Глава 3: Родные ранят больней всего
19 июня 2020 г. в 10:37
Каждая живая душа нуждается в общении. Говорят, даже цветы растут лучше, если с ними иногда беседовать, как с реальными людьми. Но что же случится с ещё нераспустившимся бутоном, который лишился всякого солнечного света? Иль молодой росток неизвестного дерева, что, пробиваясь к своей надежде на жизнь, вдруг попал во тьму? Как растение увядает без ласковых лучей, так и человек не сможет жить без любви. Сначала у цветка стресс: он чахнет на глазах, его листва постепенно сохнет, осыпается. А затем он медленно и мучительно умирает, начиная от верхушки, и до самых корней. Бедный. Он так жаждет пообщаться с солнцем, но его мечте не суждено сбыться.
Прошло уже около года со дня смерти Лейлы Хартфилии. Но Люси всё ещё не собиралась отпускать её из своих мыслей. После тех ужасных событий ей уже было совсем плевать на режим дня, манеры, и частные уроки от лучших профессоров. Проснувшись утром, она продолжала лежать в кровати, сверля глазами белый потолок, или включала на ноутбуке очередной сериал. Девочка ничего не хотела и не видела смысла что-либо делать, и куда-то вставать. Джуд не раз пытался нанять для дочери хорошего психолога, но она отказывалась идти с ними на контакт, утверждая, что она в полном порядке. Закрывшись от всего мира в своей розовой комнатке, вообразив её настоящей крепостью, она просто существовала. Люсиль лежала и прокручивала в голове каждую мелочь, что касалась её матери. Боясь однажды проснуться и осознать, что Лейла навсегда исчезла из её памяти. Она была часами увлечена проверкой собственных воспоминаний и успокаивалась лишь когда доводила себя до слёз. И вот, как и всегда, солёные капельки заблестели под её глазами, они вдруг скатились вниз по вискам и потерялись среди пшеничных волос. Эти слезинки были каким-то стоп-сигналом или же верным знаком. Он указывал, что Хартфилия пересекает черту и начинает морально душить себя образами из головы. Дрожащей от нервов рукой она утирала глаза, как вдруг тишину разрушило спонтанное жужжание маленького мобильника. Люси дёрнулась от неожиданности и подскочила в постели, бросив испуганный взгляд на назойливое средство связи. Она судорожно брыкалась, пытаясь выпутаться из-под одеяла. И наконец освободившись, бросилась за телефоном в конец комнаты. Во время бега она отталкивалась от пола ногами, собирая мягкий ворсистый ковёр в гармошку. Резким движением руки она схватила свой смартфон и тут же начала паниковать, когда на экране увидела фото своей тёти. Она металась по комнате в страхе, как вдруг звонок прекратился и барышня испуганно пискнула.
— Я такая дура. Она же оторвёт мне голову, — бубнила она, расхаживая из стороны в сторону и нервно кусая ногти. Вдруг предмет в руке задребезжал и снова раздался назойливый рингтон. Хартфилия, пытаясь успокоиться, делает глубокий вдох и наконец решается нажать на зелёную кнопку, — А…Алло! — запнулась девчонка и начала сильно нервничать. Люсиль хотела, чтобы голос звучал бодро, показывая, что она уже давно не спит, но что-то явно пошло не так. Её тётя была невероятно проницательна, обмануть эту женщину было крайне сложно, а потому она уже наперёд знала о лживой интонации племянницы.
— Люси, чёрт возьми! Тебя не учили нажимать на кнопки?! Твое счастье, что я сегодня в хорошем настроении! — кричала в трубку разгневанная Аквариус. Бедная девчушка отодвинула телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть, — Опять валяешься в кровати до обеда, лентяйка?!
— Д… Да, прости, — ощущая себя виноватой, промямлила Лю. Она опустила голову вниз и начала разглаживать ногой складки ковра, — Я снова думала о маме.
— Ты в порядке? — раздался уже тихий и обеспокоенный голос тёти.
— Да. Нет. Не совсем, — металась Хартфилия от ответа к ответу, но не могла сказать конкретно. С ней всё было хорошо, она нормально питалась и не болела, но вот душевное состояние оставляло желать лучшего, — Честно говоря, я от всего устала. От своей комнаты, от этого дома, из которого я даже выйти боюсь… — девочка сделала небольшую паузу, прокручивая в голове всё то, чем она занималась, когда Аквариус покинула их усадьбу. Молчание Люси продлилось не больше двух секунд, ведь ей и вспомнить то было нечего, — Меня уже тошнит от всех этих изысканных приёмов пищи, от этих слуг, которые возомнили себе невесть что. Представляешь? Я к ним по-доброму, часто пыталась заговорить. Ну... Просто пообщаться... А они все делают вид, словно меня нет. Мне кажется, это отец им приказал. Мне надоела моя комната, я нахожусь тут круглыми сутками, уже от этих розовых обоев становится противно, поэтому я стараюсь не отрывать от книги взгляд. Мне очень одиноко и грустно. Я не хотела признавать это, чтобы ты не переживала, но, я так сильно скучаю по маме. Вспоминать о ней иногда невыносимо больно.
— Малышка… — жалобно протянула Аквариус по ту сторону телефона, сумев выразить все свои переживания одним словом. Она больше не возмущалась и уже пожалела о том, что кричала на племянницу вначале. Женщина паниковала, не зная как загладить вину своего невежества, — Всё наладится рано или поздно, — сказала тётя, но сама не верила в свои слова. Она искала в голове способ утешить племянницу, но понимала, что всё это бесполезно. То же самое, что к розе приклеить оторванный листок пластырем с надписью «Всё будет хорошо». Наивно думать, что он приживётся. Поэтому Аквариус искала более подходящий совет, дабы помочь ей справиться с одиночеством.
— Лю, тебе нужно с кем-то общаться. Ты говорила с отцом?
— Нет, он весь в работе. Когда я стучусь в кабинет, говорит, что занят, — Хартфилия вздохнула и направилась в сторону кровати, чтобы выглянуть в окно. Шаги показались ей какими-то тяжёлыми, словно и без того большая ноша на плечах набрала в весе, затрудняя ходьбу.
— Вот ублюдок! — прошипела Аквариус, брызжа слюной. Она часто использовала ругательства, когда не могла иначе выразить свои эмоции. По началу, Люси, что была хорошо воспитана и обучена этикету, сильно изумляло и пугало некультурное поведение её тётушки, но совсем скоро она привыкла к таким словечкам с её стороны, — Я звонила много раз, но этот козёл не брал трубку! Когда приеду, пущу его на фарш!
— Может быть он действительно занят чем-то важным? — несмело предположила юная леди, медленно отодвигая полупрозрачную штору.
— Что может быть важнее тебя? Тоже мне папаша, — женщина открыто выражала своё недовольство по отношению к Джуду Хартфилия. Люси просто промолчала, её не удивляло безразличие отца, а тётя лишь выпустила пар, и тут же успокоилась, — Глядя на него, я иногда сожалею, что родителей не выбирают. Но, каким бы Джуд ни был, он всё же тебе не враг. Попробуй поговорить с ним. Попроси восстановить для тебя частные уроки. Тебе нужно как-то отвлечься, крошка. Ты себя запустила, хоть и обещала этого не делать.
— Ты права, я попытаюсь, — голос племянницы стал менее грустным. Аквариус напомнила о данном ею слове, и девочка решительно настроилась взять себя в руки. Она распахнула окно, запустив солнышко в комнату. Всё вокруг озарилось ярким светом и заиграло новыми красками в её глазах, но на лице по-прежнему не было улыбки. На улице поют маленькие птички, беря самые высокие ноты своим тонким голоском, и кружатся в воздухе, словно в танце. Они будто радовались и восклицали: «Госпожа Люси вернулась! Теперь она с нами!». В это же время, по ту сторону трубки тётя продолжала настраивать свою кровинку на позитив. Настроение Хартфилии немного поднялось, она уже не чувствовала одиночества. И так было всегда, когда она говорила с Аквариус. Эта женщина заставляла чувствовать себя счастливее и уютнее. Пусть она бывала ворчливой и крикливой, как ворона, но в глубине души Лю была безумно рада каждому её звонку. Ей нравилось чувствовать себя нужной, ценной и любимой. Ведь именно это всегда дарила её ушедшая мама, и никогда не мог дать отец.
Люси ещё минут двадцать болтала по телефону с Аквариус о самых разных вещах. Тётя рассказывала ей о муже и их совместной работе, хвасталась своей дочуркой, гордо повествуя о её успехах в плавании. Конечно, Люси было немного завидно, что Аквариус так любит свою дочь. Она старалась отгонять эти мысли так далеко, как только могла, но они всё равно возвращались. Женщина поведала племяннице все самые забавные истории и ситуации, что происходили у них дома. В ответ девчонка дополняла рассказы Аквариус своими впечатлениями и воспоминаниями. Хартфилия часто упоминала маму, и тут же начинала грустить. Она тяжело вздыхала, переводя разговор на другую тему, хоть и сама была виновата в том, что вспомнила о Лейле. Люси чувствовала, как её только зародившийся боевой дух начинает стремительно угасать, когда она вспоминает о матери. Весь оставшийся диалог она не могла совладать с тоской в своей душе и лишь маскировала её за весёлым голосом. И день, который на миг почудился ей каким-то особенным, вдруг оказался серым и самым обычным. Сначала девочка почувствовала некий прилив сил и энергии, что пульсировали в её голове, вызывая непреодолимое желание что-то менять в своей жизни. Разговор был окончен, но после того как Люсиль вспомнила о маме, её руки снова опустились, она уже не находила в переменах никакого смысла.
— Я сказала, что попробую, но, это будет труднее, чем я могла себе представить, — говорила Люси уже сама с собой. Ветер трепал её и без того запутанные после сна золотистые волосы. Она, будто в ступоре, застыла у открытого настежь окна, засмотревшись куда-то в даль. В мыслях, как в слайд-шоу, одна за одной появлялись картинки пережитых мрачных событий, на фоне которых вместо музыки звучали голоса её родных. Девочка безразлично зыркнула на щебечущих птиц, что нагло сели на ветке возле окна, будто напрашивались в гости. Их пение начало действовать ей на нервы уже через пару минут.
«Что может быть важнее тебя? Тоже мне папаша», — в голове Люси пронеслась недавняя фраза Аквариус, как свирепый ураган, изменив погоду её настроения в ещё более плохую сторону. Эта буря перепутала все изображения в её голове, и теперь они беспорядочно мелькали, исчезая до тех пор, пока там не остался только Джуд Хартфилия.
«Тётя права, он всегда был безразличен по отношению ко мне. Я даже не помню было ли что-то хорошее, что меня с ним связывало. А, может, этого "что-то" никогда и не существовало?», — она всё глубже погружалась в размышления, а внутри её детской души небо быстро начало затягиваться тучами. Вдруг, девочку словно пронзило током, когда она увидела на улице папин чёрный Ford. Джуд вышел из машины и направился в дом.
Люси вспомнила как он кинул стакан в стену, как кричал, точно ненормальный, а внутри неё с невероятной силой громыхала молния, превращаясь в неудержимую грозу ненависти. Она посмотрела на машину отца, испепеляя её своим яростным взглядом, и резко закрыла окно. Девочка выскочила из комнаты в одном белом пижамном сарафане, и стала бежать по коридорам со старинными картинами на стенах. Её рассудок был затуманен гневом, Люси ничего не соображала и не видела, но этого и не требовалось, ведь она знала каждый миллиметр своего особняка. Хартфилия услышала голос отца, и это заставило её кровь закипать ещё сильнее. Добравшись до огромной лестницы из белого мрамора, Люсиль спустилась с третьего этажа на второй, шлёпая босыми ногами по ледяным ступеням. Прислуга что-то кричала вдогонку, но ей было всё равно. Ещё мгновение, и она уже была близка к своей цели, полна злости и решимости. Не мешкая ни секунды, она ворвалась в отцовский кабинет, толкнув дверь так сильно, что та громко ударилась о стену, а стёкла на окнах задрожали в страхе быть разбитыми. Джуд вскочил со своего кресла, состроив недовольную рожу. Сказать, что он был шокирован — ничего не сказать.
— Люси?! Что ты вытворяешь?! — кричал он с пеной у рта. Мужчина растерялся и застыл на месте, ведь никогда раньше его дочь не вела себя так безрассудно. Девочка разозлилась ещё пуще прежнего, стоило ей только увидеть его недовольное лицо.
— Ты! А что творишь ты?! — рявкнула она в ответ, из карих глаз брызнули слёзы, а отец опешил, потеряв дар речи. Люсиль стояла на его пороге вся растрепанная, вспотевшая от бега, и тяжело дышала, сверля его взглядом, — Я тебе кто вообще, дочь или бездушная кукла?!
— Что за бред ты несёшь?! Что ты снова себе придумала?! Возвращайся в комнату, живо!
— Всю жизнь ты не был рядом со мной, но тогда я ещё прощала, потому что в тебя верила мама! Но сейчас её нет, а ты даже не нашёл время по-человечески поговорить со мной об этом!
— Ты прекрасно знаешь, что у меня много работы! — возразил глава семьи, и девочка тут же перебила его.
— Много работы?! Всего лишь глупая отговорка, чтобы избегать меня! Если я для тебя не существую, тогда зачем мне тебя слушать?! Тебе же просто начхать на меня и мои чувства! Ты никогда не любил меня! — рыдала бедная Люси, надрывая связки. Внутри всё взрывалось от эмоций и она беспорядочно махала руками, усиленно жестикулируя. Её голос почти охрип, не выдерживая такой нагрузки, но девчонка не замолкала, пытаясь наконец высказать всё, что накопилось у неё в душе.
— Да с чего ты вообще это взяла?! — заорал Джуд, гневно шагая в сторону своей дочери, — Думаешь я не люблю тебя? А ради кого я по-твоему горбачусь?! Благодаря мне ты живёшь в роскоши! Я полностью содержу тебя, оплачиваю все твои прихоти. И ты заявила, что мне всё равно?! Неблагодарная!— горланил он, прямо ей в лицо, схватив девочку за запястье. Она замолчала, напугано глядя ему в глаза, — Вон отсюда! — крикнул отец, замахнувшись на дочь.
Вдруг, по комнате раздался шлепок, эхом звеня в ушах Люси. Она ещё не до конца понимала что произошло. Хартфилия осознала, что отец ударил её лишь тогда, когда щека начала пощипывать и болеть. Тогда на лице несчастной дочери отразились ужас, страх и ненависть, смешавшиеся воедино. Она посмотрела этим взглядом на своего обидчика и тут же решила бежать, надеясь скрыться за дверями своей комнаты так же, как и в прошлый раз. Девочка выскользнула из его рук и пулей вылетела из кабинета, мысленно презирая непутёвого папашу.
— Я отправлю тебя в школу, где ты поймёшь, что дом не самое худшее место на земле! — донеслись разъярённые вопли Джуда, когда девочка уже спешно поднималась по лестнице на свой этаж. Все сказанные им слова она обращала в ненависть, затаив на него сильную обиду. Люси пожалела, что сунулась в его кабинет, и взяла с себя клятву, что больше её нога не ступит на порог той ужасной комнаты. Закрывшись в очередной раз в своей спальне, девочка прорыдала до вечера, проклиная отца и этот злосчастный день, когда она впервые испытала боль от предательства своего родителя. Как бы странно это не звучало, но именно родные ранят больнее всего.