***
— Да она тебе нравится! — Заткнись, — шипит на друга Намджун, кидая взгляды на всех, кто мог бы услышать только произнесенные слова, — ты еще громкоговоритель возьми. — Я же говорил, — обращается Тэхен к Чонгуку, сложив руки на груди, — ты проспорил, друг. — Вы что спорили на меня? — закатывает глаза генерал-майор. — Именно. А старший полковник Чон Чонгук теперь неделю будет разбираться с моим полком, — довольно тянет Тэхен, еще сильнее радуясь с недовольного лица Чона. — И как давно ты влюблен? — спрашивает Чонгук, стараясь на Тэхена не смотреть, ибо бесит. — Да какая разница, все равно это ничего не значит, — отмахивается Намджун, нахмурив брови. Вид его лица тут же приобретает поникший и расстроенный. Ким будто полностью опустел за считанные секунды. — Почему ты так думаешь? — продолжает Чонгук, искренне не понимая мыслей товарища. — Да потому что мне почти сорок! — остро реагирует на вопрос Намджун, за что и извиняется перед друзьями, — она молодая девушка, с амбициями и мечтами, столько целей ей предстоит достичь, а теперь взгляните на меня — старый холостяк с тоннами морщинок на лице. — Ну во-первых, не сорок, а всего тридцать шесть, — говорит Чонгук, — мы с Тэхеном младше тебя всего на несколько лет, так неужели и на нас ты вешаешь ярлыки старых и морщинистых? — Действительно, я тоже все еще не женат, так и мне теперь считать, что жизнь на этом окончена, и ставить крест на семейной жизни? — добавляет Тэхен. — А во-вторых, если так посудить, то эта амбициозная девушка никак не пострадает от того, что с ней за руку будет идти мудрый и сильный мужчина, который будет подсказывать ей правильную дорогу. Тебя волнует лишь возраст — так у вас разница в двенадцать лет, а ты загляни поглубже: что если у вас не совпадают интересы и взгляды на жизнь? Что если вы категорически не подходите друг другу и видите этот мир совершенно в разных цветах? Разве это не важнее, чем то, что у вас цифры разные? Намджун молчит. Он смотрит в пол и еще раз пропускает через себя слова Чонгука. Они у него эхом в голове играют. Ким ловит в них большой смысл, видит правду, но облегчить себе ситуацию не может. Вроде отпускает, становится легче дышать, но что-то все равно не сходится. Чонгук видит его колебание и не спешит снова давить, позволив тишине заполнить пространство. Друзья не мешают друг другу, они просто молчат, каждый про себя думая о Киме. Тэхен закуривает и выпускает дым наружу. — Ты ведь в первый раз влюбился? — осторожно, совсем тихо спрашивает Тэхен. Намджун не спешит кивать, а толкает речь: — До этой поры у меня всегда была лишь симпатия к женщинам, которая быстро проходила. Я не смогу с уверенностью ответить на твой вопрос. Быть может, и это сильное влечение к ней пройдет, но оно меня с ума сводит. В хорошем контексте. Я чувствую прилив сил, чувствую, что готов взлететь, когда думаю о ней или когда вижу ее. Мне хочется разговаривать с ней, смотреть подолгу и не бояться, что ей это может не понравиться, увидеть как она улыбается, как смеется, как грустит и как плачет, защищать, обнимать, целовать. Да хотя бы просто побыть с ней. Я не знаю влюбленность ли это, не говоря уже о любви, но на сегодня я просто хочу с ней быть. Вот так вот, — вздыхает мужчина. — Ты должен узнать, что это такое, — докуривает и стирает сигарету под подошвой берц, — а для этого избавься от лишних мыслей. Да ты старше на чуть больше десяти лет, но столько ведь супругов с такой же разницей. Ладно, оставь других, не нужно на них равняться, просто позволь себе ощутить счастье. А если ты лишаешь этого счастья и ее? Никто не знает с кем нам предначертано вместе быть, поэтому и ты не имеешь права закапывать свои же чувства, решая не только за себя. Просто попробуй. Если ничего не выйдет, ничего смертельного, будешь плыть дальше. Только не надо мучать самого себя, не топись в чувствах, брат.***
Всю ночь Намджун не спит, хотя день выдался тяжелым. Он думает о ней, думает о словах друзей и о себе. Он сам понимает, что сам себе делает хуже, храня внутри слишком многого, но и ярлык, что собственноручно он повесил на себя, ему покоя не дает. Намджун боится, что будет неприемлемо, если он заговорит с ней, не считая уже и отношений с молодой девушкой. Братья правы, не столь велика эта разница в возрасте, чтобы стать объектом обсуждений, но Ким изо всех сил борется с собственным мнением. Не будет ли себя чувствовать Хваса некомфортно в его компании? А если категорически откажется как-то контактировать с ним, после их первой встречи? Что же будет дальше, когда они будут как состоявшаяся семья? Жена молодой красавицей, а муж старый военный, у которого за спиной ничего-то и нет, если разобраться. Намджуна просто разрывает на части. Никогда до этого момента он не позволял ненужным мыслям заполнять его голову, думать о том, чего вообще может не произойти, выдумывать миллион исходов и пытаться выйти из тупиков, которые на деле только в его мыслях. Намджун их блокировал потому, что надо думать о своём положении тогда, когда проблемы станут реальностью, а не когда они лишь в рамках подсознания. Но вот сейчас Ким путается в паутине мыслей ещё больше. Их все больше и больше, их невозможно заблокировать, выбросить из головы — они атакуют. Намджуну остаётся с ними бороться.***
— Насколько серьёзна его травма? — Его жизни ничего не угрожает. Он получил перелом ключицы. Результат неудачного приземления. Как Вы понимаете, ему нужно лечение. — Такое случилось впервые. Он никогда даже не спотыкался, все время держал свое тело и движения под контролем. Мы все очень удивились, когда узнали. — Никто ни от чего не застрахован. С нами случается всё. Даже то, о чем мы и подумать не могли, — говорит Хваса отстранённым тоном, параллельно тщательно вымывая руки. — Верно, — отвечает Намджун, расставив руки на бока и задерживая взгляд то на одном объекте, то на другом, — я хотел бы исправить… как бы правильно выразиться, недоразумение между нами, — и смотрит на неё, в ожидании, что она посмотрит в ответ. — А оно есть между нами? — так и не оборачивается, вытирая руки чистым полотенцем. — Иначе Вы бы не разговаривали со мной недоброжелательным тоном и смотрели бы мне в глаза. — Недоброжелательным? — оборачивается, — я так не думаю. Я веду с Вами диалог с тем же тоном, каким Вы ко мне и обратились. — Тогда я был ужасно измотан и раздражён. — Это не повод портить другим настроение, генерал-майор. К тому же тем, кто рассчитывал на приятное знакомство. «Я давно понял, что ты обидчивая» думает про себя Намджун. — Понимаю и полностью осознаю это. Мы с Вами коллеги, нас многое объединяет, столько совместных дел, думаю будет не совсем правильным, если мы не уничтожим пропасть между нами, поэтому предлагаю следующее: здравия желаю, я генерал-майор Ким Намджун, очень рад знакомству, — Намджун произносит это с таким довольным голосом и широкой-широкой улыбкой, будто выиграл денежный приз. Он и сам не осознает насколько смешно выглядит для девушки, что изо всех сил пытается не рассмеяться во весь голос.***
— Вот это да, и что она? — Улыбнулась и ушла. — Как ушла? — удивляется Чонгук. — Вот так просто, даже ничего не сказала, — хмурится Намджун, скрестив руки на груди. — Угораздило же тебя в такую обиженную вляпаться, — не скрывает усмешки Тэхен, вытаскивая сигару из нагрудного кармана. — А ты молчи вообще, сам не лучше. Что никого не нашлось кроме единственного омеги в армии? — Очень надеюсь, что ты так сказал потому, что злишься, — у Кима младшего лицо в ту же секунду меняется. Всего одно упоминание о Мин Юнги, и раздраженность гарантирована. — Вот и надейся, — бросает в ответ явно не в хорошем настроении Намджун, и Чон подключается, чтобы не дать расти начинающемуся спору: — Да ладно вам, лучше давайте проблему решать. — Чего тут решать? Не хочет идти на контакт, значит пошла она в одно место. Возиться с ней я не собираюсь, у меня куча работы да и я не в том возрасте, чтобы за кем-то бегать, — на последнем друзья синхронно закатывают глаза. — Помолчи и слушай. Я, конечно, не знаток, но что-то мне подсказывает, что она совсем не против общаться с тобой. Просто ей хочется внимания, — Намджун смотрит на Чонгука как на дурака, совсем не понимая о чем он толкует, и старший полковник тут же объясняет, — ну понимаешь, чтобы ты искал встречи с ней, находил темы для разговора, все время искал ее и выходил на контакт. Поверь мне, если бы ты не был интересен ей, то она познакомилась бы с тобой в ответ, и на этом вы бы разошлись, так как причин для состыковок нет. Чонгук становится гордым собой, когда видит полное понимание и задумчивость в глазах Намджуна. — Кажется, в твоих словах есть смысл. Откуда ты все это знаешь? На девчонку вроде не похож. — Ох, нелегко быть таким проницательным и умным, товарищи, нелегко… — Чон всем видом строит невозмутимость, но Тэхен больно тыкает локтем ему в бок. — Чимин себя так вел в начале. Но я то об этом не знал, это он спустя год признался. Сказал он сам создавал причины, чтобы я продолжал искать встречи с ним. Так и твой врач хочет, чтобы ты приходил к ней. — Почему они все так усложняют? — почти взвывает генерал-майор. — Не знаю. Натура, наверное, такая, — пожимает плечами Чонгук. — Я придумал! — восклицает Тэхен, чем пугает Намджуна, — тебе надо заболеть. — Это еще зачем? Я лет десять точно не болел. Тем более я терпеть не могу, когда горло болит и глотать больно. Даже воды не попьешь. — Он это специально делает или правда такой тупой? — уточняет у Чонгука Тэхен, на что первый громко смеется. — Я вообще-то здесь, — подает голос Намджун с каменным лицом. — Да я вижу. Вот вроде не глупый мужчина, логика развита, мышление на высшем уровне, а элементарных вещей не понимаешь, — выпускает дым нарочно Намджуну в лицо. — Тэхен, — едва ли не рычит старший Ким. — Заболеть тебе нужно, чтобы пойти к своей Хвасе. Да и не обязательно болеть, просто пожалуйся на плохое состояние. — А-а, — тянет он, уходя в мысли, а те двое готовы по полу валяться от выходок друга. Намджун очень сильно напоминает им ребенка. Здорового, как бык, и сорокалетнего ребенка.***
— Кхм-кхм, добрый день, — Намджун внутренне матерится, понимая, как глупо он сейчас имитирует кашель, когда его вообще нет. Да и сам он человек с крепким иммунитетом, он редко болеет. Но как только он один раз взглянул в глаза этого врача, Ким делает все, чтобы у него хотя бы появился насморк или выскочила простуда. Он для этого и пьет ледяную воду с фляг в столовой, и моется холодной водой, и спит прохладной ночью с открытым окном и без одеяла, но, зараза, заболеть никак не может. Чонгук с Тэхеном над ним издеваются, предлагают его избить, чтобы был весомый повод навестить врача, раз уж он не болеет. Намджун на это деликатно промолчал, но те, видимо, приняли его молчанье за согласие, и ударили одновременно в его бока, за что и позже были отправлены работать в ночное время. Те взрываются возмущением, однако Намджун непоколебим. Тэхен и Чонгук дуют губы, как дети малые, угрожая Намджуну тем, что они больше ему помогать не будут. Генерал-майор особо-то и не расстроился: все равно ничего действующее их мозг не придумал да и он может обратиться к Юнги. Тот, наверное, подскажет что-то стоящее. По крайней мере, Намджун на это надеялся. Он пришёл сейчас к ней от отчаянья. Что только он не перепробовал, но все без толку. Сейчас же он решил сделать так, как и сказал Юнги: признаться в своих чувствах, а там дальше будь, что будет. — Здравствуйте, — Хваса кидает на пришедшего взгляд, не прекратив что-то писать. — Я… это самое, — Намджун прокашливается, а потом отводит взгляд, будто с огромным интересом изучает небольшой кабинет, — не совсем хорошо себя чувствую. — Тогда присаживайтесь. Не боитесь, что я могу сделать хуже? — произносит с отчетливой иронией и не дает что-либо ответить мужчине, мигом начав излучать всю серьезность, — на что жалуетесь? — задаёт вопросы врач, передав градусник в руки генералу-майору. — Горло… — Намджун вспоминает про шпатель, который ему сунули в горло и достали чуть ли не до самого желудка, и в сию секунду исправляется, — то есть, голова почему-то болит. Это ужасно мешает работать. — Давайте сюда градусник. Сейчас проверим Вас, — девушка смотрит на показатель температуры тела и озвучивает его, — 36 и 4. — Я сильно болею? Это значит, Вы будете меня лечить? — Я не знаю как сказать это, — всем своим видом показывает затруднительность в ответе и смятение, — но моя должность обязывает говорить всё как есть. Каким бы тяжелым это бы не было. Иначе может быть слишком поздно. — Поздно для чего? — Намджун неимоверно напряжен, это чувствуется по его встревоженному голосу и глазам, которые нервно бегают туда-сюда. За месяц, что она здесь находится, Хваса такого обеспокоенного генерала-майора не видела ни разу. — Вы серьезно заболели. Этому подтверждение не только такая температура, но и головные боли, как у Вас. Именно они несут за собой большую опасность и… — нарочно делает паузу, чтобы посмотреть на Кима. От увиденного губы растягиваются, но девушка их упрямо поджимает и говорит дальше, — медленно, но верно забирают жизнь. — Что? — три буквы Намджун растягивает как целое большое предложение. — Мне очень жаль. Против этого недуга пока не нашли лечение. Я… мне правда очень жаль. — Н-нет, это, наверное, какая-то ошибка, — растерянно мотает головой Намджун, — этого не может быть. Я не… — Я знаю, это тяжело принять, но жизнь — штука непредсказуемая, — одному Богу известно как Хваса сдерживает себя и не смеется. — Но я совершенно здоров! У меня крепкий иммунитет и более того у меня совсем не болит голова. Никогда и не болела за последнее время. — Не болела? — якобы удивляется девушка, выпучив глаза и скрестив руки на груди. Намджун встает со своего места, трет шею одной рукой и тихо выдыхает: — Нет. Я соврал, — и смотрит ей в глаза так, что врачу почему-то больше смеяться не хочется, как это было минутой ранее. Намджун серьезен, как никогда, ни один мускул на его лице не шевелится, а искренность и мерцание его глаз затапливают с головой, уносят в свой омут, не спрашивая разрешение девушки. — У меня ничего не болит. Только вот здесь, — кладет ладонь на левую часть груди, — вот здесь точно не понимаю болит или нет. Знаю одно — при упоминании о тебе, оно сильнее бьется. Я пришел к тебе с такой глупой выходкой, я выгляжу как дурак сейчас, полный кретин, но я так больше не могу. Я виноват перед тобой и за это прошу прощения. Я хочу, чтобы между нами не было места обиде потому, что хочу выйти на новый уровень. Ты простишь? Хваса стоит, почти не моргает, смотрит на него, в голове снова проигрывает его слова, которые, она уверена, исходят с самой души, а значит они не могут быть ложью. Баритон Кима дарит тепло. — Я ведь тоже соврала про болезнь, я знала, что Вы абсолютно здоровы. На самом деле я не держу на Вас обиду, хотя человек я очень обидчивый, — Намджун на последнем слове улыбается, и Хваса не может не улыбнуться в ответ. У генерала-майора очень красивые ямочки. Чаще бы быть причиной их появления. — Я рад. Безумно рад. Будто груз спал с плеч, спасибо. — Пожалуйста, — тянет уголки губ, на последнем мгновении решая не говорить ответное «спасибо». Частички обиды все еще летают. Но их совсем-совсем мало. — Ну что ж, мы с Вами друзья, товарищ генерал-майор? — нарочно не переходит на «ты». — А мы можем быть больше, чем друзья? — подходит ближе, но не настолько, чтобы можно было ощущать ее дыхание на себе, и берет девичьи руки в свои, заглядывая глубоко в глаза, почти в самую душу. — Я скажу позже, — но рук из намджуновых не убирает.***
— Где он? Где этот сукин сын?! — дверь сильно ударяется о стену, и в комнату входит раздраженный Намджун. — Если ты о Тэхене… — Конечно же о нем! — перебивает Чонгука Ким. -… то он прячется от тебя, — спокойно завершает начатое Чон, продолжая листать папку на завязках, — что случилось? — Этот идиот так нам помешал, — едва ли не взвывает мужчина, — я сказал ему по рации, что занят, но нет же! Он не послушал и все равно явился ко мне. В самый неподходящий момент! Теперь Хваса будет избегать меня, ибо этот урод увидел то, чего не должен был, и смутил ее еще больше! Мне из-за него придется ждать окончания рабочего дня и только потом подходить к ней. — Так ты правила нарушаешь, друг? — выгибает бровь Чонгук. — Чонгук, заткнись. — Вы целовались? — Ты чем слушаешь? Говорю же, Тэхен все испортил! — Вот говнюк, — хохочет старший полковник, — он кажется в казарму ушел. — Нашел, блять, убежище, — цокает Намджун и срывается прочь, заставив Чонгука закатить глаза со словами «большой ребенок». Встречаться они начали не так давно, ведь доктор Ан решила быстро не сдаваться и мучала Намджуна. Чего греха таить, повышенное внимание красивого мужчины безумно нравилось. Генерал-майор, казалось бы, совсем позабыл о работе, что ему не свойственно от слова совсем, все, о чем он думает, — это Хваса, которая не перестаёт покорять его изо дня в день. Эта девушка не смотря на молодой возраст не дурна собой, умна и определенно знающая себе цену. Намджуну все в ней нравится, а некая злопамятность и обидчивость, которые и послужили причиной долгого воссоединения, даже притягивают. Никто в этом мире не идеален, у всех есть изъяны, поэтому мужчина спокойно относится к ее чертам характера и принимает такую, какая она есть. — Спасибо тебе за все, — произнесла как-то одним вечером Хваса, когда звёзды по-немногу начали заполнять небо. — За все, что ты делаешь, за то, что закрываешь глаза на мои иногда тошнотворные поступки. Я все это вижу, как ты носишься за мной, хотя у тебя своих забот выше крыши, как пытаешься угодить мне, мне за это очень стыдно, но я не могу заставить себя так не делать, понимаешь? Я прекрасно знаю свои отрицательные качества, как они доставляют неудобства окружающим, как я не даю рости нашим отношениям, но они часть меня, я не могу взять и измениться в лучшую сторону, на это потребуется много времени, а ты принимаешь их, ты терпишь их. Стоит только задуматься над этим, как появляется вопрос «а достойна ли я тебя?» — Не говори так, — сразу же отвечает он, — для меня ты самая лучшая, идеальная, я боготворю тебя, какой бы ты не была потому, что люблю. Сильно люблю. Я влюблён в твой характер, в твою ответственность, смелость, мудрость и то, как ты припоминаешь мне о том, как я встретил тебя в нашу первую встречу, — не сдерживается и смеётся Намджун, — Знаешь почему? Потому что это ты, это часть тебя. В этом и заключается суть отношений. По крайней мере, для меня это так. И не только я, ты ведь любишь меня просто таким, какой я есть. Ты тоже терпишь мою вспыльчивость, мои психи, возраст… — Твой возраст мой самый любимый, Намджун, — подходит ближе и берет его лицо в свои руки, — прекрати об этом думать, пожалуйста. Знал бы ты, как мне нравится наша разница, то, что ты старше. Ты со мной, и это прекрасно. Я люблю тебя, а остальное не важно, — Хваса целует его первой и расслабляется, когда Намджун прижимает ее теснее и целует напористее.***
Намджун только и держится благодаря воспоминаниям, они придают ему сил и дают стимул идти дальше, чтобы вновь их ощутить, окунуться и купаться в них же. Даже тень улыбки появляется на лице, которое с начала объявления войны больше не улыбалось. Теперь улыбнется тогда, когда обнимет свою женщину. — Разрешите войти, — почти влетает в кабинет военный, сильнее сжав висящий автомат. — Какие новости? — Сувон, генерал-майор, — и опускает глаза. — Напали двадцать минут назад. — Что приказал генерал? — Намджун встает из-за стола и пытается не споткнуться, ибо крепко стоять на ногах отчего-то нелегко. — Приказа не было. Сувон разгромили, товарищ генерал-майор, — будто бы кричит во все горло солдат, горло надрывает, а на деле лишь низко и хрипло говорит, пытаясь спрятать куда подальше вырывающуюся тоску и печаль. — Нужно выехать навстречу уцелевшим, — Намджун берет себя в руки, идет обратно к своему месту, надевает фуражку, — среди них может быть и генерал-лейтенант, но скорее всего его взяли в плен, — собирается выходить, как солдат его своими словами будто к полу приклеивает: — Генерал-лейтенант Ли погиб.***
— Командир Им Джиан! — громко и встревоженно сообщают в рацию. — На приеме! — Вылетай, командир! Северные напали. — Так точно, — отвечает в прибор, сдерживая себя, чтобы не сломать эту железку в щепки. А он вполне может. Особенно сейчас, когда сила и энергия внутри готовы разорвать его же тело и вырваться наружу. Спустя пятнадцать минут он и его отряд оказываются в самолетах. Джиан захлопывает дверцу за собой и поверить не может в то, что он наконец-то после перерыва сидит в салоне летающей машины. Его задница греет нужное место. Им издает смешок собственным мыслям и заставляет проснуться от глубокого сна самолет. Громкий звук мотора никак не напрягает, а наоборот он сладкой усладой течет по венам, становится причиной радости Джиана. Он сжимает ладонь на штурвале и начинает тянуть на себя, растягивая губы, как какой-то ненормальный, больше напоминающий психа. Колеса аппарата постепенно отрываются от земли, и командир начинает набирать высоту. А спустя время он уже парит в небе, слушая как собственный ритм сердца перекрикивает гул мотора. «Раньше причиной моей улыбки был ты, а не самолёт» — вспоминает Чимина Джиан, и сердце наполняет тяжесть-легкость, — «он никогда и не будет. Просто ложь самому себе, ведь людям свойственно улыбаться, а я тоже человек» «… наверное» Самолеты парят над облаками, под облаками, среди них, и совсем скоро это чистое пространство будет заполнено порохом, металлом и частицами вещи, что когда-то носило название военный самолёт. Им смотрит по сторонам сквозь очки, а потом транспорт резко кидает в сторону, что он еле успевает ухватиться за штурвал. Это без сомнений враги. Значит вражеский отряд все это время летел над ними. Это не портит настроение. Наоборот так интереснее будет играть. Джиан ведёт самолёт влево, вовремя избежав снаряд, пытается вырваться вперёд, чтобы выстрелить в ответ, но у него не получается. Коммунистическая птичка не дает ему уйти, не прекращая стрелять, а увеличить скорость нельзя, так как это предел самолета. На фоне этой игры на выживание другие самолеты ведут между собой отдельную борьбу, пытаясь подбить противников. Пули попадают в борта, разбивают лобовое стекло, бьются о крылья и разносят по истине неприятный звук. Внезапно один самолет загорается в воздухе и летит вниз, проглатываемый пламенем. Летчик, находящийся внутри, пытается исправить ситуацию, но дым, что валит со всех сторон, мешает взору, а сам транспорт не поддается ему. Он неисправен. Каким будет итог ясен. Джиан не обращает внимания на других, слишком занятый противостоянием, но свист самолета его слух улавливает. Он на мгновенье бросает взгляд в правое окно и видит, как груда металла крутясь падает вниз. Своя груда металла, которой управляет их солдат. Эта техника принадлежит им. На лице командира застывает смятение и шок, впрочем как и у других братьев. Никто не ожидал, что их самолета не станет так быстро. Бой ведь только начался, а уже первая потеря. Такое начало ведь никак не гарантирует такой же конец? Джиан так думать не хочет, поэтому, грубо матерясь, резко ведет самолет влево, наблюдая за тем, как следующий за ним враг проделывает то же самое, и идет на риск, чуть увеличив скорость, чтобы оказаться позади него, проделав движение вверх и вправо. Летательный аппарат начинает потряхивать, кнопки горят красным и пищат, но командир их не видит и не слышит, слишком концентрируемый на том, чтобы избавиться от хвоста. Им Джиан всегда был в любимчиках у судьбы, она его любила так сильно, что не давала сдыхать, когда терпеть все, что происходит в его жизни, просто невыносимо. Он столько хотел умереть, все звал Смерть и просил забрать его, но она его не слышала. Ни тогда, когда попал в детский дом, когда его избивали другие дети, совсем не жалея потерянного мальчишку, который внезапно остался совсем один, без родителей, когда в армии ломались кости и внутренние органы смешивались, и даже тогда, когда Чимин вычеркнул его из своей жизни. А значит и сейчас он не умрет внутри самолета. Слишком глупо и смешно умереть вот так, когда оставался жив после выше указанных событий, не правда ли? И он действительно выживает. У него получается добавить скорости, при этом не слетев вниз и не разбившись насмерть, взять направление назад, чтобы теперь он оказался у них на хвосте и пулять в их сторону, как в последний раз. Кажется, все идет по плану и гладко до тех пор, пока на Джиана не нападает еще один. — Твою мать, двое на одного. Нечестно играете, ребята, — усмехается он, качая головой, хоть и собственного голоса не слышно вообще, — но на войне все методы хороши же. Ничего страшного. Джиан и не в такой заднице был. Два самолета его не напугают. Джиан продолжает пускать снаряд в первого, будто для него не существует второго, который летит сзади. У него не получится воевать с обоими, поэтому надо пока избавиться от летящего спереди. Тот пытается повторить действия Джиана, стараясь уйти вбок и атаковать сзади, но Им так просто подбить себя не даст. В него попадают пули, повреждают крыло, но не стрелять и упустить эту птичку он не может. Транспорт опять пищит, изводится весь, будто бы крича «какого хрена ты творишь, командир?! Мы сейчас свалимся к чертовой матери!», но Джиан непоколебим. Ему жалко своего железного друга с крыльями, он эти пули, будто бы в свое тело получает, но остановится он не может. Ему нельзя. Им крепко сжимает зубы до противного скрежета и облегченно вздыхает, когда попадает в самое яблочко. Враг сбит. Расправиться с одним — проблема небольшая. Помимо Джиана бой ведут еще десятки самолетов. Среди них и американские, которые прибыли на помощь совсем недавно. Без них шесть южнокорейских птичек никак бы не справились и в первые минуты взорвались бы один за другим. Участие иностранных отрядов определенно помогает им в этой непростой схватке. Что не говори, у них и тактика нападения и самозащиты лучше, чем у местных. Джиан неплохой командир и летчик, но на фоне американцев его действия выглядят слабее, но увереннее. Не смотря на то, что он подбил одного из двух нападающих, второго без посторонней помощи подбить он все же не смог. Это никак не говорит о его сугубо личных способностях и умениях, а говорит о механизме в стране в целом. Джиан кивком головы благодарит американский самолет, когда те пролетают вперед, и снова принимается стрелять. Находясь в эпицентре такого события, нетрудно догадаться, что американские военно-воздушные силы берут вверх над коммунистами. Советские летчики проигрывают. Потери их сторона несет больше, чем армия южнокорейцев и США, однако и это не значит, что все так гладко у вторых. Джиан потерял своего хорошего приятеля, собрата и коллегу. Нельзя сказать, что между ним и умершим были надежные и крепкие дружеские отношения, но они работали вместе, учились, падали и лечили раны. Позади столько лет совместной службы, а потом в один миг все резко меняется. Товарища теперь нет, его могила будет пустой, а останки потерялись в пространстве. Пусть его тела нет, но жива его душа. Его светлое имя не погибло, оно будет жить всегда, пока его собратья будут его вспоминать, а страна не забывать своего героя, отдавшего жизнь взамен на свободу родины. Вражеские уцелевшие самолеты улетают назад, принимая поражение, а они с чувством выполненного долга летят дальше. Джиан на этот раз победил. Все, казалось бы, неплохо, если бы эту временную маленькую победу можно было кому-то посвятить. В далеком прошлом Джиан посвятил бы ее Чимину, как и все свои победы посвящал бы только ему одному, но сейчас ему не с кем делиться своей радостью. Да и радостью ли? Там наверху, на небе, они одержали победу, а здесь снизу южане держатся из последних сил, не зная куда деться от такой мощной атаки, что совершают коммунисты. Танки уничтожают все, противники до раздражения метко стреляют, а люди Сувона гибнут как мухи. Этот город в опасности, он поэтапно переходит в лапы Красной армии. — Генерал-лейтенант! — вбегает в кабинет раненный солдат, с полными глазами ужаса, но договорить не успевает, так как стены здания содрагаются, будто танк стрелял с расстояния вытянутой руки. Находящиеся внутри военные убегают в рассыпную, пока потолок полностью не обвалился на них, кто-то не успевает, оставаясь под завалом и совершая свои последние вдохи, а кто-то умирает сразу без мучений, размазанный обвалившимися плитками. Но выбегающие оттуда становятся пойманными поджидавшими их снаружи врагами. Сопротивляющихся без колебаний убивают, а других кидают на землю, направив десятки автоматов. — Ну, здравствуй, генерал-лейтенант Ли, — противно улыбается кто-то из коммунистов, выкручивая руку мужчине. Пленников прижали к земле и сильно давят автоматами, и только главу Сувона поставили на колени. — Много слышал о тебе. Так хвалили тебя и твои способности, думаю, что такой мозг не помешает Северной Корее, правда же? Убивать тебя я не хочу, ведь будешь таким полезным, но придется, если будешь дергаться, — будто бы клацает зубами военный, прямо смотря в глаза старика Ли. — Не придется, — как-то странно усмехается Ли, отводя взгляд, а потом резко вырывается, несмотря на свой довольно немалый возраст, и направляет на себя вражеский автомат. Северные только успевают дернуться в его сторону, чтобы отобрать оружие, как происходит выстрел, и спустя мгновенье генерал-лейтенант замертво падает на землю. Родную землю. Пленники с сожалением и слезами на глазах смотрят на бездыханное тело своего начальника, наставника и жизненного учителя, мысленно прощаются с ним, благодарят за все и желают, чтобы его душа нашла покой. А она найдет, ведь убил он себя только потому, что всецело предан своей родине и отчизне. Самоубийство для них не так страшно, как погибнуть от рук врагов. Это не грех, это преданность, это большая сила и храбрость. Это поступок настоящего солдата, который душой и сердцем принадлежит своей стране.