***
Алиса тяжело дышала над котлом с плотными испарениями, помешивая густую патоку заживляющего зелья, Кэсси рядом мелко шинковала корешки георгина, утирая рукавом пот со лба. Алиса была прирожденным целителем по всем параметрам, хотя и обмолвилась ненароком, что если бы не война, то не выбрала бы медицину в качестве дела жизни. Кэсси — противоположность спокойной энергии Алисы. Она — дух озорства. Легкая, звонкая, искренняя, ловкая и неуловимая. Но больше всего ей подходило слово «своя». Она, наверное, меньше всех была создана для битв, смертей, потерь. Про таких людей говорят, что у них душа ребенка. Лили и Ремус в другой части зала тренировались в рукопашном бое, кружили вокруг друг друга в напряженных боевых стойках. Гермиона остановилась у них, оставаясь вне зоны видимости, чтобы не стать отвлекающим обстоятельством. Двигались слаженно, наблюдать за ними - одно удовольствие. Были шероховатости, торчащие углы, которые хотелось сгладить, но не сейчас. Они были так поглощены наблюдениями за обоюдными маневрами, что вмешиваться в их короткоживущий мирок казалось кощунством. Самые трудолюбивые из всех, два друга с самым чутким мироощущением. Марлин тренировала заклинания на манекене. Она была кипящей в глубине силой, опасностью, которая пока только гулом пронизывала землю. Она была вынослива, удивляла быстротой реакций, нестандартностью решений в момент боя, а в ее глазах горел огонь азарта. Иногда Гермиона напополам с восхищением ощущала вспышку ужаса от замеченного сходства с другой женщиной, творящей магию из воздуха и не знающей пощады к врагам. Дуэль между Джеймсом и Сириусом длилась уже полчаса и все не шла на спад. Грейнджер замерла у стены, окидывая взглядом вытянутые руки с палочками и выражения лиц. Как ни странно, хоть Гарри и был совершенно другого склада характера, нежели Джеймс, в бою они были пугающе похожи. Изгиб бровей, острый взгляд, решительность и резкость в движениях, Гермиона с каждым разом себе назло находила все больше сходств, обманывала собственный разум и назойливо поправляла медальон под одеждой. Столько раз она думала о том, что Гарри больше заслуживал этот второй шанс, заслуживал быть здесь вместо нее, наблюдать за отцом и матерью. И за своим крестным, которого потерял, не успев окончательно обрести. При каждом взгляде на Сириуса ее обжигало стыдом, концентрированным, разносящимся по сосудам вместе с каждым новым толчком растревоженного сердца. Иногда она не замечала, как делала близким людям больно, чаще всего словами, грубо заточенными и бьющими без излишней жалости. Жалость всегда приходила после. Сириус уклонился от заклинания вновь и вновь, одним изящным изгибом кисти парировал удар. Блэковская натура. Тонкс называла это так. Иначе не объяснишь, почему он во все годы обладал такой притягательностью, когда находился в горячке очередной дуэли. Какой-то природный, хищный магнетизм и грация в каждом движении. Ему не нужно было говорить, как взмахнуть палочкой или как двигать корпусом, он чувствовал это как будто на уровне несуществующих у людей инстинктов. Ему шло все это. Натянутое в напряжении разгоряченное тело, потемневшие глаза, спадающие на лицо волосы. Ему шла магия. В такие моменты сложно не поверить в некоторое превосходство чистокровных волшебников. Гермиона взглянула на часы и запустила под потолок желтые искры. Все сразу же оторвались от своих дел и обернулись в ее сторону, пока она выходила в центр зала. — Алиса и Доркас, оставьте зелье на столе, чтобы оно остыло, я позже оценю его действенность. Лили, нужно дальше работать над скоростью, Ремус, ты слишком мягок, но в целом мне понравилась ваша работа сегодня. Они весело переглянулись и пожали руки друг другу, пока девочки обмахивались после духоты их зельеварского закутка. — Марлин, очень хорошо. Маккиннон сдержанно улыбнулась, поправила волосы, чем всегда скрывала смущение от похвалы. — А вам, — посмотрела Гермиона в сторону дуэлянтов, — надо перестать играть в поддавки, вы хорошо знаете друг друга, так бейте прицельно. На сегодня все. Хорошо отдохните и наберитесь сил. Все стали собираться, подхватывали сумки, выходя; прощались с Гермионой, кидая беззаботное «хорошего вечера, профессор». Он был последним, словно нарочно, словно знал, что она в ответ на его скупой кивок нагонит его у дверей и положит ладонь на плечо, мягко сожмет, вынудив замереть. — Я хочу поговорить. Сириус повернул в ее сторону голову, снял сумку с плеча и наконец полностью развернулся к ней. Гермиона немного выдохнула, чувствуя облегчение. Он здесь, он ее выслушает. — Я была ужасно грубой. Я не должна к тебе относиться подобным образом. Мне жаль. Я испугалась, — она подняла на него взгляд, сжимая саднящие ладони в кулаки. — Он внушил мне ужас и отчаяние, я чувствовала, что все бесполезно, что все, что я делаю, только развлечение для него, что в конце концов все погибнут. Снова, — прозвучало на грани слышимости осипшего голоса. — Все было так реалистично, как будто я вновь попала в один из своих кошмаров, только в новых декорациях, и от этого кошмара было куда труднее проснуться. Это был сильный крестраж, напитанный магией Кандиды, и, если бы не ты, я бы не выбралась из-под его влияния. Прости меня. Гермиона смотрела на снова пропитывающиеся кровью бинты. Ожидала вердикта в повисшей тишине. Он взял ее ладони в свои теплые руки, принимаясь разворачивать повязку. — Совсем о себе не заботишься. Не хочу больше слышать, что что-то стоит больше, чем твоя жизнь. Никогда так не говори, пообещай мне, — поймав ее взгляд, вкрадчиво произнес Сириус. — Обещаю. — Ты сильный человек, которому не хватает веры в себя, только это может помешать тебе. Ты справилась с влиянием крестража и без меня, ты разбила зеркало на мелкие осколки. — На коже оголились свежие порезы. — Кто был в отражении? — Я. Сириус едва отразил удивление в дрогнувших бровях. — Та, кем я боюсь стать. — Тогда ты избавилась от нее, она не одержала вверх, — Сириус шагнул ближе, прижимая к себе Гермиону, она устало выдохнула, уткнувшись к нему в грудь. Стоя вот так рядом с ним так близко, что путала сердцебиения, ощущая его размеренное дыхание, крепкие объятья, она чувствовала себя под самой крепкой защитой покрепче купола из сотни заклинаний и чар Фиделиуса. В голове расцветала одна-единственная мысль: пока Сириус рядом, она и вправду способна на все, на самые большие глупости и безрассудства, на самые отчаянные поступки. — Пойдем, — шепнул он, целуя ее в макушку, — протестируем зелье Алисы, залечим наконец твои бедные руки. — Как скажете, целитель Блэк, — улыбнулась Гермиона, поднимая голову и встречая мгновенный поцелуй.***
Регулус прокручивал на запястье безделушку, подаренную Розье. Такие украшения носить было как будто бы зазорно, той же ночью, как она оказалась на его руке, он ее снял. Но только, чтобы надеть на правую, не обезображенную черной меткой. И теперь этот браслет дарил некоторое успокоение, пока он брел по Запретному лесу в сгущающихся сумерках. Подтаявший снег покрылся коркой, которую приходилось прорубать подошвами, бесшумно передвигаться едва ли получалось. Последние минуты после заката было светло, и он не торопился доставать палочку, слишком устал от ее наличия в судорожно сжатой ладони. Нужная опушка уже виднелась между прямыми стволами сосен, как и темная фигура в плаще. Еще немного, и она сольется с опустившейся ночью. — Почему здесь? Разве это достаточно безопасно? Кто-то мог видеть, что мы оба отправились в Запретный лес, — заговорил Регулус, приблизившись. Гермиона обернулась. Лицо бледное, как снег, на котором углями выжгли черные дыры-глаза. Она была похожа на опасных ведьм из старых сказок, под тяжелым взглядом которых люди погибали от неизвестной хвори. Но она улыбнулась, и образ развеялся. — Поверь, у меня есть способ добраться сюда незамеченной. Пока я в Хогвартсе до конца года, мы будем видеться в замке под тем же предлогом. Просто сегодня я слишком устала от стен. — Вы оставите работу профессора? — уточнил он. — Да, нужно будет сосредоточиться на более серьезных проблемах. После мы выберем место, где будем встречаться. — Вы уверены, что я продержусь в роли вашего шпиона так долго? — усмехнулся Регулус, пряча руки в карманы мантии. — Ты переживешь эту войну. Юноша удивленно взглянул на нее, поразился стальной уверенности, которой были пропитаны эти слова. Не все ли ей равно? Он будет отработанным материалом, как только не сможет добывать нужные сведения. — Я об этом позабочусь, — тише сказала Гермиона. И Регулус задумчиво отвел взгляд. — Возьми. — На протянутой ладони лежал помутневший галлеон. — У меня есть такой же, с помощью них можно оставлять послания, назначать встречи. Надпись на ребре монеты не увидит никто, кроме того, кому она предназначалась. — Протеевы чары? — уточнил Регулус, забирая галеон и внимательно осматривая его со всех сторон. — Что-то мне это напоминает. — По крайней мере, я не выжигаю на руках черные метки. — Но механизм тот же, — возразил он с горькой усмешкой. — Хозяин призывает, я должен откликнуться. Он видел, что ее беспокоит сравнение с методами Темного Лорда, но не мог упустить возможности уколоть, это было его способом справиться со всем, что произошло за последний месяц. — И как же я пойму, если на монете появится надпись? — Невыносимой боли не будет, — съязвила Гермиона в ответ. — Она просто нагреется. Девушка двинулась вдоль опушки к едва заметной тропинке, ведущей к озеру, Регулусу лишь оставалось отправиться за ней. — Так что от меня требуется? — Наблюдать, сообщать все, что будешь слышать и видеть, касаемо Волан-де-Морта, кого-то из Пожирателей, тех заданий, которые им поручают. Я хочу иметь полную картину того, как сейчас все устроено, кто пользуется особыми привилегиями, а кто не в почете, каковы цели Лорда на данный момент, — Гермиона обернулась к нему на ходу. — Меня интересует все. — Вы будете передавать сведения Дамблдору? — неприязненно спросил Регулус. — Не все, только то, что посчитаю нужным сообщать. — Знаете, я думал, вы на его стороне, эдакая помощница в борьбе с вселенским злом. Но похоже у вас на все свое мнение и припасенный план, — отметил он, вызвав новую загадочную улыбку на ее лице, краешек которой он увидел, пока она оправляла капюшон. — Не лезь на рожон и будь осторожен, — продолжила Гермиона. — Куда более важно, чтобы ты укреплял свое влияние в рядах Пожирателей Смерти, ты должен упрочить свое место, чтобы Темный Лорд постепенно начал тебе доверять. Тебя же тренировала Беллатриса перед принятием метки? — Да, — сухо ответил Регулус, припомнив в мельчайших подробностях эти самые тренировки. — Нужно возобновить. Тебя должны заметить, твое рвение и желание показать себя. К тому же, Беллатриса — твой ключ к продвижению в его рядах. — Есть кто-то, на кого мне стоит обратить особое внимание? — Малфой. Младший, — уточнила Гермиона. — Боюсь вас расстроить, но Блэки с Малфоями не ладят с давних пор. У нас с Люциусом обоюдная неприязнь. — Странно слышать, твоя сестра замужем за ним, — она зашагала медленнее, чтобы сравняться с Регулусом. — Величайшая ошибка. Матушка не сдерживалась в ругательствах на прошлогодней свадьбе и отбыла домой еще до нарезания праздничного торта. — А как тебе пришелся торт? — В самый раз, — пожав плечами, легко ответил он. — Тогда сможешь сойтись с Люциусом хотя бы в разговоре о бисквитах и клубничной пропитке. Она шутила, но он ярко ощущал серьезность и решил избавиться от ребячливости. — Постараюсь сделать все как можно естественнее. Гермиона кивнула и остановилась: они дошли до кромки леса, дальше только гладь замерзшего озера. В холодном воздухе было слышно дыхание, хриплый треск льда и ветер, рисовавший спирали на снежном покрове. — Ты планируешь продолжать свой проект? — неожиданно спросила она, и в первые секунды Регулус не мог понять, о чем шла речь. — Круциатус? Только если не всерьез. — Почему нет? Ты достиг ощутимого прогресса до Рождества. Основываясь на твоем исследовании, можно создать нечто важное, особенно в условиях войны, — Гермиона внимательно смотрела на то, как мысль приобретает форму и отражается проблеском осознания в его голове. — Зелье, выпив которое, человек сможет легче перенести пытки Круциатусом. — Даже если получится его создать, то очень быстро оно станет бесполезным. Как только непростительное перестанет быть эффективным, будет придумано что-то более изощренное, — возразил Регулус. — Это зелье будет не у всех. Лишь у тех, у кого будет доступ к стратегически важной информации. — То есть дело не в жалости, а в голом расчете? Гермиона промолчала, слишком ясно видела перед собой Фрэнка и Алису, которая подавала своему сыну фантик из-под шоколадной конфеты. Невилл спрятал его в карман, как самый ценный подарок. Сколько еще таких фантиков он хранил? Она вспомнила собственную боль на полу Малфой-мэнора, шрам на руке опять засаднило. — Может, и так, — едва слышно ответила она. — Я не уверен, что из этого что-то выйдет, но… Если все получится, это зелье действительно может помочь хотя бы в первое время. Есть еще поручения? — Было бы славно, если бы твои юные коллеги не доставляли проблем, но это, как говорится, слишком многого хочу. Если тебе скажут и дальше приглядывать за мной, то я буду передавать тебе кое-что из информации, полезной, но не опасной, чтобы ты оправдал ожидания, и остальных ко мне не подпускали. — После ареста Петтигрю все изменилось, никаких заданий от Темного Лорда. Он опасается, что Дамблдор устроит рейды в стенах Хогвартса или на завтраке заставит всех закатать рукав. Мои коллеги, — ядовито повторил Регулус, — сами стараются не высовываться, они подозревают, что их личности вам известны. — Что ж, это хорошие новости. Теперь ее отсутствие в рядах Ордена Феникса может сыграть на руку. Может быть, Волан-де-Морт сочтет это, как признак ее неопасности, бесполезности, а доносы школьников перестанет воспринимать всерьез. То, что он ее заметил, совсем не кстати. Действовать из тени безопаснее, легче ранить беспечного врага. — Могу я узнать, собираетесь ли что-то делать с Петтигрю после того, как он выйдет? Одна из насущных проблем, Гермиона думала об этом и пока не находила решение. — Помимо него в Азкабане еще трое. Почему тебя интересует именно его судьба? — она прощупывала почву, ведь никому лучше не знать, почему именно к нему она испытывает такую жгучую неприязнь, на грани с ненавистью. — Мне показалось, что именно к нему вы особенно неравнодушны. — Гермиона напряглась. — Раз он оказался крысой среди мародеров. — Может быть, дело в том, что я на дух не переношу трусость. — Если бы вы учились в Хогвартсе, то шляпа бы так и не определилась, куда вас отправить: на Слизерин или на Гриффиндор, — усмехнулся Регулус. На какое-то время повисло молчание, и он вновь посерьезнел, обошел ее, чтобы увидеть лицо, устал говорить как будто с собой. — У меня тоже есть условия. Гермиона приподняла брови и ничего не ответила, выражая готовность выслушать. — Обещайте безопасность моей семьи, моих родителей. Они не должны пострадать, что бы со мной ни случилось. В этот момент он повзрослел на несколько лет, совсем не похож на шестнадцатилетнего запутавшегося в себе подростка. Молодой мужчина. — Даю слово, я сделаю все, что будет от меня зависеть. Еще минуту он пристально глядел ей в глаза, высматривая причины для недоверия и признаки лжи. — За Сириуса не прошу, — Регулус, кажется, смущенно покраснел, отвернулся, скрывая неловкость от упоминания имени брата в таком контексте. — Вы и так все для него сделаете. И тут уже смущаться пришлось Гермионе, рука не произвольно потянулась к горячей щеке и поправила ворот. — Можешь идти, о следующей встрече я сообщу. — Я подготовлю сводку обо всем, что знаю в настоящий момент, — вместо прощания сказал Регулус и отправился обратно в темный лес в направлении Хогвартса. Когда через пару десятков шагов, он обернулся, то никого уже не было на прежнем месте, он огляделся и заметил ее, идущую вдоль берега озера. Ветер одичало метался, трепал мантию, раздувал волосы, но она, как стальная, несгибаемая, продолжала идти. Регулус накинул капюшон на голову и продолжил путь к замку. Гермиона проделывала шаг за шагом, словно от этого зависела ее жизнь. Низкий каблук на сапогах проваливался в снег, и ноги подворачивались в лодыжках. Ветер гулял в голове, промораживая мысли в черепной коробке лидокаиновым холодом. Что с ней было в это время год назад? Где они скрывались? О чем думали? Все смазалось. Собираешь сутками сложный паззл, а в твое отсутствие он снова превращается в разрозненные картонки с хаотичными пятнами. Как разобраться, в каком порядке должны быть детали? Только собирать заново. Но тот год прожить заново нельзя. Она забывала, но сейчас не испытывала страха по этому поводу. Кроме горестей едва ли было что-то важное. Хорошие воспоминания не меркнут никогда, такие во время их скитаний тоже были, не важно, когда и в каком месяце, но Гермиона помнила, как пахло хвоей и какого цвета был свитер на Гарри, когда они танцевали. Она помнила, как чуть не потеряла рассудок от радости, когда обеспокоенно вглядывалась в темноту и рассмотрела рядом с Гарри силуэт Рона, которого не видела неделями. Помнила, как Рон учил ее запускать гальку по поверхности воды. У нее блинчик всегда тонул после второго касания. В феврале, который был для нее год назад и который уже не случится через двадцать лет, было так же промозгло, ни намека на весну. На одном из дежурств она так устала сидеть неподвижно, что принялась ходить по кругу вдоль их лагеря, в худом пальто было холодно от порывистого ветра. Тогда она думала о том, будет ли конец этой зиме, думала о том, что в день их победы должно светить слепящее яркое солнце, оно должно греть, а ветер ласково обдувать лицо. Она представляла, как будет обнимать Гарри и Рона и вдыхать аромат весны. Она верила, что к маю они отыщут все крестражи, и у Волан-де-Морта не останется шансов. Она так привыкла, что они с Гарри всегда выбирались из всех передряг, всегда справлялись с самыми большими сложностями, что под конец кроме веры у нее ничего не осталось. Это слепое наивное чувство, которое появляется, когда удача слишком часто вносит свои коррективы, и ты думаешь, что так будет и впредь. Гермиона остановилась, выуживая из-под одежды золотой медальон, протерла пальцем запотевшую поверхность с гравировкой и открыла фотографию. На ней по-прежнему они втроем, три беззаботных ребенка, но по краям снимок словно стал выцветать. Она заметила это еще месяц назад. Предположения одно хуже другого, она отметала их все, но медальон стала открывать все чаще, охватываемая иррациональным страхом. Теперь две вещи на ее теле вселяли в нее силы: подарок Гарри и кольцо Сириуса. Она глядела на них и слышала в голове: «Мы всегда рядом». И хотелось дышать и бороться дальше.