Леди Смерть.

На столе в кабинете Трансфигурации разложена карточная колода. Рубашками вниз. От шестерки до туза без особого порядка смешаны масти: где пики, где крести — не разберёшь. Хаос, царящий в комнате, является явным признаком напряженной умственной деятельности ее обитателя — Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора. Сдавив переносицу, мужчина усиленно пытается понять, где же в его расчеты умудрилась прокрасться ошибка. — Итак, повторим, — объявляет маг, обращаясь то ли к самому себе, то ли к платяному шкафу в углу кабинета. — Цифры — мелкие проблемы. Томас — вольт… Как и весь скарб Дамблдора, обычными карты назвать достаточно трудно. Даже само их выполнение — в стиле Великой Французской Революции — говорит о многом. Хотя, для постороннего наблюдателя это и не имеет никакого особого смысла. Валет — Максимилиан Робеспьер, дама — Мария Антуанетта, король — Людовик XVI. — Хорошо, если дама — Геллерт, — на этих словах Альбус встряхивает густой рыжей шевелюрой. — То кто же тогда будет королем? Некому ответить на его вопрос, заданный по сути в пустоту, но волшебник и не ждёт ответа, так как пользы от него никакой не будет. Когда же пустоту кабинета разрезает знакомый голос со словами: «Хороший вопрос, Альбус», Дамблдор впадает в окончательный ступор. *** Альбус стоял прямо напротив странного старика, который казался ему знакомым и незнакомым одновременно, поражаясь тому, как невероятно похож был этот маг на стереотипного «старого мудрого волшебника». — Мы с вами знакомы? — нарушил наконец молчание рыжий, вглядываясь в знакомые голубые глаза. — Сказал бы да… — протянул его невольный собеседник. — Но, думаю, все же нет. Морщинки возле глаз, слегка насмешливая улыбка, манера речи… Альбус готов был поверить, что смотрит в зеркало. — Мы родственники? — Ты даже не представляешь насколько… Следующие несколько минут они продолжали играть в гляделки. — Невозможно, — произнёс Дамблдор. — Что именно? — Если ты — это я, — начал он. — То либо ты должен помнить эту встречу и знать ее исход, либо сейчас случится временной парадокс, и от нас ничего не останется. Волшебник напротив продолжать смотреть на преподавателя Трансфигурации, усмехаясь чему-то своему. — Это оказалось даже веселее, чем я предполагал, — поделился старик. — Не сказал бы, что мне тоже весело, конечно… — пробормотал Альбус, вызывая очередной смешок старца. — Я действительно буду таким старым? — Нет, что ты? — на секунду маг стал точной копией Альбуса, тут же вновь постарев. — Но в таком обличье мои слова возымеют на тебя больший эффект. — И что же такого важного ты пришёл мне сказать? — Забудь Геллерта. Это было глупостью в высшей мере. Неужели, к старости он деградирует настолько, что отправится в прошлое, чтобы сказать себе такую очевидную вещь? Действительно, это очень веский повод создавать улучшенную версию Маховика Времени. — Нет, не то, — старый Дамблдор снисходительно покачал головой. — Ты уже догадался, кто король? Хотя, зачем я спрашиваю? Конечно же, нет. Ты должен понять, чего хочешь, Альбус. — А чего я хочу? — с каждым мигом волшебник запутывался все больше и больше в сетях чистейшего непонимания ситуации. — Очищение. Перерождение. Ты хочешь сделать этот мир лучше. Намного лучше. Но Гриндевальд слишком быстр и груб для тебя, мой мальчик. Двадцать лет, сорок… Может, пятьдесят. Ты должен идти к своей цели… — Но это же туз, — возмутился младший маг. — Нет. Ты ведь не считаешь, что твои амбиции ограничатся одной лишь солнечной системой? … Альбус сидел напротив своей взрослой копии, искренне проникаясь иронией ситуации. Кем он станет? Чем он станет? Тысячи вопросов роились в рыжей голове колдуна, но не время и не место были для них сейчас. Однако что-то маг все же упускал. Осознание пришло, когда в глазах старшего волшебника промелькнула беспредельная тоска, показавшаяся Дамблдору до жути знакомой. — После стольких лет? — опустился до шепота он, чувствуя, что добрался до самого нерва пылающей раны своего собеседника. Старец не ответил на столь бессмысленный вопрос — ответ был очевиден. — И снова мне хочется смеяться, — грустно кивнул он. — Северус, мой бедный мальчик. Впрочем, позже, Альбус. Сейчас у тебя есть более важные проблемы, ожидающие твоего неотложного решения… — Ты мне не поможешь? В смысле, мы увидимся еще? Дамблдор-старший поднялся из-за стола, вновь нацепив на лицо маску таинственности: — Кто знает, кто знает? — почти пропел колдун. — Но разве будет весело, если я тебе дам прямой ответ? Великий мудрец без загадки перестаёт быть великим… Волшебник скрылся с хлопком аппарации, оставляя в пустом кабинете окончательно потерявшего нить событий Дамблдора и частичку своей несомненно могущественной ауры. *** Ясный свет далеких звёзд молоком разлился по чёрному бархату ночного неба. Летняя духота наконец спала, уступив место такой желанной прохладе. В Годриковой лощине царила тишина, насквозь пронизанная говором сверчков, пением соловья и таинственным шелестом трав. Свет в окнах давно погас: все заснуло до утра. Снизошедший на землю сон обошёл стороной однако двух молодых магов, с независимым видом восседавших на крыше покосившегося сарая. Альбус чувствовал себя умиротворённо, счастливо в некоторой степени. Так хорошо ему наверно не было ни разу в жизни… — Прекрасным не считался чёрный цвет, когда на свете красоту ценили… — прошептал он, не отрывая взгляда от широкого небосвода, а пальцы произвольно запустились в контрастно-белые на фоне ночи волосы Геллерта. — Но, видно, изменился белый свет — прекрасное позором очернили, — проворчал Гриндевальд, явно не вдохновившийся настроением друга, что однако не помешало Альбусу продолжить читать. — С тех пор как все природные цвета искусно подменяет цвет заемный, последних прав лишилась красота, слывет она безродной и бездомной… Дамблдор не знал почему, но любая лунная или же безлунная ночь в любом ее проявлении вызывала в его душе непонятную щемящую тоску, вслед за которой начинались непрекращающиеся цитаты его любимых поэтов. Поэта, если выражаться более точно. Любимым поэтом Альбуса был Шекспир. — Вот почему и волосы и взор, — без намёка на выражение продолжил дурмстранговец. — Возлюбленной моей чернее ночи, — как будто носят траурный убор по тем, кто краской красоту порочит. Но так идёт им чёрная фата, что красотою стала чернота. На этих словах Геллерт фыркнул, легко сбрасывая руку Альбуса со своей головы и рассержено хмуря брови. — Ещё один стих, и я за себя не ручаюсь! — А так ты за себя ручаешься? — ехидно поинтересовался у него рыжий. — А так я могу лишь пообещать, что постараюсь держать себя в руках. И снова они замолчали, уступая место звукам природы. Мрачное лицо Геллерта разгладилось, и маг, подобно гриффиндорскому другу, воззрел на небеси. — Тебе никогда не хотелось уйти с этой чертовой Земли? — не глядя на Альбуса спросил он. — Как это — уйти? — немного удивленно отозвался тот. — А вот так, — слабо улыбнулся Гриндевальд. — Уйти, и все… Знаешь, просто иногда до боли хочется отрастить себе два тяжелых крыла и взмыть выше самых высоких гор, самых далёких облаков. Но звезды, сколько бы ты к ним не стремился, рукой не достать… Театральная пауза, воцарившаяся между ними, ознаменовала размышления Альбуса. — Зачем? — Дамблдор повернулся ко второму волшебнику. — Я верю, я хочу верить, что здесь — на Земле — у меня есть какое-то важное божественное предназначение. Мое существование не может не иметь смысла. Кто, если не я, может изменить этот мир к лучшему? И даже в самые худшие времена я не хочу забывать о своих добрых намерениях. Геллерт некоторое время смотрел на Дамблдора в полной задумчивости, после чего залился звонким юношеским смехом. — Спасти весь мир от какой-то абстрактной беды? Ты серьёзно? — Абсолютно, — посерьезнев, кивнул Альбус. — Что ж, удачи. Однако я все же думаю, что твои амбиции немного не соответствуют твоим благим целям. На востоке уже алела розовая полоска рассвета, а голова засыпающего рыжего мага устало упала на широкое плечо блондина. Геллерт даже не попытался отстраниться, напротив закинув руку на шею друга. Какой же смешной и странный все же этот Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. И добрый. И опасный в своей неизмеримой доброте.