Сотни тысяч лет

Драгоценное тепло увяло в его руке, и Ниито ощутил нечто вроде сожаления. Отголоски невнятных горьких чувств слышались им лишь далеким эхом, но сам он не понимал, что чувствовал, и старый образ больше не умещался в этой маленькой девочке. Ресницы ее слиплись от тяжести слез, а в черной пропасти глаз затаилась жалобная мольба: не рождать в ней щемящую тоску, не предавать трепетного доверия и не бросать в одиночестве. Ниито осторожно пригладил ее волосы на прощание, зная, что на самом деле не был ей нужен. Вынужденное расставание его нисколько не огорчало. — Пойдем, Инори, — ласково прошептала Итанэ, беря девочку за руку и в последний момент поднимая взгляд, чтобы посмотреть мечнику в глаза. — Спасибо за то, что вы делаете для нас, Судзуки-сан, Шинадзугава-сан. Она поклонилась, удовлетворенно улыбаясь молчаливому одобрению истребителей и затем уводя сестру поближе к людям. Это казалось странным: справедливый поступок ощущался как выдавленная из себя обязанность, хотя все должно было быть иначе. Никакого исцеляющего действия собственной доброты, только тяжесть на сердце от невозможности сделать чуть больше, чем получилось в этот раз. Генья небрежно хлопнул Ниито по спине, возвращая назад от бесполезных раздумий и напоминая об их общем долге. — Я отправил письмо в Главный Штаб. О них позаботятся, даже если мы оба тут подохнем, — сказал он спокойно, косо бросая тяжелый взгляд на напарника, и Судзуки молча кивнул. Смиренно соглашаться с ним — вот и все, что осталось. Попытки вывернуть их взаимоотношения в правильное русло, а именно — оборвать их окончательно, — теперь уже были бесполезны. Ниито видел, что в вечно злобном взгляде Геньи застыла четкая уверенность. Он бы не ушел. Слова не имели никакого значения, но вот то, какие решения они оба в итоге принимали, говорило само за себя. — Ниито-нии-чан… Горький безутешный шепот сквозь потоки слез. Это нелепое отражение, отпечаток ныне мертвого на их лицах: синие глаза отца, льняные волосы и едва узнаваемые черты. Даже сейчас Ниито видел, что Наотаро будет похож на Нагито Судзуки куда больше, если не унаследует от него все без остатка. Это пробуждало в нем ревность? Был ли он способен испытывать к младшему брату хоть что-то, кроме этого неловкого и торопливо гаснущего тепла? Они никогда ничего не делили между собой. Всегда находясь по разным берегам холодной реки. Бесконечно чужие друг другу, живущие в тумане глупого непонимания. Наотаро хотел бы, чтобы все было иначе. Он умолял его. — Прошу. Ты не можешь так поступать с нами. Ты ведь и себе делаешь больно. У тебя больше никого нет. У нас с ока-сан тоже нет никого, кроме тебя, — громко всхлипнул младший Судзуки, прижимая лоб к мокрой траве в низком молебном поклоне. — Прошу, Ниито-нии-чан, давай пойдем домой. Ледяной ветер дул со стороны побережья. Мерзкий холод, пробирающий до костей. Предчувствуя бурю, все обыватели Тёкай торопились скрыться в теплых домах, и тревожный страх воды постепенно просыпался. Как всегда делал это отец, Наотаро не мог потащить брата насильно, и ему оставалось только вновь и вновь просить его очнуться от своих грез. Ниито заставлял его плакать. До совершенного бессилия, до приступов тошноты, до потери и без того слабого голоса. Он должен был уйти: принести в жертву себя, чтобы навсегда избавить эту несчастную семью от боли, которую нанес своим рождением. На сколько бы частей ни разбивался его внутренний голос, даже в каскаде всех этих противоречий Ниито был способен лично давать имена своим прошлым поступкам. Пусть и совершенным по наитию, в состоянии полного отсутствия реальности. Он бросил мать и младшего брата, считая это долгожданным избавлением. И молча ушел в надежде, что где-то там его будет поджидать достойная смерть. — Вы ведь поступили так же, Санеми-сан? Спертый запах еще теплой крови, быстро остывающей на одеждах. Алый развод на щеке подсыхал, покрываясь мелкой чешуей и стягивая кожу. Блеклый взгляд аметистовых глаз разгорался, наполняясь горьким ядом из презрения и отрицания, и всего лишь на миг Столп Ветра обернулся, чтобы явить мальчишке свою безграничную усталость. Этот хрупкий налет доброжелательности гулко треснул, стоило Санеми лучше присмотреться к ученику Химеджимы. Отчаянный вполь ужаса и боли все еще доносился из темнеющей глубины скорого забытья, но Ниито не чувствовал, что это было правдой. Вероятно, он все-таки переступил черту. От начала до конца. Это был лишь длинный, длинный сон. — Прекрати, аники! Оставь его! Крепкая ладонь сжимала горло, передавливая дыхательные пути. Ниито видел лишь эти глаза — бледные и будто бы поддернутые пеленой, преисполненные самой настоящей злости. Без каких-либо притворств: Санеми его ненавидел. Этот образ насильно возвращал назад, минуя несколько лет, приближая момент давно завершенного суда. Официально, но не между ними, что очевидно. Снова прикоснуться к этому не стоило никакого труда: все равно что дунуть в горящий костер, и пламя с треском разрасталось в поисках свежих углей. Ниито никогда не пытался опровергнуть эти обвинения. Ему было обидно лишь за Генью, что заслуживал внимания брата куда больше, но старший Шинадзугава отчего-то категорически отказывался его замечать. — А ты обладаешь просто божественной удачей, да, Судзуки?! Все вокруг диктует тебе поскорее сдохнуть, но отчего-то этого не происходит! И почему же?! С какой стати я вообще должен мириться с твоим жалким существованием?! — Аники! — Эта вечно страдальческая рожа мученика, ради которого люди готовы головы положить! Как тебе хватает наглости смотреть на всех с таким наглым пренебрежением?! — Аники!!! Ниито не мог вдохнуть, чтобы вымолвить хоть слово. Их командир ожидаемо разозлился за опоздание, в конце концов теряясь в собственных чувствах: в его голове все перемешалось, поток оскорблений становился все более бессвязным. Череда осуждений одного за другим порождала лишь огненную бурю гнева, сжигающую все вокруг, и со стороны казалось, что Столп Ветра всерьез позволит себе не останавливаться. Его очертания постепенно размывались. Для истребителя нельзя было переставать дышать ни в коем случае, и от недостатка воздуха по вдруг отяжелевшему телу разливалось жуткое бессилие. Он винит тебя за то, что ты с Ним. Да, на его месте я бы тоже этого не хотел. Я пытался, Санеми-сан. Я в самом деле пытался. Раздался тихий щелчок. Напуганные посетители замерли у противоположной стены, не осмеливаясь встать на пути чужой ярости. Шинадзугава широко раскрыл глаза от неожиданного удивления, и в этих омутах расплескались краски ненависти, огорчения и растоптанных надежд. Ниито видел это искаженное выражение лица лишь в те моменты, когда ему удавалось сморгнуть подкатившие слезы. Но уж точно не его раскаяние могло задеть этого человека за живое. Генья стоял позади них черной тенью, и Санеми повернул к нему голову, чтобы наконец взглянуть на младшего брата. Дуло обреза смотрело на него непоколебимо, не сдвинувшись ни на миллиметр. Из разбитого носа все еще капала кровь, стекая по губам и подбородку, но жалобный изгиб бровей разгладился в какой-то усталой уверенности. Они все знали, что Генья не потревожит спусковой механизм: превращенная тренировками в сталь рука не дрожала, и указательный палец оставался полностью неподвижным. Он бы не выстрелил, потому что Санеми не переступил бы черту. — У тебя вдруг выросли яйца? — Оставь его, аники. Как я уже сказал, мы выплачивали долг хозяевам Дома Глицинии. Насколько правильным было наше решение, пусть определяет общий суд в присутствии Ояката-сама. Сейчас у нас полно других забот, разве нет? Генья произнес это ровно и без лишних эмоций. Долгожданная встреча его полностью опустошила, и Ниито чувствовал себя виноватым за это. Санеми презрительно хмыкнул, опуская руку и позволяя Судзуки упасть на колени в приступе хриплого кашля: злиться меньше он явно не стал, но здравый смысл вновь занял главенство над всем остальным. Только тогда Генья поставил ружье на предохранитель. Это казалось нелепой бессмыслицей. С осторожностью восстанавливая дыхание, Ниито не отрывал взгляд от пола и ловил в себе какое-то запоздалое раздражение. Пестрые и явно не соответствующие действительности обертки, в которые они заворачивали свои подлинные мысли, являя их друг другу, даже не были похожи на полноценный обман. Санеми сделал вид, что ничего не произошло, садясь за скамью и возвращаясь к своему чаю: словно давая им всем возможность переиграть этот глупый сценарий заново. Генья молча подошёл к напарнику, присаживаясь рядом и даже пытаясь узнать, как он себя чувствовал. Отчего-то этот очевидно теплый жест с его стороны показался Ниито унизительным, и он предпочел остаться здесь, на полу, игнорируя дружески протянутую руку. — Ладно, — тихо произнес Генья, не решаясь настаивать. На короткий миг весь спектр накопившихся эмоций отразился на его лице каким-то дерганным движением, но тут же сошел на нет. Они обменялись парой слов молча и не глядя друг на друга; все желанные утешения необходимо было оставить на следующий раз, а сейчас им стоило притвориться, будто они не чувствовали никакой боли. — Все в порядке, господин? — спросил хозяин лавки, настороженно следя за мечниками в ожидании, что те не станут продолжать свою ссору. — Не видно? — ответил ему встречным вопросом старший Шинадзугава, и скромный мужчина тут же опустил глаза, возвращаясь к обжарке лапши. Все эти люди знали, зачем истребители пришли сюда, и их нестабильные взаимоотношения пусть и беспокоили, простых обывателей так или иначе не касались. Часть посетителей поспешила разойтись, хотя некоторые все же продолжили свою трапезу. Маленькая насильственная сценка началась, казалось бы, без причины, и с такой же неясностью вдруг подошла к концу. Зачинщик всего теперь сидел в отдалении, вроде бы даже успокоившись, но аура вокруг него клубилась гнетущая и темная, отчего уже издали было понятно, что его не стоило тревожить. — Тебе удалось выследить демона? — спросил Генья, совсем не скрывая свое нежелание сотрудничать с братом. Это чувствовалось в его голосе, эта извечная дерзкая упрямость сделать все с точностью наоборот. — Это одна из Низших Лун, — ответил Санеми, скорее разбираясь в своих собственных размышлениях, чем действительно пытаясь ввести двух Мидзуното в курс дела.— Возможно, что Кибутсуджи прижал их после убийства пятой. Ему нужны сильные подчиненные, чтобы защищать его, а тут вдруг стало ясно, что его Низшие Луны не дотягивают до уровня нынешних Столпов. Как тогда. Они в отчаянии, я полагаю. — Он придет сюда. Ниито поднял взгляд на старшего Шинадзугаву. Тому не хотелось признавать, что он нуждался в подкреплении: не из-за недостатка сил, а количества людей, которых необходимо было защищать. Он был в праве осуждать своих подчинённых как раз потому, что они не прибыли вовремя, чтобы помочь ему избежать ненужных жертв. Однако весь объем его злости ограничился лишь старыми ранами; остальное было направлено вовнутрь, и Санеми этого никак не показывал. Скольких людей демон уже успел съесть? Тон Столпа подразумевал готовиться к худшему, а прозвучавшие следом слова только подтвердили эту мысль. — Мидзуното это не по зубам. Учитывая, сколько погибло на горе Натагумо, отправлять на подобное задание низшие ранги не имело никакого смысла. И учитывая, из каких сил Ниито старался лично, встретившись с одной из Лун в Иокогаме. Безнадежно, с какой стороны ни посмотри. Молчание послужило Санеми исчерпывающим ответом: с первого дня их встречи они оба готовы были умереть. — Сдохните уже. Оба.