***
Это уже может стать традицией — все самое плохое в этом году происходит в субботу. В один из самых прекрасных дней. Последний день уроков, предвкушение долгожданного выходного. Но в этот раз что-то определенно шло не так, и судьба решила, что субботу можно записать в самые ненавистные дни недели. Утро по-своему необычно, впрочем, как и всегда. Яркое солнце проказливо подглядывало за учениками сквозь не полностью задернутый тюль, затем, видимо, решив перейти к более активным действиям, оно стало лучами забираться под пологи студентов, не обращая внимание на такое препятствие как огромное одеяло, закрывающее подопечных до самого кончика носа, единственно высовывающегося из-под согревающей ткани. Звучало как вызов. И старания солнца были вознаграждены пришедшим на помощь будильником. Раннее утро и счастливые улыбки. Порой несовместимые вещи. Но в субботу это было привычно и даже правильно. Контрольная, тест у Слизнорта — все это забывалось в шутках, галдеже Большого зала и смехе, разлетающемся по коридорам Хогвартса. И когда конкретно в этот день все изменилось — непонятно. То ли это произошло, когда на обеде Лили нашла в сумке записку неизвестного происхождения, побледнела, когда открыла ее, чтобы прочитать, и через пару секунд скомкала и подожгла под удивленные вздохи и реплики сидящих рядом друзей, которые не получили ответа на вопросы о содержании пепла. То ли изменению послужила причина новой ссоры между мародерами и девочками. — Она сказала, что ей нужно к Помфри, и что быстро сходит к ней одна, — вскидывая руки, повторила Алиса. — И ты отпустила ее? — зло спросил Джеймс, подходя к Стоун чуть ближе. — А что ты рявкаешь, Поттер? Да, она отпустила, потому что ничего не произойдет от того, что она сходит в лазарет за лекарством, — вступилась Марлин, скрещивая на груди руки. — За лекарством? — спросил Ремус. — Но Лили говорила, что ей надо пропить лекарства пять дней и тонизирующее зелье три дня. Насколько я понимаю, вчера был последний прием. Какое же лекарство ей понадобилось? — серьезно нахмурившись, спросил Люпин. — Значит, ей могло стать хуже, и она нам не сказала, — констатировал получившийся факт Блэк. — А еще хуже ей может стать, потому что она одна сейчас ходит по школе, — нервно сказал Джеймс, начиная расхаживать по комнате. — Это никого не волнует? — Что с ней может случиться, Джим? — слегка улыбнувшись, ответила Доркасс. — Она взрослая девочка, даже если, — сделала она паузу, закатив глаза, — ей будет грозить опасность, в чем я сильно сомневаюсь, она сможет за себя постоять. — Опасность есть, Кэсс, — возразил Поттер. — Забыла, что произошло две недели назад? — Это была случайность, — фыркнула Медоуз. — Допустим. А что тогда будет, если кто-то умышленно захочет причинить ей вред? — Послушай, притормози, Джеймс, — подняв вверх руки, начинала Алиса. — Давай начнем с того, что она наша подруга. Она попросила вполне деликатно о том, чтобы остаться одной. Если она этого хочет, мы должны уважать ее выбор. И под мы я подразумеваю и тебя. — Но… — Я согласна. И, по-моему, нам должно быть стыдно за то, что Лили приходится идти на обман, чтобы побыть наедине с собой. Мы настолько, скорее всего, ей осточертели со своей заботой, что если бы она просто сказала: «Оставьте меня в покое!», мы бы не поняли и поплелись с ней хвостом. Хотя вы даже при присутствии весомого аргумента этого не понимаете и пытаетесь пойти против ее желаний, — уверенно говорила Марлин. — Ох, наконец-то экспертное мнение, все ждал, когда же ты скажешь что-то поистине гениальное, — съязвил Блэк, который видимо, решил, что подходящий момент для перегрызания друг другу глоток с Маккиннон настал. — Так, — громко сказала Кэсси, быстро вставая на кресло. — Заранее предотвращаю обмен колкостями, переходящий в выплески неконтролируемой агрессии, который может сейчас между этими двумя произойти, — пальчиком показала она на Марлин и Сириуса. — А то ядом забрызгаете. А вообще, хочу сказать, что мы своей подруге доверяем. Если она так поступила, на то были причины. Если бы ей грозила реальная опасность, мы бы о ней знали. И в случае, если вы не прислушаетесь к тому, что мы сейчас вам говорим, то Лили может очень рассердиться. А рассерженная Лили может стать обиженной Лили. А в свою очередь обиженная Эванс — это не поджатые губки и показные отворачивания носика, а ее полнейшее разочарование в человеке. Вы должны знать, что вернуть ее доверие очень сложно. Особенно суперраздражающему вездесущему парню, который только начал налаживать с ней отношения. На тебя намекаю, Поттер. — Откуда вы знаете, что сейчас какой-нибудь слизеринец не подставил ей к горлу палочку, или она не лежит изувеченная в одном из безлюдных коридоров прямо сейчас? — вновь начал Сохатый. — Перебор, — буркнул тихо Бродяга, замечая, как Алиса отвела взгляд в сторону и выдохнула, пытаясь, видимо, забыть о существовании Джеймса и его теорий, как Кэсси, стоя за ее спиной, ударила себя ладонью по лицу, а Марлин громко хмыкнула, в возмущении, смешанном с замешательством, качая головой и всплескивая руками. — В любом случае что-то произошло. Вспомните то послание на обеде. — Захочет — расскажет, — выходя из себя, начала Маккиннон, упирая руки в бока. — А я хочу убедиться в ее безопасности, — ответил Джеймс, разворачиваясь в сторону выхода, за ним сразу, тяжело выдохнув, последовали парни. — Остановитесь, пока не поздно! — крикнула, поднимаясь, Алиса. — Вы просто идиоты, господа, — добавила Кэсс. — Вы испортите жизнь всем. И не надейтесь, что мы поможем вам вернуть все на места. Запомните то, что я сказала, и не забывайте потом повторять в своей пустой голове одновременно с мыслями, что вы ошиблись, не послушав нас, — закончила, поджав накрашенные губы, Марлин. Но напутствия эти никак не остановили мародеров. Они свято были уверены, что сидеть, дожидаясь, в гостиной — неправильно. Они хотели позаботиться о той, что была дорога им, но излишняя забота порой выливается в нечто иное.***
Лили быстро шагала по коридорам Хогвартса. Мысли стремительно мелькали в ее голове, ни на секунду не останавливаясь. Она не знала, правильно ли сейчас поступает. Может, стоило посоветоваться с друзьями. Нет, точно нет. Они бы заперли ее в комнате до конца дня, потому что были бы однозначно против. Не хотелось им лгать, но это только ее дело. Девушка всегда считала, что каждый заслуживает прощения или хотя бы заслуживает быть услышанным. Но если бы она шла в назначенное место, чтобы дать кому-то шанс. Единственное ее желание было закончить это все, сказать последнее слово. Лили на автомате здоровалась с проходящими студентами и учителями, не уходя из своих размышлений. Еще пара минут, и она будет на месте. Горло пересыхало, и руки начинали подрагивать. Лишь оставалось проговаривать себе, что так нужно всем, так будет лучше. Да. Последний поворот, и староста оказалась в почти не освещенном коридоре. Сквозь большое окно свет почти не проникал в здание, немного очерчивая фигуру стоящего у подоконника. Парень, услышав шаги, обернулся, и лицо его озарилось небывалой радостью. Он сделал несколько поспешных шагов в сторону Лили, но увидев тут же вытянутую вперед руку девушки, стушевался и остановился, кивнув. — Ты попросил о встрече, Северус, — серьезно начала Лили. — Я пришла. Говори, что хотел. — Я так рад, что ты пришла, — тихо сказал Снейп, но заметив тяжелый выдох гриффиндорки, продолжил: — Я хотел сказать, что все произошедшее было случайностью. Ты же знаешь, я не могу причинить тебе вред. — О нет, Северус Снейп, — облизав губы, качая головой, ответила Лили, — я знала доброго, немного закрытого в себе мальчика, который хотел стать прекрасным волшебником, многого добиться. Сейчас я тебя не знаю. Твои амбиции переросли в нечто, что я отказываюсь понимать. — Как ты можешь так говорить, Лили? — недоуменно спросил слизеринец. — Ты утверждаешь, что это была случайность. Хочешь сказать, что ты не отправил заклинание в спину моего друга? — повысив голос, удивленно ответила девушка. — С каких это пор Поттер — твой друг? — с отвращением спросил Снейп, буквально через силу выплевывая из себя эти слова. — Не ты ли говорила, что он заносчивый, глупый и высокомерный? — Я поняла, что, к сожалению, часто ошибаюсь в людях, — пронзительно посмотрев в сторону бывшего друга, сказала староста, одной фразой оставив еще один порез на сердце парня. — Но ведь можно все исправить, — дрогнувшим голосом произнес Северус. — Прости меня, Лили. — Зачем? — качая головой, сказала она, будто каждое сказанное в этом коридоре слово приносило неимоверную боль. — Что изменится? При всех я буду для тебя паршивой грязнокровкой, будем встречаться раз в неделю где-нибудь на отшибе, пытаясь продолжать жить на пепелище нашего прошлого. Мне не сложно простить тебя, поверь. Но пора признать, что наши пути давно уже разошлись и ничего вернуть нельзя. Не мучай ни себя, ни меня, Северус, — закончила Лили, уверенно кивая. — Можно что-нибудь придумать, — пробормотал слизеринец, судорожно соображая, не желая соглашаться с такой действительностью. — Ничего сделать нельзя, — повторила Эванс, подходя к парню и кладя руку ему на плечо. — Мне очень жаль. Но если ты не можешь принять решение, это сделаю я. Потому что теперь мы по разную сторону. И если тебе когда-нибудь придется от меня избавиться… — Этого не произойдет, — тут же сказал Снейп. — Никогда. — Ты не можешь этого знать, Северус. Не обманывай себя. Лили вздохнула и, кивнув себе, как бы подбадривая, развернулась, чтобы поскорее вернуться в родную гостиную, в объятия любимого одеяла в компании успокаивающего мятного чая. — Постой, — окрикнул ее парень и схватил за локоть, заставляя обернуться. — Ступефай! — громко прозвучало заклинание с другого конца коридора, и Снейпа отбросило к противоположной стене. Он попытался приподняться на локтях, хватаясь рукой за больно ушибленное плечо и морщась. Эванс, удивленная произошедшим, обернулась в сторону источника заклятия и увидела Джеймса с вытянутой вперед палочкой и выражением гневной непоколебимости на лице и стоящих рядом мародеров, тоже готовых к решительным действиям. — Что вы здесь делаете? — спросила пораженная девушка. — Тебя спасаем. Как ты? В порядке? — обеспокоенно сказал подошедший Сохатый. — Что? — прерывисто выдохнула она. — От кого спасаете? Я пришла сюда собственными ногами, по своему желанию. И я не просила никого идти за мной, как вы вообще нашли меня? — удивление плавно перерастало в раздражение. — Это неважно. Ты не должна ходить по замку одна, это небезопасно, — как будто не слыша девушку, продолжал Джеймс. — Не тебе решать, — выделяя каждое слово, зло проговорила Лили. — Я думала, ты изменился. Но это не так. Ты все такой же эгоист, которому абсолютно наплевать на всех, кроме себя. И делаешь ты все это, — взмахивая рукой, говорила она, — лишь ради себя, чтобы все думали, какой ты замечательный, храбрый защитник. Но оставь этот цирк для глупых дурочек, а мне не порть жизнь! Эванс вздернула подбородок и быстро обогнула опешившего гриффиндорца, чтобы скрыться за поворотом, но тяжелые руки легли на ее плечи, разворачивая к себе. — Ты все не так поняла, — качая головой, произнес парень. — Не так? — криво усмехнувшись, сбросила с себя его руки Лили, брезгливо поджав губы. — Заруби себе на носу, Джеймс Поттер, — членораздельно начала она, — я не твоя игрушка! — сказала она, предпринимая еще одну попытку сбежать из этого сумасшествия, но на секунду остановилась и обернулась. — И еще кое-что, — добавила девушка, подходя к Поттеру, упирая свой пальчик ему в грудь. — Держись от меня подальше, — закончила, презрительно окинув того взглядом, и наконец, сопровождаемая стуком собственных низких каблучков, направилась в более спокойное место. А на месте застыли пять парней, и все они как никогда ощутили, что что-то определенно надломилось в их жизни. В особенности в жизни Поттера и Снейпа. Казалось, теперь она потеряна для них навсегда. Жгучее чувство обиды на себя объединило их. Смех разлетелся по крылу замка, разбиваясь о каменные стены. — Нет, — протянул Северус, просмеявшись, сейчас одним уголком губ улыбаясь. — Лили никогда не ошибается в людях. И стало понятно, кто станет грушей для битья, на которой так хочется выплеснуть все то, что тяжелым узлом завязалось за последние несколько минут. А Снейп открыто злорадствовал, потому что знал, что гриффиндорцы в очередной раз докажут ему и себе, что они далеко не те, кем себя возомнили, и далеко не те, кому должны чуть ли не в ноги кланяться, от того какие они распрекрасные. Но все-таки он ошибся. Потому что Джеймс смерил его безразличным взглядом и ушел в неизвестном направлении.***
Гермиона сидела прямо на земле, вытянув вперед ноги, чуть согнутые в коленях, опершись сзади на руки. Позади были скалистые пещеры, пропахшие сыростью. Где-то отдаленно слышался мерный стук падающих со сводов капель. Багровое солнце в окружении нежно-розовых легких облачков находилось еще высоко над раскинувшимися горами, но уже готовилось к погружению в ночное небо. Прощаясь на несколько часов со своим путеводителем, птицы пронзали взмахами крыльев робкие лучи света, дополняли окружающую обстановку редкими своими возгласами. А если переведешь взгляд ниже, поразишься величественным каменным гребням, наполовину уже утонувшим в тенях. И все это производило такое неизгладимое впечатление немого восхищения, что хотелось остановить время. Закрыть глаза, чтобы потом их открыть и увидеть замерший в предвкушении мир. Вот о чем, оказывается, говорил Сириус, когда рассказывал о двух причинах, заставляющих его просыпаться каждое утро в этой промозглой пещере в окрестностях Хогсмида, когда он сбежал из Азкабана. Первая — это его месть, от мысли о которой глаза загорались даже в самые отчаянные минуты, а вторая причина проснуться — это еще раз увидеть самый прекрасный закат, открывающийся отсюда. Может, и для Гермионы эти виды станут стимулом дальнейшей борьбы. Девушка подняла руку, запястье которой красиво обрамлялось изящными часами. Шевеля губами и ничего не произнося вслух, волшебница отсчитала десять секунд и протянула руку в сторону лежащей неподалеку бутылки, наполненной янтарной жидкостью. Вытащив пробку, Грейнджер отсалютовала заходящему солнцу, сделала один глоток. Огневиски ощутимо обожгло горло, заставив девушку поморщиться. «С днем рождения, Гермиона», — мысленно поздравила она себя, поднося тыльную сторону ладони к лицу. Вот тебе и праздник, торт с девятнадцатью свечками, подарки. Она достала из-под платья медальон, который уже, наверное, сросся с ней, она не позволяла себе слишком часто отвлекаться на него, но сейчас это можно было счесть за поздравительную открытку. Вновь эти счастливые лица, открывшиеся из-за резной крышечки. Как же ей их не хватало, этих двух храбрых мальчишек. Гермиона белой завистью завидовала мародерам и девочкам, у которых еще была возможность дружить и любить. Но было до ноющей боли обидно, выходя из своей комнаты, увидеть пробегающую мимо Лили, которая никак не отреагировала на ее приветствие. Она была настолько занята тревожными мыслями, что Грейнджер без труда уловила причины такого состояния. Непоколебимое выражение лица, на котором слезами так четко очертилась обида, злость и какая-то необъяснимая горечь. Но кто конкретно виноват: Снейп или Поттер, или вернее будет сказать, кто сильнее виноват, было неясно. Да и, если честно, вправление мозгов на место и разборки со всем происходящим были запланированы чуть позже. А сейчас хотелось лишь одного — оказаться в одиночестве и спокойствии в этот ни черта не приносящий радости праздник. Гермиона еще раз опрокинула в себя бутылку. Огневиски уже не казалось таким отвратительным, но обещанной расслабленности или хоть какого-то ощущения, позволяющего забыться, не было. Что же ты, Сириус Блэк, обманул глупую пятикурсницу? Или нужно выпить целую бутылку, или не одну, чтобы стало легче? Грейнджер до самых мельчайших подробностей помнила события, которые, как ей всегда казалось, поменяли или что-то привнесли в ее жизнь. К таким событиям относился и один из вечеров, проведенный на площади Гриммо. Мягкий свет от разожженного в камине огня падал на лицо разместившегося в кресле мужчины. Между бровей залегла глубокая морщина, а лицо говорило о полной задумчивости, от которой отвлечь можно было лишь ядерным взрывом. Рядом на столике стояла уже наполовину пустая бутылка, а возле кресла стояло еще две, уже выпитых. В длинных пальцах крепко зажат бокал с оставшимся на дне напитком. Гермиона, наблюдавшая эту картину за приоткрытой дверью, тяжело вздохнула и затем уверенно вошла в комнату. Ни скрип дверных петель, ни шаги, так и говорящие: «держись, Сириус Блэк», однако никак не привлекли его внимание. Большего Грейнджер и не ожидала, прошла к стоящему сбоку большому шкафу, где стояли запылившиеся фужеры, бокалы, стаканы и несколько бутылок различного дорогого алкоголя, который представлял собой лишь малую часть полной коллекции, спрятанной где-то в погребе поместья Блэков. Девушка открыла помутневшую стеклянную дверцу и достала оттуда один из стаканов, протерла его рукавом собственного шерстяного свитера. Подойдя к камину, она придвинула второе кресло ближе и села, положив руки на подлокотники и закинув ногу на ногу, откинулась на широкую спинку, за которой ее хрупкую фигурку можно было не заметить. Гермиона, повертев в руке стакан, с громким звуком поставила его на стеклянный столик. Блэк, наконец, вышел из собственного транса и недоуменно посмотрел на неожиданно оказавшуюся в соседнем кресле девушку. — Тогда уж и мне налей тоже, — ответила на немой вопрос хозяина дома волшебница, наклонив голову чуть на бок. — Неужели это Гермиона Грейнджер? — криво усмехнувшись, съехидничал Сириус. — Или у меня уже галлюцинации? — Судя по всему и до них не далеко, — заключила девушка, бросая взгляд на пустые бутылки, брошенные на полу, заставляя Блэка, якобы весело хмыкнуть, но лицо его выражало какую-то горечь. — Значит, беспокоишься о моем здоровье, — то ли спросил, то ли произнес это как данность, мужчина. — Что же твое тебя сегодня не волнует? Уверен, ты ничего крепче сливочного пива в своей жизни не пробовала. — Ты прав, — кивнула Грейнджер. — Но когда-нибудь попробовать нужно, я решила, почему бы не сейчас. Заодно, может быть, пойму, действительно ли это стоит того, чтобы как ты днями и ночами опустошать бутылку за бутылкой. — Осуждаешь, — опять с непонятной интонацией сказал Сириус, но Гермиона посчитала нужным покачать головой. Она не осуждала его, но и понять его не могла: слишком сложным этот взрослый человек был для нее. — Тебе не понравится, отличница. И только не говори потом, что я тебя спаиваю. Мерлин упаси, если нас застукают здесь Уизли или заявится ходячее беспокойство по имени Лунатик, — добавил он, наливая виски в стакан пятикурсницы и доливая в свой. Гермиона легко улыбнулась и стыдливо опустила голову. Когда жгучий напиток наполнил емкость, девушка потянулась к столику и наткнулась холодными пальцами на протянутую с зажатым стаканом ладонь. Приняв содержимое и чокнувшись с почтительно склонившим голову Сириусом, она с пристрастием эксперта или очень недоверчивого покупателя, стала рассматривать полупрозрачную жидкость, подняв сосуд на уровень глаз. Своими действиями девушка вызвала очередной смешок, но Блэк, наткнувшись на взгляд серьезных карих глаз, просто растянул губы в кривой улыбке и откинулся на спинку, вытянув вперед ноги, заинтересованно изогнув в ожидании бровь. Решившись, волшебница поднесла к губам стакан и сделала небольшой робкий глоток. Тут же закашлялась и поставила стакан с оставшимся огневиски на столик, отодвинув как можно дальше от себя, чем заставила Сириуса от души, запрокинув голову, красиво рассмеяться. — Как я понимаю, на сегодня первооткрытий достаточно, — наблюдая за пытающейся отойти от увлекательного эксперимента студенткой. — Курить не предлагаю? — Не предлагаешь, — начала было недовольная девушка, но потом все же вернула Блэку улыбку, качая головой, и наконец тихо рассмеялась, оголив ровный ряд белых зубов и заправив прядь кудрявых волос за ухо. — Но я теперь еще больше не понимаю, зачем тебе это все? — спросила она уже серьезно, махнув рукой в сторону бокалов. — А почему тебя это так интересует? — уже без доли веселья, смотря на языки пламени, ответил вопросом на вопрос мужчина. — Я волнуюсь, — просто ответила Гермиона, приковав к себе задумчивый взгляд Сириуса. — Когда в этом доме появилась я, ты хоть как-то выбирался из своей комнаты, чердака, где живет Клювокрыл, и из этой гостиной. С приходом Ремуса или Тонкс ты тоже выглядел хоть немного живее. Но создается впечатление, что чем больше людей здесь появляется, тем сильнее ты закрываешься. Причем и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Так нельзя, Сириус, — качая головой, произнесла она. — Мне очень не нравится, что Гарри абсолютно не в курсе всего происходящего, и представляю, что он может подумать, и, наверняка, он очень обижен на нас. Мы ведь обещали писать ему. Но сейчас единственное, чем я могу ему помочь — проследить за его крестным, — продолжила она, грустно улыбнувшись. — Это помогает забыться, — переводя взгляд удивительных синих глаз куда-то в стену. — Хотя бы ненадолго. Знаешь, тут ведь не сладко, в доме, который я всю свою жизнь ненавидел. А сейчас я не имею возможности даже на минуту выйти отсюда. И ни черта не могу сделать, — сжав губы в линию, сказал Блэк, по лицу которого заходили желваки, с силой ударил кулаком по подлокотнику кресла. — Все чем-то заняты, а все, что мог сделать я, предоставить эту разваливающуюся халупу, как здание штаба Ордена Феникса. И Гарри я тоже ничем не могу помочь. — Это неправильно, Сириус, — нахмурив брови, возразила Гермиона. — А оттого, что ты от всех закрываешься, конечно же, что-то меняется. Ты становишься свободным человеком, тебе дают стоящее задание, позволяют выбраться отсюда или увидеться с Гарри. И поверь, для него самое главное просто знать, что ты есть, его родной человек, который появился спустя столь долгое время. Он так счастлив, Сириус, после той весны на третьем курсе. Подумай об этом, — закончила волшебница, поднимаясь из кресла и поправляя свитер, направилась в сторону выхода. — Но ты ведь совсем не знаешь меня, Гермиона, — произнес Блэк, заставив девушку, уже коснувшуюся дверной ручки, обернуться. — Возможно, — пожав плечами, согласилась Грейнджер. — Но порой не обязательно знать — достаточно видеть. И студентка тихо проскользнула в дверной проем, прикрыв дверь за собой, оставив лишь небольшую щелку. Она замерла, прижавшись к стене, почти не дыша, продолжая наблюдать за задумавшимся хозяином дома. И когда Сириус вновь взял в руки бутылку огневиски, но на этот раз вылил ее в камин, потушив горячие языки огня с громким шипением, погрузив комнату в темноту, Гермиона облегченно вздохнула и радостно улыбнулась. Что-то сегодня чересчур много воспоминаний. Дрейер вытерла скатившуюся слезинку, признавая, как не хватает ей прежнего Сириуса, пускай и такого же ребенка в душе, но такого родного. Спрятав медальон обратно, девушка с улыбкой вылила содержимое стоящей рядом бутылки. Огневиски множеством дорожек разбегалось по каменной поверхности, затекая в трещины и прожилки, каплями едва задевая пробивающиеся между скалистыми глыбами травинки.