По битому стеклу нашего солнечного завтра

      Люси потерялась среди потоков своих мыслей, что гудели в голове, словно рой безумных пчёл. Из-за них она не сразу заметила, как во дворе дома началось странное движение. В отличие от Джуда, он уже давно слышал и понимал к чему весь этот переполох. Где-то внизу слуги то и дело в панике бегали по дому, словно их что-то напугало. Топот их ног ощущался даже на третьем этаже поместья, заставляя почти незаметно покачиваться огромную хрустальную люстру. Хотя, может, это просто ветер или больное воображение психически нестабильного человека. С последним утверждением Люсиль уже смирилась и была уверена в его правдивости. Дверь в её комнату была открыта нараспашку, а ещё в спальне царила эта мёртвая тишина… Не исключено, что именно поэтому звуки спешки были так отчётливо слышны. Как ни посмотри, идеальные условия для того, чтобы медленно сойти ума. Надоедливо и звонко тикали всё те же старые часы. Цокот эхом отскакивал от стен, отсчитывая последние минуты нашей Люси, в качестве жительницы этого дома. Ей казалось, что даже сердце билось точно в такт, беспрестанно бегущей стрелке по чёрточкам циферблата. Девочка не могла сказать наверняка, дышала ли вообще всё это время. Она была слишком поглощена этим бесконечным «ничем», уставившись в такое незримое «никуда». Так что, похоже, лёгкие работали сами по себе, инстинктивно гоняя по венам кислород. При другом раскладе она давно бы задохнулась, верно? Могли бы они так работать вечно? Люсиль не знала. Стоило только опомниться, как они тут же сказали ей: «На этом наши полномочия окончены, дорогуша. Дыши сама».       После глубокого осознанного вздоха она перевела взгляд на свою руку. Отец, что сидел под боком, крепко сжимал её пальцы в своих. Взглядом дочка скользила по его огрубевшим костяшкам, по морщинкам и трещинкам на длинных перстах. Отдельные детали были настолько чёткими, что, казалось, можно было рассмотреть каждую клеточку. За всяким миллиметром его кожи скрывалась целая жизнь, а за шрамами закреплялись самые разные истории. Люси представила сколько боли и трудностей пришлось разгребать именно этими руками. Самое печальное, что, собственно, она и была причиной всех его проблем, их эгоистичным создателем. Закралась мысль о том, что суицид был её самым ужасным решением. Таким образом она выказала неуважение к родителям, что подарили ей эту жизнь и лезли из кожи вон, дабы она ни в чём не нуждалась. Может, им не удалось дать дочурке того, что ей было действительно необходимо. Вопреки всему — каждый из них старался, как мог, и делал так, как чувствовал. Главное, что Люсиль сумела вовремя понять и признать свои ошибки. А после недолгих размышлений, заметив колечко на мужском безымянном пальце, она уже не смогла отвести от него взор. Теперь её чуткую душу грел один лишь взгляд на это ювелирное изделие. Золотое кольцо напомнило ей о маме. И раз отец всё ещё носит его, значит чувства к жене остались неизменными. Их юная дочь была счастлива это знать. Вдруг, ладонью златовласка ощутила, как сильно дрожит отцовская рука.       «Но трясутся не только руки. Душа тоже трепещет от ожидания… Правда, пап?», — мысленно спросила она у родителя, но в реальности лишь с грустью подняла глаза, чтобы увидеть выражение его лица. Люси нутром чуяла этот бешеный страх, исходивший от Джуда. Даже с виду он выглядел очень напряженным и обеспокоенным. Дочь была уверена, что в этот миг рассмотрела в теле взрослого мужчины крохотного напуганного зайчика. Этот пушистый зверёк спрятался в большом теле её отца и вжался в самый неприметный уголок его души, поджав хвостик. Она наконец поняла как тяжело ему было принять решение о её переезде в другой город. Но ради будущего своей дочери он пошел на это, даже зная, что может больше её не увидеть. Люси прочувствовала всю важность этого момента. Она тихо положила голову на широкое папино плечо, так и не придумав ничего получше, дабы его утешить. Он слегка вздрогнул от неожиданности, но вскоре расслабился. Джуд повернул к ней своё лицо, зарывшись носом в её белокурой макушке. Он шумно выдохнул, из-за чего до девичьего чуткого носа донеслись не самые приятные нотки перегара. Но Люси уже не придавала этому значения. Там, где кожа её головы покрывалась мурашками, в роще тонких золотистых волос, он оставил свой невесомый поцелуй. Слёзы вмиг начали застилать глаза дочери, поэтому она блаженно прикрыла очи, пряча грусть под густыми ресницами. Её бледные губы изогнулись в печальной улыбке.       «А ведь как было бы хорошо, если бы папа был таким хоть немного раньше… За пару месяцев до всего этого, за пол года, а лучше в то время, когда мама ещё была жива», — в её головушке внезапно проскочила эта мысль, из-за чего Люси заметно поникла. Вопреки усилиям скрыть нахлынувшие эмоции, слёзы стали проступать через плотно закрытые веки. Тяжёлый ком, что застрял посреди горла, было очень тяжело проглотить, как и побороть эту печаль. Как вдруг следующая мысль отогнала прочь весь негатив, — «А что, если папа всегда был таким? Просто эту его сторону знала только мама, поэтому и защищала его… Но… Абсолютно ничего уже не имеет значения. Хорошо, что он сейчас такой, о большем я и не мечтала.» — подумалось ей, а слёзы тут же отступили. Люси считала необходимым быть благодарной за подаренную счастливую минуту. Спасибо, что отец проявил заботу уже сейчас, а не когда ей стукнет под сорок. Да и просто здорово, что он рядом с ней, а остальное не важно. Она крепче сжала его ладонь и для верности накрыла её второй рукой.       — Папа, обещай, что бросишь пить. Ради меня, — тихо, но очень серьёзно вдруг сказала Хартфилия, оплетая его руку своими подобно змее. Хотя эти ползучие гады обычно сильно сдавливают свою жертву, но куда уж до них нашей Люси. Наоборот, она обнимала со всей своей лаской и нежностью, ведь по-другому не умела. Любовь должна идти от сердца.       — Почему ты заговорила об этом так внезапно? — спросил он удивлённо, немного отстранившись, чтобы увидеть её взгляд. Своим уверенным заявлением дочь застала папашу врасплох. Её намеренья были крайне серьёзными, как и тема для разговора, которую она выбрала. Джуд понимал, это «лёгкое пристрастие» к алкоголю слишком уж затянулось, но и представить не мог, что его зависимость так очевидна. И кто же тычет его носом в слабость? Кто открывает глаза на правду? Родная дочка! Как же ему было стыдно в этот момент, хотелось провалиться в пол, упасть с третьего этажа на первый, а там можно и ниже, прямо в землю. Хотя куда уж ниже падать, когда собственная дочь считает тебя алкоголиком и открыто заявляет тебе об этом. Да и не просто заявила! Она потребовала с него обещание, словно он тут же его отдал. Поставила, чертовка, ультиматум, пойти против которого он не в силах. Ради неё одной был готов на любые подвиги. Он мысленно улыбнулся, подумав:«Мой характер».       — Просто пообещай, — брови дочки грозно сошлись на переносице, образовывая «складочку злости», как называла её Лейла. Этот сверлящий навылет взгляд так напомнил Джуду жену, что он невольно засмеялся. Люси удивлённо уставилась на него, хлопая длинными ресницами. Она никак не могла понять что в её словах могло вызвать смех. Видя её неразумение, папа тут же успокоился и посмотрел на неё взглядом полным вечной родительской любви. Эти двое были так увлечены друг другом, что даже не заметили как в смежном со спальней коридоре послышались торопливые шаги.       — Обещаю, — прошептал он, а его густые усы вздрогнули, изгибаясь в улыбке. Он крепко прижал девочку к себе за плечи, когда понял что уже начал тосковать. А ведь она ещё здесь. Он чувствовал, что не хочет отпускать её куда-то в неизвестность. Люси через силу улыбнулась, а на щеках заблестели прозрачные дорожки. И тогда отец осознал насколько сильно дочка будет по нему скучать. Он полностью разделял её чувства. А ей, в свою очередь, было так тепло и приятно в папиных объятиях, как никогда раньше.       Внезапно в комнате раздался какой-то странный и довольно громкий стук, похожий на звук упавшей вещи. Отец и дочь перевели взгляды на дверной проём и подскочили с кровати, застыв на месте. Люсиль затаила дыхание, от волнения сжимая маленькой девичьей ладошкой мужские пальцы. У двери в спальню школьницы стояла Аквариус, а у её ног лежала небольшая дорожная сумка. Именно её она выронила из рук, когда удивление за секунду достигло своего пика, из-за чего тело стало непослушным. На физиономии тёти застыла гримаса глубокой печали, и тревоги вперемешку с болью непростительного предательства. Молча смотря на неё, Люси и представить не могла какие мысли сейчас управляли головой родственницы. А та стала, как вкопанная, не веря своим глазам. Ведь её племянница выглядела так, словно действительно пережила все те ужасы, о которых ей признался Джуд. Эта сильная женщина, которой чужды любые проявления слабости на людях, неожиданно для всех начала плакать. Она мгновенно сорвалась с места, перескочив сумку, мешавшуюся на её пути. Златовласка подумала, что тётя бежит к ней в объятья. Люси была безумно рада видеть её. Стоило лишь моргнуть, и вдруг Аквариус уже стояла рядом с ними, а бедная Хартфилия даже понять не успела, как её ударили по лицу.       — Идиотка, о чём ты только думала?! — прозвенел голос тётушки следом за шлепком, отскакивая эхом от стен просторной комнаты. Казалось, что после этого мгновенья, в особняке настала мёртвая тишина. Даже осенний ветер за окном не издал ни звука в ту секунду покоя. Создалось впечатление, что по щелчку пальцев всё вокруг замерло или перестало существовать вовсе. Будто, те слуги, что всё время беспрестанно бегали на нижних этажах, вдруг растаяли от страха пред гневом Аквариус. Смолкло всё, даже шум крови в сосудах и усталые резонансные биения сердец. Осталось только чьё-то тяжёлое учащённое дыхание, которое, как оказалось, принадлежало злой голубоволосой женщине. Единственное, что Люси почувствовала — сильное жжение на щеке, которое сопровождалось дурными воспоминаниями о смерти матери. Ассоциацию, которую выдал её мозг, девочка тут же старалась забыть, но тщетно. Образ отца, в гневе разбивающего стакан о стену, не выходил из её головы. Но она тешила себя тем, что теперь папа совсем другой, а увиденное ею в тот злополучный день было лишь единичным случаем помутнения рассудка. Подумаешь, у всех случаются нервные срывы, от них никто не застрахован.       — Какого чёрта ты творишь?! — взбесился Джуд и выставил перед дочерью руку, дабы защитить её. Люси удивлённо уставилась на его спину, прижимая к горячей щеке свою ладонь. Она была рада знать, что не ошиблась в нём. Этот его поступок девочке ещё надолго запомнится. Следующее, на что она переключила внимание — заплаканное и злое лицо любимой тётушки. Девочке достаточно было и взгляда, чтобы понять чувства стоящей напротив. Люсиль не могла подобрать слова, способные в полной мере передать родительнице все те эмоции и переживания, что она носила в душе. Лю знала, что сама виновата в этой ситуации, поэтому лишь стыдливо опустила глаза, напоминая провинившегося щенка.       — А ТЫ, БЛЯТЬ, ВООБЩЕ ЗАТКНИСЬ! — закричала Аква в десять крат громче. Мужчина попятился назад, когда она яростно стала тыкать пальцем ему в грудь, — ЭТО ТЫ ВО ВСЁМ ВИНОВАТ! КАК ТЫ ВООБЩЕ МОГ ДОПУСТИТЬ ТАКОЕ, ДЕРЬМА КУСОК?! — она буквально срывала голос, обвиняя непутёвого отца. Ведь попросту уже не могла рассуждать здраво. За неё говорили обида и чувство безысходности. Женщина была готова сделать виновником кого угодно, лишь бы найти хоть какое-то подходящее оправдание тому, что её племянница хотела бросить её, покончив с собой. А ведь она взяла с девчонки обещание, что та будет жить вопреки любым трудностям. Но то, что Люси решила сдаться, окончательно добило её. Тётя больше всего на свете боялась её потерять. И одна лишь мысль, что она могла бы увидеть свою девочку, лежащей в гробу, вводила её в состояние истерики, — Прости меня, Люси… Прости… — Аквариус закрыла руками лицо и громко зарыдала. Всё её тело тряслось от осознания того, что она позволила себе ударить свою маленькую кровиночку. Голубоволосая тут же обняла Хартфилию, по-семейному прижимая её к груди. Мысленно она тысячу раз пожалела о том, что подняла на неё руку, и пыталась загладить вину.       — Всё хорошо, — раздался тихенький и сдавленный голос златовласки, — Только прошу, не вини папу. Я сама принимала решения, а значит лишь я несу за них ответственность, — так по-взрослому заговорила её пятнадцатилетняя племянница. Аква в недоумении уставилась на неё. Она не могла взять в толк, где и когда кривая жизни изогнулась так, что её малышка внезапно стала такой взрослой. Она совсем не узнавала её. В глазах этой родной и одновременно незнакомой девочки больше не было и капли радости. Всё что читалось в них — лишь вечная пустота, влекущая за собой печаль и разочарование в этом прогнившем до основания мире, — Нам нужно поговорить наедине, — выпалила Люси, обращаясь к тётушке. Каждый из присутствующих понял, что разговор окажется не из лёгких. Ведь речь пойдёт о самом важном секрете, который девочка так упорно держала в тайне ровно до этой минуты.