Он нагнул лицо к ней и долго пил, затем принялся медленно отмывать себя дрожащими руками. Сорвал пучок сухой травы у берега, оттер приставшую грязь и кровь. Ему было неуютно и стыдно делать это под пристальным взглядом Эола, что стоял неподалеку, но все же возможность отмыться была приятной Он подхватил вымывшегося Турко и понес на руках ко входу в нечто вроде пещеры. Вход оплетали корни деревьев, а массивная дверь показывала, что хозяин не любит гостей. Турко еще раз потянулся мыслями к дому. Он совсем не чувствовал присутствия кузины. — Ее нет в Нан-Эльмоте, — сообщил Эол. — И не было. Она не звала тебя на помощь, это я ждал тебя здесь.