***
— Давайте будем надеяться, что мы встретимся еще. — А по-другому и быть не может. — Мы же до конца, братья. До победного. — До победного, — произносят мужчины, обнимая друг друга. Объятия эти порождают новую силу, которая смешивается с кровью и заполняет каждую клеточку. Дальше они молчат, лишь похлопывая друг другу по спине, но каждый из троих слышит слова поддержки. «Чонгук, твоя семья будет с тобой». «Намджун, вы с Хвасой будете снова вместе». «Тэхен, твой смысл выжить в этой войне совсем рядом.». Только не сдавайтесь. Вам нельзя. — Путь нам предстоит нелегкий, — говорит генерал-майор, — столько потерь, падений и невзгод ожидают нас впереди. — Эта война заберет много жизней, но к чему-то она нас всех приведет. Итог все равно будет, неважно плачевный или успешный для нас, — с сигаретой во рту произносит Ким, который Тэхен. — Нам нельзя теряться. Давайте о себе знать в любом случае, не смейте пропадать. Если так уже получится, что я умру, я хотел бы, чтобы вы сами сообщили об этом моей семье, — на последнем слове голос срывается, но Чонгук упрямо продолжает, как бы ему не было тяжело говорить, — о моей смерти сообщите Чимину сразу же. Не смейте при нем лить слез. Возьмите его под свою опеку, Чонмина вырастите как своего сына потому, что в нем буду я. Вы будете видеть меня в его глазах. А Чимину отдадите это, — вынимает из нагрудного кармана сложенный белый лист и протягивает ее друзьям. В руки лист берет Намджун и клянется, что оно будет у Чимина при любом раскладе событий, даже летальном. — У меня есть к вам просьба, — вслед за Чонгуком говорит Тэхен. — Озвучивай ее, брат. — Неважно где я умру, похороните меня на родной земле. Хоть косточку, хоть мою вещь, хоть пепел закопайте здесь. На моей родине. Я не хочу лежать в чужой земле, она меня давить со всех сторон будет. Я отправлюсь в следующую жизнь гражданином своей республики. — Я не хочу умирать, братья, — смотрит в глаза своих товарищей, — я знаю, что Ей всегда плевать на наши желания, но я правда не хочу умирать. Я хочу увидеть конец войны, видеть, как вы, мои близкие и любимая будут дышать свободным воздухом независимости. Погибать я не буду, поэтому и просьб у меня нет. Попрошу лишь одно, что бы не произошло, не смейте обвинять себя. Вы не виноваты, вы делали все, что было в ваших силах. Если проиграете, отдадите врагу территорию, потеряете всю свою армию, не надо искать вину в себе. Это все не ваши желания, это даже не ваши ошибки, это должно было произойти, оно и произошло. Ты хоть себе лоб расшиби, но ничего поменять нельзя. Чем больше вы будете обвинять себя, тем больше будете теряться. В пространстве, в себе — неважно. А потеряться в этой жизни, не видеть себя — это самое страшное. Я не хочу, чтобы с вами это случилось. — Давайте поклянемся, что выполним все, что сегодня было сказано нами, — Чонгук достает нож и острием режет кожу, пуская кровь, — клянусь, — говорит он. — Клянусь, — берет в руки нож Тэхен и смотрит за тем, как кровь стекает вниз. — Клянусь, — то же самое проделывает и Намджун. — Полковник Ким, — негромко произносит Мин Юнги, остановившись на расстоянии трех шагов от них, не смея подходить ближе. Он поздно понимает, чем они заняты, и жалеет о том, что пришел в неподходящий момент. — Что случилось, лейтенант? — тон у друга в тот же час меняется, что не остается без внимания Чонгука и Намджуна. Только он становится не колющим-режущим как это было, а мягким. Таким, будто он даже своим голосом боится навредить ему. — Пора выдвигаться. — Хорошо, ступай, лейтенант, я скоро подойду, — Юнги кивает и уходит, а Тэхен поворачивается к друзьям, но не успевает и слова сказать, как произносит Намджун. — Твой смысл рядом с тобой ходит. Обретя его, никакая сила тебя не сломает, все бури и метели выстоишь. — Ну, до встречи, что ли? — с улыбкой похлопывает его по плечу Чон — До встречи.***
Перед самым отъездом полковника вызывает генерал. — О всех своих передвижениях докладывай. Если чувствуешь, что проигрываете, лучше сдайся. Не рискуй, полковник Ким. — Есть. — И пожалуйста… береги его. Ты знаешь какой у него характер, разрешаю заковать даже цепями, но далеко от себя ему уйти не дай. Пусть всегда с тобой рядом будет. Он у меня самое драгоценное. Я тебе его полностью доверяю. — Вас понял, генерал. Разрешите идти. — Разрешаю, — Ким отдает честь и покидает генерала. Его уже ждет его армия. Несколько УАЗ-ов, грузовые автомобили, внутри которых сидели солдаты и в которых хранились орудия, а также три внедорожника. В одном из которых он будет сидеть с Юнги. — Можно подавать команду трогаться, полковник? — спрашивает Юнги, собираясь сесть в внедорожник, который будет ехать позади Тэхена. — Подавай, но ты поедешь со мной. — Почему? Я поеду в другой машине, — возмущается он. — Не оспаривай мои приказы, лейтенант Мин, — отрезает Ким и первым садится на переднее сиденье машины. Юнги кривит губы, сам себе что-то говорит, наверняка обливая полковника бранью, и, отдав приказ выдвигаться, садится на заднее кресло. Армия, в скором времени защищающая город Тэджон от северокорейцев, идет в путь. Юнги смотрит на землю через окно и мысленно обещает себе, что непременно вернется обратно. А когда он приедет, крепко-крепко обнимет отца и мать и скажет о том, как сильно он их любит. В голове появляется эта сцена, и его губы трогает легкая улыбка. Всю дорогу они проводят практически в абсолютной тишине, если не считать короткие переговоры Тэхена и водителя, но Юнги их не слушал. Он уснул, словно убаюканный звуком движка машины. С того момента, как началась война, парень не спал нормальным образом. А двухчасовой сон в сутки не сон вовсе, лейтенант сильно вымотался как физически, так и морально. Постоянные думки, касаемо его семьи и страны, уменьшили его в размере, высосали все силы, а произошедшее в восточной части Сеула словно копьем пронзило его. Юнги видел кровь, он в ней засыпал, в ней же просыпался, но смерти людей он не видел никогда. То количество умерших солдат, что валялись на земле, истоптанные вражескими войсками, до сих пор перед глазами. А они ведь по сути его братья, такие же как он, со своими мечтами и целями освободить страну и сделать ее свободной. Это жизнь — кто-то уходит, а кто-то приходит, Мин это прекрасно понимает почти с самого рождения, но их жалко все равно. Он внутренне надеется, что братья его спят спокойно, отдав долг своей отчизне, а он сам постарается достичь их цели, ради которой они пожертвовали своими жизнями. Уезжая, Юнги жалеет лишь об одном. Надо было сразу рвануть к маме, как только объявили о войне. Тогда, возможно, она была в безопасности. Да и отец, держа ее руку в своей, взбодрился бы. Лейтенант даже позволяет себе беззвучно поплакать, чувствуя, как он сильно по ней скучает. Жива ли она, мертва ли — ничего не известно. Она осталась совсем одна: муж погряз в делах страны, да и сын тоже, а о ней никто позаботиться не сумел. Стыдно. Больно. Тэхен оборачивается назад, предлагая Юнги побеседовать с ним просто так ни о чем, а видит, как тот спит, клюя головой вперед-назад. Такой бледный и уставший, но до безумия притягательный. Его лоб чуть нахмурен, ресницы дрожат, он еле слышно что-то говорит, держит всю боль в себе, копит ее, но ни за что о ней никому не расскажет. За исключением того раза, когда они стояли под дождем. Юнги плакал при нем, показал себя и что он тоже оказывается человек с сердцем, он тоже умеет грустить, а не только материться и огрызаться со всеми подряд; он тянулся к Тэхену, ибо устал, а Ким посчитал его за незнакомца. Но а как иначе? Его прошлое слишком темное, оно его не отпускает, держит постоянно под прицелом и горло сжимает. Тэхену трудно. Он не может отвести взгляд, все продолжает смотреть на него. Тэхен рассматривает его полностью: лицо, эмоции, успевшие промелькнуть на спящем лице, фигуру, тонкие пальцы, которых он держит в замке. Ким никуда не спешит, внимательно его изучает и с каждой минутой все больше становится им очарован. Юнги красивый, у него нежные черты лица, не по нормальному бледная кожа, бледно-розовые губки, негустые темные брови и носик, на который так и хочется надавить. Тэхен в голове представляет как его будет душить Мин, если он все-таки щелкнет по нему, и улыбается. Мужчина смотрит на него и понимает, что этот парень омега, вот только все позабыли об этом. Юнги не дает им чувствовать, что перед ними не альфа. Он невероятно сильный человек, Тэхену перед таким и голову склонить не стыдно. С виду хрупкий и тонкий совсем, а сколько же у него мощи и воли внутри! У него стойкий характер, сильный дух и острый взгляд, в обиду он себя никогда не даст, найдет, что ответить на чужие оскорбления, любого поставит на свое место, но он нуждается в защите и поддержке, как и любой человек. Юнги ведь на деле тонкий хрусталь, его лишь оберегать ото всех нужно и хранить, никому не показывать. Тэхен и сам часто его обижал (хотя тот обижал его сильнее), бросался колкими словами, пытался унизить его, всегда смотрел с пренебрежением, как и все остальные издевался над ним, что он омега и у него ничего не получится; Тэхен жутко бесился, когда Юнги появлялся рядом, у него тут же портилось настроение, и то была чистая необоснованная ненависть. Лейтенант ему ничего плохого не сделал, но Ким его все равно терпеть не мог. И объяснить свое отношение к нему он не может, он просто ему не нравится совершенно, и все тут. Вспоминая все свои поступки по отношению к парню, Тэхену становится стыдно. Он не должен был себя так вести. Этот омега лишь защищался ото всех, а Тэхен этого не понимал и ломал его еще сильнее. Сломал тогда, когда не принял тянущуюся к нему руку, назвав его незнакомцем. Если так подумать, то они ведь похожи совсем. Оба какие-то потерянные в этом мире, нелюбимые жизнью, обделенные поддержкой. Они оба совершенно одинокие, и неважно, что в их окружении полно людей. Они идут каждый по-своему пути в одиночестве, оглядываются в поисках кого-то, кто взял бы их за руку, а рядом-то никого нет. У них судьбы разные, сами они разные, но они похожи тем, что совершенно одиноки. Только они могут понять друг друга потому, что голодного поймет только голодный. — Останови машину, — приказывает Тэхен, и солдат жмет на тормоза, с интересом наблюдая за его действиями. Ким слезает со своего места, открывает заднюю дверь и снимает с себя верхнюю одежду, придавая ей форму некой подушки. Скомкав вещь, он кладет ее под голову Юнги, что до этого момента болталась будто на пружинах, а Мин спит так крепко, что и не чувствует ничего. Тэхен дотрагивается до его затылка и на миг замирает оттого насколько волосы парня мягкие. Век бы их через пальцы пропускать. Юнги вздрагивает, хмурит брови и учащенно дышит, как будто его что-то тревожит. Полковник вспоминает маленьких щенков из детства, которые точно так же метались из стороны в сторону и скулили во сне, а успокоились только тогда, когда он, маленький, прижал их к себе. Они оказалось нуждались в тепле. А Юнги? Значит ли это, что ему нужно тепло? Тэхен подносит руку к его лицу и осторожно поглаживает мягкую кожу. Совсем осторожно, даже невесомо. Юнги стихает. «Неужели это ты? Я правда нашел тебя? » Тэхену резко страшно от своих мыслей. Он одергивает руку и запрыгивает обратно на свое место, распоряжаясь ехать дальше. Его руки дрожат, а внутри творится что-то страшное. Ким внутри себя матерится и закуривает, пуская дым в открытое окно внедорожника. Дорога предстоит немалая, она не даст Тэхену расслабиться и уснуть потому, что породила столько мыслей, которые его правда пугают.***
Наблюдая за тем, как армия Тэхена уходит в Тэджон, у генерала сердце тоже вместе с ними уходит, оно идет следом за Юнги. Сын его покинул во второй раз, и этот второй наверное, финальный. Когда Сокджин отправил сына на восток, он думал, что больше не сумеет дышать, а оказывается то было цветочки. Сейчас он ломается, кости внутри одни за другим сыпятся, мужчина состоит из одних только разрушенных частиц. Зайдя в свой кабинет, Сокджин понимает и чувствует, как его ослабляет страх. Страх не за себя, не за свою смерть, а за то, что Херин с Юнги совсем одни останутся. Да и в последнем он не совсем уверен, хоть и думать об этом не хочет. Мирные жители сейчас в бегах, к сожалению нет никаких средств и возможностей, чтобы обеспечить им полную безопасность, поэтому каждый из них сам за себя. Сокджин очень надеется, что жена ушла с толпой, а не ищет встреч с мужем и сыном, которые практически разорвали с ней все связи. Та, ситуация, в которую чета Мин попала, сложная, она такая давящая, что осознание того, что с ними происходит и через что они проходят, отбивает всякое желание жить. Генерал винит себя в том, что не смог обеспечить семье нормальную жизнь и безопасность. Но больше всего, что не нашел жену. Он сейчас так кается, что готов выдрать себе все волосы и снять кожу. Зачем нужны были все те ссоры, крики, расставание? Зачем он позволил семье развалиться? Зачем ему вообще нужна семья, если он всегда будет выбирать страну? Мин прячет лицо в ладонях. Он думает о том, что сделал Херин несчастной. Это только на словах, что она замужем, ведь сколько он помнит, она всегда была одна, когда Сокджин пропадал на работе. Даже по пальцам можно сосчитать те дни, которые они проводили вдвоем. Их ничтожно мало. Херин осталась снова одна, когда два самых родных для нее человека выбрали страну, а не ее. Но Мин смирилась. Смирилась тогда, когда на значимые даты для их семьи, муж с сыном не приезжали. Поначалу они все держали обиду на друг друга, а потом все как-то вошло в привычку и они почти не общались, не считая те редкие моменты, когда она не сдерживалась и слезно умоляла их приехать через трубку телефона. Бог знает на что они обижались, но видимо эта обида обладает такой мощной силой, что по сей день не дает им снова сблизиться. А теперь Херин по-прежнему одна. Только вот Сокджин готов в сию минуту бежать к ней, искать ее хоть под землей, но обязательно вернуть и сжать в своих объятиях, да вот поздно. Поздно он очнулся. Совсем. В какой-то момент генерал понимает, что слезы скатываются по щекам. Он и не помнит когда в последний раз он плакал, наверное, когда родился Юнги. Мужчина правда жалеет о том, что делал. Не надо было изначально уходить, обижаться, рушить их очаг и делать их второстепенными. Он бы сделал все, что угодно, только бы время его подождало. Но оно ведь такое быстрое, что никакая сила и явление не сможет это догнать, обогнать и держать в своих руках. Время причиняет боль. Скорее, осознание того, что оно упущено, делает больно. Вот и Мин Сокджину больно. А как же он хочет повернуть время вспять, поехать домой, обнять любимую и забрать ее с собой. Юнги был бы рядом, и он чувствовал бы себя самым счастливым. Последние мысли просто режут заживо. Они добивают тем, что так и останутся не правдой, пустотой и ничем. Сейчас ничего не изменишь. Даже своего человека не отправишь на поиски жены, ведь теперь Сокджин сам на прицеле, нет никакой гарантии, что он останется живым в Инчхоне. И даже у Юнги нет гарантии, сто процентной уверенности, что ему ничто не сможет угрожать. Все это нужно было делать раньше. Хотя бы когда война только-только началась. Сокджин отправил солдата за женой, но не было успеха. Однако нужно было идти дальше, самому бежать к ней, подключить всю армию, но найти ее. А теперь нет никакого смысла думать как ее уберечь. — Товарищ генерал, — входит Намджун, но тут же останавливается, — я стучал, Вы не откликнулись, поэтому я зашел. — Говори, Намджун. Я тебя слушаю, — устало тянет Мин, отворачиваясь в сторону, чтобы стереть прозрачные капельки на глазах. Генерал-майор видит его состояние, он хочет утешить, но не знает как. Кто бы его самого утешил. — Я выдвигаюсь через двадцать минут. Чонгук уже уехал. Самолеты на готове, ждут Вашего приказа на вылет в Сувон вместе с генералом-лейтенантом Ли. — Сейчас, — встает из-за стула генерал, но едва ли не падает, вовремя пойманный Кимом. — Вы плохо себя чувствуете, — не спрашивает альфа, помогая ему обратно сесть на стул. — Ты тоже, — выпивает воду из стакана. — И я тоже. — Она в пути? — неожиданно спрашивает генерал, чем удивляет Намджуна. — Кто? — естественно, Намджун понимает о ком речь. — Ты не умеешь прикидываться дураком. Я говорю о докторе. Ты ведь из-за нее ходишь поникший, я прав? — Откуда Вы знаете, генерал? — искренне удивляется генерал-майор, ведь свои отношения он на показ не выставлял. Единственные кто был в курсе — Чонгук с Тэхеном и Юнги. Но Намджун сомневается, что последний будет рассказывать такие вещи отцу. — Я знаю все, Намджун, — давит улыбку, — знаешь, я восхищен тобой, — смотрит прямо в глаза, а Намджун теряется, не зная как реагировать на эти слова. — Я не понял, — генерал его презирает? — В отличии от меня ты принял какие-то меры для своих близких, Намджун. Я этого не сделал, — горечь отчетливо слышится в его тоне, но генерал быстро меняет тему, — пусть армия выдвигается. Я тоже выдвигаюсь. — Так точно. Берегите себя, генерал Мин. Всегда помните, что Вы нужны этой стране. — И ты береги себя. Действуй так, как мы планировали. — Есть. До встречи, генерал, — отдает честь Ким. — До встречи. Намджун уходит, а генерал остается так и сидеть, захлебываясь в собственной беспомощности.***
Намджун долго обдумывал это решение. Оно пришло ему в голову не сразу, лишь тогда, когда в Сеул вот-вот должна была ворваться вражеская армия. Генерал тогда сильно испугался, ведь северокорейцы, захватив главный город страны, сразу же начнут бить по больницам и госпиталям. А до Хвасы просто не добраться, раненых все больше и больше, да и сам он не мог вырваться, оставив хоть на минуту задние врата столицы. Со стороны американцев в то время была тишина. Шансов на то, что Сеул останется нетронут, не было. Держать возле себя Хвасу глупо и опасно, поэтому он решил отправить ее в Пусан. Отдаленный город, на котором есть выход на море и в котором есть аэродром. Намджун использовал свои связи и превысил полномочия, нарушил правила, но ему было совсем не до совести, когда дело касалось его любимой. Он лично разговаривал с военным главным врачом Паком, надавил на него, когда тот начал возникать, и добился своего. По его расчетам Хваса должна уже быть в Пусане. Он по ней дико скучает, так хочет обнять и поцеловать, и Намджун сделал бы это, хоть на десять секунд выкрал бы для нее время перед ее отъездом, но генерал-майор вовремя себя остановил. Встретившись с ним, врач бы не уехала, плакала бы, а Намджун бы тогда сдулся. Лучше встретиться в конце и навсегда остаться друг с другом, чем так. А они точно встретятся. А что касаемо страны, у Намджуна смешанные чувства. С Америки им отправили самолеты, у КНДР сил достаточно, поэтому страшно и думать о том, кто выиграет эту войну. Главное, у Ким Намджуна есть за что держаться, причина бороться у него есть, и имя ей Хваса. Он ради нее на все пойдет, надо будет вовсе заткнет совесть, забудет что такое воспитание и доброта. Ради любимых и на такие жертвы идти не страшно. — Второй-второй, — говорит в рацию Намджун. — Второй на связи, — приходит ответное генерала-лейтенанта Ли. — Генерал отдал приказ выдвигаться. — Приказ на исполнении. «Удачи тебе, генерал-лейтенант» внутренне желает мужчине Намджун и обращается к своим. — Все готово? — обращается он к своему командиру. — Так точно. Ждем Вашего распоряжения, генерал-майор. — Ну что ж, пусть Хонсон нас встречает, — он кивает головой командиру и тот отдает приказ. Армия, направляющаяся в город Хонсон, идет вперед.***
— Мы идем в путь, — после слов Намджуна сообщает своим генерал-лейтенант Ли, а потом подносит рацию ко рту, — пятый, пятый. — Слушаю. — Взлетайте. Как понял, пятый? — Самолеты на старте. По моей команде разгоняемся. Сейчас медленно набираем высоту, — отвечает командир Джиан, одной рукой держа прибор возле рта и давая команды пилотам. Генерал-лейтенант отключается, наверняка тоже выступая. Пять самолетов уже рассекают воздух, в то время как один из оставшихся стоит в базе на всякий пожарный. У Джиана душа точно не радуется (она вовсе перестала это делать), но не болит. Им оказывается успел соскучиться по небу, но не более. Он испытывает ровным счетом ничего. У него нет боевого духа и настроя на войну. Если посмотреть со стороны, то можно подумать, что эта война будто и не его страны вовсе. Он в ней ни капли не заинтересован. Что делает и как делает — сам не знает. Сказали идти, он пошел, сказали лететь, он летит. Он же кукла, робот без чувств. Ничего не думает, ничего не знает и не ощущает. Просто идет на одном месте, ни на миллиметр ни вправо, ни влево. А зачем куда-то идти, если дорога не приведет к Чимину, да? Вот так Джиан и считает и летит в Сувон. Наверное, защищать город от северных.