Сотни тысяч лет

Кромешная тьма душила, застилая глаза и будто впитываясь глубоко под кожу. Ниито мог лишь слышать и осязать, но голоса в голове тревожно перекрикивали друг друга, а отточенные рефлексы отдергивали от опасности лишь в самый последний момент. Демон несдержанно подкрадывалась к нему, вновь и вновь наносила размашистые удары острыми когтями и отчаянно всхлипывала, когда мечнику удавалось защитить себя. Словно ей было очень важно, чтобы он умер просто и быстро: чем больше ей приходилось применять усилий, тем отчетливей в ее голосе слышалась неприкрытая истерика. — Сдохни же! Сдохни! Парировать ее атаки вскоре стало тяжелее. Превосходящая физическая сила демона отдавала жгучей вибрацией в мышцах и суставах, и Судзуки стал беспокоиться, что его меч снова сломается. Однако уворачиваться без возможности видеть было чревато моментальным поражением, но и стоять на месте долго бы все равно не вышло. Ему нужно было оценить площадь помещения: сражаться в додзё с завязанными глазами юноша научился, зная предоставленные стенами границы, но, при смене локации, ему нужно было время, чтобы адаптироваться. Пустота поглощала голос демона и эхом отражала его, это затухающее звучание скользило дальше, а значит, помещение тянулось вглубь канализации. Но Ниито слишком плохо различал что-то одно. Демон вновь сократила дистанцию, ударила с такой силой, что юноша не удержал атаку и едва ли перенаправил лезвие, а затем наконец нашла его брешь и выбила воздух из легких одним ударом в грудь. Он отлетел далеко назад и приземлился спиной, оказавшись в зловонной воде. Она затекла ему в ноздри и рот, соленая и гнилостная на вкус — и ему мгновенно стало дурно. Последний съеденный обед поднялся к горлу, но сдаться рвотному позыву сейчас было совсем не к месту. Судзуки сглотнул, насильно поднял себя на ноги и увернулся от очередной атаки, по грохоту пришедшейся в каменную стену. Осколки разлетелись в разные стороны: часть звонко ударилась об пол, часть плюхнулась в стоячую воду. Тогда стала ясна ширина русла, по которому дальше тянулся округлый коридор. Он мог бы сбежать. Слабый свет все еще едва подчеркивал силуэт ступеней, ведущих наверх, а вода непременно выходила наружу. Солнце скоро бы село, — тогда бы с демоном можно было сразиться в более выгодном месте. Эта мысль пришла в голову, как тихий шепот здравого смысла, как череда наставлений его дражайших учителей. Каждый крохотный осколок в нем отзывался на этот выбор по-своему. Так будет правильней, снаружи у нас больше шансов. Незачем так рисковать. Она убила множество охотников до тебя, ты ведь совсем не силен. Плевать! Мне глубоко плевать на то, что они все боятся! СЛУШАЙ ТОЛЬКО МЕНЯ. Это стало совершенно невыносимо. Голова раскалывалась — и каждый пронзительный крик демона отзывался дикой болью в черепной коробке. Ниито запутался в причинах, не знал, куда деть себя от безжалостного ветра глубоко внутри, и мысли накрыли друг друга сюрреалистичной картиной с потерянным смыслом. Насекомые были повсюду. Трусливые, шустрые, очень голодные. Маленькие существа, с которыми он никогда не пытался заговорить. Ему были противны их круглые глазки и дергающиеся усы, их вынужденность быть ненавистными и забираться в чужие теплые дома, чтобы явить на свет сотнечисленное потомство. Слишком жалкие. Слишком похожие на него самого. Это отчаянное отвращение стало рычагом его окончательного решения. Навязчивая идея пронзила болезненный мозг до основания, на время подчинив себе каждый возбужденный нерв. Это существо должно было умереть во всех смыслах, сам факт ее бессмертия был одним сплошным абсурдом. О`ни не ожидала нападения и только прикрылась левой рукой. Плоть ее оказалась тверже, чем у Фумисато, и клинок прошел с невероятным усилием и наверняка по странной удаче. Ниито удалось отрубить ей кисть: он отчетливо ощутил это и не мог ошибиться. Но из открытой раны не хлынула кровь, даже часть руки так и не упала в воду. Было похоже, что плоть просто рассыпалась. — Ах ты, да я от тебя и костей не оставлю. И товарищи твои не найдут и кусочка! Шершавые лапки защекотали ему кожу, тараканы поползли под рукава пиджака и стали неистово вгрызаться жвалами. Судзуки закричал от боли и отшатнулся. Его пытались съесть заживо таким извращенным способом: каждое насекомое в этой канализации и было демоном. Несколько десятков ползало по юноше, намереваясь добраться до лица, и никакой меч не мог от них спасти. Ниито в панике пытался раздавить тех, что доползли до шеи, а затем и вовсе упал обратно в воду, споткнувшись обо что-то на дне. Тараканы тут же перестали кусать, многие из них всплыли к поверхности, лишенные возможности дышать, и пытка быстро закончилась. Они не могли быть активными в воде, как и все неводные насекомые, и демона это только больше разозлило. Ее рука удлинилась и схватила Судзуки за шею, пригвождая его затылок ко дну. Сильная хватка и без того перекрывала путь воздуху, но вот вода без труда находила возможность пробраться внутрь. Юноша задыхался, удар мечом из последних сил не приносил никакого результата — плоть демона была слишком крепкой, чтобы разрубить ее без использования Дыхания, а кислород все стремительней покидал легкие. Хотел ли он своей смерти? Не будучи забитым камнями или уничтоженным голодом и холодом? Желал ли он доблестной смерти, которую не заслуживал? В таком поражении гибель все равно казалась жалкой, слишком далекой от несбыточных фантазий. Так он только опозорит своего учителя и предаст тех, кто в него когда-то поверил. А кто были все эти люди? И были ли они вообще? Пелена перед глазами обратилась в видение. Смутные образы из его памяти, блестящие драгоценными камнями и острые, как стекло. Светловолосая девочка стояла на расстоянии вытянутой руки, и Ниито бы смог ее легко коснуться, если бы только посмел. Сейчас он не был уверен в том, были ли ее большие зеленые глаза именно такого оттенка, эти черты лица, теплая улыбка. Все в ее образе отдавало такой болью, что хотелось рыдать от отчаяния. — Прости меня, я совсем не хотел, чтобы ты напоминала мне о смерти, — собственный голос в этом наваждении звучал совершенно чужим, но Хикари пыталась сдержать улыбку, хоть и уголки губ дрожали, то и дело опускаясь в грустном выражении. Конечно, Бог так решил, что в этой жизни ему не стоит быть с любимыми людьми. Поэтому они все уходят, дожидаясь его в запредельном мире, в котором все будет иначе. Такое объяснение он дал себе поначалу, то же самое Химеджима говорил сквозь слезную молитву, но нечто внутри лишь истерично смеялось над этой нелепой историей. Захлебываясь и стремительно теряя волю к жизни, Ниито ясно чувствовал, как страшно и больно ей было. Без воздуха, в леденящем холоде, без самой даже крошечной надежды. Он заслуживал всех земных мучений, раз позволил чему-то подобному с ней случиться. Жалкий червь, не способный сдержать своих никчемных обещаний. Больше ждать не придется. Он не станет сопротивляться слишком долго. Судзуки подумал, что так было бы лучше для всех. Инстинктивно память хваталась за каждый эпизод, чтобы явить ему какую-то другую причину, но он был уверен, что она так и не найдется. Химеджима-сэнсэй, что воспитал и поручился за него перед другими Столпами и Оякатой-сама. Всем будет плевать, умрет ли юноша здесь, но учителю придется выслушивать все же подтвержденные мнения о его глупости. — Не подохни. Эти слова прозвучали так ясно, что Ниито едва ли не попытался ответить ему всерьез. Но он ведь ничего не мог! Так ли это важно теперь? Очередное нелепое обещание. Черт, я совсем не хочу умирать.

***

Обглоданные трупы смердели гнилью. Канао проследила взглядом за выглядывающим из пустой глазницы тараканом, тут же спрятавшимся от нее в тени черепа, и пришла к выводу, что люди мертвы довольно давно. Демон страдал большим аппетитом, раз не оставил ни ошметка сырой плоти, и мечница никогда раньше не видела подобного. Обычно эти существа лишь надкусывали, предпочитая выпивать кровь из сочащихся ран и тут же искать себе новую жертву. Ниито нашел это место так быстро, что ему стоило отдать должное. Был ли он все еще жив? Это тревожило, но Цуюри не могла понестись сломя голову. Там, внизу, было слишком темно. Даже с прекрасным зрением она бы мало что разглядела, а это было чувством, на котором строилась вся ее тактика боя. Шинобу-сан вновь и вновь назидала ей быть предельно осторожной, не соглашаться на самоубийство даже в благоприятных для этого обстоятельствах. Никогда. Верно то или нет, Канао всегда было все равно. Грохот снизу сотряс стены, многолетняя пыль водопадом посыпалась с потолка. Мечница стояла на первой ступени лестницы, чувствуя этот порыв порваться вперед, но мешкая от патологической нерешительности. Ни от страха, ни от сомнений, ни от каких-либо других причин. Внутри было слишком пусто, чтобы хоть как-то интерпретировать собственные мотивы. Вдруг повисла непривычная тишина. Гулкий стук сердца отдавался в ушах, и Канао невольно задержала дыхание, надеясь услышать внизу хоть какой-нибудь звук. Внутри будто что-то туго натянулось, скручивая внутренности в необъяснимом напряжении. — Я ведь сказала, что помогу ему. Это ведь достаточно? Она бы бросила монетку еще раз, но вероятность выкинуть решку только напугала ее.