…If only you'd never pull from me The way that you do If only you'd never pull like that When I'm with you I feel hopeless hands helplessly Pulling you back close to me I wish you felt the way that I still do The way that I still do… The Cure.
Вечер окрасил парижское небо своими волшебными красками: ближе к закатному солнцу оно отливало благородным золотом, а всё оставшееся бесконечное пространство над ним постепенно становилось похожим на синие морские глубины. Первые ранние звёзды уже сверкали где-то далёко в высоте небосвода; они больше напоминали глаза Ангелов, наблюдавших за чудовищной трагедией, что сейчас происходила в стенах Оперы Гарнье. Лёгкие облака мчались куда-то, забирая с собою все тяжелые мысли двух загнанных в угол влюбленных и человека, обезумевшего от любви и боли… Эрик прятался за статуей благородного Аполлона, что гордо поднимал свою волшебную лиру над головой, сверля взглядом Рауля де Шаньи и Кристину Даэ. Его забавила их наивность. Неужели они действительно думают, что он так просто оставит их в покое в Опере, в своём царстве, где он, Призрак Оперы, царь и Бог? Что он выполнит данное Кристине обещание? Обещания дают, а тем более исполняют их, только глупцы. «Как же люди наивны… думали, что смогут спрятаться от меня на крыше», — со злобной усмешкой думал музыкант, осторожно выглядывая из-за своего мраморного укрытия. Он слышал весь разговор несчастных влюбленных, до последнего слова. Слова Кристины о том, что на самом деле она боится его, что иногда ей кажется, что только его смерть может положить конец всему — нисколько не задели его: у северной феи ещё есть время всё переосмыслить. В конце концов, некоторые люди терпеть друг друга не могли перед венчанием, а после свадьбы души в друг друге не чаяли! А этот напыщенный виконт, Рауль… он многое о себе думает, раз уж считает, что сможет одолеть Эрика в поединке. Глупец! Этот самонадеянный мальчишка даже не подозревает, что он не сможет защитить себя от гнева своего противника даже в собственном доме, что уже говорить об Опере, где на каждом углу у гениального изобретателя пыток расставлены смертельные ловушки. Ох, а как же эти двое уверены в том, что они смогут сбежать… святая наивность… — Кристина, отдай мне кольцо. Это будет символ того, что ты вернёшься ко мне. — Что? Прошу, Рауль, дай мне ещё один день, я не могу отдать тебе кольцо прямо сейчас! Эрик злобно заскрипел зубами и подошёл немного ближе к своей добыче, всё ещё оставаясь в тени. Кристина знает, что он никогда не простит предательства. Она знает это, и поэтому не отдаст кольцо. Он уже был в предвкушении того, как исказиться лицо виконта от агонии, когда все его мысли займут сомнения и бесчисленные вопросы о том, любят ли его на самом деле. Человек, страдающий из-за любви… даже Призрак не смог додуматься до такой извращённой пытки. — Это самое важное решение, которое я приму! Ради тебя я перестану быть офицером флота и стану бродягой! К тому же, я тоже напуган… Я просто не хочу беспокоиться хотя бы об этом. Музыкант заметил, что Кристина занервничала, но она не спешила принимать каких-либо действий. Ну же, откажи ему в этой просьбе… пусть он терзается сомнениями, а потом ощутит невыносимую боль, когда ты не вернёшься к нему… Это будет самый лучший свадебный подарок… — Кристина, — юноша подошёл ближе к прекрасной певице, — как я уже говорил, я не хочу бояться. Если ты любишь меня, если ты доверяешь мне… отдай мне кольцо. На крыше повисла напряжённая тишина, что нарушалась только дуновением холодного ветра. Двое мужчин замерли в трепетном ожидании, а Кристина долго не могла решить, как ей поступить. Но тут она вздохнула, повернулась к виконту лицом и… — Хорошо, Рауль. Я верю тебе. Возьми его. Эрику показалось, что он так сильно вцепился пальцами в безжизненный мрамор, что на нём вот-вот появятся трещины. Как она посмела?! Неужели ей совершенно плевать на то, что Ангел Музыки любит её до безумия и готов сокрушить любого врага, чтобы добиться её любви?! Почему она не остановила своего ненаглядного Рауля де Шаньи, когда тот замахивался, чтобы выбросить старое обручальное кольцо его покойной матушки — одно из немногих вещей, которое действительно дорого ему?! Как она посмела… предать его?.. Внезапно Эрику стало трудно дышать. Он задыхался, каждый вздох отдавался колющей, словно игла болью в лёгких. — Рауль… — кровь била в висках в такт его громкому сердцебиению, но Призрак всё равно различил голос Кристины. — Я хочу, чтобы ты знал, что я, отдав тебе кольцо, рискую своей жизнью. Но это всё потому, что я действительно люблю тебя, люблю всем своим сердцем. И, если бы я не любила, я бы никогда не поцеловала тебя. В первый и в последний раз… Как же трудно было подавить крик ярости и боли, когда Эрик увидел, как губы Кристины и Рауля слились в едином поцелуе, поцелуе истинной любви. Как же было невыносимо смотреть на то, как она нежно обвила его шею своими прекрасными руками, как он обнимает её за талию… Но ещё труднее было сдержать этот болезненный кашель. Во рту появился металлический вкус крови и ещё один… это был вкус нежных цветочных лепестков… Эрик рухнул на колени, согнувшись в три погибели, и закрыл свой будто бы гниющий рот руками, чтобы хоть как-то заглушить этот кашель. В ладони тут же хлынуло немного теплой и тягучей крови. Оторвав руки от лица, помимо крови Эрик увидел несколько розовых лепестков. Это могло значить только одно: Кристина отвергла его. — Рауль, ты слышал это?.. — светловолосая с ужасом взглянула в сторону статуи Аполлона. — Неужели это… Но когда виконт зашел за статую, он ничего не обнаружил. Только несколько капель крови и лепестков роз были под его ногами.***
— Эрик… прошу, просто выйди. Это моё последнее желание. Голос старого перса доносился из-за стен Комнаты Пыток. Туда попадали только неосторожные и те, кто был слишком любопытен. Из неё никто и никогда ещё не выходил живым. Эрик построил её своими руками и прекрасно знал это. И поэтому он бы никогда не допустил того, чтобы его самый близкий и единственный друг стал очередной жертвой его шедевра. Однако сейчас Призрак был слишком зол, чтобы сию же секунду бросаться на помощь Хатиму. Он не мог простить ему того, что он привёл с собою Рауля де Шаньи, который ещё на крыше поклялся расправиться со своим конкурентом при первой же возможности. Эрик никогда не прощает предательства. — И почему я должен послушать тебя? Почему я должен послушать человека, который предал меня?! Хотя нет, можешь не отвечать. Просто сдохни от жажды, внутри моего шедевра!..— процедил сквозь зубы безобразный гений. Праведный гнев кипел в его душе, прожигая её насквозь. — Все люди, которых я любил, предали меня… Именно те люди, которые никогда не отворачивались, видя моё настоящее лицо, смеялись надо мной за моей спиной, как и все остальные! В тайне хотели сделать мне больно… — Эрик, это не правда, — голос дароги звучал также успокаивающе, как и тогда, несколько лет назад, когда он пытался успокоить своего друга и отвлечь его от мыслей, причинявших ему боль. — Я никогда не говорил таких вещей. Я всё ещё твой друг, и я просто пытаюсь поступить правильно. — «Правильно»? — Призрак Оперы злобно усмехнулся. — Мне кажется, что когда ты поступал «правильно» ты вовсе не думал о моём благополучии! Твой смертный час настал, мой подлый друг… Эрик уже хотел было отойти от стен ужасной комнаты, чтобы вернуться к Кристине, но Хатим снова окликнул его, на этот раз уже более решительно: — Нет, ты должен выйти и смотреть, как я умираю. Ты должен смотреть, как тот человек, которого ты любил, был для тебя единственным другом, умирает! Эрик застыл на месте и стыдливо закусил губу. Хоть теперь в его глазах перс и является гнусным предателем, но… всё же он когда-то был его другом… чёрт возьми, да даже сейчас он не может так просто вычеркнуть из своего сердца те немногочисленные светлые воспоминания, частью которых дарога являлся. В конце концов, он же спас его, когда Эрик был ещё беззащитным мальчишкой. Он до сих помнит это… и никогда не забудет. — Всё чего я хотел… так это увидеть лицо моего дорогого друга. Всего один раз, перед тем, как я умру. Кривые и где-то почерневшие ногти больно впились в бледную ладонь, в горле встал тугой ком. Нет. Эрик не может позволить ему умереть, это слишком жестокое наказание, даже за предательство. Может не сейчас, но потом он обязательно найдёт в себе силы простить своего старого и дорогого друга. Но сегодня он не умрёт. Хатим не должен умереть в этой треклятой Комнате Пыток! Рауль дэ Шаньи может остаться там и медленно умирать от голода, жажды и безумия, но Эрик поможет выбраться своему другу. Безобразный музыкант снял со стены картину, что закрывала небольшое окошечко в Комнату Смерти, и заглянул в него. Он встретился глазами с бывшим начальником полиции. В груди что-то тоскливо защемило, когда Эрик снова увидел смуглое лицо со шрамом на щеке, обрамленное густой тёмной бородой. Но вдруг перс мрачно отвёл взгляд. — Наконец-то ты показался… Готовься к смерти! Когда раздался выстрел, Призрак инстинктивно отскочил в сторону, но пуля пролетела мимо, попав в зеркальную панель комнаты. На несколько секунд повисла тишина: Хатим, всё это время смотревший куда-то в сторону, резко поднял взгляд на Эрика, издав тихий вздох облегчения; Рауль недоуменно смотрел то на дымящийся пистолет в руке, то на дыру в стене, оставленную пулей; а Эрик снова почувствовал эту колющую боль в лёгких. Тишину разрезал его смех, в котором отчётливо слышались истеричные нотки. Даже боль не мешала ему смеяться над глупостью виконта и перса… и над собственной наивностью. Хоть и зрение Хатима уже не было таким острым как раньше, но он всё-таки смог увидеть багровую струйку крови в уголке словно разодранного в клочья рта Призрака Оперы. — Мой глупый Дарога… — его голос был страшен и просто сочился ненавистью ко всему роду человеческому. — Я исполню для тебя самую прекрасную панихиду! Всё ещё смеясь, Эрик повернулся спиной к окошечку и вошел в свою комнату. В этот раз кашлять розовыми лепестками было намного больнее, чем в прошлый раз. По подбородку стекала тёмно-красная кровь, перемешиваясь с лепестками роз и горькими слезами…