Сотни тысяч лет

Горячий бульон грел изнутри, успокаивал и позволял отринуть тяжелые мысли хотя бы на недолгие десять минут. Деревня располагалась очень близко к океану, и влажный ветер приносил запахи соли и рыбьей требухи. Навевало не самые приятные воспоминания, хотя Ниито не мог сказать, что это было тем, о чем ему хотелось бы забывать: он помнил чувство слабости в маленьком детском теле, вкус сырой рыбы и жгучую боль от того, как соленая вода разъедала намозоленные ступни. Кажется, с тех пор он стал совсем другим, вот только его путь не был окончен, а цель оставалась все той же. Судзуки задумался, все еще держа палочки над исходящей паром тарелкой, и мирно-будничная обстановка в этом месте по-своему его завораживала. — Ешь быстрей. Мне не в удовольствие торчать здесь с тобой, — напомнил о себе Генья, стоя чуть поодаль рядом со входом в лавку, в которой подавали лапшу. Ниито сидел на скамье, умостив горячую тарелку себе на колени, и это было почти роскошью в сравнении с тем, что они могли позволить себе в течение их трехдневного пути. Судзуки поднял на напарника недоверчивый взгляд, выждал несколько коротких мгновений и только после вновь принялся за трапезу, в попытке сделать это быстрее очевидно обжигая себе язык. Ворон-касугай по-прежнему называл их имена, и за все это время так и не вышло разделиться. У Шинадзугавы то случались приступы доброжелательности, то он совсем не в притворном гневе кричал на птицу, что отвечала ему на пару тонов выше: «Приказы не обсуждаются низкоранговыми мечниками». И этого вполне хватало, чтобы парень утихомирился, но злиться при этом он начинал еще сильнее. Ниито почти всегда шел на компромисс, и в первые дни у него даже получалось сдержанно молчать в ответ на эмоциональные порывы напарника, но в конце концов это отбило всякое желание стараться в одну сторону. Он по-прежнему молчал, а между ними выстроилась настолько глухая стена недоверия, что весь их кооператив со стороны выглядел ужасно нелепо, но сам Генья не давал возможности как-то это исправить. И Судзуки быстро сдался. Ворон также назвал им имя другого человека, проживающего здесь, и к которому им необходимо было обратиться. Хозяйка лавки не без волнения рассказала, где конкретно можно было его найти. В деревне произошел несчастный случай, о котором не каждый хотел говорить во всех деталях: погибло пятеро человек, и только один остался в живых — Отохару Исигуро. Именно он был тем, кто обратился к Организации: мужчина преклонных лет, но все еще физически крепок для того, чтобы пережить подобные травмы. Ниито подумалось это в первую очередь, как он увидел лежащего на футоне старика, до груди перевязанного бинтами и лишенного правой ноги. Кожа его была смуглой, как луковая шелуха, и озирался он на всех настороженно, будто в бреду ожидая предательства даже от самой крошечной тени. Однако говорил на удивление внятно и четко, и его сын, стоя в открытых седзи, скептически наблюдал за разговором, явно не веря ни единому слову старика. — Мы строили пирс, и чтобы уложиться в срок, приходилось работать до темна. Все было уже почти готово, мы установили последнюю балку и уже многие успели разойтись по домам, как эти проклятые демоны выползли прямо из воды. — Сколько их было? — спросил Судзуки. — Двое, но они убили всех в пару мгновений, а в последний момент вцепились друг в друга. Тогда-то мне и удалось убежать. Так сильно подрали меня, что пришлось ампутировать ногу. Рядом с этим океаном раны безбожно гниют, не было у меня никаких шансов выжить. Я это знаю, и мальчишка этот знает. Только нос от упрямства воротит, но вас он отведет, — сказал Отохару сурово, явно обращаясь с упреком к сыну, и тот недовольно цыкнул, но не стал перечить. Все это было в порядке вещей, и ни Судзуки, ни Шинадзугаву подобное пренебрежительное отношение нисколько не задевало. Не в той мере, чтобы рукоплескать и доказывать то, о чем Организация в принципе старалась умалчивать. Их даже не особо интересовало, как люди объясняли произошедшее: это всегда было одно и то же, пусть даже сам народ украдкой начинал верить в старые легенды. — Вы можете быть спокойны, Отохару-сан. Мы позаботимся о том, чтобы вашим людям больше ничего не угрожало, — произнес Ниито спокойно, несмотря на то, что в груди у него застрял едкий ком от осознания, что этот человек смиренно принял свою смерть. Они узнавали о демонах, когда те уже отняли чьи-то жизни, когда для кого-то уже было поздно. Думая об этом каждый раз, когда хоронил найденные останки, Судзуки ощущал навязчивое беспокойство, ведь в Японии было столько людей, таких хрупких в лапах бессмертных демонов, а он был не в силах их всех защитить. Раньше это не огорчало его так сильно, пусть смерть и не являлась для юноши зловещей тайной уже очень давно, но сейчас ему необходимо было думать о других. Его слова успокоили Отохару, и он кивнул истребителям с немой благодарностью, будто бы передав им ношу, которую не мог унести на своих плечах. — Пойдемте, у нас совсем немного времени до заката, — сказал младший Исигуро, подзывая мечников идти за собой, и, словно зная, что Ниито не услышал и собирался остаться, Шинадзугава взял его за локоть и поволок прочь из покоев старика.

***

Судя по нагромождению сгнивших деревянных балок, пирс обновляли, и на каменистом берегу рыбацкие лодки дожидались раннего утра, чтобы выйти в залив. Соленые волны бились об сваи и днище причала, и ветер дул холодный, предвещающий сильную бурю. Вода не успела смыть следы кровавого пиршества, но так как тела уже унесли и похоронили, внятных отпечатков осталось совсем немного. Пока истребители осматривались, Исигуро все так же недоверчиво наблюдал за ними, желая высказаться, но не решаясь. Ниито осторожно ступал по причалу, приглядываясь, но не находя никаких подсказок по той причине, что демоны пришли из воды, а значит, и скрывались от солнца где-то на дне. Генья искал следы на берегу — хмурый и сам по себе, как всегда. — И что он обещал вам? У него ни гроша за душой, а семьи погибших его бред никак не поддержали, — задал Исигуро вопрос, который на мгновение обескуражил Судзуки. Он посмотрел на сына Отохару с замешательством, но тот стоял на своем, скрестив руки на груди, и явно принимал их за кого угодно, но никак не за тех, кто мог бы разрешить их проблему. — Мы не берем денег, — ответил Ниито полушепотом, смущая парня тем, что сразу отвернулся и принялся за дело, но голос Исигуро все равно доносился откуда-то издалека. — Не поймите меня неправильно. Я уважаю своего старика, но он всегда был таким суеверным. И лишь из уважения к нему я сделаю все, чтобы ему было спокойней умереть. — Тогда сделай одолжение и проваливай, — все-таки подал голос Шинадзугава, глянув на парня так, что тот весь подобрался и не нашел подходящих слов, чтобы достойно ответить. Ему явно было сложно спорить с вооруженными людьми, но какого-то врожденного упрямства хватало, чтобы не бежать отсюда сломя голову вопреки всем инстинктам. Обоих отвлекло друг от друга то, что Судзуки вдруг пригнулся, с каким-то разочарованием заговорив сам с собой. — Молчи. Я просто еще не успел об этом подумать, — он по привычке закрыл уши ладонями, даже зная, что это никогда не помогало. Голоса напирали на него с замечаниями, что он слишком сильно медлит, и Ниито не знал, с чего вдруг они стали настолько тревожными в последнее время: ему было элементарно боязно от мысли, что так теперь будет всегда, и желание заглушить эти крики становилось почти невыносимым. — Эй, — послышался голос сквозь всеобщую вакханалию, будто бы пронзив ее своим вечно грубым тоном, и Судзуки виновато посмотрел на Шинадзугаву. От того, что это вообще кто-то заметил, стало стыдно, но Генья заговорил с ним вовсе не из повода упрекнуть. — Все-таки в воде или где-то на суше? Этот придурок говорит, что не все тела нашли. Ниито какое-то время молчал, пытаясь связать услышанные слова в более понятные ему реплики, и только затем нашел в себе силы что-то ответить. — До заката примерно два часа. Мы успеем исследовать берег. Если их убежище на суше, то вряд ли они вышли дальше залива. Там дальше скалы. Генья задумался на пару мгновений, затем согласно кивнул и ушел, недвусмысленно намекая на то, что тратить драгоценное время лучше не стоит. Судзуки выпрямился и устало вздохнул. Он поправил сползшее от ветра хаори на плечах и молча прошел мимо Исигуро, который не сделал ни шага с места, но довольно долго в растерянности смотрел им вслед. По неровным камням было тяжело идти в гэта. То и дело встречались лохмотья водорослей, прибившихся к берегу с приливом; хрустели под подошвой пустые раковины моллюсков, но этот треск заглушал рев волн, в котором утопали тяжелые шаги двух людей. И снова Ниито просто смотрел в чужую спину: ему ужасно хотелось поравняться, стать надежным товарищем, а не вынужденной обузой, но его собственная неуверенность так четко соприкасалась с предпочтительным одиночеством Шинадзугавы, что он снова и снова испуганно отступал. Судзуки будто встретился со своим послеобразом: настойчивым, все еще в силах о чем-то отчаянно мечтать. Внутри будто что-то оборвалось — эта тугая леска, оттягивающая его назад. Юноша ускорил шаг, резво перепрыгивая с камня на камень и обгоняя Генью, и тот смерил его суровым взглядом, недовольно хмыкнув. — Ребячится, надо же…

***

Волны бились об скалы так сильно, что прохладные брызги долетали до мальчика даже на такую, как ему казалось, огромную высоту. В лесу его укрывала тень густых деревьев, зелень обступала со всех сторон, но рядом с морем он чувствовал себя совсем крошечным. Восторг от этого ощущения заглушал одиночество, вот только быстрое сердцебиение не могло обмануть уставшие израненные ноги, и Ниито просто лежал на горячих от палящего солнца камнях, не в силах подняться. — Ты голоден? — спросил шипящий голос в аккомпанементе со странным щелканьем, и мальчик повернул голову на звук, увидев большую коричневую змею, высунувшую свою щетинистую голову из щели меж камней. — Да, очень, — признался мальчик честно, завороженно наблюдая за тем, как животное высовывало свой раздвоенный язык, медленно приближаясь к нему. — Мы могли бы помочь друг другу. Я бы жил внутри тебя — в тепле и безопасности, а тебе бы отдал свой яд, который сразил бы любого, даже самого большого в мире зверя. — Правда? Ниито неуверенно протянул руку: ему бы этого хотелось. Змей почти полностью выполз из-под камней, надул капюшон и с шипением открыл пасть с двумя острыми клыками. Он дернулся навстречу к протянутой ладони, но вдруг что-то произошло: животное стало хаотично извиваться, а голова его оказалась насквозь проткнута блестящим лезвием. Мальчик только успел вздохнуть, но у него совсем не было сил, чтобы просто приподняться. Он чуть задрал голову, чтобы посмотреть на того, кто это сделал, и удивленно распахнул глаза. — Эта змея смертельно ядовитая, мальчик. Взрослого мужчину убьет одним укусом, — сказал незнакомец строго, присаживаясь рядом, и Ниито мог в деталях разглядеть его лицо: обветренное, грубое, с ужасным шрамом, пересекающим его скулу до самого подбородка. Он носил хаори с узором сэйгайха*, и несмотря на свой необычный цвет, катана его была настоящей. На ней были высечены иероглифы, но мальчик еще плохо читал, чтобы прочесть все. Однако иероглиф «о`ни» узнал сразу. — Ты много прошел, да? Можешь встать? — спросил мужчина, и Ниито отрицательно мотнул головой. — Ясно. Свой дом знаешь где? — У меня дома нет. Я его еще не нашел, — ответил мальчик спокойно, но выражение лица незнакомца будто бы стало мягче. Он устало вздохнул, положил ему ладонь на лоб, и руки у него были такими же шершавыми и горячими, как и у отца. — И как долго уже ищешь? — Не знаю. Очень долго, наверное. Отчего-то Ниито вдруг захотелось заплакать, хоть ему и не было грустно. Мужчина легко поднял его на руки, и все слабости тут же градом посыпались на голову мальчика: чувство голода, отчаяние, боль в сбитых в кровь ногах. Он никому не был нужен, и даже змея пыталась его обмануть, но этот человек будто бы пришел совсем из другого мира. Он очистил его раны и накормил рисом, накинул на плечи свое хаори, в котором ребенок утонул едва ли не с головой. И еще он выглядел, как настоящий самурай, но Судзуки боялся об этом спросить. — Значит, ты шел вдоль берега. Откуда? — спросил мужчина, и мальчик ответил не сразу, жадно поедая онигири. — Хондзё. — Так называется твой поселок? А префектура? — Акита, — произнес Ниито, проглотив рис, но то, каким удивленным стало лицо незнакомца, его ужасно смутило. — Это же почти самый север Японии. И ты проделал такой путь один пешком? Сколько же месяцев ты шел? Судзуки не понимал, ругают его за это или нет, но мужчина вел себя странно. Будто бы задумался о чем-то, при этом внимательно глядя на мальчика, у которого тут же пропал весь аппетит. Что-то шелохнулось внутри него, и некто вновь заговорил с ним, сначала отчитывая за трусость, а после давая подсказки. Ниито медленно распахнул веки от осознания, и это позволило незнакомцу очнуться от своих размышлений. — А вы самурай?