Сотни тысяч лет

Даже несмотря на жуткую усталость Ниито слышал сквозь сон разговоры других пассажиров, и звуки поезда сопровождали его в полудреме — непривычно навязчивые и ритмичные, но как-то удивительно успокаивающие. Ночная охота утомляла, так же и утомляла дорога до следующего места назначения, и эта миссия была первой, в которой у них появилась возможность сократить свой путь на транспорте и дать себе немного отдохнуть. Судзуки видел поезда раньше, хорошо знал станцию, на которой они с напарником должны были сойти, но в присутствии Шинадзугавы все это ощущалось совсем по-другому. Его даже не донимало нервное возбуждение, будто тот мир, знакомый ему с детства, больше не существовал в этой реальности, и тот мальчик, выросший в каких-то других горах префектуры Акита, не имел к нему никакого отношения. Примерно за час до остановки Ниито перестал предпринимать попытки заснуть и просто смотрел в окно, изредка поглядывая на склонившего голову напарника, которому спалось гораздо лучше даже в столь непривычной обстановке. Им пришлось припрятать оружие, чтобы никого не беспокоить своим вызывающим обликом, но полностью оградить себя от ненужного внимания не удалось: люди присматривались к ним украдкой, хоть никто и не решался задать вполне уместный вопрос об их принадлежности к какой-то конкретной организации. Правительство не принимало Истребителей официально, однако о них не могли не знать, поэтому при нарушении закона о ношении холодного и огнестрельного оружия всегда удавалось избежать неприятных последствий, но все же рекомендовалось быть благоразумными. Генью раздражало присутствие посторонних людей, его в принципе раздражала необходимость разговаривать с кем-либо и прибегать при этом к вежливости, так что обращали на них внимание по большей части из-за его напряженного выражения лица. Спящим он, очевидно, выглядел совсем иначе: вроде бы спокойным, но не расслабленным до конца, будто ему редко снились хорошие сны, но он успел к этому привыкнуть. У них с Санеми были похожие шрамы, и это навело Судзуки на мысль, что демон, оставивший им подобное напоминание о себе, все-таки был одним и тем же. Он сам почти ничего не говорил о своем прошлом, поэтому не требовал этого от Шинадзугавы, но ему все равно было любопытно размышлять об этом. Генья тоже чего-то искал на этом пути: временами казалось, будто у него есть какая-то конкретная цель, но чем дольше Ниито наблюдал за ним, тем отчетливей было видно, что напарник сомневался. Что-то оказалось совсем не тем, чего он ожидал, и теперь с этим необходимо было что-то делать. Шинадзугава проснулся и открыл глаза, а Судзуки все так же внимательно смотрел на него, и он это заметил. Истребитель привычно нахмурился, только на этот раз не стал ничего говорить и просто отвел взгляд к окну. Ниито последовал его примеру, видя там, снаружи, до боли знакомую панораму города в бликах света, отраженных от вод реки Омоно. Их целью не был Акита, так что они сошли на вокзале и первой же дорогой направились к самым окраинам, чтобы выйти к дороге, ведущей в поселок Тёкай. Напарники привыкли редко разговаривать друг с другом, и на этот раз Судзуки не заметил, что молча вел Генью самым коротким путем, не особо об этом задумываясь. Обычно они спрашивали дорогу у местных или на крайний случай следовали указаниям кого-то из их воронов-касугай, так что Шинадзугава обратил на это внимание. — Ты бывал здесь когда-то? — спросил он, и Ниито слабо улыбнулся тому, насколько точно был поставлен вопрос. Именно что просто бывал когда-то — пару раз давным-давно. Это полностью соответствовало тому, как он чувствовал себя в этом месте спустя столько лет. — Мы с матерью часто ходили в город, так как ее семья, мои бабушка и дедушка, жили в Акита. Она всегда брала меня, когда собиралась их навестить, — ответил Судзуки, не оборачиваясь, но чужое молчание показалось ему снисходительным, и улыбка тут же сползла с его губ. — Все в порядке, пока мы не идем на северо-запад. — Мне все равно, только будь в состоянии сделать свою работу. От грубого голоса Шинадзугавы маленький смерч из тревожных чувств, уже потихоньку занимающийся в сердце Ниито, тут же исчез, и он согласно кивнул словам напарника. Они шли сквозь равнину, огороженную цепью гор, и выше виднелись оводненные рисовые поля. Если приглядеться, можно было увидеть крошечные фигуры работающих людей, и несмотря на приближающуюся массу тяжелых туч с севера, все вокруг казалось тихим и мирным. Этот мир был слишком контрастным: вся эта разница между ночной тьмой и палящим солнцем, тихими шорохами и неутихающим стрекотом насекомых, чувством преследования и мнимой безопасностью. Судзуки боялся неопределенности, но у природы была своя закономерность, и ему было спокойно от мысли, что солнце обязательно встанет на востоке в уготованное ему время, а зима сменится теплым летом. Это кусочек его реальности вдали от людей, вдали от каких-либо отношений с ними, и когда он бездумно шел вдоль берега и постепенно вырастал из своего кимоно, то освободился от гнета большинства голосов. Это было правильно: это не было тем, что бы Ниито хотел изменить в своей жизни, и все же от воспоминаний немного крутило живот, и то было дурным предчувствием. Судзуки остановился, недоверчиво глядя на высокую тень, загородившую ему дорогу. Грязно-кровавые краски хаотично двигались в ее плоском лице, смешивались друг с другом и порождали новые оттенки, но все равно оставались в диапазоне красного. Волна возмущения накрыла юношу с головой, но от осознания, что этого видения на самом деле нет, у него лишь мелко дрожала нижняя губа будто бы в попытке возразить самому себе. — Ну, и чего ты встал? — спросил Шинадзугава все тем же недовольным тоном, и Ниито даже стиснул зубы от того, как сильно собственное раздражение вцепилось в его внутренности. Почему? В первый раз злость оказалась сильнее тревоги, сильнее того, что его обычно заковывало в кандалы тяжелой неуверенности. Он будто бы никогда этого не боялся или просто не имел на это никакого права. Судзуки глянул на напарника через плечо, затем отвернулся и обошел неподвижную тень, но так и не ощутил облегчения от того, что все равно знал об ее присутствии. До поселка они добрались меньше чем за четыре часа, и к тому времени морось уже покрывала все вокруг тонким слоем нарастающей влаги. В Тёкай народ показался необычно редким и тихим даже для такого маленького поселения: все словно попрятались в своих домах от дождя или же какой другой напасти, оставаясь при этом совершенно безразличными к двум незнакомым путникам. Ворон-касугай сказал, что демон съел жену и ребенка кого-то из местных жителей, но спрашивать о таком напрямую у прохожих Ниито было некомфортно. Однако стоило ему осознать свое нежелание, обернуться к напарнику в попытке сказать об этом, как Шинадзугава прошел мимо него, едва задев плечом, и уверенно направился к первой попавшейся здесь живой душе. Это был молодой мужчина, как раз заносивший корзину с углем к себе домой, и приближение незнакомца он сразу заметил, так что остановился в ожидании и с некоторым беспокойством на лице. — Эй, мне нужно знать, в чьей семье недавно погибли женщина и ребенок, — без приветствий и прочих прелюдий требовательно заявил Генья, и мужчина замялся, недоверчиво оценив облик сначала заговорившего с ним, а после и второго мечника. Если в его голове и промелькнула мысль обо всем умолчать, то она была тут же отвергнута здравым смыслом, так как взгляд Шинадзугавы не предвещал ничего, кроме ненужных проблем. — Мы хоронили госпожу Кудо и ее дочь два дня назад, но сам Харуто сейчас вряд ли в состоянии говорить об этом. Но он живет дальше по улице, самый последний дом. Истребитель без лишних слов пошел в указанное направление, и Ниито последовал за ним. Он нагнал его, немного возмущенный тем, что они отклонились от устоявшегося алгоритма и поменялись ролями, но спорить с Геньей во время миссии было делом, лишенным какого-либо смысла. Судзуки все-таки хотел что-то сказать, возможно, даже в свое оправдание, но его отвлекла вынесенная за ворота клумба с ярко-фиолетовыми цветами астры. Он не нуждался в нем, однако это растение вновь воскресило в нем щемящее чувство, что преследовало его все это время, просто не находило нужного момента в полной мере раскрыться. — Ниито… — искаженный тихим удивлением голос не был ему знаком, и сердце забилось слишком часто, все внутри сжалось от противного звука прошлого, что постучалось в его голову вопреки жалким надеждам. Обманывать себя — явно глупая затея. В Хондзё находилась самая любимая его версия родного дома, но пусть они с семьей и переехали в Тёкай еще до смерти отца, он был упрямцем и всячески отрицал это здание в плену совершенно обыкновенной улицы. Все эти запылившиеся воспоминания, кажущиеся теперь такими чужими, словно оживший старый кошмар, но когда Судзуки обернулся, то явившийся ему образ успокоил и разлился забытым теплом где-то глубоко внутри него. Ото-сан? Черты были очень похожи, но слишком мягко для Нагито так растерянно смотреть на своего сына. Ниито всегда казалось это несправедливым, что он перенял так мало отцовских черт, когда искренне желал и так в этом нуждался. Юноша слабо улыбнулся, совсем измученно от нежелания находиться в такой ситуации, но младший брат перед ним был вполне реален, и он не мог отвергнуть его чувства. — Давно не виделись, Наотаро-чан, — это прозвучало на удивление уверенно и дружелюбно, даже несмотря на то, что младший Судзуки смотрел на Ниито так, будто никак не мог поверить в его существование. — Это и в самом деле ты? — Наверное, да. А что, сомневаешься? Если так, то я пойду тогда, — даже не давая возможности ответить, сказал мечник и чисто инстинктивно попытался отступить, но его тут же удержали за запястье и насильно развернули к себе. — Постой. Я ведь… Стоило двум одинаковым глазам встретиться, и стало слишком сложно подбирать нужные слова. Ниито все еще улыбался, и это вызывало у младшего вполне очевидное недоумение. — Я все это время даже и не думал, что ты жив, нии-сан, — сказал он полушепотом, держа брата за плечи, а затем посмотрел куда-то позади него. Судзуки оглянулся, замечая, что Шинадзугава стоял всего лишь в трех шагах и все прекрасно видел, и слышал. — На тебе форма. Это катана? — Я не возвращался, Наотаро-чан, — остановил его любопытство Ниито, чувствуя себя ужасно виноватым, но цитируя надменный голос в голове почти неосознанно. — И все это время даже не думал об этом.

***

Ты никому не нужен. Это больше не твоя семья, разве ты не видишь? В последнее время его стало преследовать странное тревожное чувство, и эти промелькнувшие как бы невзначай фразы будто помогали ему узреть истину. Когда теплые руки гладили его по волосам перед сном, он был уверен, что эта женщина — не его мама. Ниито помнил свою маму доброй и жизнерадостной, всегда так тепло улыбающейся ему, что он чувствовал себя самым счастливым рядом с ней. Теперь же ее лицо будто бы стало серым: она все еще улыбалась, но в этой улыбке не было ни грамма былого тепла. Теперь ты видишь? — Но ото-сан обещал сводить нас на фестиваль, значит, мы обязаны пойти туда вместе, Наотаро-чан. — Я не хочу никуда идти с тобой, — резко ответил брат, оттолкнув от себя старшего и смерив того неожиданно презрительным взглядом. Ниито поджал плечи и инстинктивно сделал шаг назад, но от брошенных слов нельзя было защититься таким образом. — И никогда не хотел, понимаешь? Мне надоело смотреть за тобой. Ты портишь все, к чему прикасаешься. Сколько бы я ни старался, ты никогда меня не слушаешься и всегда что-то вытворяешь. Мне элементарно страшно идти с тобой куда-то, потому что знаю, что ты меня не услышишь. Так что забудь, ясно? Сейчас до тебя никому нет дела, и без того тошно. Ну вот, а я ведь говорила, но ты так любишь выслушивать нечто подобное, Ниито-кун. Послушай, если ты не нужен им, то и они тебе не нужны. Где-то там обязательно есть место, в котором будет лучше.