***
Санс включил душ. По его костям тут же стали бить капли холодной воды, которые образовывали серебряные дорожки по его костям и стекали вниз. — Блядь… — процедил он. Санс посмотрел на свои истерзанные руки. Он снял даже бинты. Порезы на двух косточках выглядели не лучшим образом, ширококостному на удивление стало даже мерзко в первые секунды. — То есть… я пытался себя убить из-за этой хуйни ебаной? Из-за ёбаной печати? Санс попытался вспомнить слова Сумеречного и Ботаники. — У сопряжения была функция, чтобы в случае повреждения или чрезмерно сильного стресса у меня начинались кошмары, с целью… повысить моё SP и её прочность? Чего блять? Ширококостный опустил взгляд в пол. Вода стекала в слив. Он увидел свои ноги. — Ну нет же… Виндингс не даун. Каждый элемент того или иного его проекта — важен. Каким, блять, образом я должен был «успокоиться» из-за таких ебанутых снов? Да когда я был выблядком — мне такого дерьма не снилось!!! Всё стало совсем хуёво, когда меня Виндингс в компании Папируса едва ли не убили. От собственных мыслей Санс сморщил лицо и кисло зажмурился. — Сука… какой же я был… тряпкой. Что это вообще, сука, было?! Постепенно Санс переделывал весь паззл, в итоге вспомнив те прекрасные дни пост-коалиционного периода, когда он покорно ожидал каждый день Папируса с работы, а сам радовался жизни. И не было ни долгов, ни постоянных перепалок, ни погоней. Обыденная жизнь в полуанархии Центра. Всем было хорошо. И Папируса тогда Асгор не ебал. — Какую я хуйню творил, ёбаный в рот… Почему я только сейчас понимаю, что за цирк я устроил? Таким сказочным долбаёбом надо ещё уметь быть. Санс помнил всё. Каждую свою мысль. Едва ли не каждое своё сказанное кому-либо слово. Какими же они с Андайн были дебилами. — Это всё печать? Неужели… она правда так влияла на моё сознание? С чего ещё больше Санс охуевал, так это с того, что Андайн отчасти поддерживала его. — Но изначально она вообще против была. Какого… Блять… Ладно. У Андайн и без печати в голове если не тараканы, то гусеницы. Санс продолжал размышлять. — Н-нет блять… это бред. Это… это я ёбнутый. Какая нахуй печать… Это не может меня оправдать… Хотя то, что я дал Энилле пизды — вообще не колышет. Ненавижу когда она выёбываться начинает. — Санс слабо усмехнулся, — Но нет… это же был точно я. Я же отчётливо всё помню. Но о чём я вообще думал в те моменты, когда позволил себе выпить ту хуйню с клофелином? Это было очень опрометчиво с моей стороны… Скелет вспомнил сексуальное рабство. — Почему… почему я позволил им это? Почему я реально не обратился сразу к Папирусу? Всё наверняка было бы иначе. Санс кисло усмехнулся. — Конечно. — голос стал грубее, — Я боялся его. Он ещё раз усмехнулся, на сей раз более едко: — Я всегда боялся его. Ха-ха… Да… — Санс стал нервно улыбаться, более низким тембром голоса бормотать себе под нос под шум капель воды. Воспоминания о Папирусе пришли ещё быстрее. Все этапы их отношений. От начала в двадцать девять лет и до конца в пятьдесят два года. — Какого хера я вообще позволил тебе сделать это, Папирус? Это тоже всё из-за печати вы хотите сказать? А вот эта мысль заставила его дёрнуться. — Вырисовывается очень интересный вопрос… Любил ли я всё это ёбаное время Папируса на самом деле? Или я обманывал сам себя все эти годы и это печать такой пиздец вырисовывала? Я помню, что порой ему чуть ли смерти не желал… а может ли любящий монстр позволить себе подобное? Или я не любящий? Тогда почему я терпел всю эту грязь все эти годы? Как мне удавалось ею упиваться? Почему мне это, блять, нравилось?! ПОЧЕМУУ ЭТО ЕМУ НРАВИЛОСЬ?! Последовала тишина. — Какого хрена… какого, сука, хрена… мы же братья, блять… мы же, сука, братья… из одного инкубатора вылезли… Санс невзначай двинул кулаком по стене. Появилось несколько сравнительно небольших трещин. — ОХУЕТЬ ПИЗДЕЦ! В кой-то веки вспомнил, что у нас история трагичного инцеста, где один герой истории окончательно убил свою и так хуёвую репутацию, а второй стал королём! Ебать, ни в одном кино более долбанутого сюжета не найти. Санс помолчал. — Почему я говорю так, будто мне действительно это не нравится? Я же сам, по сути, поддержал начало этих отношений. И я действительно ловил с этого… кайф? Что мне в этом нравилось? Почему? Почему я позволял Папирусу зайти так далеко? И почему всё кончилось именно так? Почему я вообще вдруг стал думать в таком ключе? Или я всегда так думал? Сейчас Санс бы закурил чего-нибудь. Да в душе это не лучшая идея. — Почему я, блять, вообще Папируса вспомнил… Будто ему есть до меня… дело… Санс поднял голову и посмотрел на форточку, из которой бил яркий свет. — А может и есть. Он же помешан на мне, это неоспоримый факт. — краткое молчание, — Или на этот раз до него, наконец-то, дошло, что я ничего не стою и что я действительно — преграда на его пути? От этих мыслей Санс снова содрогнулся: — Сука. — хрипло рявкнул он, — Мне так же Виндингс говорил. Я в его слова поверил?! Хотя нет… это… это правда. Виндингс в большинстве своём, пускай даже в моих кошмарах, всегда пытался меня запугать и принизить тем или иным образом. Но я преградой для Папируса и вправду был. Как он… терпел меня? Как я… терпел его? Голова будто стала тяжелее и ширококостный решил сесть на пол, но прежде — включить душ помощнее и похолоднее. Когда он осел на полу, он вскинул голову вверх и стал смотреть в потолок. В глазницы попадали капли воды, но ему это совсем не мешало, хоть и было не слишком приятно. — Папирус… И хорошие и плохие воспоминания витали в его голове. — Ты… Сложно было сказать, каких было больше, а каких меньше. — Мудак. — Санс широко улыбнулся, — Но ты мой любимый мудак. Почему ты так на меня влияешь даже после всего этого дерьма?.. Я определённо чего-то не понимаю или всё-таки себя обманываю? Хотя… вдруг… это ты меня какой-то психомагией завлёк и теперь я был и в твоей власти? Ну да… меня поработить психомагией в семнадцать лет… хотя погодите… я же… — он вспомнил то, как у него порой вставало на Папируса, то ли на некоторые его вещи, — я же… — глазницы на секунду исчезли, — он знал об этом. И всё равно пошёл в атаку? Или зачем? Почему? Он снова открыл глазницы. — Теперь… теперь я даже и не знаю, что сказать. Надеюсь, ты счастлив со своими друзьями там, в тридевятом государстве, бро. Рано или поздно я всё равно припрусь. Мне же делать больше нехуй, действительно… а эти Тамагафки… эм… чувствую я себя тут… неуютно? Хотя чувствовал ли я себя когда-нибудь уютно в принципе? Постепенно Санс в своих размышлениях приходил к Гастеру. — Вот же лесной хуесос… пиздогнойный… Он, сука, всех наёбывает… У него точно есть какая-то идея. Он точно всё делает не потому что «Папирус лучше». Он лишь тоже носит маску. Сука, я же его и воскресил. Сука, я же его, блять, и воссоздал. Я создал эту ёбаную проблему. Сука. Всё из-за меня блять… И моего хуетрясанного пиздоумия. И что мне теперь с этим пидором делать? Я ему один ни за что на свете не смогу противостоять. Да и он быстро может понять, что его ёбаное сопряжение кончилось и теперь я… сам по себе? Санс опустил голову и снова посмотрел на свои руки. — Как же я ненавижу этого ублюдка лыбящегося. — внезапно дрожащим голосом от гнева сказал он, поняв, что из себя представляет Виндингс, — Но и сделать я ничего не могу… пока что. Может, в будущем… я вернусь в Центр? Хотя кому я там блять нужен?! Надо мной просто ржать начнут, а коснуться Виндингса и вовсе не дадут. Скелет сжал кулак. — Пошли они все нахуй. У них же Виндингс, сука, святой. Вот пусть с ним и ебутся. Гнев брал своё. — А я у них эталон говна. И смысл рыпаться? Сами умные, сами выкрутятся. Теперь ширококостный медленно опустил голову, немного помолчав и подумав ещё над чем-то. — Кого я обманываю… Он медленно разжимал кулак. — Рано или поздно мы снова столкнёмся. Это неизбежно. Скелет решил наконец-то встать с пола. — И мне кажется… Он встал и по его черепу стало лететь много-много струй воды. — Что это будет самое еблокалое и пизданутое столкновение двух сторон. Но, обо всём ещё рано думать. Санс продолжал стоять и думать обо всём, что-то бурча себе под нос. С каждым новым открытием в своём сознании он всё больше удивлялся тому, как же он всё эпично проебал. И всё больше убеждался в том, что, походу, Сумеречный и Ботаника были правы. Он был под печатью. Печать искажала его настолько незаметно и профессионально, что ему не то чтобы сделалось страшно, сколько злостно. Будто у него не было шанса исправиться. Конечно, Санс прекрасно понимал, в какую жопу он себя загнал и как на него смотрят многие монстры после ряда выходок. Он даже понял, почему БП все эти годы его стебал — потому что по-другому тут никак, сочувствие здесь точно до тошноты не подходит. — Твою мать… — процедил Санс, — Сука… Санс резко прислонился руками к стене. — Я определённо проебался по всем существующим фронтам. Я нихуя теперь не понимаю…***
Прежде чем выйти из ванной комнаты, Санс накинул на себя новую кожаную куртку, которую Андайн ему купила на днях. Она довольно сильно была похожа на одну из форменных курток Папируса — с шипами на плечах, серо-синего цвета. Только у неё был капюшон красного цвета сзади. Рядом ещё лежали новые рваные джинсы чёрного цвета и панковские чёрные сапоги с высокой подошвой, которая местами была украшена серебряными кольцами на местах скрепления. На поясе джинсов было пару декоративных серебряных цепей. Ещё прилагался серо-синий (под куртку) ремень с металлической бляхой, на которой был изображён череп. Рыба посчитала, что внешний вид Санса в плане одежды плачевный. К тому же, из его дома Ториэль не догадалась вынести много одежды — лишь его повседневку разорванную, свитер, ещё какую-то запасную футболку и случайную тёмно-серую толстовку. Хотя, у Санса и так было немного тряпок. Он носил одно и то же годами. Санс посмотрел на себя в зеркало, оперевшись руками о ванную тумбу, в которую была встроена раковина для утренних процедур. — Блядь. Ну это же я. Всё такой же алкаш-пидорас, который любит ныть о том, как ему херово! Ничего не изменилось. Наверняка же я себя накручиваю. — он попытался улыбнуться, но в итоге его улыбка была очень вымученной и надломленной, — Пиздец. Теперь мне даже кажется, что я и в лице поменялся… Санс опустил взгляд на раковину, немного потупив взглядом, он снова поднял голову, проговорив: — Я теперь в этом луке очень похож на Папируса. Одного шарфа не хватает. Ширококостный отстранился и направился прочь из ванной комнаты. — Ты как? — спросила его Ториэль. Дверь в ванную захлопнулась и, как оказалось, Ториэль всё это время находилась в их комнате и сидела на кровати, явно ожидая появления низкорослого скелета. — Что «как»? — Ты в душе был два часа. — И? — Если бы я не услышала твой бубнёж, я бы ворвалась в комнату с целью проверки, Санс. — А… Да забей… просто… просто мне нужно… подумать обо всём этом. Я начинаю понемногу понимать то, как работала эта печать. — Ты заметил разницу? Санс немного помолчал, после чего на полном серьёзе выдал: — Заметил. — Я тоже в тебе заметила изменения. — Да ладно? И какие же? — Ты другим тоном стал говорить. Санс поднял глаза: — Поподробнее пожалуйста? — Тебе такой тон вообще не свойственен. Ты стал как-то очень серьёзно говорить, тембр стал ниже. Будто в тебе страх пропал. — На удивление, это частично описывает моё состояние. Ещё пару дней назад я трясся как сука которая вот-вот обоссытся хрен пойми с чего. А сейчас у меня такое ощущение, что я просто был под наркотой всё это время и только сейчас образумился, но при этом я просто нихуя не вдупляю в происходящее. Хех, я действительно был охуеть каким тревожным. Да и пока я торчал в душе, я в общих чертах обдумал в принципе всю эту историю, которая началась в моём случае из-за аферы, на которую я повёлся. Мне ИСКРЕННЕ интересно понять то, каким я местом думал в тот период времени. — Своим тазом и всеми вытекающими? — Не, если бы я думал своим тазом — я бы сам их всех трахнул. Ториэль резко засмеялась. — Короче, мне самому теперь пиздец как интересно понять, что происходит. Хотя бы мотивация жить появилась, знаешь ли. — Можно считать, что мы с тобой… познакомимся заново по сути? Получается, всё это время мы знали твою ненастоящую личность? — Типо того. Но, не то чтобы вкусы уж слишком кардинально отличались. Но вот взгляды… могут поменяться. Хотя я не уверен сейчас даже в этом. Я вообще ни в чём не уверен. Если вся моя жизнь была ложью — что мне делать? — Жить с чистого листа. Здесь, в Тамагафках. — Другого выхода у меня всё равно нет. — Ты говоришь так, будто ты не хочешь… — Тут тебе кажется. Я рад. «На самом деле я ещё больше не уверен в этом. Но всему своё время.» — И всё же, я охуеть как запутался во всём этом. — Надеюсь, ты разберёшься со всем этим. Помни, у тебя есть поддержка. — Конечно помню, Тори. — А что с твоей миссией с Сумеречным? — вдруг спросила она. — Ты мне не говорил про это. — Э… А, моя секретная миссия? Да всё норм, всё сделал, Сумеречного порадовал. — А что за миссия была? — Не могу сказать, — тут же бросил Санс, — Сорри.