Easier to run / Легче убежать.

Я погрязла в его серых глазах. Мы глядели друг на друга так, как будто наши взгляды стали ниточками, и кто-то завязал их вместе. Меня обдало сначала жаром, а потом холодом, но таким холодом-то, что было как-то приятно и свежо. Морской бриз, да. Это было не то, как я смотрела и грязла в глазах Занзаса. У Босса не было того, что было у Скуало. У Дождя Варии был какой-то странноватый блеск и не менее странная в его-то положении печаль. Я ее прекрасно видела и недоуменно моргала, не зная, в каком ключе все воспринимать. Занзас мне вдруг показался таким тираном и узурпатором, он же даже не обратил на то, что я чуть не утонула, никакого внимания. Как мне казалось, даже самого ничтожного. Он пил виски, закрыв глаза. Да, он прекрасен и не досягаем, но вдруг вся искра к нему немного погасла. Я ему все еще симпатизировала, но уже не так сильно. Что-то странное происходило со мной. Мы со Скуало играли в гляделки, можно сказать. Серые, грустные и сильные глаза манили меня все больше и больше. Как же быстро может поменяться мнение о человеке! Не, ну не намного, но все же. Я его все еще не любила за его оскорбления в мою сторону, за стальной и презренный взгляд, но отношение к нему все же поменялось. Он же для меня темная лошадка, как и я, по сути, для него. Еще один вопрос меня мучил – почему в его глазах грусть и печаль? Почему, зачем и для чего? Такая непонятная и обостренная, что ли, а еще и давняя. Она давно уже поселилась здесь и почему-то, как я вижу, до меня ее никто не заметил. Толи все бараны тупые, толи всем просто пофиг, толи они знают, в чем дело, толи только мне он показывает свои истинные чувства… да, не – бред полный. Версий много, но какая правильная я, естественно, не знаю и даже не подозреваю. Да и какое мне дело должно быть до него. Но что-то во мне разгоралось и разгоралось по мере того, как я разглядывала его глаза. Знаете, глаза – зеркало души. Сердце забилось чаще, дыхание участилось. Скуало Суперби, странный ты человек, как не крути. Своенравный и полон тайн. - Спасибо большое, - пробормотала я еще раз. Думаю, он услышал меня и слабо кивнул в мою сторону, подтвердив. Но ничего не сказал, не удостоил меня словом или просто не хотел ничего говорить, может, не считал свой поступок таким уж и подвигом, каким, честно говоря, я себе поступок накрутила. Может, просто не хотел вот этих, можно сказать, размусоливаний. Я прикрыла глаза и сглотнула. Мне стало немного холодно, вернее, я только сейчас стала ощущать холод, который сковал мое тело. Ледяной порыв забирался под кожу и пытался прорваться к сердцу, чтобы, наверное, заморозить его и подчинить своей жестокой власти. На мне была мокрая одежда. Второй раз за несколько часов – зашибись. Я поежилась и сжала руки, чтобы хоть где-то почувствовать тепло. - Катерина, пошли переоденемся, да и отдохнешь немного. Просто поработать еще надо будет, сейчас всего пять часов дня, - сказал Луссурия и помог мне сесть. Я зажмурилась и оперлась на него. Как так? Всего пять часов? Да я думала, что мы тут несколько дней провели! А тут пять часов!? На меня напала какая-то слабость, казалось, что в теле по венам бежит не кровь, а какой-то лед. В носу и глотке неприятно щекотало, после воды-то проглотанной. Встав, я полностью оперлась на Лусса, тот не возражал. Думаю, я восстановлюсь после небольшого отрезка времени, и все будет прекрасно. Я буду вновь пускать слюнки от мужского тела, глазеть на Босса и следить за Скуало. Каждая фигура в Варии что-то за собой таит, какой-то секрет. Просто до некоторых мне пока нет дела, а до некоторых есть. Так вот получилось вот. Луссурия буквально тащил меня на свое плече. Всю мою тушу, а вешу я, знаете, ну, как бы не очень много, но и немало. Мы прошлись около Скуало и моя рука случайно коснулась его волос. Они у него длинные и шелковистые, как у женщины, но немного другие. Мне вдруг так захотелось в них зарыться, я подавила лезущую на передовую улыбку и повисла безвольной куклой на руках Лусса. Сил не было вообще, но я чувствовала, что они скоро восстановятся, но не сейчас. Очнулась я уже в комнате, Луссурия хлопал меня по щекам. Увидев, что я что-то уже понимаю и более-менее в чем-то ориентируюсь, всунул мне в рот какую-то таблетку, а я проглотила. - Она не вредная, но потом голова немного болеть будет, но совсем немного, - пробормотал Лусс и дернул меня за плечи. Через некоторое время я и вправду стала как огурчик. Лед, сковавший меня, уперся, не сказав и простого «Прощай». Я взбодрилась и переоделась уже в высохшую форму, которую я замочила ранее. Посмотрев в зеркало, я увидела, что кровь прильнула к моему лицу, появилось чувство, что я могу своротить горы, если, конечно, этого захочу. Луссурия, как только понял, что я прихожу в себя, ушел, прикрывшись тем, что в бассейне уже может происходить драка, и его долг всех разнять и промыть мозги на тему – драки - это плохо. Свежая, вымытая и веселая я плюхнулась на кровать. Имею право полежать минуток десять. Этот день тянулся для меня как жвачка. Долго и терялся уже вкус. Но все-таки весело было в какой-то мере. В бассейне поплавала, на мужиков поглядела, алкоголь попробовала, брата успела увидеть во сне, поменяла отношение к мечнику. Насышенный день, да. Я пошла в бассейн. Так как одной мне что-то быть наскучило. Никакие интересные думы не забредали в мой мозг, мысли крутились в основном между печальных глаз Скуало. Честно говоря, во мне что-то начинало гореть, а сердце билось в нешуточном ритме. Я и раньше замечала за собой какие-то изменения, а сейчас вообще все пустилось на самотек. Я не контролировало свое тело. Я до конца всего, честно говоря, не понимала. Единственное, что мне было известно, что то чувство, которое начинает во мне сеять свои ростки, сильное, жгучее и наверняка принесет мне много хорошего и, к сожалению, плохого. Я зашла в бассейн, а там царила какая-то тишина. Зуб даю, даже два. Наверняка что-то случилось, ведь не быо привычного мне уже гомона и шебуршания. Мои шаги раздавались по всему бассейну каким-то неприятным звуком. Все взоры устремились на меня, а я поежилась и не знала, куда девать свои глаза. Я не любила находиться в центре внимания. Не знаю почему, но не любила. Такое чувство, что все хотят что-то сказать плохое или вонзить нож прямо в сердце. Я подошла к столу и посмотрела на всех присутствующих. Луссурия, Фран, мешавший что-то в чашке, Бел, неулыбающийся и какой-то надутый, Скуало, который был печально прекрасен. Ну так мне показалось. В общем, вся чесная компания в сборе, а Занзас опять лежал недалеко и дул виски. Кошка между ними всеми, что ли, пробежала? Что-то у них сегодня наэлектризованные отношения. Мой салат был наполовину съеден, а в рюмках все еще плескался виски, но, видимо, они уже давно не пьянствуют, так как бутылку перед ними я поставила относительно недавно, а пьют они быстро, благодаря Белу и Скуало, которые глушат со скоростью несколько стаканов в полминуты. Бел как-то странно поглядывал на Франа, а Фран на свой чай. Недопил, видимо, еще. Алкоголь, как я видела, он не очень-то любил и пил в маленьких размерах. Определенно что-то случилось, меня так и подмывало спросить, но какой ответ я получу? Думаю, вряд ли они мне скажут все на чистоту, процентов семь из ста. Пошлют что-нибудь делать или пошлют куда подальше, или нагрубят, или еще что-то, но правды не скажут. Кто я такая, чтобы лезть в дела, которые меня ну никак не касаются? Но вопреки моим ожиданиям, Луссурия произнес: - Скажи ты им, Катерина, как правильно. – Он посмотрел на меня в надежде на то, то я оправдаю его ожидания. – Он меня не слушают. Ни в какую, вот, ни в какую. Рассуди спор, а то они меня, повторюсь, не слушают! Я же им, оболтусам, добра желаю, а они все отплевываются и говорят, что я не могу рассуждать здраво, я заинтересованное лицо. Чего к чему? – Я удивленно хлопала глазами. Такого исхода я меньше всего ждала. Моему мнению будут прислушиваться, ну, хотя бы немного, меня будут слушать и воспринимать мои слова, ну, пытаться. Луссурию хоть все и уважают, но почему-то не слушают. Наверное, потому, что они знают, что он слишком мягкосердечен и хочет, чтобы все было мирно и не скандально. А вдруг что-то есть с такой примесью? А он просто не хочет драки? Но почему именно я? Почему именно мне досталась такая честь рассудить варийцев? Наверное, просто больше некому. Видимо, замешаны в споре Бел, Фран и Скуало. Луссурия по их мнению не может судить, а Занзасу – срать, то есть наплевать, давайте называть вещи своими именами. А может и Франу до лампочки, и он не хочет судить. Как оказалось, я была в некотором свете права, а в некотором свете и не очень. - Дело-то вот в чем, - начал Луссурия. – Бел со Скуало не перестали кидаться стилетами, как оказалось. Я же ушел с тобой, и пока я вновь появился, они уже наделали дел. – Послышался некое ворчание со стороны Каваллини. – Правда это связано не столько со стилетами, сколько с картинами и одной вазой. Допились до чертиков и спелись. – Он посмотрел в сторону буянистов и неодобрительно покачал головой. – Разбили мне вазу, как – не знаю. Маммон узнает и укокошит! Она же кучу денег стоит! Вария все-таки не хухры-мухры тебе, а элитное подразделение. Потом, видимо, им все это надоело, и они пошли по картинам. – Он опустил руку под стол и вытащил несколько картин. Я сдержала в себе смех, все они были разрисованы на детский лад, в смысле там рожки, сигарета, а там вертолет над головой с тошниловкой вкупе. Картины много стоили, этим просто пахло, можно сказать. Портреты, пейзажи и натюрморт – где они только все это взяли? Видимо, алкоголь настолько вскружил головы, что они после такого головокружительного веселья просто не могли не продлить все то же веселье. Суперби наверняка хочет забыть свой поступок, как прикасался ко мне. Наверняка ему противно, конечно. Сам капитан прикасался к какой-то служанке. Мне вдруг стало обидно, мне казалось, что я мыслю в правильном направлении. - И что я должна сказать? Судить? – сказала я, искренне не понимая, чем по истине пахнет это дело. Ну, нарисовали, ну, разбили, ну, много денег ухнуло, но я то причем? Перед Маммон все равно им отчитываться. И, кстати, они то не знают, кто она на самом деле, а я знаю. Хоть что-то я знаю на этом белом свете. Знаю то, что не знает, наверное, никто в мире или очень-очень маленькая горстка людей. - Это только начало, знаешь, - укоризненно посмотрел на меня Солнце и поправил очки. – Самое-то что, они облили Занзаса из какого-то там, ну, забыл название, короче, облили. – Я украдкой посмотрела на Босса. Да, прекрасен, что сказать, трепет, конечно, внушал, но уже в меньших размерах, привыкла, видимо. Лусс продолжил: – Потом у них вышел спор, когда они еще и в свои забавы Франа ввязали, кому перед Маммоном отчитываться и обо всем говорить. Он же узнает, ведь добра попортили немало. Лучше уж самим сказать, чем он разъяренный всем башки поотрывает. – Да, доля правды присутствовала и немалая. Лучше сказать самим, иначе будет некрасиво, раз. Два, Маммон будет злее, так как о порче такого имущества он пронюхает намного быстрее, чем о порче, например, одной вазы. Три, было еще и три, попадет всем троим, а товарищи же у нас интересные – захотели выбрать крайнего. Так как мозги все еще были в тумане, и там бродили своеобразные ежики с палкой на плече, так как все еще кровь текла лавой, и хотелось веселиться – чушь озвучивалась через каждые два слова. Им бы протрезветь, но слабо в это верится. Фран один более-менее, а Бел со Скуало, вдоволь навеселившись, были в виски по самые гланды. Ввязали, видимо, Франа специально, чтобы потом на него все свалить, но лягушонок просто так не сдастся, да и мозги у него варят лучше всех, и тот, о котором не идет речь в наезде Франа, будет поддерживать Франа. В общем, все менялось, время текло, и запас слов редел, а крайний так и не находился. Вот тут ребята вспомнили о Солнце Варии, который слушал, слушал и не вякал, пока не спросили, так как могли огреть таким матом, что аж обидно будет до глубины души. Ему будет неприятно и им потом. Так что, видимо, Луссурия не хотел встревать, пока его об этом, собственно, не попросят. Попросили, он и высказал то мнение, которое не понравилось всем троим и причем наверняка в корне. Далеко ходить не надо, но Лусс по справедливости все осмыслил и сказал, чтобы они шли все вместе с общей повинной и раскаянием. Предложение встретили в штыки и даже не рассматривали как выход из положения. Фран думал, что он же не виноват и зачем ему наказание. Хоть и пофигист. А братья, вернее, друзья алкоголики начинающие под горячую и злую тире сильную ладонь Маммона попадать не хотят. Разъяренный бухгалтер – это страшно, да и звучит необычно. Вот так примерно я обрисовала весь ход, так скажем, дела. Я – человек новый, человек, у которого, так скажем, нет фаворитов и любимцев, человек, который может подумать и дать вариант более приемлемый, нежели у Лусса. Наверное, думают, что благодаря женской логики, коя у меня есть наверняка, могут выплыть из данной ситуации. Как говорится, женская логика не поддается описанию и осмысливанию, мужчине ее не понимать. Вот братцы кролики и надеются, что я придумаю что-то другое и нормальное. Я прикрыла немного глаза и зевнула. Как это все мелко для варийцев, вот честно. А им еще и перед Занзасом отвечать – вдруг вспомнилось мне. Нужен крайний. Лусс понял, все поняли, что я более-менее поняла, что произошло и что от меня требуется. Я могла и помочь кому-то, а могла и засыпать того же Скуало, например. Такое чувство, что мир в моих руках, ей Богу. Все зависит от меня, так как мне выпала честь стать ключевым персонажем. Мне кажется, что сами они решить не могут, вот и надеются на решение постороннего человека. Как скажет он, так и будет. Я сама иногда так делала, если честно. Когда самой западло или лень, или просто невозможно решить, я спрашивала тех, кто никаким боком, и иногда вздыхав, делала так, как сказали. Фран наверняка не виноват. Его втянули с одной целью – подставить и сделать его крайним. Массовиком затейником может быть, как и Бельфегор так и Скуало Суперби. Жаль, меня не было, я бы смогла тогда сообразить, кто начал весь кипишь. Я понимаю решение Луссурии сделать виноватыми всех. Дабы не делать из Франа самого пушистого, да и он сам, Фран-то, виноват, по сути, в какой-то мере. Следить надо за алкоголиками, когда много всякого ценного висит, стоит и лежит. В его силах было остановить сию процессию, направив в другое русло. В общем, я пришла к тому же выводу что и Лусс – виноваты все. Кто-то больше, кто-то совсем чуть-чуть, но сути это не меняет совершенно. Но я могла сделать все, что угодно моей душе. Захочу, и козлом отпущения станет Принц, захочу еще раз отомстить Скуало, но уже по крупному – пожалуйста, флаг мне в руки, спички вдогонку и барабан на шею. Захочу поштырить неприметного пофигиста лягушонка – почему бы собственно и нет? Я могла сделать все что захотела и терзала зубами свою губу, не в силах сообразить – что лучше все-таки в моем положении. Мыслительный процесс усугубил Луссурия, который сказал то, что заставило меня задуматься о честном слове человека. Если я скажу то, что не думаю на самом деле, а скажу то, что мне просто захотелось из-за простого желания, допустим, позырить, то это будет нечестно. И так много лжи в этом бренном мире! Честное слово в наше время и куска хлеба не стоит. Что, конечно, печально. - Только говори то, что думаешь, как считаешь. Не стесняйся, тебя никто не осудит за твои слова. Правда. Я поежилась и осмотрела всю чесную компанию, а они все уставились на меня. Они ждали моего решения и искренне надеялись на лучшее для собственной персоны. А как иначе-то? А я в задумчивости пустилась на свободный стульчик. Мысли роились в моей голове, я думала, думала и не могла понять – какой вариант нравится мне больше. Может, по чесноку, ведь я же хорошая девушка или лучше насолить кому-нибудь, или подставить так чисто ради прикола. Я помотала головой и закрыла веки. Как же это сложно иметь в своих руках такую огромную власть, да еще и тогда, когда ты полностью это осознаешь и понимаешь, что будет от того или иного решения. Думаю и так и так я приобрету себе врагов или недоброжелателей, а может, и нет – не знаю, что им в голову придёт. Я открыла глаза и взглянула на Скуало, потом на Бела, Франа. Все-таки сделаю так, как истинно считаю нужным. И я буду спокойна, моя душа и совесть, которая имеет крупные зубки. - Я считаю, что… - я выдержала паузу, мне было немного сложно говорить, какой-то ком у меня в горле стоял. – Должны пойти к Маммон-н-ну все. Все в той или иной степени виноваты, следовательно, все должны за это поквитаться. – Я замолчала, быстро посмотрев на всех. Скуало сузил глаза и поднес руку к подбородку. Кажется, он и не думал, что я скажу по-другому. Фран к моим словам не отнесся никак. Ну, внешне, а вот внутренне наверняка что-то пылало. Бел задиристо на меня смотрел, хотев ругаться, но потом, плюнув, отвернулся, предварительно презрительно посмотрев. Я посмотрела на Лусса и увидела улыбку. Он во мне не разочаровался. Я не знаю, чем закончилась вся эта история. Меня не посвятили в это, но мне, если честно, не очень-то и было интересно. Честно. Меня больше волновали свои чувства и эмоции. Как-то меня не заинтересовал конец истории, но, думаю, понять его или придумать, или вообразить просто. Надеюсь. *** Я легла спать в сколько-то часов. Еще несколько, как мне показалось, веков отслужив, я отправилась спать, так как меня отпустили. Глаза слипались, а тело ломило почему-то. Больше ничего такого, чтобы я могла поведать – не случилось. Зачем нагружать людей совершенно не интересной, серой, так скажем, трудовой будней? А тем временем я отправляюсь в страну Морфея. Наконец избавившись на некоторый срок от всего, что меня гнетет. Сны – это некий способ отдохнуть, по сути.