Infuriato

      Гарри молча зашел в хижину, не разуваясь, и опустился в кресло. Голова обессиленно упала на руки. Он услышал грузные шаги и звук закрываемой входной двери. Повисла тяжелая тишина. Она давила на сознание, мешаясь мыслям и только усиливая все переживания, распаляя их.       Это неправильно. Глубоко неправильно — то, что произошло час назад. «Адекватность» возлюбленного только лучше передавала этот слой ужасной ошибки, и адекватность ли это была на самом деле? Так ли хорошо это внешнее спокойствие, какие плоды оно принесет в дальнейшем? Капля по капле, но это уже начало происходить. Том никого не убил. Или пока что не убил. Гарри сомневался, что эта отсрочка из-за него самого, ведь альфа в любом случае узнает о массовом убийстве, поймет сам, догадается. Поттер не обладал гениальным умом, но он был внимательным к деталям человеком. То, что предатели понесут наказание — неоспоримо. Но какое именно? У всего есть пределы допустимой жестокости. И убийство — не последняя ее ступень, далеко нет. Что мог придумать разум Реддла, не оплетенный явным помешательством? На какие изуверства? Как это остановить?       Как остановить мчащийся на сорванных тормозах поезд?       Молодой мужчина оторвал лицо от ладоней и посмотрел на неподвижно стоявшего возле двери Фенрира. Его взгляд был спокоен, а мышцы ненапряжены. В выражении лица не было следов измененного состояния рассудка. Что именно сделал с ним омега? — Как ты себя чувствуешь? — хрипло спросил у оборотня Гарри. — Ты понимаешь меня? Старший альфа удивленно приподнял брови, видимо, растерянный внезапным вопросом. Он кашлянул и неловким голосом ответил: — Да в порядке все. А чего за вопросы такие, щенок? — Что ты здесь делаешь? Растерянность сменилась легким раздражением. — Стою. Поттер покривился, теперь сам ощущая непонимание. Какого хера Реддл наворотил в мозгах оборотня, что он остался совершенно обыкновенным? После применения «Империуса» люди для знающего взора выглядят довольно странно: отстраненно, глаза иногда расфокусируются, видна борьба мышц — противоположных желаний, а самое главное — стирается личность, частично замещается, «Империус» — порождает симптом эйфории и фанатичности навязанных приказов. Разве что… Горя убавилось, тоски, боли, агрессии во взгляде. Альфа вздохнул и потер пальцами переносицу, чуть сдвигая кожаную ленту повязки. — С какой целью ты здесь стоишь, Фенрир? Ничего странным не кажется? — Поттер, — угрюмо проворчал оборотень. — Ты же сигаешь через окна, где мне еще-то быть? Я не могу раздвоиться и сидеть одновременно в доме и под всеми щелями за его пределами, поджидая, пока ты вновь не ринешься добывать себе приключений. «Ну конечно,» — в голове мелькнула легкая злость. — «Реддл, запирающий окна и двери, отбирающий очки и волшебную палочку. Стоило догадаться о смысле Империуса.» — Я хочу выйти отсюда, — сухо произнес он, поднимаясь на ноги. — Иди, — Грейбек приподнял брови. — Не обязательно докладываться о каждом своем чихе. Гарри моргнул, ошарашенно приоткрыв рот. Гнева сильно поубавилось: Реддл не ограничивал свободу и это… Уже делало ставки на истинную адекватность. Поттер не собирался добавлять к этому «хотя» или «но». Темный Лорд — жестокий человек, но не абсолютное зло. Никогда. — И ты, разумеется, пойдешь следом. Фенрир пожал плечами, отворачиваясь. Странное поведение Поттера начинало нервировать альфу. Ничего необычного в себе самом мужчина не чувствовал.       Да, он пошел. Следовал в двух шагах позади, непрерывно следя суровым взглядом за членами стаи, за Пожирателями Смерти, разбившихся на небольшие группы и о чем-то тихо переговаривающихся. На двух альф все смотрели с огромной настороженностью, даже не пытаясь подойти ближе или окликнуть. Тома нигде не было видно, но он предупредил своего возлюбленного, что занял один из домов, дабы отдать нескольким своим людям письменные приказы и списки действий, что они должны в ближайшее время выполнить. Маску забрал, надевая ее на свое лицо. Сверра тоже не было на улице, он таким же хвостом ходил за Темным Лордом, покорно склонив голову. И его поведение отличалось от поведения Фенрира. Это был явно иной приказ «Империуса». Впрочем, Гарри бы напугался до чертиков, прояви агрессивный Грейбек покорность или преклонение перед ним. Но и звериного в бывшем вожаке сильно убавилось.       Поттер сам не знал, куда и зачем пошел. Хотел проверить на правдивость дозволенность, но возвращаться обратно в хижину и сидеть там наедине со старшим заколдованным альфой — невелико удовольствие. Более того, Гарри понятия не имел, как долго Том будет отсутствовать. Быть может, теперь это станет постоянной практикой, но в этом не стоит винить омегу — его роль в Волшебном Мире оставалось титанической. Теперь — более всего. «Интересно, если я побегу, он побежит следом?» — волшебник обернулся на оборотня, холодея от понимания, что с такой горой мышц просто физически не справится. А что насчет магического поединка? — «Не могу же я нападать на человека, что подвергся проклятию. Чертов Реддл это прекрасно понимает. Но нужно хотя бы попытаться снять Империус. Я не слабый волшебник.» — Фините Инкантатем Максима! — едва выйдя за пределы поселения воскликнул Поттер, круто развернувшись и ударяя второго альфу в грудь лучом мощного контр-заклинания. Не слабый. Вот только не ровня Волдеморту и силе его заклинаний. И силе Старшей Палочки. «Старшая палочка…» — догадался Гарри, опуская собственную. — «Так вот, почему его реакции столь… Нормальны. Это безупречное проклятие.»       Оборотень хмуро потер грудную клетку, вновь раздраженный спятившим поведением молодого мужчины, но сам вооружаться не торопился, не видя в этом никакого смысла. Однако Фенрир теперь смотрел с прищуром, внимательно, цепко: вообще-то сошедший с ума щенок может навредить и себе самому, а вот этого оборотень допустить не мог. — Я хочу побыть в одиночестве, — на пробу предложил Гарри, вновь взявшись проверять пределы допустимого в насильственной «опеке». — Пожалуйста. — Ты что, видишь здесь кого-то постороннего? — повысил голос бывший вожак стаи, скрестив руки на груди. — Или чего подозрительного удумал? Так я посмотрю. Давай, я внимательнейшим образом посмотрю, что ты задумал делать среди леса. — Подрочить! — рявкнул Поттер, выходя из себя и спугивая выкриком стайку птиц с ближайшей сосны. Невозмутимость оборотня бесила так же, как и собственное бессилие. — Передернуть! Или вздумал пялиться на это?! Членов чужих мало видел?! — Гарри, зачем ты орешь на всю Норвегию о мастурбации? — послышался голос неподалеку, и альфа застонал от бессилия и легкого стыда на свою несдержанность. — О. Лонгботтом с изумлением натолкнулся взглядом на угрюмого мужика рядом с бывшим парнем. Еще с окраины деревни увидел, как Поттер с Фенриром куда-то направились, и это, честно говоря, насторожило и напугало бету — мало ли чего, всегда нужно держать ухо востро, а после того, что Невилл видел в поселении… Тем более. — Невилл, — уже спокойнее произнес Гарри. Он провел ладонью по лицу, вновь с непривычки цепляясь за черную повязку. — Он вроде как теперь моя нянька. На нем Империус. Я пытался снять. Гриффиндорец нахмурился, разглядывая оборотня уже более внимательно. Его тоже учили определять действие проклятия, и пораженным Непростительным тот не казался совершенно. С другой стороны — не верить Поттеру причин не было, учитывая творившуюся вокруг него чертовщину в виде воскресших Темных Лордов и Даров Смерти. — Ты ведешь себя неадекватно, щенок, — огрызнулся альфа, сплевывая на землю. — Я великолепно сбрасываю Империус, напомни, кто тебя учил его преодолевать? Расставлю все точки над «i»: задача любого члена стаи оберегать щенков, и ты в большей опасности, нежели другие. Здесь чужаки. А ты сам, как я убедился, невменяем. Второго глаза лишиться захотел? — Я взрослый волшебник, Фенрир. Не ты ли мне шею выворачивал несколько месяцев назад, готовый убить? — прямо намекнул тот в надежде, что правильные воспоминания вернутся. — Флея приказала сделать это, вы убили Тома Реддла, а теперь как к его существованию относишься? — Гарри, не стоит… — взволнованно вмешался бета, подходя ближе. — Если бы я хотел убить тебя, то повернул бы твою хрупкую шейку на триста шестьдесят градусов в считанные секунды, — мрачно процедил сквозь зубы взрослый мужчина, недобро сверкая темными глазами. — Моя Флея сошла с ума, но она пыталась действовать на благо стаи. Однако забыла, что нужно оберегать не только стаю, но каждого щенка, каждого самца и самку. Моя задача как мужа, самца и бывшего вожака провалилась. Я пошел на поводу у истинной пары, из-за чего один щенок потерян в лесу, другой изъят из стаи, а третий спятил и задает мне бессмысленные тупые вопросы! Лонгботтом подошел ближе к Поттеру медленными осторожными шагами, но оборотень отнесся к этому спокойно, не проявляя агрессии. Затем положил руку на широкое плечо волшебника, привлекая к себе внимание и качая головой. Грейбек не под Империусом. Это же очевидно — абсолютная логичность поступков, осознанность. — Поэтому для общей безопасности я сделаю то, что следовало сделать еще раньше — в ближайшее полнолуние самостоятельно оберну в волка. Гарри приоткрыл рот, отступая на шаг назад. Затем без лишних слов поднял волшебную палочку: — Экспекто Патронум. Лети и передай Тому Реддлу: «Мой Лорд. Дело не срочной, но чрезвычайной важности, — хотелось сказать очень многое. Но прямо сейчас омега не один, и Гарри не собирался вести себя, как обиженный глупый юнец, идущий на поводу у эмоций и чувств. — Полнолуние.» Поттер не был уверен, что даже вдвоем с Невиллом сумеет одолеть в бою Грейбека, и если ему взбредет в голову спрятать во имя безопасности? Связать и утащить в чащу леса? Убить бету, который может помешать? Безопасности помешать. Альфу никогда не найдут, не успеют. — Хорошо, — покладисто согласился он, щипая за бедро напрягшегося Лонгботтома, предупреждая. Будущий аврор быстро понял ситуацию, и палочку использовать не стал. — Это разумно. Фенрир неопределенно хмыкнул, немного расслабляясь. Гарри отвернулся от него, пытаясь скрыть страх в лице и дрожащие губы. Том не мог подобного приказать. Это шло непосредственно от бывшего вожака, только его желания. Насколько далеко может зайти совершенный Империус, дарованный Смертью? Конечно, безопаснее всего Поттеру стать оборотнем среди других оборотней. Это логичные выводы от зверя, который во время полнолуния может растерзать необращенного альфу. Том не мог отдать подобный приказ, но и предусмотреть все на свете — тоже. И проклятие следует немедленно снимать, пока ситуация не стала совсем патовой.       Спустя пару минут к волшебникам из-за деревьев выплыла серебристая волчица, изящно остановившись возле Поттера и нежно потираясь о его пальцы головой. Ее магия ощущалась теплыми солнечными лучами, вызывая приятные мурашки на коже. Альфа обмер, когда заглянул в рубиновые глаза Патронуса. Подобного он никогда не встречал. — Скоро буду, — произнесла волчица голосом Реддла, садясь перед Гарри и опуская подбородок-нижнюю челюсть на грудь шокированного альфы знакомым жестом Темного Лорда. Ее пристальный немигающий взгляд был таким же, что и у Тома. — Оставайся рядом с Патронусом. Я следую за ним. Вопреки всему, серебристый зверь никуда не исчез, и парень бездумно коснулся широкого лба, погружая кончики пальцев в теплое серебро. Волчица задрала голову выше и ткнулась полупрозрачным носом в ладонь, щуря глаза от удовольствия. Это было довольно странным: видеть эмоции обыкновенного заклинания, видеть горящие кровью глаза вместо белесых точек-искорок, видеть, что Патронус продолжает взаимодействовать с получателем, не собираясь растворяться в воздухе. И Поттер понятия не имел, что его возможно найти по следам.       Невилл же неловко отвел взгляд, переминаясь с ноги на ногу. Наблюдать столь очевидное доказательство чужой любви так открыто — довольно пошло и лично, а тем более такого существа, как Темный Лорд. Судя по наблюдениям за происходящим в поселке, Реддл — тот, кто разрушит мир до основания или спасет его. Или сделает и то, и другое. И Лонгботтом не чувствовал желания участвовать в деятельности Пожирателей Смерти, быть хоть как-то причастным к бывшему одногруппнику. Странное дело: они ходили на один и тот же учебный год, бета видел Тома как примерного старосту, пусть и довольно нетерпимого к чужим людям, а теперь — омега носил жуткую маску монстра и плащ с костями, подчинил оборотней и альф, говорил о мире, который хочет создать, являлся обладателем самой могущественной палочки в истории человечества, а сила его колдовства и запас знаний? Абсолютная невозмутимость перед разозленными вервольфами и целой толпой смотрящих прямо на него сильных чистокровных колдунов? У любого бы нервы сдали. Кажется, Невилл ощущал в себе не только ужас, но и трепет с искренним восхищением. И это Лонгботтому совершенно не нравилось.       А теперь он видел нежность и заботу этого страшного человека, и Невилл восхищался этим вдвойне. Гарри Поттер — справедливый и добрый мужчина, а значит в «сломанном омеге-старосте» было скрыто куда больше положительных качеств, нежели бета успел подсмотреть и понять. Его бабушку тоже все боятся и многие не любят, однако она — прекрасная мужественная альфа, замечательный родитель и отличный глава рода. Лонгботтом не был уверен в союзе или сотрудничестве, но вот становиться врагом Темному Лорду не собирался.       Наконец, колдуны услышали приглушенные шаги и знакомый сухой стук маленьких косточек на полупрозрачном плаще Волдеморта, перед тем, как не показался он сам. Маски не было, и оба альфы с бетой ощущали смутное облегчение.       Том обвел бесстрастным взглядом собравшихся и подошел к Поттеру, опуская ладонь на голову волчицы, и та беззвучно растаяла в теплом летнем воздухе. Гарри поджал губы, останавливая себя от немедленного выяснения отношений, но определил свое настроение строгим мрачным взглядом. Омега ничего на это не сказал, повернув голову к Фенриру: — Что за собрание в лесу? — Поттер намеревался подрочить, — грубовато отозвался Грейбек, мстительно зыркнув на раздраженного альфу. — И сбежать, по всей видимости. — О, вот как, — Реддл скользну взглядом по бледному Лонгботтому и приблизился к Гарри плотнее, обвивая его спину одной рукой с еще одним негромким костяным перестукиванием и шелестом ткани. Омега зашептал так, чтобы слышал его лишь напрягшийся Поттер: — Прости, что не предупредил. И спасибо, что позвал, я подправлю заклинание. — Убери его, — дрогнувшим голосом потребовал тот, не решаясь даже пошевелиться, шокированный уже близостью подобного костюма рядом с собой. Бок легко покалывало от соприкосновения с зубами-клыками, глаз зацепился за вспухшую жилку на шее партнера, но рука на спине и легкое движение пальцев перекрывали все эти ощущения с головой. — Том, сними Империус. Темный Лорд улыбнулся и покачал головой, не соглашаясь. Им действительно требовалась дополнительная защита, а тем более Гарри Поттеру, на которого из-за давнишней аварии обращены все взгляды Пожирателей Смерти. Получить нужную информацию, что Поттер не обладает совершенными боевыми навыками и не имеет огромного запаса магических сил — не сложно. Это слабость Волдеморта, и она у всех как на протянутой раскрытой ладони. Том не мог запереть Гарри где-то, не мог абсолютно ограничить его свободу, не мог постоянно находиться рядом или — что еще хуже — вечно таскать за собой, подставляя в куда большей степени, вовлекая в личность Лорда Волдеморта, а этого Реддл не мог себе позволить. Он не был простым человеком, он не может так просто относиться к безопасности близкого человека. Не только Пожиратели Смерти, но и Сириус Блэк все еще на свободе. Оборотень на коротком поводке — то, что им сейчас необходимо. Но оборотень не подчинится по чистому сознанию, это неконтролируемое животное с природной агрессией.       Полнолуние. Конечно. Том понял все сразу, как получил Патронус-медузу. Гарри говорил прямым текстом, что обращение альф в стаи — защита потомства. И нужно что-то делать во время самих обращений, ведь «Империус» будет продолжать действовать. Присутствие оборотня во время полнолуния рядом с Поттером недопустимо даже с максимальной защитой и контролем.       Это был громадный завал проблем, однако никакого давления на разум Реддл не ощущал в себе. Конечно, чего не скажешь об эмоциях. А вот они подтачивали холодный рассудок, наполняя вены жаром, доходя и до мыслей. Впрочем, еще семь месяцев назад Том при подобных же обстоятельствах получил бы несколько тяжелых срывов подряд. Сейчас все было в порядке. И будет. — Гарри, поговорим об этом дома, — в итоге прошептал Том, вновь пригладив бок молодого мужчины. — Пожиратели покинут поселение к вечеру, здесь останется только Теодор Нотт и Мальсибер. Последний подчинен мной в той же мере, — омега перевел взгляд в сторону Лонгботтома. — А вот с тобой мы еще не общались. Завтра наверстаем упущенное, что скажешь? Бета кивнул, настороженно глянув в сторону Гарри, но тот не проявил беспокойства на последних фразах, и Невилл не увидел для себя опасности этого первого взаимодействия с Темным Лордом. — Ты останешься здесь? Гарри свел брови к переносице, пытаясь понять, какого черта от Реддла доносятся приглушенные феромоны ярости. Все его просьбы были правильны и логичны: ломать личность, делать из человека послушную куклу — крайне жестоко. Неужели сумасшествие его отца ничему не научило? Или Поттер не имеет прав на злость из-за насильственной опеки чертового оборотня? Он не собирался нарываться на неприятности или — Мордред упаси — искать их, чтобы опять встретить демона в облике Тома Реддла. Но одно дело находиться в безопасности по собственной воле, а совсем другое быть привязанным бесконечной слежкой к одному месту.       В итоге желание мира, все та же вина, переживания за психическое состояние пересилили жажду ссор и разбирательств. Поттер не был конфликтным волшебником. — Вернусь обратно, — выдохнул он, с осторожностью касаясь предплечья омеги, наблюдая, как в его глазах появляется больше тепла и облегчения. — И о Фенрире мы поговорим. О Мальсибире тоже, как оказалось. — Конечно, — Том ослепительно улыбнулся, мягко подталкивая альфу в обратном направлении, к поселению, а сам поднимая Старшую Палочку на Грейбека, мысленно расширяя степень воздействия «Империуса». Поттеру необходимо личное пространство, хотя бы видимое ему самому, каждому человеку необходимы минуты одиночества, даже если при этом слежка и контроль никуда не денутся. Пожалуй, Фенрир действительно мог запереть альфу во избежания проблем, это недопустимо. — Гарри, с Теодором и Мальсибером ты можешь общаться без опаски, они не причинят вреда. А ты, — отведя палочку в сторону, обратился уже к оборотню: — Ступай следом. Лонгботтом… Попрошу назначать встречи в пределах поселения, где появление Блэка не останется незамеченным. Гарри повел плечами, думая, что после смерти родителей от подобной опеки и контроля основательно отвык, приловчившись к свободному падению и планированию. Том понятия не имел о здоровой родительской опеке, и о многих вещах им предстояло поговорить. Сказать по правде, его действия больше напоминали фанатичность Петунии Дурсль. Параноидальность также следует учитывать, нельзя судить Реддла как здорового человека, нельзя ставить его в те же условия, что и других людей, Гарри на примере Сириуса знал. Сириус…       Весь путь до хижины Поттер думал о крестном. После случившегося он ни сном, ни духом, что происходило с сошедшей с ума омегой, где он, что с психической стабильностью, здоровьем, жив ли вообще. Связываться опасался. У него были смешанные чувства после случившегося в лесу. Они ожидали нападения, это рано или поздно без лечения все равно бы произошло, тогда к чему ненавидеть Блэка за то, чем он не владеет? Гарри разумом понимал, что не может ненавидеть крестного, который не контролировал свои действия, но сердце все равно считало иначе. Если бы Сириус не напал, они с Томом добрались бы до летнего поселка и переждали временную аномалию внутри домика, а может, и не попали в нее вовсе, ведь Поттер потерял огромное количество времени в своем больном состоянии на путь в гору. Слишком много «если», это уже не имеет значения, ведь случившегося не исправить. Нужно работать с тем, что уже есть.       Том — вышел из стадии острого сумасшествия. Теперь его поступками не владеет слепая ярость, срывы, он мыслит логически, практично. Убийство Блэка не принесет ему никакой пользы, и до гибели омега планировал сделать излечение Сириуса примером для других. Гарри не затрагивал тему с крестным во время редких разговоров с Темным Лордом, а тот не спешил давить с расспросами, что уже восхищало Поттера: после возрождения терпение возлюбленного стало колоссальным, немыслимым, совершенным. Волновало иное: жестокость звериная сменилась жестокостью человеческой, а она была в сто крат страшнее.       К сожалению, Фенрир вновь зашел в дом следом за альфой, но вместо того, чтобы застыть столбом на пороге и в упор следить за молодым мужчиной, спокойно сел в кресло, отвернувшись в сторону окна. Гарри больше не решался начать с оборотнем разговор, это было бессмысленными попытками перебороть мощное заклинание Старшей Палочки, да и общих тем у волшебников не было.       Том вернулся раньше обещанного с совой на плече и небольшой коробкой в руках. Лицо выглядело усталым. Не обращая никакого внимания на Грейбека, он прошел к письменному столу, где передал норвежской сове уже заготовленный заранее свиток и выпустил ту в окно.       Потянулся было к пуговичкам на вороте мантии, как Поттер негромко его окликнул, покосившись в сторону постороннего в доме. — Ему будет все равно, не переживай, — отмахнулся было омега, но Гарри тут же поднялся на ноги, подходя ближе и протестующе сжимая запястья Реддла, не позволяя обнажаться. — Мне не все равно, — нахмурился альфа. — Не заходи так далеко. Лицо Тома было определенно довольным, и Поттер ощущал себя обманутым. Кажется, это было даже забавным — провокации. Темный Лорд кивнул бывшему вожаку, и тот без слов скрылся за дверью домика. Реддл перевел взгляд обратно на Гарри, считывая его эмоции. — Ты разочарован мной, — прямо выдал тот, отходя в сторону и спокойно скидывая с себя трансфигурированный кошмарный облик, вызывая знакомую тошноту от громкого бряканья костей, что наполняло всю комнату разом. — Думаю, я даже понимаю, почему. Гарри не знал, что ответить. Это не было похоже на разочарование, скорее, опаска, страх, ожидание, волнение. Из плохих эмоций. — Ты вызываешь куда больше положительных эмоций и чувств, — ответно прямо парировал тот, не собираясь портить этот вечер ссорой. Им был нужен простой разговор. — И я счастлив, что ты здесь, Мордред, Том, я боготворю эти дни, что ты вернулся к жизни. Безо всяких «но». За этой фразой не будет ничего другого. Наградой стала искренняя теплая улыбка. Том действительно ожидал неприятной перепалки на повышенных тонах, совершенно неготовый встретить столь явную любовь после обиженного, настороженного и разгневанного взгляда в лесу. Чертово «но» после таких слов всегда лишало их смысла и важности, они становились приукрасом для более жестоких и правдивых фраз. Поттер удивлял. И вызывал приливы бесконтрольной нежности. Которую Реддл никак не мог проявить, помимо мимики. Вообще-то это накаляло довольно крепко. — Пообедаем? — миролюбиво предложил омега, кивая в сторону стола. Он уже переоделся в домашнюю одежду Поттера — из своих вещей были лишь зимние, теплые. И в общем-то одежда Гарри ощущалась на своем теле комфортно, не вызывая брезгливости. Гарри с удивлением обнаружил, что внутри коробки было два заколдованных свертка, и его — раза в три больше. На вопросительный взгляд Том невозмутимо ответил: — Проснувшись, я обнаружил перед собой тощего оголодавшего мужчину, чьи руки стали неотличимы от омежьих, поэтому взял на себя ответственность исправить положение. Давай, ешь, мне нравятся твои жирок и мышцы. — Ты преувеличиваешь, — фыркнул Поттер, недоверчиво щупая предплечье. Конечно, в весе он сбавил, но тощим явно не был. — Переедание тоже вредно. Но вот спорт действительно был бы сейчас очень кстати. — Хорошее решение, — довольным тоном прокомментировал Реддл, первым принявшись за поздний обед. Он желал, чтобы Гарри был здоровым, а не нахватал кучу болячек. В конце концов, он шесть месяцев проторчал здесь наедине с самим с собой. — И все же, поговорить о Фенрире нам необходимо, не так ли? После того, как поедим, волчок. Гарри улыбнулся, склоняясь ближе и оставляя поцелуй на виске омеги. Тот выдохнул нечто неразборчивое, но спокойно продолжил поглощать свою вареную курицу с овощами и гречкой. Когда с обедом было покончено, альфа задумчиво посмотрел на лежащую на обеденном столе Старшую Палочку. — Примени на мне Империус?.. — Нет. Он опешил от такого быстрого и резкого ответа. — Я просто хочу понять, что чувствует человек, если заклинание было произнесено под прицелом Дара Смерти, — со вздохом продолжил Гарри, качая головой на резанувший ноздри запах химикатов: Темный Лорд сидел совсем близко. Конечно, это было абсолютным проявлением «железного ошейника», образ которого родился еще в особняке Реддлов, образ которого Том агрессивно ненавидел. — Потребуй чего угодно, того, что я бы сильно не захотел. Что-то нетерпимое, все в порядке, я разрешаю. А потом просто сними проклятие, чтобы я ухватил суть измененного восприятия. Я хочу разобраться, с чем теперь имею дело. Волдеморт некоторое время молчал, не обращая внимания на медленно сгибающуюся в пальцах вилку. — Не взращивай это во мне, — наконец, негромко произнес Том. — Все идет с мелочей. Мне ли не знать. Можно отрицать сколько угодно, но я нездоров. Не критично, но я не собираюсь забивать эту проблему в дальний угол, чтобы она всплыла грандиозной катастрофой в самый подходящий момент. Мне плевать на других волшебников, не предлагай себя на их место. — Хорошо, — мирно согласился Гарри, он видел в этом ответе неоспоримую логику. — Тогда потребуй то, что я могу сделать и сам, по своей воле. Что-то простое. Реддл совсем прикрыл глаза, вновь облепляя комнату тишиной. Вилка стала совершенно испорченной. — Нет, мы поступим иначе. Ты сам используешь Империус на мне, а затем я воспользуюсь Легилименцией, чтобы передать тебе воспоминания и ощущения. Так будет правильнее. Поттер глянул на омегу уже с интересом. Ответит ли? Признается? Он задал очевидный вопрос: — Ты бы хотел нечто во мне изменить Империусом? С негромким звуком вилка окончательно лопнула напополам, и Гарри поспешно добавил: — Прости. Я знаю, что это слишком обнажающие вопросы, я ни в чем тебя не подозреваю и не упрекаю, мне искренне любопытно, потому что у меня тоже есть слабости и желания, которые я не способен осуществить с первого раза, за несколько недель или месяцев, и это тоже включает некоторые вещи в тебе. Которые, разумеется, я ни в коем случае не буду изменять насильственным путем. Но это не значит, что благовоспитанный человек не подумает о воровстве понравившегося товара с баснословным ценником за витриной. Подумает, но ни за что не украдет. Не могу точнее описать. — Я тебя прекрасно понял, — тихо ответил Том, медленно разжимая побелевшие от усилий пальцы, и два обломка искореженного столового прибора упали на гладкую поверхность деревянного стола. — Да, есть вещи, на которых я могу сорваться. И это не то, что стоит проверять у психически нестабильного человека. Раз — изменю сущий пустяк, два — потребую незначительное действие. Три — во время срыва извращу твое сознание одним взмахом, не видя в этом беды. Не требуй. Реддл подумал, что в первую же очередь при любом удобном случае стер все воспоминания Поттера о месяце жизни с трупом. И ведь со всех сторон это казалось верным решением — избавить от страданий, от психологической травмы, от его блядской уверенности, что инстинктивный зверь в гниющем мясе — Том Реддл. И, конечно, позже Темный Лорд найдет себе тысячу оправданий в своей правоте, а Гарри даже не осознает изменений. Но это будет тем же самым, что вырвать из альфы часть его самого, его личности, сделать в нем дырку, сделать его удобным для себя. И это будет ни чем иным, как насилием. Конечно, сразу после этого Том сотрет каждую крупицу чувств и возможных желаний к Лонгботтому. Не видя в этом ничего дурного, ведь — как же так — это его будущий муж, и Реддл имеет право на подобные запреты.       И чем тогда действия Темного Лорда будут отличаться от законов животного мира истинных пар?       Дело не в том, что Том сейчас осознает полную глубину этого насилия, а в том, что после первых невинных изменений это станет для него в порядке вещей. Просто потому что Поттер разрешил. Потому что он даже не поймет, что случилось с его личностью, а если ему прямо скажут об этом в лицо — не поверит. Это ведь так просто.       С другой стороны — Гарри Поттер совершенно здоровый и психически стабильный человек, и омега ему полностью доверял. Реддл поощрительно кивнул Гарри, и тот без особой уверенности взял в руки Старшую Палочку, направляя ее кончик на второго колдуна. Том оставался расслабленным. Он пригладил мягкие кудри волос, вздохнув: — Никак с приказом определиться не можешь? — Я приказал тебе поправить волосы, — прошептал молодой мужчина. — Фините Инкантатем. Том удивленно посмотрел на свою руку. Вспышки луча не было. Он не произнес формулу Непростительного? Ничего, похожего на заклинание, слизеринец не помнил. — Давай еще раз. Я сам захотел это сделать, мне следует подравнять кончики, уже в глаза лезут. Теперь попроси то, что мимоходом сделать нельзя, иначе… — Волдеморт замолчал. Мозги заработали на полную, примеряя и прикладывая собственные желания. — Нет. Мне было плевать на внешний вид. Это сработало. Я не ощущаю себя подчиненным. Брось ты Империус без предупреждения, без этого разговора, и я бы не осознал даже после заклинания отмены этих чар, — внезапно по губам Темного Лорда прошлась лукавая усмешка. Он наклонил голову набок. — Хочешь заглянуть в мое сознание? — Это будет интересным опытом, — осторожно признался Гарри, перекладывая Старшую Палочку в чужие руки. — Надеюсь, это не станет травмоопасным. К неожиданности, к последним словам Том отнесся довольно серьезно. Он мысленно собрал в единый слой все ощущения последних секунд. — Ничего лишнего там не будет, обещаю. Легилименс! — О, вот оно как, — рассеянно пробормотал волшебник, впервые ощутив на себе действие этого заклинания. Оно было очень мягким, ощущалось легким прикосновением к затылку, и, что правда, чужих эмоций и чувств, не относящихся к применению «Империуса» Поттером, там не было. — Фенрир даже осознавать не будет. — Говоря о Грейбеке, я не считаю, что Непростительное следует убрать. — Ты лишаешь его право выбора. — Это наказание. Преступников, что казнят или садят за решетку также лишают его, не так ли? Мое наказание более лояльное и предельно полезное для нас обоих. Гарри, послушай меня внимательно. Мое правление станет тяжелым трудом, и оно оставит за собой недоброжелателей и врагов. На свете великое множество волшебников, сильнее тебя. И хитрее. Люди, что вертятся в обществе и могут вызвать негатив — имеют охрану. Ты бы не стал осуждать за это особу королевской крови или поп-звезду? — Том Реддл — поп-звезда, — усмехнулся Поттер. — Однако ты сравниваешь разные вещи. Ты изменил личность и восприятие реальности человека, он понятия не имеет о наказании. Я осуждаю. — Хочешь, заставлю его испытывать мучения совести каждую секунду этих семидесяти семи лет? — улыбнулся омега. — Мордред всемогущий, нет! Я об осознанности и твоей жестокости! Темный Лорд дернул уголком губ, сбрасывая ласковое выражение маниакальности. Конечно, он будет жестоким к тому, кто вывернул нежную шейку Поттера в опасное для жизни состояние. Альфа слишком жалостлив к людям, которые того не заслуживают. — Фенрир не чувствует страданий. Для него — это просто жизнь. И личность потревожена не сильно, это не навредит рассудку, я не заставляю его делать жуткие нетерпимые вещи, убивать членов стаи или насиловать всех омег в округе. В итоге даже руки на себя после смерти истинной пары не наложит. И — нет — он все еще ее любит, я не отобрал эту звериность, только слепоту. Цель моего Империуса — безоговорочная защита твоей жизни и психики, и это не станет его проблемой. Фенрир обладает нужными мне качествами, которые, увы, позволить ни тебе, ни себе не смогу. Это утешит твои метания? — «К ноге, животное», — вспыхнул Гарри. — Не утешит. — Раз в месяц это животное бегает на четырех лапах, вычесывает блох зубами и воет на луну, — напомнил ему Реддл. — И обращает в животных других людей. Не хочешь поговорить о тех, чьи жизни были загублены под властью его правления? Это ничего, да? «Оборотни убивают, и для них это нормально» — твои слова. Я подчиняю себе людей, и для меня это нормально — теперь мои. Ты ведешь себя, как ханжа. — Как ты можешь так великолепно вызывать стыд в самых различных формах? — ахнул тот. — Я не принимаю убийства других людей! В тот момент я лишь пытался донести, что оборотни не владеют собой, и… — И передают другим людям эту болезнь осознанно. Ханжа, — с удовольствием в голосе подытожил Том. — Попытайся понять то, что я говорю. Фенрир великолепно себя чувствует. Ты знал его, ты относился к нему достаточно дружелюбно, и я сохранил его личность для тебя. Но он отрабатывает наказание, принося пользу. И вообще-то это наказание милосердно. Не вижу причин для твоих беспокойств, мой хороший. — Что бы ты мечтал изменить во мне? — задумчиво произнес Том, пока они мирно перебирали недавние записи с основательно редактированными планами по поиску и привлечению маггловских ученых. — Если ты предложишь, я могу попытаться дать тебе это без «нескольких недель или месяцев». Поттер помялся, но скрывать не стал. Голос наполнился неловкостью и ломкостью. — Ненависть к самому себе. Безразличие к окружающим. Принижение их жизни, приравнивание к животному миру самых обыкновенных и хороших людей. Ненависть к миру. Я уже говорил тебе об этих вещах. Омега кивнул, соглашаясь. Да, эти мягкие и даже прямые намеки он слышал не раз. — Ты знаешь, я помню твой разговор с осколком из кольца, — улыбнулся он. — До последнего слова. Когда ты… — О, боже, — Гарри спрятал лицо в ладонях, вспыхнув стыдливым красным цветом до кончиков ушей. — …Мастурбировал для меня, — весьма довольным и удовлетворенным тоном закончил Реддл, повеселев и безжалостно продолжив: — И на мою змеиную речь. А говорил я следующее: «Борода Дамблдора такая пушистая. Его мантии девчачьи и безобразные». — ГОСПОДИ! Пожалуйста, нет! — простонал альфа, не веря, что это происходило на самом деле, под негромкий веселый смех. «Я бы хотел прикоснуться к тебе по-настоящему. Я был бы рад иметь тело для этого.»       Да, Том получил себе полный доступ к воспоминаниям разорванной души. И говорил тогда вовсе не о Дамблдоре. Поразительно. Он был влюблен в Поттера и в подобном призрачном состоянии. Конечно, с таким напором нежности, принятия и доброты было бы трудно справиться человеку, никогда их не встречавший к себе самому. Осколок был сбит с толку и шокирован, его просто швырнули в эти отношения, до которых они с альфой шли непростым путем проб и ошибок. Идут и сейчас, если быть объективным. «Он возбудился от одних воспоминаний нашей близости с ошейником и поводком, он мастурбировал в наморднике, потому что я этого попросил, Дьявол,» — взметнулись непрошеные мысли.       Просящий поговорить на Парселтанге Поттер — немыслимо эротичный. Без возбуждения Том имел честь наблюдать за его оргазмом с чистым холодным рассудком, не сбиваясь на собственную эрекцию, оценивать более полно. И Гарри Поттер — просто чертовски горяч. — Ты такой черт, — с огорчением проговорил Гарри. — Я знаю, — ухмыльнулся Том. Переждав остаток эмоций, он ответил серьезно: — Я уверен в этой ненависти к себе. Она двигает меня вверх, она дает толчок к саморазвитию и перетеканию к совершенному существованию. Я ненавижу свое стремление к ревности и агрессии, они во мне есть, и если я их приму, то не стану бороться. Это будет правильным решением? Я ненавижу в себе многое, Гарри, и это всегда — отрицательные стороны. — Ты ненавидишь свое имя. Какую отговорку сейчас предложишь? — проницательно отозвался Поттер, сверкая своим единственным глазом. — Ты ненавидишь свою сущность. И посмотри, кем ты стал. — Звучит так, словно это можно идентифицировать как «великий» и «монстр» одновременно, — беззлобно поддел его волшебник. — Я говорил, что мое тело — это то, чем распоряжаюсь только Я, и никто не имеет права осуждать за это. Имя тоже включено. Не я его выбирал. А моя умалишенная слабая мать, которую я ненавижу. Она мне никто. Просто матка, вытолкнувшая на свет последствие изнасилования. Мне не за что ее благодарить или любить. Я не подвластен просить или желать появления на свет, это воля родителей. Другое дело — выполняй она функции «матери». Но нет — она решила назвать ребенка в честь его отца, которого изнасиловала и сломала. Как вечное напоминание о произошедшем. Как тебе такое оправдание, а, Гарри? Альфа опустил взгляд, пристыженный за осуждение. С этой стороны он никогда не рассматривал проблему ненависти. Только что это было обнажение до нервов и костей. — Я… — Поттер прокашлялся. — Я просто не хочу, чтобы ты калечил себя. Тебя эта ненависть рвет на части, даже свою душу не пожалел. — И это тоже входит в часть того, чем я вправе распоряжаться, — кивнул Реддл, накрывая широкую ладонь альфы своей изящной кистью. — Ты прав: это изуродовало мою личность, и впредь подобных ошибок не повторится. Но это не изменяет моих прав. Говоря о сущности… Что же, позволь привести пример. Ты просыпаешься в один прекрасный день с осознанием, что более мужчиной не являешься. От тебя ожидают беременности и послушания, никакой интересной и опасной работы, никаких репетиторов, никакого равенства от других мужчин, даже если до этих самых пор считал себя, вел — как они. Я всего лишь был уверен, что являюсь гермафродитом, но не… — Ты мужчина, — твердо перебил его Гарри, хмурясь. — Это просто различие половой принадлежности маггловского и магического мира. Не хочешь рожать — не рожай. И о каком еще равенстве идет речь? Таких как ты — свет не видывал, и дело совсем не в запахах. Ничего бы не изменилось, будь ты альфой или бетой. Может, нашел бы другую причину для ненависти. Дескать, беты слабее или альфы — совсем животноподобные. «Мерзкий узел» и прочие вещи. Это маггловское восприятие мира, а не ущербность нашего. Потому что того же гнева к мужчинам и женщинам их мира у тебя нет. — Ты защищаешь это разделение? — улыбнулся Том, но быстро сбросил это выражение лица, заметив легкий страх у Поттера. — Прости. — Я пытаюсь защитить людей, которых ты ненавидишь. И тебя, потому что ты восхитительный. — Систему, — поправил его Реддл, погладив пальцы волшебника. — И — да, разделение, но не по половому признаку, а по отношению к нему. И инстинктам. Это отвратительно. И должно поддаваться лечению. Соответственно — уничтожению. Я жил с мыслями о геноциде волшебной расы, но это должны быть звериные инстинкты и система взглядов на омег и альф. И я бы принял, что способен понести, как самка. Если бы ко мне относились как к самцу, что может это сделать. Но нет, для остальных я и был самкой, — он покривился от отвращения к этим звериным понятиям. — Я не собираюсь оправдываться, что хочу быть настоящим мужчиной после осознания всей правды и что — возможно — это следствие какой бы то ни было психологической травмы на первом курсе обучения, но это во мне есть. Мне не нравится быть омегой, просто смирись с этим. Не забывай: мое право. Взгляд невольно зацепился за сверкнувшие изумрудные гвоздики в ушах Поттера. Странно, но первой мыслью было — податься вперед и втянуть нежные ушные мочки в свой рот. Второй — сделать это с языком. Том быстро осек себя, опуская глаза ниже. В паху появилось напряжение. «Хочу его. Прямо сейчас,» — пронеслись неконтролируемые мысли, которые темный маг поспешил задавить на корню. Не место и абсолютно не время. И что еще за часть тела? Мочки? С каких это пор? — Пусть так, — печально ответил Гарри, ласково переплетя пальцы с рукой Тома и встречая его рассеянную улыбку. — Иногда ты говоришь такими словами, что мне сложно продолжить возражать, хотя в душе возражений меньше не становится. Но еще несколько вопросов, связанных с именем, осталось. Если ты позволишь. — Позволю, — торжественно кивнул Том, чем вызвал смешок со стороны альфы. — И даже отвечу честно по мере того, насколько ощущаю сам, — на непонимающий взгляд объяснился: — С ненавистью невозможно быть во всем объективным. — Что не так с твоим отцом? Этот вопрос Гарри мечтал задать еще с начала Рождественских каникул. И получить долгожданный ответ.       Улыбка стекла с губ омеги, а веселья поубавилось. Первым решением было резко оборвать спокойную беседу грубостью. Он решительно не хотел, чтобы подобное вообще касалось Поттера, чтобы он был причастен к омерзительным вещам прошлого Тома, его мыслям и поступкам. Одно дело рассказывать о грязи в крови, над которой не подвластен, но совершенно другое — мерзкие грани личности, которые извращали высшее существо, кем должен являться Темный Лорд Волдеморт. Делали слабым и безмозглым. Это было нетерпимой гранью, о которой не собирался ни при каких обстоятельствах раскрывать кому бы то ни было под страхом смерти. Потому что причина совершенно уродлива и глупа. Он не мог ее перебороть.       Вторым решением стало соврать. И Гарри действительно не различил бы фальши, он даже не знает, что все еще не является убийцей отца своего парня. На самом деле правда не была чем-то совсем кошмарным, учитывая последующие преступления и планы, но это было чем-то непередаваемо низким, ущербным, слабой прослойкой сознания бесхребетного существа.       Все же, третье решение стало раскрытие мерзкой тайны.       Конечно, не луна с неба и не смена дня с ночью, но Реддл дал Поттеру желаемое: — Потому что он — прямое отражение того, кем я мог быть. Том отвернулся, ощущая боль в стиснутых челюстях. — И я страшно завидовал. Гарри шокировано приоткрыл рот, припоминая жуткое поведение невменяемого Томаса Реддла старшего. Да быть того не может.       Темный Лорд пережил в себе приступ невменяемой ненависти от самой ситуации, которой позволил случиться, от обнажения своей ущербности, от раскрытия ее Поттеру, и негромко продолжил: — Хотел, чтобы отец превратился в убожество, чтобы не просто исчез или умер, а потерял свой облик и внутри, и снаружи. Я сломал осознанно, чтобы под конец он пускал слюни без единого признака человечности. Я не идиот. И прекрасно знал, что долгий непрерывный Империус выжжет сознание подчистую. Том безразличным ледяным взглядом смотрел в сторону противоположной стены, ощущая, как внутри, напротив, все пылало будто в раскаленной печи.       Гарри понравился его отец. Разумеется, понравился. Даже в сумасшедшем состоянии. Не мог не понравиться, кому угодно. И самое пугающее — иметь близкое сравнение идеальности с омерзительным уродством — Томом Реддлом младшим. — А перед этим хотел насладиться ощущением семьи, которую, как я считал, был мне обязан дать родитель. Ведь Томас Реддл старший просто должен был принять своего потомка, обрадоваться ему, восхититься силой и личностью, даровать дом, любовь, правильные семейные отношения, попросить прощения. Да, извиняться за свое отсутствие каждый день, каждую минуту, ползать на коленях и целовать ноги. За одно свое блядское существование. Просить прощения за самого себя, за свою жизнь. — Он имел мои черты лица, но был мужественным, и был настоящим мужчиной. Прекрасное тело, человеческое тело, ничего звероподобного и мерзкого. Идеал. У него никогда не было течки и влечения к запаху истинной пары, которой, к слову, тоже существовать не могло. Хорошая семья и любящие отец с матерью. Их я действительно не тронул и пытался излечить. В этом за мной вины никакой нет. Волдеморт скупо улыбнулся, но в сторону Гарри не посмотрел. — Мой отец собирал в себе все прекрасные качества человекоподобного существа, и вот — в его доме появился Ты, имея наглядное сравнение отца и сына. Гарри, в то время я действительно считал, что ты обратишь на него куда большее внимание. Да, то, о котором ты сейчас думаешь. Я не особо понимаю гетеросексуальность Волшебного Мира даже сейчас. Ты встречался с бетой, а мой отец — «бета» в маггловском мире. И он — моя лучшая версия. Я хотел минимализировать ваше общение и времяпровождение, не вызывая этим подозрений. Вообще-то это были довольно логичные мысли на тот период, ведь что ты выберешь? Недозрелый гнилой мандарин, покрытый слоем грязи, или восхитительно вкусный и созревший мандарин, сладкий и чистый? Тем более Гарри Поттер попросту боится омег. Ты не тяготеешь к темной магии, не желаешь личность Волдеморта, мы довольно часто ругались, я постоянно тебя бил. Это была даже не ревность, а страх. Гарри пораженно застыл, не веря, что Том на самом деле так думал. Что такие мысли вообще в его голове скрывались. — Я могу прокомментировать? — тихо попросил альфа, и омега коротко кивнул. — Спасибо. Том, любимый человек — не фрукт и не вещь с полки магазина. Отношения — не значит: выбрал любого, на кого взгляд упал, и заполучил. Конечно, тебе было сложно с подобным разобраться, Мордред, я не осуждаю. Но мне нравился твой папа, потому что казался любящим и заботливым родителем, а после жизни в приюте... Тебе это очень нужно было. Парень вновь кивнул, но взгляд не изменился. Прямо сейчас — он эти вещи знал. Это не имело значения. — Я говорю о возрасте четырнадцати лет. К твоему появлению стало немного легче переживать ущербность. Собравшись с мыслями, волшебник продолжил: — Мое имя — абсолютная насмешка, ведь я был таким уродливым по сравнению с настоящим Томом Реддлом, в честь которого его получил. Просто неудачная копия и подделка. Он уже был психически надорван моей мамашей, но все же оставался стойким, сильным и волевым человеком. Я отнял это у него. Не было вины отца в том, что отказался принять сына. Если бы у кого-то получилось меня изнасиловать, и я бы залетел, — омега покривил губы. — Ребенка бы убил, не задумываясь. Мне было четырнадцать, и я думал только о несправедливости блядской жизни. Даже сейчас я ненавижу отца за одно его существование. И ненавижу себя за то, что стал второй Меропой Гонт, подчинив его своим прихотям. Я захотел его любви — и получил ее, мне было плевать, что она фальшивка. Не жалею о смерти папаши, и только это делает меня слабым, зависимым — мое счастье, что более идеального Тома Реддла больше нет. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул, пытаясь остудить лаву и копоть в жилах. — Два лета подряд я использовал заранее заготовленное Оборотное зелье с частичками отца, и ходил в его облике целыми неделями. Просто смотрелся в зеркало, взаимодействовал с рабочими и слугами поместья, я был так счастлив становиться идеальным и ненавидел себя даже больше, когда действие зелья проходило. Я строил целые планы, как принимать Оборотное до самой смерти папаши, наплевав на собственные установки и жизненные позиции. Утопал в зависти. Семья перестала волновать, потому что желаемое не получил. Два лета подряд я не мог даже мысленно назвать себя мужчиной или человеком, потому что мои поступки, наполненные завистью, слабостью, низостью, быть им не позволяли. И я не был достоин носить титул и имя Лорда Волдеморта. В отражении на меня смотрела Меропа Гонт, околдовавшая Томаса Реддла. Том Гонт. Реддл замолчал. Прямо сейчас он был одним оголенным нервом и натянутой струной одновременно, готовый лопнуть, взорваться, уничтожить все вокруг себя от единственного слова или прикосновения. Ему казалось, что в таком состоянии способен применить «Аваду Кедавру» безо всякой палочки. Он знал, что раскрытая правда ударит по Поттеру, но знал, что его отношение к своему возлюбленному никак не изменится, но понимал, что безучастным Гарри не останется, он захочет поговорить, а как переждать момент взрыва во время прикосновения? — Ты так травмирован, — тихо сказал альфа и подскочил на месте, когда письменный стол с громким треском переломился надвое от вспышки магического выброса. Он с тревогой заглянул в лицо Тома, но тот сидел с плотно прикрытыми глазами и до побеления сжатыми губами. «Не потому что уничтожил отца,» — Гарри не предпринимал попыток утешить или как-то поддержать, пока в нескольких сантиметрах бушует магический фон Темного Лорда. — «Потому что признался вслух о причинах ненависти. Признал зависть и комплексы. И вот, что Том имел в виду, когда говорил, что похож на маму в куда большей степени. Господи, он варился в травмах все эти годы.»       Гарри думал о пределах доверия Тома Реддла к нему, но даже близко не подобрался к настоящим границам. О собственных комплексах Гарри не признался бы даже себе, о самых гнилых червячках сознания, о самых нетерпимых мыслях. А они были. Пожалуй, не настолько тошнотворные и темные, как у сидящего рядом омеги, не настолько уродующие, ведь Том попросту раздавил все человеческое и разумное в своем отце из-за зависти и мести, и это делало его чудовищем. У папы не было ни малейшей вины перед Меропой или сыном, ни перед кем.       Признаться о подобном возлюбленному — совершенный подвиг доверия. Реддл мог ответить, что угодно, и Гарри ожидал, что омега просто хотел семью, которой не получил, и любви, которой ему не дали. Боже, да, даже ревность — это было в Томе, как бы тот не пытался глушить. В Поттере было. Да у каждого влюбленного человека. В прошлом оказалось скрыто гораздо большее — острые психические травмы, одна за другой, сами себя порождающие друг из друга.       Ему никогда не стоило посещать особняк Реддлов. И в то же время — только это мог сделать сирота, не знавший отеческой любви. — Я в порядке, — наконец, уже достаточно уравновешено произнес Том, распахивая спокойные голубые глаза. — Я вывалил это дерьмо на тебя, но ты захотел правды. Вот она. — Спасибо, что рассказал, — хрипло ответил Поттер. Он хотел бы прижаться лицом к лицу Темного Лорда, но прекрасно понимал, что его подорвет жалость и сопереживание. Обсуждать сейчас — тем более недопустимо. Это травмирует еще больше. Они просто это переживут. Проблемы не решаются утешением, это долгий процесс, каждый в этой комнате знал. Гарри был счастлив, что получил его начало — полную правду и осознание травм. Понимание. Том не мог ненавидеть свою мать лишь за ее грязную кровь и сумасшествие. Это был ее образ в отражении. — Надеюсь, совсем скоро тебе станет легче любить собственное имя. Реддл приподнял брови, медленно повернул голову к Гарри, а взгляд похолодел на несколько градусов. — «Том Поттер» еще долгое время будет звучать для меня непривычно, — неуверенно улыбнулся альфа. — Как и определение «замужний человек». «Женатик». Может быть, на следующий день у тебя появятся мгновенные залысины и совершенно безобразный старый халат с дыркой на воротнике, — он запнулся, когда Том спрятал лицо в ладонях на несколько секунд, не зная, что на нем увидит в следующий момент. — Жирные коты тоже как-то сами собой появляются в семь… — Я тебя люблю, — улыбнулся омега, отняв голову от рук. — И свое будущее имя тоже. — Блять, — беззвучно ругнулся Реддл, едва открыв глаза и собрав мысли в кучу после сна. Эротического сна. — Да блять. Вообще первого эротического сна с участием Гарри Поттера. Удивительно, но подобные проблемы никогда не преследовали его. Утренние стояки — вполне, но красочные сны с участием определенных людей? И это было огромной проблемой, судя по тяжело дышащему под боком альфе. Том с отвращением поджал губы, чувствуя свой твердый член и промокшие от смазки штаны. Подняв руку, он призвал Старшую Палочку и удалил эту мерзкую грязь с себя и белья, а вторым взмахом распахнул окна настежь. Прикладываться к мастурбации Реддл не собирался, считая это отвратительным животным непотребством в отсутствии Поттера. Неслышно поднявшись с кровати и стараясь даже не смотреть в сторону второго волшебника, он скрылся в ванной комнате, сразу накладывая заглушку и включая сильный напор ледяного душа.       Чувствуя себя бесконечно грязным даже после обильного потока воды, Том прокрался обратно в комнату, уже без опаски глянув на спящего. Кажется, стал приходить в норму. Черт подери, он мог захлебнуться рвотой во сне, продолжайся это достаточно долго. Колоссальных масштабов проблема. Капать зельем Подавителей или принимать по одной таблетке перед сном теперь острая необходимость, если подобное станет продолжаться. — Ебучее животное, — прорычал себе под нос омега, потеряв всякое желание вновь засыпать, несмотря на ночное время суток. «Смерть могла бы бонус какой подкинуть ради свершенного обряда, уверен, первого в истории жизни всех людей. Хотя бы избавить меня от этого химического зловония,» — с ненавистью подумалось Темному Лорду, пока он тихо размещался в кресле. — «Сказать кому — засмеют. Мокрые сны Темного Лорда, дважды блядское «ха-ха».»       Ничего смешного в этом он, конечно, не находил. Приютские дети, которым он вкалывал во время сна в языки отраву, обычно лежали на спине. К утру их легкие были полны рвоты и крови, а кожа уже ледяной. Нет, совершенно никакого смеха. Пусть, это физиологическая реакция организма, естественные процессы которого были нарушены с созданием хоркруксов, бога ради, после всех слов Поттера и его действий — разумеется Реддл желал с ним близости. И прекрасно видел, что альфа хотел того же, пусть и не мог дать. «Дать».       Том вновь скривился от пришедшей в голову мысли. Они будто бы вообще становились бесконтрольны. «Да, да, тебе не дают, потому что Поттер целовался с твоим трупом, это то, о чем необходимо думать в три часа ночи. Занимательная постельная история Тома Реддла, будет о чем вспоминать через семьдесят лет — Гарри, Гарри, это животное хотело твои щиколотки, потому что ты не носил паранджу.» — Да что за бред, — прошептал Волдеморт, проведя ладонью по лицу. В голове вспыхнул образ чертовых щиколоток, а затем впадины позвоночника, после — опять ушных мочек. И легкое напряжение в паху появилось вновь. — Это же даже не сексуально. Самое худшее — даже признаков подступающей течки не было. «А может, и лучшее,» — пронеслись рассеянные успокаивающие сознание мысли. — «Это не инстинкты. Это же даже не член. Я хочу его уши, да что со мной не так?»       Как оказалось, это был вовсе не предел странностей организма и мыслей. Утром Поттер переодевался, был в одном нижнем белье — никакой реакции. Том напряженно разглядывал партнера, ожидая неконтролируемый прилив возбуждения, но это было чем-то вроде тепла и нежности, что не подталкивало тело ответить эрекцией. Гарри не успел надеть на себя контактную линзу и постороннего пристального внимания не заметил, чему омега смутно радовался. Пока они не сели завтракать, и Том, находившийся в десяти сантиметрах от альфы, не наткнулся взглядом на полоску обнаженной кожи между чуть задравшейся футболкой и летними бриджами. Все бы ничего, просто кожа, а на ней — отпечаток резинки от пижамных штанов.       С грохотом отодвинув стул, парень бросил нечто про туалет и поспешно скрылся в ванной. Прославиться совершенным извращенцем, который возбудился во время простого завтрака, Том решительно не собирался. Член был каменным. Из дырки отвратительно текло. Это было кошмарно. Реддлу казалось, что ничего эротичнее этого красноватого отпечатка с небольшими вмятинами на золотистой коже не существовало. После вполне отчетливой картинки в голове таких же восхитительных следов портупей и воспоминаний вкуса солоноватой от пота кожи во рту, Том поспешил обратиться памятью к страницам темномагического трактата о свойствах жабьих поганок. — Докатился, зверье, — одними губами пробормотал Темный Лорд. — Ну и что мне теперь делать?