Сотни тысяч лет

Шинадзугава явно успел выразить свой протест кому-то другому: он держал дистанцию, идя на пять широких шагов впереди, и не говорил ничего, хоть Ниито прекрасно ощущал его раздражение даже в этом компромиссном молчании. Он шел позади, хмуро глядя ему в спину, но в конце концов соизволил обратить внимание на то, что вместо ножен для катаны на поясе у парня была кобура с увесистым двуствольным обрезом и вакидзаси. — С такого придется стрелять в упор, — озвучил свои мысли Судзуки, но Генья проигнорировал его комментарий. — Ты уверен, что больше ничего не нашлось? — Не перевирай ситуацию и не выставляй меня беспомощным, придурок. — Но если демон нанесет тебе смертельные раны прежде, чем ты сам сможешь в него превратиться? Ниито пришлось резко остановиться, настолько внезапно Генья обернулся к нему, глядя сверху-вниз. А вывести его из себя было очень просто, хуже только Столп Ветра, от которого убийственная аура исходила от одного лишь взгляда на ученика Химеджимы, так сильно тот его ненавидел. До Судзуки вдруг дошло, что всем своим обликом напарник напоминал ему другого Шинадзугаву, и даже странно было, что он не заметил этого сразу. — Ты брат Санеми-сана? — спросил как ни в чем не бывало Ниито, и злобное напряжение на лице Геньи вдруг разгладилось. Некогда сморщенные края длинного шрама вновь натянулись, вновь он приподнял брови в странном выражении не то смирения, не то жалости, а затем цыкнул и развернулся, так и не ответив на прозвучавший вопрос. Путь до тракта на западе занял больше половины дня, и оба парня преодолевали это расстояние молча, в бесполезном упрямстве не устроив ни одного привала, даже просто для того, чтобы глотнуть воды. Вскоре воздух стал совсем разогретым и влажным, и это заметно поубавило сил. Генья сбавил шаг, но все еще оставался впереди на достаточной дистанции, а Судзуки не решался поравняться с ним, довольствуясь теми зачатками лояльности, что были в их невольном партнерстве. Когда они пересекали широкое поле, вдали которого виднелась желтая полоса змеившегося тракта, Ниито услышал тихое пение, будто приносимое теплым ветром к его ушам. Он прикрыл их обеими ладонями, но женский голос не стих, и такая привычная обыденность его неожиданно расстроила. Краткая минута тоски, а затем встревоженный многоликий шепот заставил юношу остановиться и внимательно оглядеться по сторонам. Кровь. Он заметил тяжелые густые капли на волосках трав в паре шагов от себя и подошел ближе, уже отчетливей различая целую лужу и ее размазанные следы в сторону леса, противоположную тракту. Истребитель присел, касаясь пальцами вязкой крови и чуть размазывая ее на кончиках, и стойкий металлический запах ненавязчиво коснулся его обоняния. Звериная воняет сильнее. Услышав чужие шаги, Судзуки поднял на Шинадзугаву заинтересованный взгляд, но тот лишь хмуро оглядел его находку, одарив еще более недоброжелательным взором кроны густых деревьев, под которыми стремительно нарастала вечерняя тень. Затем он развернулся и вновь пошел вниз к дороге, и Ниито, помедлив совсем немного, тут же поднялся и нагнал его. — Мы ведь можем отыскать, где он прячется. — Солнце слишком низко, — указав в сторону занявшегося заката, ответил Генья, и Судзуки пришлось молча с ним согласиться. Сам бы он не раздумывал и все еще не видел преимущественной разницы между преследованием и ожиданием, но подозревал, что Шинадзугава будет делать все по-своему вопреки его мнению и привычкам. Он заманивал, и это было основной частью его тактики, как заранее лишенного какого-либо преимущества. Ниито всегда слушал Следопыта и уже давно привык к тому, что этот голос руководит им по сей день, пусть те времена, когда они с отцом выбирались на охоту, уже давно прошли. Он слышал его постоянно в период его двухлетних скитаний, прежде чем наконец встретиться с Химеджимой-сэнсэем, и с тех пор доверял ему больше, чем остальным, а слушать голос вполне себе реального человека для него оказалось непривычно. Он пребывал в некоторой растерянности, наблюдая за тем, как Шинадзугава заряжал обрез, и с беспокойством отмечал, что весь его арсенал бесполезен. Пули пробьют крепкую плоть демона, но не нанесут смертельных ран, а вакидзаси что с техникой Дыхания, что без совершенно не эффективен. О поедании плоти демона Ниито вообще ничего не знал, и с этой точки зрения Генья не внушал должного доверия, но в каждом его движении — уверенность, а в черных глазах — ядовитая злоба, и только сейчас Судзуки разглядел едва уловимые всполохи его мотива участвовать в этой войне, несмотря ни на что. — Скажи, Генья, — обратился Ниито к напарнику, и Шинадзугава отвлекся, хмуро глядя на него. — Почему ты решил стать истребителем? Его брови приподнялись в том удивлении, будто он все это время думал, что Судзуки был не в состоянии задавать адекватные вопросы. Но он снова и снова притрагивался к чему-то, что Генья пытался скрыть, и это не могло не сказаться на его предубеждении. Парень словно заставлял себя по-настоящему разозлиться, долго и напряженно молчал, но чужая заинтересованная компания была слишком очевидна, чтобы от нее вот так легко избавиться. — А для чего ты учился столько лет? Не для того ли, чтобы убивать демонов? — Не знаю. Я долгое время не мог понять, существуют они на самом деле или нет, — честно признался Ниито, и это вызвало целую гамму недоумения на лице Шинадзугавы. — Те люди стали по-особенному навязчивы, когда отец рассказал, что в нашем роду были самураи. Однажды это стало настолько невыносимо, что у меня не осталось иного выбора, кроме как отыскать способ стать воином, как они хотели. Сейчас многих из тех голосов я уже не слышу. А каких-то других причин у меня нет. Судзуки не знал, что конкретно толкнуло его рассказать об этом. Просто показалось нормальным ответить первым, чтобы услышать взаимный короткий рассказ о себе. Вот только Ниито сразу же пожалел об этом, стоило только понять, что этот взгляд выражал вовсе не положительное удивление. — То есть ты выучил технику Дыхания, прошел Финальный отбор и стал истребителем демонов только потому, что кто-то в твоей башке сказал тебе это сделать? — спросил Шинадзугава так, будто он совершил нечто по-настоящему отвратительное, и без того слабую нить его дружелюбия легко оборвали этим жестоким вопросом. — Не спрашивай, — с раздраженной обидой процедил Ниито, и на него посыпалась волна насмешек, которая всегда неустанно сопровождала любые моменты его неловкости. Что никому не хочется его понимать, что он безумен и никому нахер такой не сдался, и что стоит уже принять это как данность и не тянуться к людям так по-детски наивно. — Если тебе на самом деле плевать, то больше не спрашивай. — Да пожалуйста, — не с презрением, но чем-то похожим выплюнул Генья, и больше они не пытались завести диалог. Молчание было тягучим и давящим на нервы, но недолгим. Вскоре окончательно стемнело, и Шинадзугава, будто бы дождавшись, когда тьма станет достаточно густой, обнажил вакидзаси и полоснул себя по ладони. Горячая кровь закапала на землю, а все шрамы на руках Ниито вдруг стали противно зудеться, и он отвернулся. — О`ни бы и так нас почуял, — прошептал истребитель недовольно, но его напарник как-то странно улыбнулся, так и не ответив. Довольно долгое время ничего не происходило. Легкий ветер трепал здешнюю растительность, ночные насекомые неторопливо пересекали широкую дорогу, и наверняка сейчас было ужасно тихо, вот только Судзуки уже не помнил, каково это — находиться в полной тишине. Он не придет. Ждет там, в высокой траве. Видишь? Ты достаточно зряч, чтобы увидеть? Если не видишь, то выколи себе глаза. Ниито раздраженно поморщился, и тут же отчаяние сомкнуло невидимые пальцы на горле и начало свою мучительную пытку. Ему бы хотелось от всего этого избавиться: он по-прежнему очень сильно уставал от того, что видел и слышал. Юноша скрипнул зубами, тщетно пытаясь преодолеть это, проигнорировать, но некогда азартный голос стал гнетущим, шепчущим у самого уха ужасные вещи, и Судзуки поднялся, тут же привлекая внимание напарника к себе. — Куда это ты? — спросил Генья, пару секунд лишь провожая его спину непонимающим взглядом, но потом до него дошло, куда именно направлялся парень. — Ты с ума сошел?! Собрался сражаться с ним в такой траве?! Она доходила ему выше колен, но росла очень густо. Истребитель обнажил катану, видя, как по зеленому покрову прошлась нехарактерная такой погоде рябь. Он заходил глубже, все дальше от дороги, где присутствие демона было ощутимее всего. — Ниито! — этот оклик будто бы заставил его очнуться. Все стало казаться таким невыносимо нереальным, так сильно захотелось вернуться к тому, кто ещё мог позвать его по имени. Отрицание всегда порождало подобное противоречие: океан всего, что он копил в себе, начинал колебаться, и это было почти физически больно. Нет, он стал воином. Неважно, по какой причине, но он им стал вопреки тому, что ему было ужасно трудно ориентироваться в этом непонятном и враждебном мире. Ты ничтожество, Ниито-кун. Бедный одинокий мальчик. Если бы ты только умер чуть раньше. Вымани его. Дай ему повод показаться. — От тебя омерзительно воняет. Пришлось высоко подпрыгнуть, чтобы избежать захвата из тени травы. Демон крепко сомкнул свои лапы, но лишь схватил воздух, а затем снова исчез. Растения странным образом не сминались под тяжестью его тела, не издавали шороха и почти не выдавали присутствие о’ни. Только в моменты, когда он был готов показаться, Ниито что-то слышал и мог вовремя среагировать. Однако демон оказался неожиданно быстрым. Не таким, что кишели на горе Фудзикасанэ: более сдержанным, явно с магией крови, позволяющей ему так легко растворяться в покрове травы. Не удивительно, что он не собирался выходить к истребителям на тракт — голод не затмил его здравомыслие, так как он уже убил достаточно. Стоило Ниито отступить и коснуться ступнями земли, как его схватили за ногу, вывели из равновесия и оттащили далеко в сторону, надеясь выбить клинок из рук. Он рубанул наотмашь, горячая кровь вдруг брызнула ему в лицо, и о’ни угрожающе захрипел. Он показался чёрной тенью на фоне колебающихся стеблей растений, намного больше, чем представлялось. Оскалился, будто бы поддался вперёд, чтобы наброситься на жертву, но вдруг прозвучал оглушающий выстрел, и голова его разлетелась на куски. Ниито лишь на мгновение прикрыл веки, чтобы брызги не попали в глаза, а затем широко распахнул их. Голос Геньи звучал слишком тихо в той какофонии, что творилась у него в голове, но каждый вдруг стал многократно повторять его слова, приводя юношу в чувства. Прикончиегоприкончиегоприкончиего. Демон стал отращивать свою голову заново из оставшихся лохмотьев, и вот показалась его нижняя челюсть, часть мозга, глазницы, и поднявшийся на ноги Ниито срубил ему все по шею. Тело небрежно завалилось истребителю под ноги, а затем стало неторопливо распадаться пеплом. Сердце истошно колотилось в груди, и Судзуки только сейчас заметил, что успел испугаться за свою жизнь. Стало даже как-то стыдно за эти чувства, но, обернувшись, он вдруг понял, что Генья стоит всего лишь в шаге от него и смотрит с неприкрытым, совершенно нагим беспокойством. — Давай ты не будешь делать что-либо мне назло, ладно? — произнёс он очень строго, как ни странно, и Судзуки непонимающе склонил голову, вынуждая Шинадзугаву тяжело вздохнуть и махнуть на него рукой. — Просто исчезни. Кажется, они выполнили свою первую миссию. С этими мыслями Ниито посмотрел на распадающееся тело о’ни, думая о том, что это странно — демоны исчезали точно так же, как чёрные призраки, которых он видел время от времени. Как-будто и не существовали никогда.