***
Восток пал. Западная часть столицы пала. Юго-восточный периметр держится из последних сил. А столица… тоже пала. Их просто разгромили. Хлопнули, как каких-то букашек. Сеул был захвачен вражескими отрядами в течении трех дней. Изначально южане не имели сил, чтобы противостоять, поэтому ожидаемо, что они лишились главного города страны. — Сеула мы лишились, теперь нельзя позволить им завоевать другие города. Нужно грамотно распределить силы. — Я думаю, им нужен выход в Желтое море, поэтому они нападут на Инчхон. А там и Сувон недалек для очередного нападения. — Сделаем так, — подаёт голос поникший и будто опустевший изнутри Сокджин, — я сам возглавлю поход в Инчхон, а генерал-лейтенант Ли двинется на Сувон. Остальные со своими солдатами пойдете на другие города. Если в худшем случае потеряем Инчхон и Сувон, то они пойдут дальше к городам Хонсон, Чхонджу и Тэджон. Намджун, — смотрит на генерала-майора, — останешься в Хонсоне, Чонгук возьмёт на себя Чхонджу, Тэхен — Тэджон. — Так точно. — Генерал, как Вы смотрите на то, чтобы вытащить наши самолёты? Думаю, самое время их подключать. — Как раз об этом думал. Сколько наших? — Шесть. Хочется смеяться от такого мизерного количества. — Американцы отправят еще свои, поэтому можно. Кто командует воздушными силами? Мне надо встретиться с ним. — Командир Им Джиан, товарищ генерал.***
ООН собрал срочное заседание по вопросу ситуации в Южной Корее, и по инициативе США в зале заседаний они приняли решение об отправке срочной помощи южанам. Американские войска грузили на корабли оружие, приказ отдал генерал армии соединенных штатов, ярый антикоммунист и который принял капитуляцию Японии. С базы Окианова в сторону Кореи двинулись бомбардировщики «В-29». Выполняя приказы ООН, американцы и их союзники перенаправили в Корею более восьмисот самолетов. А СССР тем временем перенаправил танки «Т-34-85» и самоходы «СХ-76М» в КНДР.***
Хваса просыпается от того, что чувствует чьи-то пальцы в своих волосах. Она улыбается, не понимая сон это или явь. Но ей это нравится. Ей по душе эта легкость, которая покинула ее душу. Словно мама играется с её волосами, как это было в далеком детстве. Девочка клала голову на колени матери и наслаждалась её прикосновениями. Происходящее сейчас заставляет врача окунуться в теплое и беззаботное время. Но она резко распахивает глаза и поднимает голову, в шоке смотря на лежащего Юнри, который шевелит пальцами. Радость, которую испытывает девушка, не описать словами. Она едва ли не пищит, но вовремя щипает себя за запястье. Конечно, она понимает, что то, что парень подал признаки жизни, еще не значит, что он полностью здоров и ему ничего не угрожает, но это хоть какой-то прогресс, маленькое достижение, ведь после операции, которую она провела, пациент провел шесть дней без сознания. Все эти дни слились в один большой мучительный и убивающий. Она себе места не находила, почти все свое время находясь в его палате. К ней подходил доктор Пак и вместе с ней молча наблюдал за пациентом. Он с ней не спешил заводить разговор, а она не решалась что-то проронить, касаемо юноши. Ей так хотелось поделиться с кем-то своим переживанием, которое сжирает её изнутри, прокричать, что она так боится услышать писк кардиоманитора, рассказать, как душа покинула ее тело, когда она проводила операцию, и ей хочется простой поддержки. Достаточно лишь простого «все будет хорошо». И она полетит. Расправит крылья и будет стремиться к новым вершинам. Она вспоминает Намджуна, то, как он дарил поддержку и просто был рядом, неважно физически или морально, когда ей нужно было элементарно поставить укол солдату. Подумаешь, просто кольнуть шприцом — дело невеликое, но даже так, с Намджуном она была готова переворачивать мир. Его любовь и вера заряжали ее, взращивали ту силу, которая подталкивала девушку к тому, чего она боялась. А сейчас Намджуна нет рядом, и ей без него тяжело. Но надо учиться жить без его присутствия, без его поддержки и любви. Чертовски трудно, но, а кому сейчас легко? С приходом Юнри в ее жизнь, она начала отвлекаться и не думать о Киме. Мысли о том, что любимый валяется с пулей в теле, появляются не так часто. Самоуничтожение на какое-то время прекратилось, слезы не текут каждую минуту по щекам и сердце не кровит, как раньше. Вот только новость о том, что вражеская армия захватила Сеул, заставляют ее переживать все заново с удвоенной силой. В груди расползается что-то черное и противное, нечто напоминающее ей скорбь по любимому человеку. Хваса тут же отгоняет эти мысли и картинки, проклиная свое подсознание. Намджун в порядке. Намджун жив. Эти слова превратились в молитву, что постоянно вертится на языке. С восходом солнца, с его заходом, при свете луны, при дуновении ветра, с каплями дождя, вместе с громом Хваса про себя шепчет эти слова и взращивает в себе уверенность к каждой произнесенной букве. Проходит день со дня извещении о столице, а никаких вестей все так же нет. Намджун должен выйти с ней на связь, подать хоть какой-то сигнал. Только почему о нем ничего не известно? Этот вопрос порождает не самые лучшие ответы, поэтому она его больше не задает, заставляя себя думать, что генерал-майор до ужаса занят. Так легче. Пальцы Юнри продолжают пошевеливаться слегка, и слезы радости наполняют ее глаза. Холодка Смерти в этой комнате нет. Она проиграла врачу. Но Хваса выиграла только битву. Выиграет ли войну с этой дамой?***
— Добрый день, — Хваса поднимает уставшие и отекшие глаза на пришедшего и встает из-за стола, закрывая папку, на которой она что-то писала ручкой. — Здравствуйте, доктор Пак. — Слышал, что Юнри очнулся, — присаживается рядом. — Да, это так. Сейчас его состояние стабильное, но он очень слаб. Реакция заторможенная и… — Я так горд за тебя, Хваса, — перебивает, взгляд не отводит, смотрит прямо в глаза, а Хваса опускает голову, нервно сминая пальцы. Прежде этот мужчина никогда не хвалил её, и сейчас, слушая его речь, ей не то чтобы неловко, скорее непривычно и как-то странно. — Тебя поддержать должен был в первую очередь я, чего я в свою очередь не сделал. Я боялся. Испугался того, что ты не справишься, ведь сколько же на свете смельчаков, которые думают, что им все по зубам. Твой поступок — это именно тот момент, когда итог никак не может быть известен. Во время операции могло случиться что угодно. Сделай нечаянно одно лишнее движение, и пациент мертв. Спасти ситуацию может только профессионализм и уверенность. Эти вещи в тебе есть, поэтому я очень горд тобой, своей ученицей. Ты справилась с очень трудной задачей, сделав итог успешным, бросила вызов мне и самой себе, собрала все силы в одну кучу и решилась на этот серьезный и ответственный шаг без единой поддержки, — его слова совсем не преувеличение, он раскладывает все по фактам. Он правда горд за Хвасу, которую он никак не постыдиться назвать своей ученицей. Внутри у него переполох. Там есть и вина. Вина за то, что он не поверил, не сказал, что он возлагает надежду на нее. — Ты прости меня, пожалуйста, — медленно и с открытым сожалением. — Все хорошо, — Хваса быстро отвечает, чтобы не давать этой неловкости расползаться еще дальше. Вести с ним такой диалог очень странно. — Давайте не будем зацикливаться на этом. Мы оба знаем, что мы хотели донести. Этого достаточно. Я хотела бы обговорить с Вами о его дальнейшем лечении. — Как раз об этом, — былая неловкость быстро испаряется. Такой формат разговора им больше по душе. — Ты больше не будешь заниматься его лечением, Хваса. — Что? — как гром среди ясного неба. — Это не моя инициатива, — спешит объяснить ситуацию мужчина, — при всем моем желании, я бы оставил тебя возле себя, но поступило распоряжение сверху. — Я ведь недавно перешла с армейской части. — Повсюду нужны врачи, Хваса. Скорее всего, к нам приедут американские врачи. Нас катастрофически мало. — Куда меня отправляют? — Я не знаю. Пока вас всех просто собирают. У девушки зарождается надежда, что она может быть увидит Намджуна, который сейчас неизвестно где находится. Она слышала новость о том, что столицу захватили, и это сразу же подвинуло её на мысль, что Ким поменял свое местоположение. Вот только где же он? Насколько далёк от неё? Или же рядом-рядом с ней? В любом случае, Хваса рада, что уезжает с этого места, где Намджуна давно нет. — Я хотела бы попросить Вас кое о чём. — Я тебя слушаю, — внимательно смотрит на нее Пак. — Как бы правильно выразиться, — мнётся девушка, закусывая щеку изнутри, — я думаю вряд ли у меня есть такие возможности, нежели ваши… я хочу встретиться с братом пациента, которому я проводила операцию. Его зовут Сынри. К сожалению, больше информацию о нём я не знаю, не считая той, что он из того же подразделения, что и Юнри. У Вас ведь тесная связь с военнослужащими, поэтому я решила, что… Вы могли бы… — Я понял тебя. Я решу этот вопрос, вот только по какой причине ты хочешь встретиться с ним и уверена ли ты в том, что он жив? Сама понимаешь, то место, где он обитает, непредсказуемо и очень опасное. — Он жив. Ради своего брата он будет жить, я в этом уверена, — уверенность её характеризуется твердым и не дрогнувшим тоном, а так же решительностью в глазах. — Мне надо с ним поговорить о Юнри. Он доверил мне его. Вручил его жизнь в мои руки. Мне хотелось бы поставить его на ноги, жаль, что я этого не увижу, так как уезжаю, но он выкарабкается, я точно знаю. Я понимаю, что это лишние проблемы, но только при встрече с ним, моя душа успокоится. На мне ответственность, и если я уеду просто так, не попросив у него прощения, я не выдержу. — Не волнуйся. Всё будет.***
Чимин не может поверить в происходящее. Будто бы это сон, о котором он мог только мечтать. Потому что сказки в его жизни никак не может быть. Оказывается, может. И чудо постучалось в гости. Он сидит внутри машины, прижатый к мужчине, обволакиваемый таким родным ароматом, и тихо плачет, бесшумно пуская слезы. Рядом спят дети, а впереди собрат Чонгука ведёт машину. Едут они в полной тишине, не считая жужжащего движка внедорожника. Начало вечереть, и Чимин наблюдает за тем, как солнце прячется за горизонтом. Этот полный ужаса день заканчивается, весь этот чудовищный кошмар позади, а впереди только светлое будущее. Однако то, что случилось сегодня днём, никогда не вытеснить из памяти, не стереть ластиком, оно будет напоминаем того, какими могут быть люди. Он в один момент ловит себя на мысли, что он всё еще не может поверить в реальность, будто он откроет глаза от сна, и перед ним снова окажется тот мужчина, который хотел сотворить с ним нечто ужасное, до безумия позорное для Чимина. Он так боится, что отец Чонгука, который вытащил омегу из лап монстра, — выдумка его подсознания, что решило его таким способом защитить. Парень дрожит весь, параллельно успокаивая себя, что всё в порядке. Его дети рядом с ним, они в целости и сохранности, сытые и одетые, им не угрожает опасность, ведь с ними дедушка и друг мужа. Всё хорошо. — Ты, наверное, хочешь знать, как мы нашли тебя, — шепчет Чонсок, приобняв Чимина одной рукой, как родного сына. — Если честно, не хочу знать ни о чем, — подавленно и устало, — я так рад, что Вы с нами. Я… думал, что мы больше никогда не встретимся. Когда объявили о войне, я хотел сорваться к Вам, но я не мог рисковать Чонмином, не зная какой ситуация будет через уже несколько часов, — оправдывается омега, не обращая внимания на льющиеся слёзы. — Ты сделал всё правильно, сынок, — тут же говорит пожилой альфа, — не будь у Чонгука семьи, которой угрожает опасность, я бы ни шагу не сделал из своего дома. Я был уверен, что мой сын не даст пропасть своей семье, но обстоятельства просто не дали ему это сделать. — Главное, чтобы он был жив, отец, — Бог видит, Чимин пытался сдерживать себя, но не смог, горько заплакав. Внутри у него непонятное месиво его органов и чувств. Он так обижен на этот мир, что разделил его и Чонгука. Находиться без него — мучительная пытка, он терпит из последних сил, ради детей, ради их воссоединения. — Он будет, Чимин. Не плачь. Чонгук не даст себе умереть, пока вы вновь не будете вместе. Ты ведь это и сам знаешь, так почему плачешь? — ласково улыбается ему Чонсок, — такой ребёнок еще, — хрипло посмеивается он, и Чимин повторяет его жест, со всхлипами вытирая слёзы, которых он отныне никому не покажет. — Вы близки со старшим полковником? — спрашивает Чимин альфу у руля. — Судя по тому, что он доверил мне его семью, думаю, да, — с улыбкой. — Расскажи мне немного о нем, — Чимин произносит последнее слово с особой нежностью, что не может не остаться незамеченным. — Как он? Не болеет? Хоть чуть-чуть, но все же спит? Солдат отвечает совсем не сразу. Он будто проигрывает в голове каждое слово, которое прозвучит с его уст, думает, что сказать, и это заставляет омегу повторить свой вопрос ещё раз. — Я не буду Вам врать, пытаясь облегчить вашу душу, ведь знаю, что ложь в моих словах все равно почувствуете, — крутит руль в правую сторону, объезжая упавшее дерево, — старший полковник места себе найти не может. Чимину больно это слышать. Слёзы собираются в глазах, но он не даёт им вырваться за их пределы. — Он всегда напряженный. Взволнованный и жутко уставший. В основном он не разговаривает, ведь если начнёт говорить, то говорит только о своей семье. И говорит только мне. Больше не с кем не делиться своими чувствами, ведь генерал-майор и полковник не с ним. Бывает, у него появляются бешеные порывы выбежать с автоматом и стрелять в врагов, чтобы после сорваться к вам. Он не единожды пытался привезти вас к себе, но останавливался, понимая, что это будет большой ошибкой. А ситуация страны только делает ещё хуже. Его разрывает на две части. Он сильно постарел. Нет того улыбчивого старшего полковника, — пока альфа рассказывает о своём начальнике, его голос не раз срывается. Говорить о нем такое, да ещё и мужу, который внутри умирает с каждым его новым словом, безумно тяжело. Однако это лучше, чем кормить его ложью. — Старший полковник Чон сильно по вам скучает. Он передал, что очень сильно вас любит и с каждой минутой приближается к тому дню, когда ваша семья вновь будет вместе. — И я. Я тоже очень сильно его люблю, — он отворачивается к окну, чтобы не показать скатывающиеся слёзы. Он смотрит на Луну и понимает, что очень завидует ей, ведь она знает, где Чонгук. Она видит его каждую ночь. Омега просит ее присматривать за мужем, не дать попасть в беду и указать ему путь, который приведёт его к альфе. Чимин с мыслями о Чонгуке засыпает. — Я думаю кое о чем, — обращается к другу сына Чонсок, укрывая рядом спящих детей своей рубахой и погладив Чимина по волосам. — Это невозможно, — тут же ловит его мысль альфа, — мы не знаем, где он может быть. — Доедем до ближайщей станции и свяжемся со своими. Если мой сын в Чхонджу, мы вернёмся обратно туда, откуда выехали, а если в другом месте, то мы поедем туда. — Но зачем? — он давит на тормоз и недоуменно смотрит через зеркало на бывшего генерала, — это ведь очень опасно! Чонгук сам отправил свою семью куда подальше, а теперь Вы хотите, чтобы все пришло обратно к старту. Я не понимаю. Даже если он в Чхонджу, это значит, что там сотни северян. Там горячая точка! — Я не отрицаю. Но моим детям нужно встретиться друг с другом, пока есть возможность. Через день-два этого сделать будет невозможно. Неужели ты не видишь, как они страдают? Увидев семью, Чонгук зарядится энергией, а Чимин найдёт в себе силы идти дальше.***
— Почему ты выбрал Инчхон? — шепчет Юнги, — ты ведь мог отправить туда кого-то другого! Ты ведь понимаешь, что можешь не вернуться! И не стоит говорить мне о том, что наша армия справится. Инчхон очень важен для врагов, поэтому они будут пытаться его заполучить в первую очередь. — Жалко меня, да? — улыбается Сокджин, чем злит сына, — теперь ты понимаешь, что всегда чувствую я. — Отец, я тебя правда не понимаю. Зачем генералу открыто выходить на бой? Война только-только в самом разгаре, если ты погибнешь что будет с нашей армией? С страной? С мамой? Со мной? — тише добавляет. — С тобой и твоей мамой ничего не случится, Юнги, — берёт его лицо в свои большие ладони, подходя ближе к сыну, — Инчхон очень важен и для нас. Мы должны сберечь его и оставить нашим. Как генералу этой страны для меня очень важно сохранить его, даже если это будет стоить мне жизни. Я не могу его доверить кому-то, кроме себя, понимаешь? Ты должен понять меня, как никто другой, иначе ты бы не отправился на войну, — снова мягко улыбается, — мы с тобой похожи. Особенно характерами. — Отец… — Я вернусь живым. Верь мне. Даже если мы проиграем, я всё равно вернусь к тебе и к Херин. Вы просто ждите меня, и я обязательно приду, — Сокджин прижимает его к себе и целует в макушку. Впервые за восемь лет. Тело Юнги словно током прошибает. Он вздрагивает весь, будто руки отца — это самая сильная молния, съеживается, но не из-за неприятных прикосновений. Наоборот. Они настолько приятны, что ему хочется выть и скулить от этой родительской теплоты. Руки снова тянутся вверх, желая окольцевать тело отца, подарить ту же теплоту, и Юнги почти поддается, но вовремя насильно опускает их вниз. Он вновь отца не обнимает. Не потому, что не хочет и ему всё ещё тяжело. А потому, что эти объятия кажутся ему прощальными. И если он обнимет его в ответ, то это значит, что он смирился. — Я тебя обниму тогда, когда ты вернёшься, — он отстраняется. — У тебя стимул вернуться назад. Не смей умирать, не почувствовав объятия своего единственного ребёнка, — и уходит, ни разу не оглянувшись назад. Всё правильно. Так намного легче.***
— Опять? Чонгуку так хочется сказать «да, опять», притом с большим раздражением, а после развернуться и уйти, но он лишь крепче сжимает кулаки и едва ли не скрипит зубами. Вдобавок ноет нога, еще больше играя на нервах. Альфе кажется, что вот-вот, и он взорвётся, как все бомбы, которые изобретают американцы. — Ответь, ты сам не устал от своих выходок? — говорит генерал Чон. Чонгук сохраняет молчание, а отец смотрит на него с недовольством. — А я вот сыт по горло твоими неудачами. Сколько уже можно? Или тебе нравится позорить меня? Какой из тебя солдат, если ты, блять, на ногах стоять не можешь? Еще собрался защищать родину! Нашёлся тут защитник. Сначала себя защити. В первую очередь от бревна, на котором устоять не смог. В кого ты такой слабый-то выродился а?! — Точно не в тебя, генерал, — спокойно, но с презрением, которое отчетливо можно словить в его тоне, произносит Чонгук и, пытаясь не хромать (что у него не получается), уходит из кабинета. Ходить ужасно больно, у него едва слёзы не вырываются с уголков глаз, чтобы сделать хоть маленький шаг, но он всё равно наступает на больную ногу, чтобы быстрее покинуть это место. Слова отца не злить не могут, они только подливают масла в костёр. И ведь он прав. Что может сделать для страны солдат, которого тронь — упадёт. До чего же Чонгук бестолковый. — Сука, — сквозь зубы процедил он, зашипев от резкой боли. Думая о себе и своей неудаче, от злости альфа резко наступил на поврежденную конечность, чем и причинил себе острую боль. — Осторожней надо быть, — слышится чей-то знакомый голос совсем рядом, и в следующую секунду некто закидывает руку Чонгука на своё плечо, пытаясь перекинуть на себя, но у Чона слишком хорошая реакция, поэтому, невзирая на боль, он разворачивается и почти выворачивает чужую руку, а когда он видит лицо напротив, отпускает, сверкая злобными глазами. — Чего тебе? — грубо спрашивает он, пытаясь не зажмуриться. — Ничего, — невозмутимо отвечает парень, тот, что первый заметил его в окопе, — по-моему, это тебе что-то нужно от меня. — Послушай, — устало выдыхает он, — отстань от меня, пожалуйста. У меня нет сил возиться с тобой. Просто иди своей дорогой. — Пошли, тебе нужно прилечь. — Ты слов не понимаешь? — с искренней недоуменностью спрашивает Чонгук, — отъебись от меня! — Не ори, — спокойно, без повышения голоса. — Я просто хочу помочь, — делает небольшую паузу, а после продолжает, — мне в своё время не помогли, когда я в этом нуждался, — ровным тоном говорит солдат. Его голос не приобретает каких-то особых ноток: он не грустный, не печальный, не усмехающийся над собой. В этом тоне только целое ничего. Наверное, это и заставляет Чонгука задуматься, ибо он не сразу понимает, что его тело оказывается почти перекинутым на альфу и они потихоньку направляются к казарме. — Куда? — недоброжелательным голосом спрашивает сторож, преграждая им вход во внутрь. — А ты не видишь? — с таким же тоном спрашивает у него альфа, — пропусти, человеку стоять больно. — Больно ему, — кривит тонкие губы в усмешке, — может ему ещё на ранку подуть? Чонгук дергается в руках Тэхена, но тот его крепко держит и легонько щипает, как бы говоря, успокойся. — Подуй, — совершенно спокойно говорит парень, — глядишь, и Чон на больной ноге запрыгает. — Ты охренел что ли? — Не хочешь, так пропусти и дай вылечить человека. Или хочешь проблем? — с каменным выражением лица говорит солдат, и сторож, сверкая злобными глазами, с большим недовольством пропускает парней внутрь. — Надеюсь, штаны свои снимешь сам, — бросает альфа, после того, как помог присесть Чону на кровать. — Какая досада, только хотел тебя попросить, — кривит рот Чонгук, снимая с себя армейские брюки и берцы. Он остаётся в нижнем белье и белой майке, а потом полностью укрывается одеялом. — Отдохни пока, я позову сюда врача, — говорит ему солдат, направляясь к выходу. — Как тебя зовут? — Ким Тэхён. — Я стану тем, кто поможет тебе, когда тебе будет нужно, Ким Тэхён, — бросает Чонгук и поворачивается на другой бок, отворачиваясь к стене.***
— Доходяга, — Чонгук пробегает над Тэхёном, присевшим на землю, и пинает его под зад, сразу же увеличивая скорость. — Сукин сын, — по-доброму усмехается он и подрывается с места, пытаясь его догнать и свалить с ног. Ким, к удивлению Чона, его быстро догоняет и ставит подножку, из-за которой тот падает на землю. Тэхён злорадно смеётся над ним, но тут же падает, не переставая смеяться. Пнув ногой по его лодыжке и тем самым повалив его на землю рядом с собой, Чонгук не может не подхватить его смех. Рядом тренирующиеся солдаты непонятными взглядами смотрят на них, но тоже растягивают губы в доброй улыбке. Они успели привыкнуть к тому, что двое взрослых парней вытворяют всё, что душе угодно. — Сержант Ким, Сержант Чон, — грубо произносит старшина. — Прошу простить, — сдерживая смех, одновременно говорят они и продолжают заниматься. — Оболтус, — кидает в лицо Чонгука Тэхён и даёт ему нехилый подзатыльник, тут же убегая. — Возьму звание повыше и первым делом понижу тебя до рядового, Ким Тэхён! — Чонгук не бросается за ним, а идёт спокойным шагом. — Сначала возьми, а потом поговорим!***
— Ну-ка, ну-ка, повтори ещё раз. — Здравия желаю, лейтенант Ким, — с обречённым лицом в десятый раз повторяет Чонгук, складывая вещи у прикроватной крохотной тумбочки. На улице ночь, а это значит, что пора готовится ко сну. В комнате живут только он и новоиспеченный лейтенант. Который уже успел порядком надоесть. — Как круто звучит, а? — довольно улыбается он, ногой болтая по воздуху и мечтательно смотря на потолок. — Да, да, — отмахивается от него Чон, как от мухи, — всё, отбой. — Да что ты в самом деле, — цокает, — сам будто не радовался, когда лейтенанта получил. — Я его получил два месяца назад. — И что? А я сейчас получил. Лей-те-нант Ким Тэ-хён, — по слогам выговаривает альфа, а Чонгук готов выпереть его из комнаты и насладиться тишиной, которую он только и делает, что разрушает. — Лейтенант Ким Тэхён! — Да заткнись ты уже! — а это уже не Чонгук. Разносится приглушённый чужой (знакомый) голос и сильный удар в стену. Чонгук прыскает в кулак. — Кажется, ты не только мне спать не даёшь, но и Мин Юнги. — Это же прекрасно, — ухмыляется Тэхён, — пусть младший сержант знает, какого это стать лейтенантом, — Чонгук разочарованно вздыхает и накрывает голову подушкой, готовясь слушать бесконечное «лейтенант Ким Тэхён», которое тот произносит специально, чтобы позлить одного конкретного человека.***
С Намджуном, тогда ещё майором, они познакомились, когда начали занимать посты повыше. Хочешь-не хочешь они пересекались по несколько раз в день, занимались общим делом, вели переговоры и обучали солдат. Общение и дружеские отношения у них задались не сразу, но постепенно. Намджун был старше и серьёзнее, но это не помешало ему стать близким другом и верным товарищем для Чонгука с Тэхёном. В рабочее время, смотря на их манеру общения и видя, как они выполняют свою работу, тяжело было сказать, что их связывают близкие отношения. Они были простыми коллегами, у которых общая цель — верно служить родине, защищать её и воспитывать достойных солдат. Когда на границах велись бои с северными, они запирались в комнате втроём и рассказывали друг другу о том, как им сложно смотреть на ситуацию, которая набирает свои обороты. А спустя некоторое время по всей воинской части разносится весть о том, что генерал Чон сдаёт свой пост. Чон Чонсок уходит в заслуженную отставку. Многие военнослужащие настолько привыкли к мудрому руководителю и дипломатичному стратегу, что отказались верить в это, решая, что это чья-та неудачная шутка. Генерал достойно отслужил и с честью и достоинством уходит со службы. Одно радует. Генерал оставил за собой преданного родине солдата, Чонгука, который продолжит его путь. — Чонгук, прими поздравления. Твой отец сделал многое для нашей родины. Он заслужил этот отдых. — Спасибо, — с улыбкой на улыбку. — Человек к старости теряет интерес к работе и прочим вещам. Ему становится интересна жизнь. Поэтому пусть генерал Чон отдохнёт хорошо от работы, переживаний и рутины. Он правда заслужил долгожданный отпуск. — Спасибо, Тэхён. Я обязательно передам ему вашу признательность, когда встречусь с ним.***
— Что ты чувствуешь? — Трудно сказать, — задумавшись, отвечает Чонсок, — наверное, облегчённость и грусть. С плеч свалился груз, но будто он забрал вместе с собой мою частичку. Как-то так. — Думаю, я понимаю тебя. Нелегко отрывать от себя то, чему ты посвятил всю свою жизнь. Но тебе пора отдохнуть. Пришло время, когда нужно оставить бесконечные переживания и немного думать о себе. Да и волноваться тебе не о чем. Ким Сокджин не даст стране почувствовать твоё отсутствие. — Ты прав, сын. Остатки своей жизни я должен посвятить думкам о тебе, о твоём папе и о себе. Буду проваливаться в воспоминания, когда Инсок был рядом со мной, а ты щеголял голым по всему дому. Помнится, даже соседи говорили, что ты ходишь по улицам, сверкая своим писюном, — бывший генерал смеётся, вспоминая то, как сын любил ходить голым, а Чонгук цокает. — Это ещё хорошо, что писюн у тебя был большой, не стыдно было хоть, когда ты ходил голожопый. — Отец, давай не будем об этом, — хмурит брови он. — Чего это ты, — повторяет его жест Чонсок, хмурясь, — стесняешься что ли? Или сейчас он не такой большой, как в детстве, а? — Ты не думаешь, что мне не удобно? — Ладно-ладно, стесняшка, — усмехается отец, — пойдём попьём чаю. Я не помню, чтобы мы проводили время вдвоём, как отец и сын. И они разговаривают. Разговаривают, словно у них не натянутые отношения, а ругань не происходит почти каждый день. Это всё за пределами дома. А здесь они родные друг другу люди. Они делятся друг с другом своими планами, затрагивают разные темы, смеются, когда вспоминают, как Инсок попросил их прибрать в доме, но в итоге ему пришлось самому убирать вдвойне потому, что вместо того, чтобы помочь, они насорили ещё больше. В районе груди становится тепло и спокойно у обоих, и они с точностью могут сказать, что чувствуют запах сирени. Инсок с ними. Как и всегда. — Чем хочешь заняться, отец? — Хочу вырастить яблоневый сад. На пенсию куплю саженцы, удобрения всякие, отравы от вредителей, и будет у меня красивый сад. Потом хочу построить беседку, чтобы играть вместе с внуками. Ты ведь будешь их ко мне приводить? — звучит как вопрос, но Чонгук знает, что это не вопрос. — Конечно, сам будешь просить меня забрать их, — смеётся Чонгук. — Ты меня предупреждаешь о том, что они будут такие же неспокойные и вредные, как ты? — Ложь! — восклицает альфа, возмущаясь, — папа говорил мне, что я был спокойным ребёнком. — Ты только с ним себя хорошо вёл. А у остальных орал как резанный. Был папенькиным сыночком, — кривится Чонсок, отпивая чай. — Интересно, чья же это вина? — выгибает бровь он, намекая на то, что отец мало проводил с ним время. — Я посмотрю на тебя, когда свои дети появятся. Характер-то у тебя мой. — Какое счастье! — Ты даже не представляешь! — отвечает ему той же монетой отец. Чонгук решает промолчать, хотя в запасе у него ещё имеются слова, чтобы ответить отцу, но он понимает, что со стороны они будут выглядеть как дети. Следующие минуты они проводят в тишине, разбавляемой лишь чириканьем воробьёв, звуки которых доносятся из открытого окна на кухне, они спокойно попивают чай и соглашаются в том, что нужно сделать небольшой ремонт в доме. Из-за отсутствия людей дом потерял свою форму, они старались приезжать со столицы хотя бы раз в одну-две недели, дабы просто насладиться лёгкой атмосферой, но это конечно же никак не смогло спасти их гнёздышко от повреждения. От сырости углы потолка начали чернеть, слой пыли осел на все предметы, паутины свисают гирляндами и запах стоит неприятный. Чонсок говорит, что всё исправит и вернёт когда-то царящий уют обратно. Чонгук решает ему в этом помочь. Несмотря на то, что завтра утром нужно на работу. Опустилась ночь, и всю власть в свои руки взяла Луна. Чоны успели привезти дом в порядок и хорошо подустать. — Оставайся на ночь. Утром поедешь. — Нет, у меня с самого утра полно дел. Тем более дорога занимает почти два часа. — Раз ты решил, не буду настаивать. — Береги себя, отец. Не скажу, что буду тебя часто навещать, но при первой же возможности я буду приезжать. Сын уезжает, а бывший генерал остаётся в доме, который подарил ему много чудесных моментов. Здесь он чувствует себя живым, ведь рядом его верный спутник, который не оставляет его ни на миг. Всё своё время он посвящает саду, который в скором времени вырастет и станет его утешением. Вспахивая землю тяпкой, Чонсок жалеет лишь об одном. Он опоздал. Инсок говорил ему о своей мечте собственноручно вырастить яблоневый сад, альфа обещал, что превратит его мечту в реальность, вот только он не учёл, что жизни плевать на наши планы и время. А ведь ему так хотелось увидеть восторг в глазах мужа, когда сад предстанет перед его глазами во всей красе. Что-то влажное скатывается по щеке, старик утирает слезу, улыбается и продолжает делать свою работу. Он не грустит, нет, он счастлив. Счастлив, чувствуя нежное прикосновение руки мужа к его плечу. Он рядом. Он говорит, что здесь. Весна сменяется летом, лето сменяется осенью, осень — зимой, а потом снова весна. И так по кругу. И так в течении семи лет. Семь лет прошло с тех пор, как генерал вступил в спокойную жизнь. Семь лет он выращивает сад. Семь лет он живёт в доме, в котором супруги проживали счастливую жизнь и где родился Чонгук. Он его бережёт, не даёт ему осыпаться, делает всё, чтобы оставить его в лучшем виде. Почти всё своё время он проводил во дворе, в будущем яблоневом саду, поливая саженцы, удобряя их и избавляя от сорняков или насекомых-вредителей. Климат в здешних местах не был беспощадно суровым, что позволило ему выращивать растения. Когда была плохая погода, способная навредить саженцам, он накрывал их клеёнкой, привязывал стебли к палкам и окружал старыми вёдрами, дно которых он вырезал, и строил небольшие теплицы. А когда же солнце беспощадно жарило, он защищал их от прямых лучей и поливал водой, которую он немного разбавлял с сахаром. Соседи даже посмеивались и удивлялись над тем, как он ухаживал за растениями, ибо он человек с трудным характером, в основном неулыбчивый и к тому же генерал, а таких людей очень редко встретишь занимающихся садоводством. Периодически приезжал Чонгук, который успел стать старшим полковником, и помогал отцу с домом и с садом. Когда старший Чон видел его одного, выходящего из служебной машины, он громко цокал и даже отворачивался, не слушая чонгуково «Ну что ты хочешь, я ещё не встретил свою судьбу». Чонгук на тот момент приближался к тридцати годам, а всё ещё был холост. Чонсоку хотелось поскорее увидеть избранника сына да внуков успеть понянчить. Когда его растения впервые зацвели, а запах приятно щекотал ноздри, Чонсок заплакал от радости. Он выполнил мечту Инсока. Чон ходил по саду и смотрел на только раскрывшиеся цветочки, что так напоминали его любимого. Они такие же белые и такие же невинные. Сад казался Раем. В этом месте было спокойно. Так спокойно, что душа пела. Мужчина сел на зелёную траву, скрестив ноги, и просто смотрел на деревья. «Это тебе, судьба моя. Это твой сад. Каждый лепесточек твой, каждая песчинка. Я семь лет растил его лишь для тебя. Здесь будут играть наши внуки, слушая рассказы о тебе, которых я не устану произносить. Здесь так спокойно и хорошо, словно моя голова покоится на твоих коленях. Тут спокойно потому, что здесь ты. Извини, что я припоздал. Прости меня, дурака… но ты ведь всё равно всё видишь и чувствуешь, поэтому я могу чувствовать себя в порядке.»