Любить нельзя ненавидеть.

POW Мариса Со всех сторон то и дело сыпались поздравления, и Пабло принимал их с беззаботным выражением лица, как будто мое присутствие на приеме и открывшаяся ему правда, были вовсе не помехой чествованию его новой должности. Я пыталась выкроить момент, чтобы с ним объясниться, но он, по всей видимости, не собирался делать мне одолжение. Его заботили разговоры с членами синдиката, милые любезности с женской половиной моей семьи, но только не я. Готова поспорить, за все то время, что мы провели на приеме, он больше ни разу на меня не взглянул. Как будто для него я была пустым местом, или даже хуже, он попросту вычеркнул меня из своей жизни. Навсегда. Ближе к полуночи, я была полна решимости довести начатое до конца, поэтому, заметив намерение Пабло покинуть праздник без лишнего на то освещения, я проследовала за ним до его автомобиля. Я действительно не хотела разыгрывать публичную сцену, но своим поведением он буквально меня вынудил. — Пабло, дай мне шанс все тебе объяснить! — я бежала за ним по лестнице, но он даже не попытался сбавить шаг. — Пустая трата времени, я больше не желаю тебя видеть! — холодно отчеканил Бустаманте и быстро скользнул в салон своего черного «Х7», обитого мягкой кожей. Он резко завел двигатель, отчего низкое рычание четырехлитрового мотора пронеслось по моей коже. Пабло попыталась захлопнуть дверь прямо у меня перед носом, но я преградила ему выезд, отчаянно уложив руки на капот. — Ты должен меня выслушать! — я ударила кулаком по металлу с такой отчаянной силой, что не исключено, что после такого удара осталась небольшая вмятина на кузове. — Это все Хоакин, разве ты не видишь? Клянусь, я бы никогда не сделала ничего, что могло бы тебе навредить. Стеклоподъемники опустились, после чего Пабло высунул голову в окно, зло выкрикнув мне в ответ: — Поразительно, даже сейчас, когда я буквально поймал тебя на лжи, ты продолжаешь обвинять моего брата! — его темные брови сошлись на переносице в непримиримой складке. — Уйди с дороги, Мариса! — Не уйду, пока ты меня не выслушаешь! — Я не желаю тебя больше знать! — Дай мне хоть один шанс все объяснить. — Ты оглохла? Убирайся из моей жизни! Мои колени были готовы подкоситься, но каким-то чудесным образом мне удалось устоять на ногах. — Ты слишком жесток ко мне, — произнесла я, качая головой в знак несогласия. — Нечего здесь объяснять, — выплюнул Пабло из себя. Стараясь напугать меня и оттолкнуть еще сильнее, он нажал на педали газа и тормоза одновременно. В ту же секунду триста лошадиных сил взревели под капотом. Но даже это меня не напугало. — Я не позволю тебе сдвинуться с этого самого места, пока мы не поговорим! — продолжила настаивать на своем я. — Хочешь поговорить? Отлично! — Пабло выскочил из машины и что было сил хлопнул дверцей со стороны водительского сидения. — Поговорим! Слушай сюда внимательно, — он грозно приставил палец к моему носу, — я больше не желаю тебя знать. Убирайся из моей жизни навсегда! Ты клялась мне в любви, ты отдала мне свою девственность, и все ради чего? Боже, — его пальцы отчаянно сжали виски. — Чтобы запудрить мне мозги? Кто же ты после всего этого? Пабло продолжал наступать на меня. Его слова меня просто убивали. Истерика буквально била изнутри. Страх одиночества, отчаяния и боли сковал сердце. Я пытаюсь выразить свой протест, но вместо этого цепляюсь за Пабло, как за последнюю спасительную соломинку. Я хочу ударить его, обнять, заглушить все его слова, которые ранят меня, сильнее клинка. Все сразу. Только бы он снова мне поверил. — Нет…нет, — продолжила умолять я, цеплялась за его руки, но Пабло даже слышать ничего не желал. — Уйди с дороги, иначе я за себя не отвечаю! Я моргнула в полном замешательстве. Неужели его обида так разрушительна? В последней попытке наладить между нами контакт, я руками обхватила Пабло за шею, перемещая непослушные пальцы на его лицо. Он сию же секунду попытался избавиться от моих прикосновений, но я продолжила сопротивляться, правда, уже на расстоянии. — Я понимаю, ты сейчас расстроен. — Расстроен? — Пабло поднял мои слова на смех. — Ты реально думаешь, что сейчас я расстроен? Я не просто расстроен, Мариса. Я, пиздец, как взбешен! Я не то что бы не могу с тобой разговаривать, я даже смотреть в твою сторону не могу! Меня только что убили…я больше никогда не оживу. В горле образовался непроходимый ком боли и обиды. Все тело пробил мелкий озноб. — И как же мы теперь будем жить при всей твоей ненависти ко мне? Будем изъясняться жестами? Я твоя жена! — душераздирающий возглас отчаяния сорвался с моих губ. — Ну, это ненадолго! Завтра же мой адвокат начнет подготавливать все бумаги о разводе. Я больше не желаю иметь с тобой ничего общего! — подчеркнуто холодно отчеканил Пабло и дернулся обратно к своему заведенному автомобилю. — Нет! Ты не можешь со мной развестись! — Только я знаю, что могу. Я так сильно хочу к нему прикоснуться, я просто не могу понять, почему он настолько жесток ко мне? — Подумай хотя бы о своей должности… — Ты еще не поняла? Мне плевать, Мариса. Плевать на свой пост! Плевать, что возможно, после развода, мое влияние в синдикате ослабнет. Я готов на все, на все — жестко повторил Пабло, — только лишь больше никогда не видеть твое лживое лицо! — Пабло, пожалуйста, — я использовала последнюю попытку его усмирить, но он резко дернулся от меня, точно от какого-то огня, в следствии чего, я застонала и осела прямо на асфальт, в отчаянии обхватив голову руками. Я бы сказала ему все, что угодно прямо сейчас, только бы он не ушел. Я бы встала перед ним на колени, если бы это помогло. Пабло стал для меня самым важным человеком, он буквально все, что у меня есть. Моя семья. Моя любовь. Моя жизнь. Сердце с съедает гнетущая тоска. Как я буду жить без него? — Пожалуйста… я ведь так сильно люблю тебя!  — Это пройдет, — Бустаманте чуть задержал пальцы на дверной ручке, а затем продолжил уже, оказавшись за рулем. — Все в жизни проходит. С гулким ревом дернувшись с места, его черный внедорожник умчался прочь на всех парах. Я еще долго не могла найти в себе сил, чтобы подняться с земли, продолжив рыдать и сокрушаться на судьбу. Прямо сейчас мои чувства смешались с болью, гневом и замешательством. Я прижала руки к груди, желая поскорее забыть обо всем этом кошмаре. Вцепившись в материал мягкого платья, злясь на себя за то, какой жалкой я сейчас выглядела, я отчаянно зажмурила глаза. Боль пульсировала в висках. Несмотря на все попытки не позволить оскорблениям Пабло задеть меня, я почувствовала себя полностью раздавленной и уничтоженной. Прежде чем снова вернуться к гостям, мне было нужно привести себя в порядок. Я всерьез боялась, что убью первого встречного, который заговорит со мной, если не возьму себя в руки. — Было приятно увидеть собственными глазами, как вы со своим отцом идете ко дну, — позади меня раздался низкий голос Хоакина. Я была настолько раздражена его заявлением, что не сразу поняла, что должна была на это ответить. Впиваясь ногтями в ладони, я прижала кулаки к бедрам, надеясь, что он не заметит моей злости. Я качаю головой в полном неверии, на кончике языка зависает протест, но я не позволяю эмоциям взять надо мной верх, ведь это все чего добивается Хоакин. — Поздравляю, ты добился своего, — произнесла я с напускным безразличием в голосе и обернулась, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, когда мы оказались плечо к плечу. С победной улыбкой на своем лице, он молча протянул мне бокал, доверху наполненный шампанским. Я нехотя переняла его из его рук, пока Хоакин вновь не произнес: — Предлагаю тост, выпьем за то, что добро всегда побеждает зло, — он протянул свой бокал, мне навстречу, но я так и осталась стоять непоколебимой. — Исходя из твоего заключения, это еще не конец, — произнесла я, намекая на то, что именно я действую на стороне добра. Бустаманте пожал плечами, с издёвкой посмеялся надо мной и поднял стакан в издевательском салюте: — Ну, как хочешь. И даже когда его скользкий взгляд пробежался по моему профилю, я сделала вид, будто всерьез увлечена изучением окружающего пространства. Хоакин ловко прикончил содержимое до самого конца, виртуозно крутя в между пальцев хрустальную ножку изящного бокала. — Знаешь, — внезапно разоткровенничалась я, даже для самой себя, помешивая светло-янтарную жидкость, — а ведь до настоящего знакомства с твоим братом, я и не думала, что способна полюбить кого-то. Я так сильно люблю Пабло, что порой мне страшно становится. Не за себя, нет, — я продолжила свои размышления, — за него страшно. И я бы никогда намеренно не причинила ему боль, — заглянув Хоакину в глаза, я заметила, что даже у такого черствого сухаря есть чувства, — потому что в нем вся моя жизнь, которая обрела смысл, только благодаря Пабло. Оставив Бустаманте на улице в полном замешательстве, я вернула ему свой бокал и молча направилась домой. *** В эту ночь я так и не смогла заснуть. Впрочем, моя бессонница не давала мне покоя и в последующие дни, проведенные в отчем доме. Пабло остался верен себе и не стал временить с разводом. Все мои вещи были отправлены обратно домой следующим же вечером. Я не торопилась распаковывать чемоданы, ожидая что Пабло успокоиться, все взвесит и сам объявится на моем пороге. Но чуда не произошло. Разумеется, отец был взбешен поступком Бустаманте и обвинял меня во всех смертных грехах, а особенно в бездействии по устранению Хоакина. К концу недели я так устала выслушивать его упреки в свой адрес, что нахождение в своей комнате я считала подарком небес. Все эти дни я чувствовала себя несчастной, что то и дело всхлипывала, хотя все слезы уже были выплаканы накануне. Ничто не могло мне отвлечься от гнетущих мыслей о предстоящем разводе. Даже усилия Мии и Сони, которые всеми фибрами души пыталась поддержать меня и силком вытащить из дома, не увенчались успехом. Я была полностью разбита и потеряна. Мне ничего не хотелось, казалось, я навсегда потеряла интерес к жизни, развлекая себя просмотрами слезливых мелодрам под ведерко фисташкового мороженого в гордом одиночестве. Иногда я пролистывала немногочисленные фотографии Пабло, которые остались в моем телефоне, перечитывала наши короткие сообщения в моменты его отсутствия в городе. Но вопреки желанию, зияющая пустота в моем сердце не заполнялась. Спустя неделю я перестала узнавать себя в зеркале: темные круги под глазами, опухшие от слез глаза. А спонтанное желание сменить стрижку сменилось желанием окрасить волосы в другой цвет, ведь так мне бы не пришлось покидать пределы своей комнаты. Я осталась довольна результатом, хотя мои многочисленные родственники мигом забили тревогу. «Моя девочка впала в депрессию», услышала я однажды от Сони, когда в один из дней спускалась на кухню за соком. Естественно, при каждом таком моем появлении, все сразу же замолкали. Когда я оставалась наедине со своими мыслями, глаза туманило от слез, и я закрывала их, не замечая той крохи жизни вокруг, что осталась после расставания с Пабло. Я задумывалась обо всем, что произошло между нами за это время. В мыслях то и дело мелькали картинки наших перепалок, свиданий, взглядов, прикосновений секса… Я понемногу сходила с ума. Но я никак не могла вспомнить, когда мы целовались в последний раз… Потому что ты никогда не думаешь, что последний раз это последний раз… Ты думаешь, что будут еще. Ты думаешь, что впереди у тебя целая вечность для поцелуев… но это не так. — Ты нынче косишь под наркоманку? — решила вдруг спросить меня Мерседес, приехав однажды навестить Соню. К моему несчастью, я наткнулась на нее в гостиной, когда хотела незамеченной проскользнуть на кухню за чем-нибудь, что бы скрасило мое дурное настроение. — Выглядишь жутко! — скривилась и фыркнула тетушка. — Ха-ха, — я изобразила смех и молча направилась обратно в свою комнату. Вопреки моим ожиданиям Мече направилась за мной следом. — Я знала, что ты не самая умная в нашей семье, но даже не подозревала, что ты такая дура! — она стояла в пороге моей комнаты, воинственно уставив одну руку в бок. Мне страшно захотелось запустить в Мерседес чем-нибудь тяжелым, однако под рукой не было ничего, кроме декоративной подушки. Но все же я сдержалась. — Эту фразу в свой адрес я стала слышать с завидной регулярностью, — механически произнесла я, укладываясь обратно в свою постель. Сок, тост и мелодрама, вот все что мне сейчас нужно для жизни. — Будь добра, когда будешь уходить закрой дверь с обратной стороны, — таким незатейливым способом, я попросила Мече немедленно удалиться из своей комнаты, но та была крепким орешком и не следовала ничьим приказам. — Что ты тут устроила? Кругом беспорядок! Куча мусора и пропавшей еды. А свет? — Мерседес распахнула шторы. — Ты хоть в курсе, что сейчас утро!!! Боже, — она с жалостью посмотрела на меня, когда я прикрыла глаза руками, закрываясь от солнечного света, залившего комнату, — на кого ты стала похожа, Мариса? — Если ты пришла позлорадствовать встань в очередь. — Нет, я пришла сказать тебе, что пора жить дальше! Что у тебя за траурная атмосфера? Кто-то умер? — Да, я. — Развод это еще не приговор. Тем более, бумаги еще не подписаны и Пабло, между прочим, стоит того, чтобы за него бороться. — Боже! — простонала я, утыкаясь лицом в подушку. — Как же я устала от ваших нравоучений. Что же вы все такие умные на словах и такие несчастные в своем замужестве? — Это риторический вопрос, вот доживешь до моих лет, поймешь, — Мерседес всегда умела парировать все мои высказывания в ее адрес. — В виду насыщенности событий в моей жизни, мне так долго не прожить. — Вот засранка, — Мече улыбнулась, и присела рядом со мной на кровати, шутливо ударив меня по руке. - Я серьезно, Мариса, ты должна попытаться все исправить. — Легко сказать, Пабло поставил мой номер в черный список! Я устала, я так устала, — простонала я. — У меня больше нет сил страдать. Я больше не хочу его любить. Я просто хочу поскорее обо всем забыть. Забыть все, как страшный сон. — Мариса, — Мече тепло улыбнулась, и клянусь, я видела ее такой искренней только однажды, когда она получила в наследство более двухсот тысяч. Она заботливо пригладила мою щеку, произнеся нараспев: — Наша девочка впервые влюбилась. Не верю своим глазам. Ты страдаешь не из-за шмоток или драгоценностей, впервые твое сердце разбито из-за мужчины. Мариса Спирито тоже живой человек. Теперь ты просто обязана вернуть Пабло! — Пабло даже слышать обо мне не жалеет. — Ну так пусть, тогда хотя бы увидит, — я приподнялась на локтях, всерьез заинтересованная последней фразой Мерседес, которая подобно хитрой лисице, внезапно решила ускользнуть из моей комнаты. —  А ну, подожди… — Слышала, что в выходные он выйдет на ринг в «Клетке». — Вот и славненько! — пропела я, хлопая в ладоши. — Надеюсь, ему там крепко по голове достанется, может тогда и ума прибавится. — Какая же ты злая, Мариса! — Я-то? — моему возмущению не было предела, когда я ударила себя в грудь. — Почему при всей ситуации все на стороне Пабло? Ты не слышала как он обзывал меня последними словами. Я совсем этого не заслужила! — А может на то все-таки были причины? — осторожно предположила Мерседес. — Я и Фабрицио пытались спасти его задницу от Хоакина, и что в итоге мы оба получили? — Ответь на вопрос честно, Мариса, ты настолько доверяешь своему отцу, что готова поверить каждому его слову? И тут я молча задумалась, погасив себе желание спорить с нерадивой тетушкой. — Ладно, оставляю тебя в гордом одиночестве. И надень то платье, которое я привезла тебе из Милана на день рождения. — Я не пойду смотреть на бой Пабло. — Как скажешь, милая. Зато придут посмотреть другие, — Мече высокомерно вскинула брови, — и Пабло выберет среди них себе новую жену… — Да…желательно глухую и слепую! Последние слова Мерседес производят эффект разорвавшейся бомбы. Моя единственная подушка отчаянно летит в дверь следом за тем, как входная дверь закрылась, а сама тетушка уже оказалась не в пределах досягаемости. *** Сразу после окончания боя, который, к слову, закончился в пользу Пабло, я взяла машину и поехала в клуб, предполагая наперед, что Бустаманте обязательно появятся там, чтобы отметить победу. Гвидо заметил меня у входа в клуб, где разговаривал с несколькими из членов охраны на улице. Я быстро прибавила шаг, надеясь, что решительность сыграет мне на пользу. Сейчас у меня не было настроения разговаривать с кем-то, кого не зовут Пабло Бустаманте. — Прости, Мариса, но в клуб ты не попадешь. Это закрытая вечеринка. — Вероятно, ты уже забыл, но я напомню. Бумаги о разводе еще не подписаны, так что формально, я все еще остаюсь женой Пабло. С дороги! — хрипло огрызнулась я. — Нет, я не могу. — Что же, — я обернулась по сторонам, стараясь казаться беззаботной и менее расстроенной, чем это было на самом деле, — тогда прости меня. — За что? — этот идиот выглядел заинтересованным, клюнув на мою удочку. — За это, — ударив Лассена по яйцам, я прошмыгнула в клуб. Хотя бы здесь Гвидо меня не обманул. Вечеринка действительно была закрытой. В клубе играла ритмичная музыка и горела цветомузыка, но сами залы, включая второй этаж с лаундж зоной были совершенно пусты. Я недолго осмотрелась вокруг, после чего решила действовать: — Пабло! Пабло Бустаманте, я должна с тобой поговорить! Будь мужчиной, в конце концов! Паблоооо, — сложив руки воронкой, я прокричала еще раз и убавила звук на аппаратуре. — Я никуда не уйду, пока мы не поговорим! — Так, так, так! — голос со стороны второго этажа привлек мое внимание. Я подняла голову и заметила Хоакина, наблюдающего за мной свысока. По всей видимости, он был не слишком рад меня видеть. Он опустил подбородок, глядя на меня сверху вниз. — Мариса… — мое имя на его устах было больше похоже на приказ, чем на приветствие. — …что ты здесь делаешь? — прошипел старший Бустаманте, сунув телефон в передний карман брюк. Он все еще стоял наверху, пока я уверенно поднималась по лестнице. — Мне нужен твой брат! — Я слышал эту фразу более сотни раз и даже несколько раз на иностранном языке. Таков уж Пабло, — он развел руками, — всегда привлекает к себе женское внимание. Я приблизилась ближе к Хоакину, презрительно сузив глаза. — Я повторю свой вопрос, где мой муж? — Ты наверное хочешь поздравить его с сегодняшней победой, не переживай, я обязательно передам ему, что ты заходила. — Обязательно, — съязвила я и продолжила свои поиски. — Пабло! — Родная, — усмехнулся Хоакин, опираясь на перила, — с чего ты взяла, что мой брат здесь? Может, он нашел себе более приятную компанию на вечер, оставив своего брата праздновать в гордом одиночестве. Присоединишься ко мне? Я обернулась и посмотрела Хоакину в глаза, а затем переместила медленный взгляд на танцпол первого этажа. В голове сразу же мелькнула мысль: а я ведь могла бы столкнуть его вниз, и этот чертов придурок умер бы, свернув себе шею. Выражение его лица было порочным, и я не могла понять, дразнит он меня или нет. Я чувствую, как темная сущность в нем приоткрывает свою завесу. — Ты намеренно меня подначиваешь! — Ну, не знаю, — коротко предположил Хоакин, когда я подошла к нему практически вплотную. Его хищный взгляд пробежался по мне с головы до самых ног, словно он оценивал насколько я хороша для него. — Может быть, оставим Пабло в покое, и я чем-нибудь тебе помогу! — он попытался взять меня в тиски своих рук, но я отчаянно оттолкнула его в грудь. От Хоакина разило алкоголем, поэтому не исключено, что он был в стельку, хотя и уверенно держался на своих ногах. — Пабло! Пабло! — Мой брат тебе уже все сказал, он больше не желает тебя видеть. Будь паинькой, Мариса, проваливай к папочке. У меня не было ни единой мысли, чтобы остановиться. Я толкнула еще одну дверь, игнорируя приказ Хоакина. Уже почти переступив порог темного помещения, я вошла внутрь, когда его последующие слова заставили меня наконец остановиться и в ужасе замереть: — Тебе не понравится, что ты там увидишь. Весь мой мир рушится на глазах, когда в тусклом свечении люминисцентным ламп, я различаю девушку, которая обнажена по пояс и даже не пытается прикрыться. Очертания фигуры Пабло я замечаю только спустя секунду, когда перевожу взгляд в сторону. Он лежит на кровати и даже не пытается понять, кто помешал ему наслаждаться празднованием своей победы. Когда я разворачиваюсь, чтобы сбежать, то сразу же натыкаюсь на Хоакина. Это единственный раз, когда он смотрел на меня с чем-то, кроме холода в глазах. — Мне жаль, Мариса… — он качает головой, предлагая мне свою выпивку. — Нет, — уверенно парирую я, — тебе не жаль…