Это был Собор Святейшего Сердца Иисуса — уныло-серый храм с двумя колокольнями, высокий, словно отполированный от мельчайших неровностей. Он был единственным, чье существование казалось реальным, потому что даже в десяти шагах от порога Ниито отчетливо ощущал ауру набожного смирения и тихой мольбы.
Иокогама был городом, первым приоткрывшим двери пред влиянием континента, поэтому большинство здешних зданий выглядело вычурно и неуютно. Словно воскресшие призраки, сошедшие с черно-белых фотографий какой-то иной страны. Привычные японские лица на этих широких улицах смотрелись совсем не к месту, и Судзуки подумал, что все это построено, наверное, для иностранцев, коих здесь встречалось довольно много по меркам того, кто их никогда не видел.
Собор внушал ему волнительный трепет: сам факт того, что на другой земле люди верят в другого Бога, общаются с ним на своем языке, восхищал, хоть юноша не давал себе отчета в причинах. Он лицезрел все вокруг с неподдельным интересом, одновременно с этим выпав из реальности, не замечая ни течения времени, ни обстоятельств. Проходящий мимо человек остановился рядом с ним и спросил, хорошо ли он себя чувствует, но Ниито ничего не слышал, потому что весь его слух был до краев заполнен громким звенящим звуком, исходящим, как он думал, от камней в стенах храма.
— Можете не переживать, господин. Я присмотрю за ним. Хорошего вам дня, — вежливо сказала Канао, поклонившись прохожему, и тот, словно поняв все и неловко отведя взгляд, кивнул ей и продолжил свой путь.
Судзуки лишь почувствовал, как его взяли за руку, возможно, в попытке привлечь к себе внимание. Только тогда он наконец услышал девичий голос, и реальность будто постучалась фантомной болью ему в голову.
— Мы должны найти демона. Я уверена, что в столь людных местах он прятаться не станет.
Цуюри говорила ровно, с одной и той же вежливой эмоцией, пусть и звучало это немного пространно, с нотками иронии даже. Она дала своему напарнику пару мгновений на ответ и, так и не дождавшись его, настойчиво повела дальше по тротуару с той осторожностью, с которой обычно ведут незрячего. Без вопросов, с некоторым равнодушием.
Ниито было некомфортно с ней. Все же он слишком привык к чужой напористости и чувствовал себя будто без стержня. Слишком свободно, слишком зыбко и непонятно. Любой другой непременно надавил бы на его гордость, вспылил бы, насильно заставил бы его следовать хоть каким-то правилам. Однако Канао хоть и вела его, но делала это непривычно мягко.
— Город очень большой. Толпа уничтожает всякие следы, а места нападений слишком разбросаны. Демон наверняка обосновался в конкретном месте, но питается осторожно, чтобы его укрытие не нашли так легко.
— Нам необходимо разделиться, — озвучил Судзуки очевидную вещь, и Цуюри привычно улыбнулась ему.
— Я пойду на юг. Если что-то найду, ворон сообщит тебе. Если что-то найдешь ты, то не поступай опрометчиво, — она отпустила его руку, затем развернулась, чтобы посмотреть напарнику в глаза. — Демон съел много людей. Возможно, настолько много, что ни ты, ни я в одиночку одолеть его не сможем.
Канао долго вглядывалась в его лицо, словно пытаясь найти там проблески понимания ее слов, и Ниито пришлось согласно кивнуть ей. Такой ответ, казалось, удовлетворил девушку, и на том они расстались. Цуюри пошла вниз по улице, Судзуки развернулся назад и вновь минул чужеземный собор.
Привычное одиночество будто обволакивало: особенно ощутимым оно было в таком месте — полном красивых зданий, многолюдном и совершенно незнакомом. Когда Ниито вообще не был уверен в том, что слышит на самом деле. В последнее время, почему-то, подобное случалось с ним едва ли не каждый день.
Дурной знак. Ты помнишь, как оно было в прошлый раз?
Истошный крик птицы откуда-то издалека. Нет, это совсем не так. Черная птица сидела на его плече и кричала столь громко, что прохожие в ужасе оборачивались. Судзуки мазнул взглядом по их лицам, но не нашел в себе сил как-то на это отреагировать. Он лишь почувствовал, что что-то затекало ему за шиворот, и провел по шее ладонью.
Алая кровь очерчивала каждую морщинку на коже. Боль ощущалась будто сосредоточенной в одной точке, в хряще разодранного уха, и не сразу до Ниито дошло, что дело было в птице. Ворон переминался с ноги на ногу на его плече, явно ужасно недовольный.
— Ты идешь не туда! Сколько раз тебе повторять? Сворачивай! Пойдем туда, где нашли останки последней жертвы!
— Извини…
— Ни один мечник перед птицей с роду не извинялся, так что соберись уже, — сказал он и весь взъерошился, хорошенько клюнув Судзуки в голову. Тот лишь прижал ладонь к заболевшему месту, испачкав русые волосы в крови.
— Да, хорошо…
***
Никакого кровавого ритуала, обычно оставляемого демонами, не было. Скудные капли запекшейся крови на кирпичной стене, совсем крошечные остатки некогда зеленого кимоно, мелко срезанные черные волосы: он словно измельчил добычу и слизал ее кровь с земли, иначе выглядело это слишком странно и необъяснимо.
Ничем не примечательная подворотня отличалась особой затененностью в дневное время, так как здания здесь были по-европейски высокими, а улицы, напротив же, очень узкими. Помойные урны источали свой кисло-сладкий запах гниения, тараканы с игривым шуршанием копошились в объедках и без стеснения сновали под ногами.
Слишком отвратительные. В домах они были не редкими гостями, и раньше Ниито не испытывал к ним ничего, кроме равнодушия. Столь сильного омерзения он в принципе ни к кому никогда не испытывал, но сейчас даже невольно придавил несчастное насекомое подошвой гэта, услышав тихий хруст его панциря и лопающееся брюшко.
— Здесь все смердит демоном.
— Очевидно! — карнул ворон с недовольством, все еще сидя у Судзуки на плече. — Следы свежие. Эта женщина была убита сегодня ночью. Нашли лишь остатки ее кимоно и дочиста обглоданные кости.
Птица замолчала на пару мгновений, будто задумавшись, и затем добавила деталей для красочности.
— Дочиста, значит, что и спинной, и красный мозг тоже был съеден.
— Все демоны спокойно едят и переваривают кости. Почему этот не стал их есть?
— Ты задаешь глупые вопросы, глупец.
Ворон снова клюнул мечника в голову, и Ниито стал сильно разочаровываться в его компании. Это животное изначально не питало к нему особенной симпатии, но юноша честно не понимал, за что.
***
Незрячие лавандовые глаза были по-прежнему пусты, но по-доброму смиренная улыбка не сходила с этого лица, какими бы тревожными ни были вести. Все изменилось, демонов стало больше в тот момент, как ряды их организации резко истощились. Стечение обстоятельств, коварный дьявольский план, — тот самый каверзный вопрос, на который ответа у них нет.
Шинобу чувствовала едкое напряжение, застывшее где-то глубоко во внутренностях: не замечая, как пальцы невольно сжимаются и снова ранят изуродованные ногти. Ее личный внутренний преследователь — гнев. Однако под плащом Оякаты-сама этот черный костер в ней покорно молчал, словно вдруг потухшее пламя свечи.
— Расследование в Иокогама затянулось, но по последним данным ряд фактов указывает на то, что там обосновался кто-то из Низших Лун, — сказал Убуяшики со своим привычным спокойствием, и Кочо кивнула без колебаний, почти инстинктивно. — Я понимаю, что добраться до Канагава займет какое-то время, но кто-то из Столпов должен быть там. Иначе жертв не избежать.
Шинобу растянула губы в неком подобии улыбки, но скорее из желания быть прежней, сохранить самообладание хотя бы в этой комнате. Как и о Финальном отборе, она узнала слишком поздно, что Канао ушла на эту миссию и добровольно, даже без самых незначительных раздумий согласилась взять на себя ответственность за ученика Химеджимы. Глупышка, казалось бы, не способная принимать решения самостоятельно. Кочо не сомневалась, что та даже не бросала монетку, прежде чем молча кивнуть.
И обречь себя…
