Не починит (Какузу/Хидан)
10 ноября 2020 г. в 21:55
Примечания:
Оказывается, если отложить идею на несколько месяцев в надежде, что возвращаться к ней не захочется, то нихуя не получится.
Всё равно придётся написать.
Стежок за стежком.
Легко ложится строчка на белой шее, пряча под собой сбившиеся дорожки вен и артерий, стягивая разорванные жилы в ровные линии, а кровь капает на плащ. Кровь высохнет на чёрном бурыми пятнами, грубая нить рассосётся уже завтра, и Хидан опять станет лакированно-красивой, бездушной куклой. Ненадолго. До следующего убийства — нужного или лишнего, неважно.
Потом его вновь придётся сшивать из лоскутов, как тряпичную игрушку, собирать из кусков. Какузу несложно, он привык.
Какузу сам — чудовищно небрежно сшитая кукла, и стежки на его собственном теле художественностью не отличаются. Был бы моложе, может, и переделал бы. Был бы умнее — никогда бы не сотворил этого с собой. Был бы сильнее — давно закопал бы Хидана по частям в лесу, чтобы больше не колоть себе пальцы иглой, когда та предательски соскальзывает по окровавленной гладкой коже.
Вот только Какузу стар, он не станет красивее, не заставит блуждающе-размытый взгляд остановиться. Какузу глуп — только глупцы могут в старости так хотеть то, что не принадлежит никому, кроме выдуманных богов. Какузу слаб, и стежок за стежком он пытается починить тело, которое так безоглядно уродует его владелец.
А починить никак не получается. Мышцы и кости срастаются, вены и артерии гоняют кровь от бессмертного сердца и к нему, нить на швах растворяется, не оставляя шрамов, но Какузу знает: сломано. Навсегда сломано.
Было ли целым хоть когда-нибудь?
— Сломано, — ухмыляется Хидан, выплёвывая кровавый сгусток прямо под ноги Какузу. — Одно ребро сломано, в левое лёгкое зашло. Вытащишь?
Кость раздроблена, осколками зацепило сердце. У Какузу их пять — и ни одно не бьётся так быстро и горячо, как единственное сердце Хидана. Должно быть, поэтому и хочется держать его в своей руке. И чувствовать.
Хидан молодой, ему ровные строчки нужнее. Хидан сильный, он вечность в жертву своему кровожадному богу принесёт. Хидан, наверное, умный. Иначе не смеялся бы сейчас хрипло, пока его сердце влажно дёргается в немеющей ладони Какузу.
— А оно-то, в отличие от твоих, действительно живое, а?
Живое… И в разбитой клетке рёбер оно находит своё место с такой лёгкостью, будто не зависело только что от чужой воли.
Живое должно жить. Даже если и сломанное.
Стежок за стежком.
Легко ложится строчка на белой груди — Какузу пришивает свою душу к чужому сердцу, и пока оно бьётся так горячо и быстро, он тоже будет живым, и неважно, что никто их обоих не починит по-настоящему.
Хидан говорит, что бессмертен.
Видимо, теперь бессмертные они оба.