Сотни тысяч лет

Каждая причина, по которой Генье приходилось вновь и вновь возвращаться в Главный Штаб, его угнетала до состояния утомленного безразличия. Необходимость регулярных медицинских осмотров, ненавидящий его старший брат, извечная раздраженность товарищей и Ниито: было уже не так интересно узнавать о состоянии своего организма, проклятья от родного человека уже не задевали его, на чужое мнение было глубоко плевать, а вновь стать смотрителем для одного сумасшедшего он был готов согласиться и раньше. Ояката-сама не назвал повода, ненавязчиво позвав его к себе, но Шинадзугава все понял и без лишних слов. В конце концов эта история начиналась точно так же. Какие еще могли быть причины? Уладить все формальности, забрать его и наконец уйти. Сердце металось из крайности в крайность, но здравый смысл подсказывал, что все прочие порывы стоило оставить при себе. Хотя бы на этот раз. Мучиться и искать встречи с Санеми сейчас было совсем не к чему: разговаривать с ним стало совсем невыносимо после Финального Отбора, к тому же, никто так и не сказал, вернулся он с миссии или нет. Генья мог потерять время. А терять время было нельзя. Он снова репетировал то, что хотел ему сказать. Воображение рисовало два разных исхода, и желательный всегда переходил в негативный, словно злость брата притягивала к себе все его неловкие старания магнитом и плющила до жалкого пятна. Что бы он ни делал, все было в пустую, и ничего не изменилось. Принять это было так тяжело, а собственная злоба гасла быстрее летящей искры. Все мысли в этом проклятом месте сводились лишь к одному, и Шинадзугава дал жизнь своим позорным желаниям без явных на то намерений: он все же встретился с братом, но совсем не так, как того ожидал. Сердце болезненно затрепыхалось в груди, пока этот злобный взгляд будто пытался выжечь дотла его бедную душу, — такое ноющее и скверное чувство, не сравнимое ни с чем. Это единственное, на что Генья был способен, увидев Санеми среди других личностей, которые, между прочим, находиться здесь тоже никак не могли: просто встал, как вкопанный, позорно выдав свое смятение перед Столпами. Почему они были здесь? Почти все, такие недовольные, что воздух вокруг казался спертым. Колени подогнулись сами, хоть и с некоторым опозданием. Впрочем, остальных явно нисколько не трогало ни его присутствие, ни неловкое почтение, ни то, что он обо всем этом подумал. А самые разные предположения вихрем крутились в его голове, так и не приходя к какому-то внятному решению. Успел ли он натворить что-то сам или это все же касалось Ниито? Что-то определенно имело отношение конкретно к ним, потому что для обсуждения военных тактик его бы не позвали. Может, он просто пришел не вовремя, а Столпы были здесь по какому-то другому делу. В любом случае спросить язык так и не повернулся. Рядом с ним бесшумно опустилась на колени цугуко Кочо-сан. Генья часто видел ее в Поместье Бабочки, поэтому узнал безошибочно, но ее присутствие навеяло еще больше безутешных вопросов. Он слышал, что на миссию с Ниито пошла именно она. Значит, дело все же было в нем, и это тревожило куда больше. Что там произошло? Ни о каких инцидентах ему не говорили, а Какуши редко держали язык за зубами, обсуждая свою работу на каждом углу. Шинадзугава бы уже обо всем узнал, если бы что-то пошло не так. Сейчас он очень сильно жалел, что не удосужился навестить его раньше. — Собрались все? Давайте уже придем к какому-то решению и разойдемся. Мы и так слишком долго тянем, — сказал Узуй-сан в нетерпении, выказывая полное отсутствие интереса к тому, что они должны были сейчас обсуждать. — Только в присутствии Оякаты-сама, — спокойно ответил ему Химеджима-сэнсэй, и Санеми раздраженно цыкнул. Это было странно, будто они все что-то не поделили и таили друг на друга обиду. Генью одолевало дурное предчувствие, но ждать слишком долго не пришлось. Глава молчаливо вышел на помост под руку со своей женой, и его облик тут же окатил недовольных Столпов покорным смирением. — Приветствую вас вновь и прошу прощения, что пришлось отвлечь от дел. Некоторые из вас уже успели высказаться, и по причине этого мы и собрались здесь, чтобы унять ваши тревоги и решить, какая судьба будет ждать нашего мечника. Два года назад мы пришли к согласию, что Ниито Судзуки будет позволено пройти Финальный Отбор вместе с остальными. Это было наше общее решение, за которое мы несем полную ответственность. И я призываю вас не отказываться от своих слов, даже если ваше мнение с тех пор изменилось, — заговорил он своим умиротворенным голосом, тепло улыбаясь каждому и пробуждая внутри какие-то смешанные чувства. Шинадзугава не понимал. Ничего. Он выслушивал каждого, будучи совершенно потерянным в своих переживаниях, и ему казалось, что в словах этих людей нет никакого смысла. Канао все еще сидела рядом, но выражение ее лица было доброжелательным и безучастным. — Я начну с условий, из-за которых мы дали свое согласие. Химеджима-сан заявил, что Ниито представляет из себя большую ценность, как родовой мечник и талантливый юноша, способный в дальнейшем стать его цугуко. Дыхание Камня уникально, и это не без труда, но убедило нас. Насколько мне известно, этот стиль по сей день никто толком не освоил, и мальчишка не оправдал наших ожиданий, — начал Санеми первым, и от суровости в его голосе у Геньи внутри все похолодело. Брат был несправедлив. Хоть и не освоив технику Дыхания учителя, Ниито был мечником не слабее всех остальных. Он ведь выжил в битве с Низшей Луной, и на это нельзя было не обратить внимание. Возмущение оказалось сильнее страха перед Столпом Ветра, и Генья не заметил, как начал бросаться словами вслух. — Это неправда! Клинок ничирин окрашивается, только если мечник владеет Дыханием, и клинок Ниито белый! Я видел это сам и могу доказать! — Не перебивай. Слова тебе не давали, — сурово предупредил его Игуро-сан, пытаясь сказать что-то еще, но Ояката-сама поднял руку, и он тут же замолчал. — Пусть говорит. Как товарищ Ниито, он имеет право голоса наравне с вами. К его мнению мы обязаны прислушаться. После этого все взгляды тут же устремились на него. Грозные и не очень, но явно ожидающие от него каких-то внятных объяснений. Генья до сих пор не понимал причин, по которым им нужно было это обсуждать. Очень смутно, в конце концов Ниито нуждался в чьей-то постоянной заботе, что могло быть неприемлемо. Далеко не каждый бы согласился стать его напарником, это еще имело какой-то смысл, но все же такое давление было уже слишком. Сдержанный голос Канао вывел Шинадзугаву из раздумий, и он тяжело вздохнул, проклиная Судзуки за то, что за него приходилось так отдуваться. — Клинок Ниито имеет цвет. Он сражался с Низшей Луной храбро и помог мне задержать демона до прихода Шинобу-сан, и лично я могу поручиться за то, что в будущем он еще покажет себя, — сказала Цуюри, и сама Шинобу ей натянуто улыбнулась. — Достопочтенный Глава, мы слушаем мнение людей, которые нисколько не осведомлены о ситуации! Всего этого недостаточно, потому что мы простили Ниито его преступления не просто так, и смягчать свои условия теперь не станем! Вы сказали, чтобы мы не отказывались от своих слов! И я вновь заявляю, что было бы милосердно просто прекратить страдания мальчика и не вынуждать его делать то, что ему не по силам! — звонкий голос Ренгоку пронзил барабанные перепонки всей жестокостью своих слов, и Генья не поверил своим ушам. — Полностью согласен! За смерть своего первого учителя он должен был расплатиться сеппуку еще очень давно, но мы лишь тянули время, — согласился Столп Звука, но Канроджи-сан в ужасе посмотрела на него. — Это нехорошо, Узуй-сан. Эти обвинения не были оправданы, вину Ниито никто не смог доказать. — Как и опровергнуть их, а сам он не был в состоянии и двух слов связать! — И все же обрекать его на смерть только лишь из-за этого несправедливо. — Есть еще свора других причин. Мы найдем повод в любом случае. Вопрос стоит в том, каковы причины оставлять его в живых, — вновь заговорил Игуро, и Шинадзугава почувствовал на себе пристальный змеиный взгляд. Он указал на него пальцем, привлекая всеобщее внимание к его личному мнению. — Тебе его судьба небезразлична. Я могу допустить, что ты видел больше, чем мы, но ни в коем случае не покрывай сумасшедшего. В этом нет никакого смысла. Генья открыл было рот, чтобы с чувством возразить на каждое сказанное здесь обвинение, но понял, что это не убедило бы их. Как оказалось, о Ниито он ничего не знал. Если этот парень был в чем-то виновен когда-то в прошлом, исправить это уже никак было нельзя. Столпы сделали свои выводы, необходимо было дать им другую почву для размышлений, но что-то конкретное в голову не приходило. Ками-сама, они всерьез обсуждали его убийство. Позволить им сделать это было бы предательством, Генья бы попросту не смог с этим нормально жить. Ниито подобного не заслуживал. Было слишком жестоко обходиться так с человеком, который и без того страдал всю жизнь. Больше, чем кто-либо. Ситуация казалась безнадежной, но Шинадзугава говорил, что думал, на ходу пытаясь отыскать хоть какой-то выход. — Я признаюсь, что не знаю деталей его прошлого. Не всего, однако он пытался мне открыться, чему я до последнего сопротивлялся. Ниито безумен, и если это одна из причин, по которой вы хотите принять такое решение, то я заявляю… Заявляю, что она несправедлива. Он старается изо всех сил, и вы не можете просто закрыть на это глаза. Токито-сан задумчиво сощурился, затем повернулся к Канроджи и спросил вполголоса. — А мы о ком говорим сейчас? Это словно задело его лично, и Генья нахмурился, в смущении потеряв мысль. Так дело бы никуда не зашло. Он не заметил, как начал злиться: руки сами сжались в кулаки, горький ком скользнул куда-то дальше в пищевод, но последней каплей был Санеми. Он смотрел на него так, будто готов был встать прямо сейчас и убить, и от этого становилось почти физически больно. — Я не буду отрицать, что он не может отвечать за свои действия. Однако ни разу не было такого, чтобы он отступил и бросил свою миссию. Напротив, Ниито всегда рвался вперед. Я готов взять на себя всю ответственность и приглядывать за ним. Я клянусь, что… — Я бы на твоем месте не стал разбрасываться клятвами так необдуманно. В приступах своего безумия Ниито агрессивен и опасен для окружающих, и достучаться до него невозможно. Очевидно, что с худшим ты еще дело не имел. — Но эти обвинения имеют под собой хоть какие-то основания, или вы просто предположили? — Мы можем вызвать всех тех, кто пострадал от его рук, но тогда у тебя не останется шансов их переубедить. Шинадзугава обреченно выдохнул. Знакомый образ никак не вязался с тем, о чем они все говорили, но это было так несправедливо. Охотники часто бывали жестоки друг к другу, он сам да и брат тоже ни раз калечили своих же товарищей, но никому из них не выносили настолько жестокий приговор. Все обходились лишь предупреждением. Нет, он не мог поверить, что Столпы поступали так всерьез. — Сдайся, он сумасшедший. Ничто в этом мире не излечит и не изменит его. Ему даруют блестящую смерть. — Заставите его убить себя, потому что он вам не нужен?! — Не перегибай палку, Генья, — шепнула ему Канао, положив руку на плечо и ощутимо сжав его. Шинадзугава повернулся к ней резко, но по взгляду сразу понял, что она полностью одобряла его решение. Химеджима-сэнсэй сохранял молчание. Его мнение мало что значило сейчас, и заступиться он не мог, как бы сильно ни хотел. У Ниито больше никого не было. Никто из них не собирался ни защищать его, ни оправдывать, но Столпы смотрели на Генью, как на незрелого глупца, и он не знал, что еще мог им предложить. — И все же… Они вновь обратили на него внимание. Уставшие и безразличные, явно не планирующие возиться с этим слишком долго. — Я даю клятву, что при мне Ниито никому не навредит. Он меня слушает. Если ему станет хуже, меры буду принимать я и ответственен тоже буду я. На какое-то время все замолчали. Больше, чем свою жизнь, выложить сейчас Шинадзугава не мог, но Столпов заметно впечатлили его слова, и это вселило некоторую надежду. — Ты полностью осознаешь смысл своих слов? — Это неважно. Он идиот. Это ничего не меняет, и смысла в этом по-прежнему нет. Здесь шли речи о его таланте, самоотверженности и ценности, как мечника, но пока что он ничем не отличается от остальных. Такая же бездарность. — Ты не можешь этого знать, не видя, как он сражается, аники… — Я могу это понять из того, как ты пытаешься им прикрыться. Дуэт двух слабаков не стоит таких жертв. Держать при себе сумасшедшего — глупость. Он не имеет права давать клятвы. — Я с вами не соглашусь, Шинадзугава-сан! Пока речь идет о чьей-то жизни, давайте не будет брать в расчет нашу личную неприязнь! Ниито не может давать клятвы, и Генья дает их за него! Мы вполне можем предоставить ему такое право, ведь они оба ученики Химеджимы-сана и товарищи, прошедшие такой путь вместе! — Кеджуро вдохнул еще раз, чтобы продолжить свою пламенную речь, но вновь поднятая рука Оякаты-сама прервала его. Он улыбался. Так тепло, словно здесь никого не судили и не пытались казнить. Генья не мог ни злиться, ни возмущаться: все в голове перемешалось, собственное сердцебиение оглушало. Все затихли в ожидании, не смея больше вымолвить ни слова, и, оттянув еще несколько мгновений, Глава вновь обратился ко всем. — Я напомню вам, почему мы решили позволить Ниито пройти Финальный Отбор. Наши ряды мельчают, каждый раз, провожая своих детей на миссии, я получаю весть о том, что кто-то из них мертв. Человеческая жизнь не вечна, а враг наш бессмертен. Мы не можем позволить себе полностью вымереть. Каждый меч имеет цену, и это не стоит обсуждать. Ниито обучался искусству Дыхания так же, как и все. Он постигал эту науку потом и кровью, добившись своих результатов. Оправдает ли он наших надежд в будущем, мы можем об этом никогда не узнать. Мы решили, что пока он вносит свой вклад, то останется среди нас. Ненавистным, осуждаемым и брошенным. Такую судьбу мы выбрали для него, и он нес эту ношу один. И по-прежнему с нами. Его преданность человеческому роду осталась непоколебимой, — произнес Глава, сделав короткую паузу, затем опустил на Шинадзугаву невидящий взгляд. — И все же болезнь Ниито не отступит. Его ждет страшная участь, которую мы не можем себе представить. Если Генья готов разделить с ним эту судьбу, то мы не имеем права ему отказывать. Вся ответственность за последствия ляжет на его плечи, и за все грехи он будет расплачиваться сам.

***

Все теперь казалось таким странным. Это место, всегда так радушно принимающее любого страждущего, и их общая благородная цель, высеченная на лезвии сотен мечей без какого-либо смысла. Шинадзугава не считал это делом чести: ни раньше, ни сейчас, потому что его брат оказался здесь из желания принести себя в жертву, и вряд ли они были здесь такие одни. Наваждение из воспоминаний сползло с глаз неохотно, узнавая в неуклюже напяливающем на себя пиджак силуэте того, на чью жертву всем было так плевать. Генья сдавленно улыбнулся, но эта эмоция на его лице не удержалась дольше, чем на пару мгновений. Ниито тоже заметил его. Уставился так, будто призрака увидел, а затем обнажил ряд зубов в притворно-счастливой улыбке. Он все знал, просто никогда не пытался этим с кем-то поделиться. И Шинадзугава понятия не имел, что с этим теперь делать.