Protect Me From What I Want.

      Сегодня парижская ночь была по-особенному холодной и тихой. Это обычное умиротворение, присущее такому времени суток, сейчас казалось тревожным и даже пугающим, больше напоминая затишье перед страшной бурей. Гигантское здание Гранд Оперы, чернея на фоне ночного неба, возвышалось над спящей мостовой. Из-за этой давящей атмосферы стоящий перед строением несчастный человек невольно чувствовал себя абсолютным ничтожеством, безвольной и беззащитной букашкой… А ведь когда-то величественные стены этого архитектурного шедевра давали чувство защищённости, безопасности; создавали красивую иллюзию крепости, где никто не нарушит твой покой. Теперь же это был лишь фасад погребального склепа, огромная, безусловно прекрасная крышка гроба…       Эрик смутно понимал, каким образом он смог добраться сюда за столь короткое время, но, как бы там ни было, усталости он не чувствовал, несмотря на общую физическую тщедушность и давным-давно прошедшие годы его юности. Из-за частого дыхания возле его лица временами появлялось белое облачко пара. Холода он не ощущал. Взгляд мужчины был устремлён куда-то в пустоту, а мысли его лихорадочно спутались между собой.       Буквально несколько минут назад Эрик был на улице Риволи, в доме своего старого и, наверное, единственного близкого друга, перед которым он добровольно снимал свою маску — вещь, защищавшую уродливого гения от всего мира… или он только думал, что маска его защищала?.. В любом случае, какая теперь разница, ведь Эрик собственными руками разбил её, утратив смысл во всём. И всё из-за этого проклятого лицемерного демона! А он ещё думал, что только он притворялся Ангелом! Эрика снова затрясло, только виной тому был вовсе не холод. Как она могла так с ним поступить, как?! Он ведь на коленях умолял это прекрасное и одновременно лживое создание полюбить его… неужели он просил чего-то невозможного?       — Эрик, подожди!       Он медленно обернулся, услышав чуть ли не до боли знакомый голос старого Перса. Бывший начальник полиции выглядел взволнованным; характером он почти не изменился со дня их первой встречи, и единственными заметными отличиями были лишь появившиеся морщины и первая седина в густой чёрной бороде, обрамлявшей смуглое лицо с заметным шрамом на щеке. Даже его старая каракулевая шапочка была при нём…       — Я же просил тебя оставить меня в покое, — убитым голосом сказал Эрик, встретившись с обеспокоенным взглядом Дароги. Когда старик попытался подойти к нему, Призрак Оперы отстранился и снова отвернулся. — Или ты тоже хочешь разрушить то немногое, что у меня осталось, и посмеяться?..       — Эрик, клянусь тебе своим именем, я даже думать об этом не смел, и никогда не посмею, — ответил Перс. — Расскажи мне, что произошло? Почему ты назвал мадемуазель Даэ «лживым демоном»? Я не стану прерывать тебя, обещаю, только расскажи… может быть, я смогу помочь.       Несчастный гений печально усмехнулся. Какие бы между ними не были разногласия или даже скандалы, бывший полицейский всегда был готов помочь и выслушать его. Именно этот человек спас запуганного мальчишку, дал ему имя, стал единственным, кто узнал «историю монстра»… В израненном сердце Эрика до сих пор жили тёплые воспоминания о каждом дне, проведённом с Персом, о каждом их душевном разговоре; ни одно из этих воспоминаний не было омрачено даже его вероломным предательством в Комнате Пыток. Тогда старый друг буквально выманил Призрака, словно какое-то загнанное животное, чтобы виконт застрелил его… сейчас Эрик сожалеет о том, что тогда мальчишка не справился с дрожью в руках и промахнулся. И даже после этого он уже во второй раз спас Дарогу, хотя мог бы хладнокровно оставить того умирать в ледяных водах подземного озера, таким образом отомстив ему за удар ножом в спину.       Да, Эрик полюбил, а затем возненавидел Кристину Даэ, но он не мог найти в себе силы ненавидеть старого Перса, как бы ни старался, хотя, причины на то были: именно он дал ему эту пустую надежду на счастливую жизнь, а потом он же разрушил её своей отстранённостью, бездействием и предательством… он предал его в тот момент, когда Эрик нуждался в нём больше всего.       Но, глубоко вздохнув, из-за чего в воздухе появилось очередное белое облачко, уродливый гений поведал Персу о том, как он расстался с Кристиной, срываясь то на крики, проклятья и зловещие клятвы о мести, то на горькие, обжигающие кожу слёзы. И всё это время старый полицейский внимательно слушал его, не перебивая…       — Неужели я не заслуживаю того, чтобы хоть кто-то полюбил меня?! — не справляясь с рыданиями воскликнул Эрик, обратив полный горечи взгляд на того, кого чуть ли не считал своим отцом. — Это всё из-за этого уродливого лица, лица, которое никто не способен полюбить!..       — Дело не только в этом, Эрик, — чётко и строго проговорил Перс. — Если подумать обо всех твоих страшных преступлениях, кто вообще сможет полюбить тебя?..       И вот опять… почему даже самый близкий ему человек, которому он обязан своей жизнью и именем, хочет ранить его своими словами? И почему Эрик не может найти в себе силы ненавидеть его за это, хотя он годами копил в себе ненависть ко всему миру сразу?..       — Эрик, можешь сделать мне одолжение? — внезапно мягко спросил Перс, видимо, в кои то веки заметив, как своими словами он причинил боль своему печальному другу. — Покинь Францию, начни жить спокойной жизнью; я лично позабочусь о том, чтобы тебя никто не обнаружил.       — А разве у меня ещё есть причины жить дальше? Скажи мне, мой друг, зачем мне жить? Может быть, у тебя есть какие-то идеи? — холодно усмехнулся уродливый музыкант. Дарога долго не отвечал. В полных обиды, злости и боли янтарных глазах снова засверкали жгучие слёзы отчаяния. А ведь правда: человеческое сердце разбивают лишь те, кого оно больше всего любит… — Неужели ты действительно так хочешь, чтобы я этого не знал?..       Не дожидаясь ответа, Эрик встал на порог Дворца Музыки, а полицейский в отставке лишь проводил его печальным взглядом. Перс попытался положить испещрённую давними царапинами руку на плечо Призрака. Тот даже и не почувствовал его прикосновения, этого жеста, который призван выразить сочувствие и поддержку.       — Я хочу, чтобы именно ты сообщил лицемерному демону о моей смерти. Дав мне имя, ты положил начало моей новой, полной боли и страдания жизни, и теперь ты должен окончить её, — произнёс Эрик, смотря в бездонную тьму, которая лживо-ласковым шепотом уже подзывала его к себе, заманивала в свои ледяные объятия, обещая, что ему больше не будет больно…       Услышав эти слова, Перс отшатнулся, будто бы его ошпарило кипятком.       — Эрик, не говори так! Не говори, что ты собираешься умереть! У тебя есть я, я никогда не оставлю тебя, что бы ты не сделал! — горестно простонал он.       — Довольно, — неожиданно резко прервал его музыкант. — Мне не нужны пустые обещания от того, кто постоянно ранит меня своими словами…       На несколько минут повисло тягостное молчание, во время которого каждый думал о чём-то своём: о том, что произошло в прошлом; что произойдёт в настоящем; и о том, что, может быть, произойдёт в будущем.       — И всё-таки… — Эрик снова грустно улыбнулся, вложив в свои слова всё тепло, на которое только был способен. — Я не уверен, действительно ли ты заботился обо мне, но… ты был моим самым близким другом, Хатим…       Больше не говоря ни слова и не слыша ничего вокруг, он шагнул во тьму и через мгновение его силуэт растворился в ней. Эрик уже не услышал того, как Хатим побежал вслед за ним и сказал то, что должен был сказать намного раньше; не слышал, как он пытается справиться с начинающими душить его слезами и как он горестно вздыхает под гнётом своих сожалений. Несчастный гений снова остался один, наедине со своим одиночеством, болью и прошлым. В очередной раз его милый сердцу друг решил бездействовать…       Но… даже в последние часы своей жизни, полные метаний, агонии и безумия, вновь погрузившись в свои редкие светлые воспоминания, так или иначе связанные с Хатимом, он не испытывал к нему ненависти. Наоборот, Эрик снова сказал самому себе с одновременно горькой и счастливой улыбкой:       — Да, Хатим…ты мой единственный и самый близкий друг…