***
Ибрагим, утомлённый сегодняшним днём, отложил карты в сторону. Сегодня он говорил с Мустафой-пашой. Мнение последнего по поводу похода было обоснованным. Белград был лёгкой мишенью. Родос — это другая ситуация. Оплот католицизма в регионе. Совершенно понятно, почему повелитель так много придаёт значения этому острову. Покойный султан Селим так и не познал радость победы. Умер, готовясь к походу. Это долг сына перед отцом для падишаха — взять Родос. Но есть ещё одно, что упрямо не желает видеть Пири Мехмед-паша. Благодаря приготовлениям Селима, османская армия была в полной боевой готовности. Они использовали это при походе на Белград. Сейчас же ситуация несколько другая. Предыдущий поход был не так давно и полностью восстановиться не удалось. Исходя из того, что отправляться придётся уже через месяц, то победа так просто не дастся. Установленные сроки слишком не правдоподобны и не обоснованы. Но, возможно, великому визирю стоит ошибиться, чтобы повелитель осознал, что тот не годится на эту должность. Грек убрал в стол чертежи, подровнял стопку книг по привычке и вышел из своего кабинета. К своему удивлению, он обнаружил за дверью Хатидже султан. — Госпожа, что привело вас ко мне в столь поздний час? — Добрый вечер, Ибрагим. Я пришла поговорить с вами. Вы, я надеюсь, не возражаете? — девушка была настроена решительно. — Давайте не здесь, пройдёмте в кабинет. Не нужно, чтобы нас видели. Мужчина пропустил вперёд султаншу и запер дверь. Девушка на минуту замешкалась, не зная с чего начать. — Я по одному вопросу. Хотела спросить кое-что важное. — Что же, внимательно слушаю вас. Лицо Хатидже приобрело тот же розовый оттенок, что и её платье. Девушка тщательно подбирала слова для этого важного момента. Наконец-то она решилась признаться в своих чувствах. Сказать Ибрагиму о том, что она давно уже любит его. Как он воспримет это? Отнесется с уважением или же рассмеётся? Нет, тогда Хатидже этого просто не вынесет. Пусть уж просто промолчит в ответ. Аллах, как же ей было страшно! — Я слышала, вы собираетесь скоро в поход? Ибрагим поднял брови в удивлении. С чего бы это султанша интересовалась этим? — Госпожа, вы собираетесь дать дельные советы? — с улыбкой спросил мужчина. Девушка вспыхнула от смущения. — Нет, я просто волнуюсь за вас. — Не стоит, султанша. Помяните мои слова, мы вернёмся с победой. — Дай Аллах. — Я… — начала Хатидже. — Хотела вас спросить о… Грек терпеливо ждал. Он жаждал узнать, что же всё-таки хочет от него госпожа и почему просто тянет время. Девушка начала заламывать руки и что-то бормотать себе под нос. Сперва мужчина подумал, что она сошла с ума. Но внезапно Ибрагим заметил, как Хатидже приближается к его лицу с намерением поцеловать. Глаза у султанши были закрыты. — Госпожа! — немного громко, чем ожидал, воскликнул Ибрагим. Девушка испуганно открыла глаза и уставилась на грека, который смотрел на неё с долей возмущения и недоразумения. Какой позор! — Госпожа, я не знаю, что вы себе надумали, но то, что произошло сейчас, я обещаю оставить за этой дверью. Я не вправе осуждать вас, но будет лучше, если вы забудете об этом. — Ибрагим, я люблю тебя. Неужели ты не видишь моих чувств? Я пошла на это ради тебя. Разве может султанша просто так взять и поцеловать мужчину, который не является её мужем? Только под влиянием большой любви. — Хатидже схватила Ибрагима за руку и молящим взглядом уставилась на него. — Это неправильно, госпожа. Я раб, а вы сестра повелителя. Наши отношения не будут приняты. Нас осудят. А, если ещё сам падишах узнает об этом, то быть большой беде. Теперь же, я прошу вас незаметно выйти из моего кабинета ради вашей же безопасности. Девушка кивнула и, взглянув на Ибрагима, поспешила покинуть его. Хатидже думала над тем, что сказал ей Ибрагим. Он прав, никто не примет их отношений. Валиде будет разгневана и станет думать, что султанша опозорила династию. Но есть то, что грело её душу. Мужчина не сказал категорическое нет, а значит, возможно, разделяет её чувства, но боится за её честь. Она вспомнила, как её покойный нынче муж устроил ей показательные наставления. Искандер-паша заподозрил что-то неладное, когда его супруга стала слишком часто выезжать из их дворца к брату. Сперва мужчина думал, что Хатидже просто проводит время со своей валиде, но эти визиты происходили чуть ли не через день. А по приезду девушка была в таком приподнесенном настроении, что Искандер молча скрежетал зубами, ведь с ним она была молчалива и отстраненно холодна. Он набрался смелости и проследил за госпожой. Сразу же открылась правда. Она часто общалась не со своей матерью или братом, а с сокольничим Ибрагимом! Когда в очередной раз счастливая девушка прибыла поздно вечером, паша решил поговорить об этом. — Султанша, я наконец-то рад вас видеть дома. Жаль, что это так редко происходит. — На что вы намекаете? Я слышу осуждение в вашем голосе. — Разве можно, госпожа? Я не смею осуждать дочь нашего повелителя. Но не в силах больше терпеть. — Паша? — Хатидже была рассержена. — Я прекрасно знаю, по какому поводу вы отлучаетесь. Прекратите меня позорить привселюдно. Все прекрасно знают, что для вас этот брак крайне нежелателен, но проявите должное уважение! — Да как вы смеете меня обвинять? То, по какому поводу я отлучаюсь, лишь моё личное дело. Оно вас не должно касаться. — Вы правы, но оно затрагивает мою честь. — Честь? Паша! Посмотрите внимательно, кто перед вами стоит, если забыли. Я не потерплю подобного отношения к себе! Как вам вообще пришло в голову говорить мне подобное? Я Хатидже султан, дочь великого падишаха Селима Хазретлери! Если ещё раз вы посмеете упрекнуть меня в чём-то, то лишитесь головы, так и знайте. С этого самого разговора напряжение в отношениях Искандера и султанши достигли своего апогея. Девушке настолько воспротивился её муж, что она не только посещала дворец брата, а и часто оставалась там на ночь. Валиде всё видела, но не хотела поднимать болезненные для дочери темы. Когда паша умер, султанша вздохнула с облегчением и тайно порадовалась этому. Отец не давал разрешения на развод, как бы она его не упрашивала. И наконец-то девушка вновь свободна от уз неудачного брака. «Ничего, Ибрагим, у нас будет шанс, » — подумала Хатидже, наблюдая из-за угла, как мужчина запирает комнату. Он подгонял жеребца с заметным упорством. Ветер свистел в ушах, а разум никак не хотел воспринимать то, что произошло ранее. Что себе думает госпожа? Да, Хатидже султан несомненно красива, мила и влиятельна, но он был к ней равнодушен. Причины этого можно не искать. Ибрагим видел её постоянные знаки внимания со времён Манисы. Девушка невзначай старалась оказаться на прогулке рядом с ним и своим братом, часто приезжала во дворец, даже будучи замужней за Искандером-пашой. Ибрагим не поощрял и не отвергал этих попыток. Как-то шехзаде Сулейман сказал ему, что его любимая сестра несчастна в браке, и, что в следующий раз он позволит ей выйти замуж по любви. Греку было жаль молодую султаншу, но такова плата за то, что родилась в семье османской династии. Ни одна из сестёр повелителя не познала прелести взаимной любви. Хатидже призналась ему в чувствах, но зачем же он сразу их не отверг? Ибрагим дал девушке надежду, сказав о том, что их брак невозможен из-за его статуса. Хотя даже не в этом было дело. Он просто к ней ничего не чувствовал. Хатидже для него почти как сестра, не более. Грек надеялся, что султанша правильно всё поняла и больше не будет предпринимать попыток, которые заранее обречены на провал. Ибрагим зашёл во дворец, передав слуге кафтан, отправился в свои покои. Нужно было поработать над деталями предстоящего похода. Цифры и чертежи упорно не хотели лезть в голову. «Я люблю тебя, » — слова Хатидже отдавались болью в затылке. Это первая в его жизни девушка, которая призналась открыто ему в чувствах. Ибрагим — правая рука повелителя, недостойный раб любви его сестры. Почему он так много думает об этом? Возможно, дело в том, что Хатидже потешила его самолюбие своим признанием. Он, Тео из Парги, оказался тем, кому сама представительница османской империи сказала о любви. Разве мог Ибрагим когда-либо представить подобное? Он откинулся на стуле и закрыл от усталости глаза. Отдохнуть ему так и не удалось — в комнату кто-то вошёл. — Ибрагим. Мужчина открыл глаза. Хюррем была великолепна. Прекрасное зеленое открытое платье и высокая прическа, открывающая нежную шею, делали девушку очаровательной. Несколько завитков выбились из-под украшенного изумрудами гребня и обрамляли её лицо. Глаза были обрамлены черной дымкой сурьмы и пылали. В этот момент ему показалось, что она его погибель. — Что ты здесь делаешь, Хюррем? — шумно выдыхая, спросил Ибрагим. — Пришла поблагодарить тебя за красивые наряды и украшения. Они замечательны, я первый раз в своей жизни вижу, а уж тем более, надеваю такие. — Не стоит. Большей частью это заслуга Нигяр-калфы. Я ей отдал поручения, исходя из своих представлений. Только украшения решил выбрать сам. — У тебя замечательный вкус, Ибрагим. — Да, не только на платья, но и на девушек. — с озорной улыбкой на губах произнёс мужчина. — Что есть, то есть. — согласилась девушка и замялась нерешительно на месте, разглядывая узор на ковре. — Присоединяйся к ужину, сейчас подадут блюда. — Хорошо, я как раз не ела. С радостью разделю эту трапезу с тобой. Они ждали слуг. Повисло напряженное молчание. Ибрагим что-то рассматривал на развернутом свитке, Хюррем сидела на тахте и наблюдала за мужчиной. — Чем ты занят? — молчание было прервано интересом девушки. — Разбираюсь с картами. В скором времени мы выступаем в поход. Нужно сделать последние приготовления. — Ты покинешь меня? Уйдёшь? — в голосе Хюррем была грусть. — Я должен. Эта наша священная миссия. Но, будь уверена, вернусь очень скоро. Ты занималась с Нигяр? На этих словах вошли слуги и принесли блюда. Ибрагим поднялся с места и уселся на подушки перед столиком, приглашая Хюррем присоедениться к нему. На подносе дымилась тушёная баранина с овощами, также был суп из чечевицы, свежий хлеб и засахаренные фрукты. — Да. Она рассказывала о древнегреческих философах. Мне было интересно узнать об этой уникальной культуре. — отпив из кубка, сказала девушка. — Греция? Забавно. Почему именно она? — Разве я могла не выбрать страну, которая подарила этому миру таких великих гениев, как например, Аристотель или Сократ? — Хюррем, ты меня удивляешь. И в чём же их гениальность? Расскажи мне. Разговор медленно перетёк в обсуждение противоречивости трудов древнегреческих философов. Затем завели тему про мифологию. Ибрагим рассказал о том, как в его дворце появились статуи божеств. Оказалось, что ему их привезли европейские мастера по личному заказу мужчины. Ибрагим был замечательным собеседником. Его речи были увлекательны, а голос мягок и спокоен. Хюррем хотела вечно слушать его, не прерывая ни на секунду. — Я хочу выучить греческий язык. Всё же мыслителей стоит читать в оригинале. — С радостью помогу тебе в этом, Хюррем. Мне приятно, что ты проявляешь интерес к науке. Это похвально. — ответил мужчина, взяв девушку за руку. — Разве ты знаешь этот язык, Ибрагим? — наигранно и удивлённо прозвучали слова. — Да, даже очень хорошо. Приходилось часто сталкиваться. Мужчина так и не сказал о том, что это его родной язык. Он не хотел посвящать девушку в эту тему. По крайней мере, сейчас. Она просто находится здесь для его развлечения, и нет никакого смысла открывать ей душу. — А как ты относишься к религии? — Если ты спрашивешь о том, хочу ли я, чтобы ты приняла ислам, то отвечу сразу: мне без особой разницы. — отстраненно ответил Ибрагим. — Почему? Потому что ты сам был христианином когда-то? — Хюррем, я не желаю это обсуждать. — мужчина слишком резко поднялся из-за стола и отправился в хаммам. Выливая на себя горячую воду из сосуда, Ибрагим понял, что ему неприятна была последняя их тема. Она напрямую связана с его прошлым, о котором он не хотел вспоминать без надобности. Мужчина догадывался, что Хюррем не просто так завела разговор про греческий язык и философов. Вполне возможно, что Нигяр-калфа сообщила ей об этом. Вопрос только в том, как много из этого разговора узнала наложница. Но, тем не менее, она стремится к учёбе, что радовало Ибрагима. Ведь теперь он сможет вести беседы не только с повелителем, а и с его Хюррем. Дверь отворилась. Но мужчина не придал значения почти невесомому звуку шагов, которые приближались в его сторону. Девушка подошла к Ибрагиму сзади. Взяв намыленную мочалку, начала водить ею по его широкой спине. Набрав воду из купальной чаши, Хюррем начала смывать мыло с тела мужчины. Затем отложила всё в сторону и стала осторожно разминать напряжённые плечи. Ибрагим поймал руку девушки и крепко сжал её, перемещая ниже, прямо к области груди и живота. — Иди ко мне, Хюррем. — сказал грек и притянул наложницу к себе, но только уже спереди. Промокший насквозь шёлковый халат был небрежно откинут в сторону. Девушка присела на колени к мужчине и стала выводить на его теле причудливые узоры своими маленькими пальчиками. Ибрагим схватил её за подбородок и с нетерпением впился в губы. Пропустив его язык в свой рот, Хюррем обвила талию мужчины руками и крепко прижалась к нему. Её соски щекотала редкая поросль волос на груди Ибрагима. Их языки сплелись в диком танце. Грек прикусил зубами нижнюю губу девушки, пустив ей кровь, которую тут же незамедлительно слизал. Хюррем не узнавала себя. Что она позволяет этому человеку, который недавно чуть не убил её? Она хотела было отстраниться, но Ибрагим не дал. Что только с ней сделал этот дьявол? Почему так быстро забылось родное имя и появилась необъяснимая гордость по поводу того, что он назвал её этим странным «Хюррем»? Они не знали друг друга. Просто предавались утехам и вели беседы. Девушка чувствовала, как греховно она пала. Если бы Александре ранее сказали о том, что она будет млеть от ласк человека, который неведомо кем ей приходится, то просто бы рассмеялась в лицо на эти слова. Тогда почему её тело сейчас так жарко откликается на сомкнутые вокруг её соска губы этого самого человека?! Ибрагим был мастером в любовных играх. Он кусал, сосал и целовал грудь девушки. Его рука скользнула по нежному животу и оказалась между ног Хюррем. Пальцы нашли чувствительное место и стали дразнить его, постепенно входя в её тело. Эти прикосновения превращали её в раненного зверя. Девушка готова была молить о том, чтобы этот чёртов соблазнитель не останавливался, а продолжал дарить наслаждение. Его губы вновь прильнули к её рту в страстном поцелуе, а рука не прекращала бесстыдства. Всё тело превратилось в натянутую струну, готовую вот-вот с треском разорваться. Хюррем чувствовала необъяснимую тяжесть во всём теле. — Ибрагим, я умоляю тебя! — бормотала себе под нос девушка. — Что ты хочешь от меня, Хюррем? Я не понимаю. — Ты дьявол! — крик отразился эхом от стен хаммама. Грек только продолжил свои игру, но уже активнее, и девушка не выдержала, утонув в крике восторга, который она сама же издала. — Кажется, ты меня убил. — отдышавшись, пролепетала Хюррем, склонив свою голову на плечо мужчины. — Тогда наши чувства взаимны. — тихо ответил Ибрагим, крепче сжимая руками талию девушки.***
— Мустафа! Иди сейчас же обедать. Хватит играть. — раздраженно сказала Махидевран, отдавая приказ служанкам привести её разбушевавшегося ребёнка. — Махидевран, пусть бегает. Для него это радость находиться за стенами дворца. Не лишай его счастья. — Сулейман притянул девушку к себе и скользнул поцелуем по её щеке. — Он только позавтракал с утра перед нашей отправкой. Небось голоден. — Поверь мне, наш шехзаде, если захочет, то сам придёт, а пока нет смысла беспокоиться. Наслаждайся природой, милая. — Хорошо. — согласилась девушка и откинулась на грудь мужчины, сидя на разбросанных в шатре подушках. Сулейман сдержал своё слово и отправился вместе с семьёй в охотничий домик. Мустафа был так рад, что просился поехать верхом, рядом с отцом. Махидевран еле-еле уговорами и обещаниями усадила сына в карету. Всю дорогу малыш говорил о том, как будет кататься на лошади. Девушка, глядя на счастливого сына, была так рада. Наконец-то она сможет забыть обо всех проблемах и провести время с повелителем и шехзаде. Гюльбахар взяла с собой лучшие наряды, чтобы выглядеть на высоте перед мужчиной. Как долго она ждала того момента, когда окажется за пределами дворца, где одни лишь неприятности и слёзы. Когда останется с Сулейманом наедине без валиде и Хатидже султан под боком. И этой Айлин, которая смела нарушить её счастье. — Повелитель, я не могу выразить своего восхищения происходящим. Нахожусь в твоих объятиях и не в состоянии представить себе места лучше на всей земле. Хочу, чтобы этот момент длился вечность. — Так и будет, моя роза. Моя любовь к тебе не угаснет и через века. — сказал мужчина и вовлёк девушку в страстный поцелуй. — Мама! Папа! Бегайте со мной! — Мустафа подбежал к своим родителям, игнорируя служанок, которые видели, что повелитель и госпожа заняты друг другом и пытались отвлечь ребёнка. — Шехзаде, у меня есть идея получше. Пора научиться тебе крепко держаться в седле. — глаза малыша засияли. — Но только после того, как пообедаешь с нами. Иначе сил не будет. — Сулейман обнял сына. — Хорошо. — немного подумав, ответил мальчик. Слуги тот час накрыли стол. Мустафа, взяв ложку из рук Махидевран, стал быстро кушать. Он так давно мечтал о том, как будет кататься верхом на лошади! И вот сейчас его желание сбудется. — Я думаю, мы возьмём с собой маму. — Повелитель? Я не умею, нет. — Гюльбахар застыла, поднеся ложку ко рту. — Мамочка, ну пожалуйста. Мы с папой будем тебе подсказывать и помогать. Обещаю, ты не упадёшь. — Ах, ну, если сам шехзаде научит меня, то я согласна. — Махидевран серьёзно и одновременно наигранно ответила малышу. — Не переживай, любовь моя, мы с Мустафой в обиду не дадим тебя, правда, сын? — Да, повелитель. Моя мама самая прекрасная на свете! — Конечно, шехзаде. — ответил Сулейман, глядя на смущённую девушку. Махидевран сильно боялась лошадей, но не хотела показывать этого перед сыном. Она отмахнулась от назойливых служанок, которые просили её не рисковать. Если её шестилетний шехзаде не боится, то она точно не должна впадать в панику. Сперва повелитель показал и рассказал Мустафе, как правильно ездить верхом, а затем прокатил ребёнка, удерживая лошадь. Малыш был в полном восторге. Когда настала очередь Гюльбахар, то смелость и решительность куда-то исчезла. Сулейман успокаивал девушку и заверял, что будет рядом. С горем пополам Махидевран, благодаря помощи повелителя, взобралась на лошадь. Сын подбадривал её и просил не сдаваться. В итоге она пересилила свой страх и немного прокатилась, поглаживая гриву и шею коня. — Вот видишь, совсем не страшно. — поддерживая девушку в тот момент, когда она слезала с лошади, сказал Сулейман. — Вы просто молодцы сегодня с Мустафой. Я горжусь вами. — Только благодаря твоей поддержке, Сулейман, а также наставлениям моего любимого сына. Солнце скрылось за горизонтом. Щебет птиц утих. Стало прохладно. Махидевран укрылась пледом, уговаривая ребенка зайти в дом. Но малыш не желал ничего слушать и продолжал бороться на деревянных мечах с отцом. Девушка с удовольствием наблюдала за этой идилией. Что ещё нужно для счастья? Её любимые мужчины были рядом с ней. В сердце царил покой. Уже, когда вовсе стало темно, Сулейман позвал служанок. — Хатун! Немедленно отведи шехзаде в дом, накорми его и уложи спать. — Как прикажете, повелитель. — девушка поклонилась и взяла за руку Мустафу. — Пойдёмте скорее, шехзаде, вам нужно отдыхать. — Нет, я не хочу. Не пойду с тобой! — малыш упирался и капризничал. Махидевран с опаской смотрела на непослушание сына. Помнится, когда последний раз он проявлял своеволие, то ничем хорошим это не закончилось. Сулейман обвинил её в том, что она плохо воспитывает шехзаде. — Повелитель, давайте я отведу сына спать. — Гюльбахар собралась забрать мальчика у Сельмы. — Нет, Махидевран, ты останешься со мной. Мустафа, немедленно прекрати истерику и отправляйся с хатун сейчас же! Иначе больше мы не возьмём тебя с собой. — Хорошо, папа. — согласился в итоге шехзаде и, поцеловав мать, поплёлся за служанкой. Сулейман проследил взглядом за Мустафой и через некоторое время после того, как хатун скрылась с его сыном в доме, подошёл к девушке и взял её на руки. — Теперь мы действительно одни, и нам никто не сможет помешать. — прошептал на ухо Махидевран мужчина. — Помешать чему? — игриво спросила Гюльбахар и прижалась к груди Сулеймана. — Тому, чтобы насладиться друг другом, моя роза. Девушка не помнила, как повелитель занёс её в покои и положил на кровать. Как полетела в разные стороны одежда и порвалось её любимое платье. Она запомнила только Сулеймана. То, как он заключил её в свои железные объятия и как безумствовал над её телом. Как она, рыдая, молила его не останавливаться. Махидевран впивалась ногтями в его спину, а мужчина лишь проникал в неё всё глубже и глубже своими размеренными толчками до тех пор, пока движения не превратились в горячие и отрывистые толчки. Только после этого они вместе взорвались от переизбытка чувств. Довольно продолжительное время они просто лежали, сплетённые своими телами. Сердца обоих отдавали бешеный ритм. Лишь после того, как пульс успокоился, Сулейман вновь вовлёк девушку в долгий и глубокий поцелуй. Мужчина вскоре уснул. Махидевран не смыкала своих глаз, ведь она боялась проснуться и осознать, что произошедшее с ней не более, чем сон.***
В июне 1522 года войско Османской империи выступило на Родос. В оставшееся перед походом время, султан полностью погрузился в государственные дела. Он часто созывал диваны, совещался со своими пашами и молил Аллаха о милости. Империя, казалось, полностью поглотила его. Пуще прежнего мужчина стал молчалив и апатичен, лишь изредка позволяя себе общаться с сыном и звать в свои покои любимую Махидевран. Было видно, что он боится не выполнить волю отца и запятнать его воинственную честь. Перед походом все собрались, чтобы проводить повилителя и благословить его в путь. — Сулейман, дай Аллах тебе острого меча. Пусть враг познает всю твою силу. — валиде поцеловала сына на прощание. — Аминь, матушка. — Брат, мы ждём тебя с победой, возвращайся скорее домой. — Хатидже поцеловала руку Сулеймана. Махидевран стояла в сторонке с Мустафой. Ей было трудно отпускать мужчину. За последнее время их любовь разгорелась новым пламенем, которое не должно никогда погаснуть. — Повелитель, я буду ждать тебя, как никто другой. Мне не жить без твоего взгляда, без твоих объятий и любви. Навеки преданная тебе твоя Весенняя роза будет скучать без своего солнца. Буду молить каждый день Аллаха, чтобы поскорее увидеть тебя. — Сулейман молча поцеловал Махидевран, вкладывая в поцелуй все свои чувства к ней, затем погладил Мустафу по голове, пару раз подросил в воздух, обнял и отдал шехзаде девушке. — Ждите нас с победой и молитесь за наше здоровье. — сказал падишах и покинул зал. Сулейман выдвигался из столицы с великим войском. За намеченным заранее планом часть янычар шла сушей, остальные плыли по морю. Сильный и многочисленный флот взял курс на Родос. Предварительно воинам выдали указ, который запрещал грабить, что все богатства госпитальеров должны наполнить государственную казну. Когда Сулейман взял Белград, то сообщил об этом Филиппу де л’Иль-Адаму. Последнего разочаровал этот факт, ведь он прекрасно знал, что следующая цель султана — Родос. Для католического мира остров был последним оплотом против ислама. Все католические правители были озадачены распостранению ереси. Мартин Лютер — немецкий священник открыто выступил против церкви, угрожая институту папства. Его идеи о том, что между Богом и человеком не должно быть посредников, и что церковные деятели сами совершают страшный грех, направо и налево продавая индульгенции, нашли многочисленных последователей. Встревоженные наростающей опасностью католические правители не удовлетворили просьбы великого магистра Ордена госпитальеров о помощи. К тому же, помимо ереси, возобновились кровопролитные Итальянские войны, где передовые державы столкнулись в борьбе за обладанием Апеннинским полуостровом и правом на установление гегемонии в Западной Европе и Средиземноморье. Таким образом, на Родосе насчитывалось лишь триста рыцарей Ордена и такое же количество оруженосцев. Благодаря привлечению критских наёмников военный контингент удалось увеличить до шести тысяч. И это против стотысячного османского войска! Филипп де л’Иль-Адам надеялся на недавнее укрепление крепости. Было установлено пять бастионов. Сулейман направил великому магистру письмо с целью незамедлительной капитуляции последнего, на что ему дали решительный отказ. Янычары больше месяца добирались до места назначения. Жаркая погода делала дорогу просто невыносимой. Гористая местность требовала постоянных остановок и отдыха. Когда Сулейман увидел остров, его охватило воодушевление. Было приказано отдать последние приготовления. Готовить тщательно галеры, доставать порох и пушечные ядра. Родос заблокировал с моря османский флот, численность которого достигала четырёхсот кораблей. Мустафа-паша и его передовые силы прибыли первыми к острову и стали пробовать свои силы. Десять тысяч воинов империи не смогли даже пробить брешь в защите крепости. Осада продвигалась мучительно медленно. Сулейман злился и жестоко наказывал военных начальников за малейшую допущенную ошибку. Стали проводить инженерные работы. Было отдано приказ на построение земляных укреплений. Но с того самого момента, когда турки стали ставить свою артиллерию, защитники Родоса во всю уничтожали эти позиции. Против осаждающих рыцари делали постоянные вылазки из крепости. По приказу повелителя артиллеристы стали проводить мощный обстрел крепости. Благодаря неимоверным усилиям почти через два месяца удалось разрушить полностью один-единственный бастион. Штурм был провальным. Воины массово погибали. До октября месяца положительных результатов не было. А, когда казалось, что победа уже близка, то рыцари давали решительный отпор. — Мустафа-паша, Ахмед-паша, — взревел Сулейман на военном совете. — Мы не можем одолеть несколько тысяч защитников крепости уже более двух месяцев! Вы говорили, что нашим воинам удастся взять Родос за это время! — Я не был в этом уверен, мой повелитель. Пытался высказать вам свои предположения о том, что остров нам не достанется за такой короткий срок. — ответил Мустафа-паша. — Пири-паша! Докладывай о ситуации. — Повелитель, очередной штурм стал неудачным. Это сильно обескровило наши силы. Мы несём колоссальные потери. Боюсь, что лучше прекратить попытки штурма и выступить обратно. — Что?! — в гневе закричал Сулейман. — Что значит прекратить осаду? Как, Пири-паша, горсть рыцарей не поддаётся нашему почти стотысячному войску уже на протяжении двух месяцев? — Повелитель, — раздался голос Ибрагима. — Я считаю, что мы должны продолжить осаду и предпринять попытки нового штурма. Наши потери будут напрасны, если мы отступим. Так бы поступили ваши славные предки. — Ибрагим, что говоришь ты? Ты хоть представляешь, что останется от нашего войска в итоге. Родос того не стоит. — великий визирь с осуждением взглянул на грека. — Пири-паша, — начал падишах. — Ибрагим прав. Мы не удём отсюда без победы. Чего бы это нам не стоило.***
Махидевран была опечалена. Вот уже два месяца от Сулеймана никаких вестей. Валиде говорит, что цель так и не была ещё достигнута, поэтому поход затягивается во времени. Но сама Айше Хафса была также грустна и молила Аллаха послать её льву сил. — Гюльшах, это немыслимо! Я скоро умру от переживаний. — Не волнуйтесь, госпожа. Вот увидите, повелитель придет с очередной победой. Но девушка, казалось, вовсе не слышала. Она просто уставилась в одну точку. — Не изводите себя. Ведь шехзаде всё видит, он также переживает за своего отца и вас. — Мой славный Мустафа. Как же он храбр. Весь в повелителя. — заплакала Махидевран. Гюльбахар не могла поверить. Что, если с Сулейманом что-что случилось? Тогда они останутся совсем одни с сыном. Валиде не верила чувствам девушки. — Я знаю, чего ты ждешь, Махидевран. — сказала Айше Хафса, придя однажды в покои Гюльбахар. — Всё, чего я желаю и о чём прошу Аллаха каждый день — поскорее увидеть повелителя и поцеловать его благословенную руку. — Не пытайся даже меня одурачить. Если мой сын и повёлся на твои сладкие речи в который раз, то меня не обманешь. Неужели я не знаю, как ты подкупаешь наложниц гарема, настраивая их против меня? Как зло смотришь и проклинаешь по ночам Айлин-хатун, желая ей смерти? Я вижу тебя насквозь, Махидевран. Мне известны все твои подлые замыслы. Но знай, роя мне яму, ты сама в неё же и попадёшь! — валиде, не желая слушать ничего в ответ, вышла из покоев Гюльбахар. После того случая мать Сулеймана к ней больше не заходила. Махидевран приказала Гюльшах тайно платить наложницам. Когда повелитель пошёл в поход, валиде приказала урезать денежное обеспечение. Это вызвало недовольство в гареме. Некоторые особенно смелые рабыни отказывались работать и грозили устроить бунт. Но по приказу Айше Хафсы были брошены в темницу и строго наказаны, чтобы другим не повадно было. Махидевран дождалась этого подходящего момента и стала раздавать наложницам плату. Естественно, это дошло до ведома самой валиде, и она потребовала немедленных объяснений. На что Гюльбахар ответила, что таким образом хочет лишь помочь избежать бунта. Айше Хафса была страшно рассержена, но поделать ничего не могла. Денег не было, а наложницы соблазнились на щедрый подкуп. — Что-то я себя плохо чувствую в последнее время, Гюльшах. — вздохнула девушка, пытаясь отыскать лекарство. — Это от нервов, госпожа. Вы изводите себя. Давайте позовём лекаря, она осмотрит вас и даст средство для улучшения состояния? — Не стоит. — ответила Махидевран, но тут же её голова сильно закружилась, и девушка упала без чувств. — Султанша! Сельма, позови срочно лекаря и приведи агу, чтобы поднять госпожу. Немедленно! — Гюльшах кинулась к Гюльбахар. Через короткое время прибежали лекарь и Сюмбюль-ага. Вместе они перенесли девушку на кровать. Лекарь провела осмотр и стала приводить султаншу в сознание. — Госпожа, очнитесь же. О, Аллах, за что нам это всё? — произнёс евнух. Махидевран медленно открыла глаза. Напротив неё сидела лекарь, рядом стояли обеспокоенные Гюльшах и Сюмбюль. — Что со мной? — еле слышно проговорила девушка, пытаясь прийти в себя. — Госпожа, радостная весть, дай Аллах. Вы беременны.