Infuriato

      Том с самым невозмутимым и непосредственным любопытством наблюдал, как двое старших ребят, о чем-то тихо перешептываясь, вытаскивают из карманов курток несколько мешочков, яркую брошюрку, упаковку таблеток и связку странных темных шнурков — проводов, как мальчик узнал позже. Те если и замечали рядом с собой навязчивое внимание ребенка, то никак не реагировали, не считаясь с его возрастом: да что им сделает пятилетка? В песочницу позовет куличи лепить? Вот только когда маленькая ладошка потянула за ткань потрепанных штанов, более рослый парень все же обернулся с самым обреченным и недовольным видом. — Том, ну что еще? Опять кто-то книгу отобрал? Попроси Дика, он заступится — видишь, мы заняты. — Нет, не отобрали, — с трудом проговаривая букву «р» из-за отсутствующего зуба серьезно ответил ребенок. Его взгляд был направлен на странные вещи в руках парней. — Это что? Откуда? Старшие пацаны переглянулись, и второй сел рядом с сиротой на корточки, потрепав мягкие красивые кудряшки. — Приют не может дать нам того, что хотим, — постарался подобрать более простые и понятные слова для пятилетнего ребенка Эрик. — Я хочу сделать радио, и потом… — Что такое радио? — Штука с длинной антенной, издающая… — Что такое антенна? — Тонкая длинная палка, которая ловит волны, и из радио доносятся… — Ты не сказал, что такое радио, — упрекнул Реддл, хмурясь. — Я не видел никаких волн. Я не видел моря. Парень обреченно простонал, на пару секунд низко опуская голову — Том был жутким почемучкой, и только из-за этого с мальчуганом не хотели проводить много времени, себе же дороже. Хотя это было единственное отрицательное качество мальчишки. — Ну, смотри. Чего бы ты хотел себе сейчас? Том на полном серьезе задумался, поднимая чистые голубые глазки к потолку и приставляя маленький пальчик к подбородку. — Новую игрушку? Ботиночки, которые не жмут? А, может, совершенно новую чудесную книгу? — Джек улыбнулся, заметив вспыхнувшее радостью лицо ребенка, будто бы ему предлагали все эти вещи прямо сейчас. Все началось с двух простых вопросов маленького мальчика. — Как мне уйти отсюда? — Стать взрослым, — добродушно отвечала нянечка. — А как мне стать взрослым? — наивно продолжал доставать Том. — Читать больше умных книжек.       Нет, Реддл играл в игрушки, как все остальные дети — в машинки, в куклы, в кубики, в веточки и стеклышки, которые находил во дворе приюта. Другое дело, что эти игры занимали не больше десяти минут, после чего мальчик терял к ним всякий интерес. Ему было скучно думать об одном и том же каждый раз, играть в одни и те же игры, а что нового можно придумать, не имея телевизора? Доступа ко внешнему миру? Новых книг в скудной библиотеке? Том еще даже в школу не ходил, но добрался до всех книг, где не было неинтересных цифр и непонятных графиков, но был знакомый английский язык. И даже в них ребенок понимал лишь часть слов, чему сильно огорчался. Каждый раз приходилось читать с кем-то возле нянечек, чтобы спрашивать о любом новом слове и правильном ударении в нем, и очень часто так выходило, что нянечки куда-то пропадали, когда Реддл слишком сильно отвлекался на медленное, кропотливое чтение по слогам. Наверное, взрослые тоже любили играть в прятки.       Том понял, какую выгоду мог извлекать из книг, когда узнал, что такое подводная лодка — свое первое новое слово из пожелтевших обляпанных какой-то гадостью страниц. И теперь одна из железных старых машинок исполняла роль судна в новой игре, и мальчик сумел развлечь себя на добрый час, даже подключил в свое развлечение несколько ребят постарше — в приюте Вула было еще двое маленьких девочек, но они не подходили к мальчикам, и младенец, который пока что не мог играть с другими. Получается, Реддл оказался единственным пятилеткой, что, впрочем, не особо его расстраивало. Он… не любил гулять с приютскими. Остальные постоянно бегали, толкались, суетились, даже дрались и обзывались. Том рос очень маленьким и хрупким мальчиком, и хотя пока он не придавал своему телосложению какое-то значение в виду возраста, то другие дети и воспитатели — весьма. Как такого кроху можно позвать играть в подвижные игры или в мяч? Казалось, тонкое тельце можно было переломить одним тычком в спину. Сам Реддл не видел смысла в странной тяге к хулиганству — постоянно бегать и задирать тоже слишком скучно и однообразно. Том хотел чего-то нового постоянно.       Лишь раз его как следует ударили в живот, когда одна из нянечек выделила опрятность Реддла перед остальными. Том, конечно, того случая уже не помнил, но как обидчика накрыли простыней и долго били палками в углу старшие парни — вполне. Приютские не любили выскочек и любимчиков, не любили пай-мальчиков и не любили ябед. Вот только поднять руку на такую кроху — табу. Все равно что избиение младенцев: как здесь потешить свое эго, как выставить себя в лучшем свете или прославиться великолепным задирой? Том и ответить ничего не мог, такой побежит жаловаться — и будет в этом прав, а что взять с мелкого? Зачем его вообще трогать? Сидит себе в стороночке, истерик не закатывает, на хулиганов не докладывает (если не трогают его самого), не ворует и не требует к себе повышенного внимания. Это был как раз один из тех детей, с кем любишь проводить свободное время и нянчиться, ведь незаметный тихий Том Реддл не создавал проблем. Взрослые тоже любили спокойного ребенка — с красивым личиком, от одежды всегда пахло чистотой, на которой не было пятен и дырок, мальчик, что давал о себе знать, только когда задавал бесконечные вопросы. — Нельзя выходить за забор, — вспомнил одно из правил Том, которого всегда придерживался, ведь выходить во внешний мир к машинам, незнакомым людям и серым коробкам домов не видел смысла. — А там много книг? — Тебе и пальцев на руках не хватит, чтобы сосчитать! — рассмеялся Эрик. — Десять — это немного, — строго отчитал парня Реддл, напоминая, что умеет считать. — Как мне их взять? — Смотри, — с интересом начал Джек, которому стало любопытно, как в новой ситуации поступит правильный благоразумный ребенок. — Еду, которую нам дают в столовой четыре раза в день, мы откладываем, берем с собой и выходим далеко-о-о-о за ворота. Мы обмениваем ее на что-то полезное у других. Понимаешь? — дождавшись кивка с небольшой задержкой, парень продолжил: — Книги там тоже есть, и они стоят дешево, потому что чаще всего их собирают бродяги для растопки дров. Скажем… За ужин и обед, которые нам давали сегодня, ты смог бы получить пятнадцать книг или журналов. — Пятнадцать сразу… — завороженно прошептал ребенок. — Куда мне пойти? Я пойду с вами? Вы покажете мне? Я никому не расскажу. Конечно же, мальчик не задал самого главного вопроса, слишком впечатленный новой восхитительной перспективой получить так много знаний. Конечно, он не ценил еду, получая ее каждый день в хороших количествах. И, конечно же, Том Реддл согласился отдать завтрашние и послезавтрашние пайки старшим ребятам, за то, что они проводят, познакомят с уличными воришками и помогут донести обменянное добро — тощие ручки Тома не были способны поднять больше трех книг за один раз.       Реддл думал, это самый счастливый день в его жизни. Он сидел в своей комнате, окруженный тремя башнями новеньких (для него) книг. Глаза блестели, руки покрывались мурашками, и омега долгий час выравнивал башни, сортировал книги по цвету и размеру, пересчитывал, ходил вокруг да около, будто заглядываясь на красивый десерт, перед тем, как уничтожить нечто новое и таинственное навсегда — Тому этот момент показался очень важным, знаковым, будто бы начало новой жизни, ему хотелось запомнить его навсегда, что и произошло впоследствии. К сожалению, четыре книги оказались наполнены неизвестными буквами, а одна — содержала непонятные картинки с голыми людьми. Еще две — бессмысленными числами, Реддл не особо любил их, ведь дальше пяти нолей считать не мог, слишком сложно и долго, использовал только сложение и вычитание — меньше пятисот в уме, а больше — столбиком, на листочке. Нянечки хвалили ребенка за такое развитие, но Том считал эти знания пока что бесполезными. Он не имел карманных денег, чтобы понимать всю суть математики, и математика мальчика оканчивалась количеством страниц в книгах и номером строчки, на которой тот останавливался — память у ребенка была безупречной.       Первая обмененная книга, которую прочел Реддл, называлась «Моя Борьба», и она по какой-то неведомой причине была запрятана в бумажную обложку. Ее зачем-то настоятельно выторговал Джек у уличного оборванца, первым делом всучив в руки Тома, непрерывно посмеиваясь над озадаченными лицами. Честно говоря, когда мальчик выписал все непонятные слова в отдельную тетрадь, то едва не исписал ее полностью. А когда принес ту одной из нянечек, она схватилась за голову, ахая и охая, после чего отобрала тетрадку и позвала директора приюта. Теперь ахал и охал он. Реддла вызвали на серьезный разговор, где тот, не моргнув глазом, соврал, что услышал эти «страшные ненормальные вещи» от других ребят, но у кого именно — не помнит. Том не видел ничего дурного во лжи, прочитав о ней несколько месяцев назад, хотя тренироваться пришлось сначала на других детях. Взрослые верили маленькому послушному мальчику, и Тому нравилось врать.       Никто о значении новых слов так и не ответил, назвав их плохими, запрещенными и оскорбительными (ребенок не совсем понимал, как книги могли кого-то оскорбить), и Реддлу пришлось просто взять другую. На этот раз там говорилось о съедобных и несъедобных грибах, что ребенку показалось страшно интересным.       На следующий день появился голод.       Том управился с книгами за пару месяцев, перечитав их дважды, узнал тысячи новых слов, которые старательно записывал в систематически выдаваемые ему тетради, действительно, насчитывая там четыре тысячи двести сорок четыре слова. Игрушки были забыты. Реддл открыл для себя новый мир, новую Вселенную, которой не было в стенах приюта, он увидел новые эмоции у персонажей, он узнал, для чего нужны деньги, он узнал, что мир взрослых гораздо более интересен и полон, мальчик узнал, какой был бы его собственный мир, воспитывайся он в семье. Теперь Том смотрел на проходящих мимо высокого забора людей с нескрываемой обидой и злостью, видя в каждом незнакомом лице предполагаемого родственника, который мог бросить. Правда, позже одна из воспитательниц сказала, что мать умерла сразу после тяжелых родов, и долго расстраиваться Реддл не стал.       Когда находчивый Джек вновь предложил ребенку расплатиться за помощь своей едой, Том, обдумав, отказался: теперь он сам хотел выбрать книги, чтобы точно быть уверенным, что сможет их прочесть. Тем более, ребенок припоминал, как был голоден двое суток подряд.       Когда Том выбрался на встречу с уличным воришкой один, разумеется, был им обворован. Бродяжка просто отобрал еду и ушел, дав предупреждающий подзатыльник. Кто станет считаться с пятилетним мальчишкой? Зачем отдавать награбленное, если можно попросту забрать сложенную в котомочку еду силой? Реддл был настолько ошарашен случившемся, что даже не заплакал. — Поэтому мы сами не ходили попервой в одиночку, — сказал Эрик, одобряя первый неприятный опыт взрослой жизни, а не жалея или ругая — Тому еще многое предстояло узнать. — Но за покровительство всегда необходимо платить, за просто так ты ничего в жизни никогда не получишь. Сильные отбирают у слабых, богатые намного влиятельнее бедных. Быстрые и сильные выживают, а такие слабаки, как ты, подстраиваются или находят крышу, — увидев, как расстроенный Реддл поднимает глаза вверх, не распознав жаргона, объяснил: — Слабый и бедный ищет защиту у сильного и богатого, но он должен приносить пользу. Любую пользу. Пока что ты ничего не умеешь, у тебя ничего нет, и мы просим взамен помощи твою еду. Небольшую часть, конечно, не звери же. — А чтобы в дальнейшем у тебя не воровали, бери с собой палку для самозащиты. Или парня постарше со сбитыми кулаками, — добавил Джек. — Вот подрастешь, и сможешь постоять за себя сам. Хотя с таким милым личиком и ладной фигурой, ты мог бы… Парень прервался, когда его приятель с силой стукнул по голове, прерывая и грозно скалясь — такие вещи детям вообще знать не следовало. Том только хмуро молчал. Несправедливость сильно потревожила чувства мальчика, хотелось плакать и громко кричать, хотелось толкнуть обидчика под машину, чтобы и ему было очень больно. — А что мне самому кушать, если всю еду я стану обменивать на нужные мне вещи? — наконец, задал правильный вопрос Реддл. — Повариха запирает кладовую и столовую на ключ, оттуда не получится что-нибудь стянуть. Взрослые парни молча переглянулись. — А ты не откладывай всю еду разом, — осторожно ответил Эрик. — Только самое вкусное готовь на обмен. Мало, конечно, но… — Я хочу больше книг, — упрямо перебил его Том. Затем мысли пронзила догадка, и омега ткнул в подростков пальчиком в обвинении: — Вы добываете еду где-то еще! Где? Я должен знать! Джек с силой потер ушибленный затылок, просто не зная, как говорить о таких вещях пятилетке. Впрочем, если Реддл хотел получить для себя еще один жизненный опыт, если он действительно хотел повзрослеть, приобщиться к другим ребятам, Джек был согласен рассказать и показать все мерзости до конца — он прекрасно видел, насколько умен Том, как быстро развивался, сколько понимал самостоятельно, подросток слышал о маленьких гениях, да все слышали, но никто не хотел признавать, что столкнулся с одним из них вживую — не так-то просто другим детям и даже взрослым принять свою посредственность рядом с одаренным человеком. Появлялось желание проучить маленькую неженку с гениальными мозгами и памятью.       Кажется, этот Том Реддл очень любил домашних животных, как и многие другие дети его возраста.       Том с непередаваемыми отвращением и брезгливостью смотрел, как два парня роются на помойке, выуживая из баков объедки и испорченные продукты, складывая их в отдельный пакет — тоже грязный, найденный неподалеку. До носа доносились тошнотворные запахи, глаза видели плесневелые овощи, гнилые фрукты, прилипшие к остаткам мяса волосы и мелкий мусор, обглоданную рыбу и требуху. В горле скапливался ком тошноты. Реддл поклялся себе, что лучше станет голодать, чем побираться по помойкам. — Смотри, еду необходимо тщательно промывать под водой, гнилье можно отрезать, — учил его Эрик. — С мясом и рыбой аккуратнее, можно подхватить паразитов. — Он и так их подхватит, — пропыхтел второй парень, все еще роясь среди темных пакетов. — Первое, что заработает — отравление, гарантирую. Просто нужно пережить. Ничего, всему научится. Когда станешь постарше, можешь иногда приходить к магазинам, продавцы выбрасывают продукты с истекшим сроком годности, но там правят взрослые. Убьют, покалечат, чего похуже сделают… Приютских не любят. У нас ж и еда есть, и одежда, и крыша над головой, и теплые кровати, даже лечат. Образование дают какое-никакое. При любом удобном случае тебя будут колотить. Воруют тоже часто. А с такой мордашкой могут заставить делать всякую погань — поэтому один никуда не ходи. Эй, ты слушаешь? Второй раз повторять не буду. — Я не хочу есть с помойки, — с отвращением произнес ребенок, отходя на один шаг назад. — Отсюда только крысы едят. — Думаешь, хоть кто-то хочет? Такая жизнь. — Но есть и другой выход, — негромко сказал Джек, выныривая из большого бака, держа в руках коробку с молоком. — Более безопасный для здоровья, не такой позорный, это правда. Вот только он явно не для детей. Мы покажем. А ты будешь внимательно смотреть и в итоге выберешь, так уж ли сильно тебе нужны свои дурацкие книжки.       Том с любопытством наблюдал, как старшие ребята обшаривают улицы города, заглядывая за каждый куст, следуя за ними по пятам. Наконец, к вечеру, Эрик привлек внимание друга, и тот подошел ближе, опуская на землю грязное маленькое блюдце и наливая туда остатки молока. Джек почмокал губами и кого-то ласково позвал, и Реддл с восторгом разглядел вылезающего из-под машины коричневого щенка. Подойдя ближе, мальчик сел на корточки, ласково погладив ладошкой теплую шкурку животного, и маленькая собачка завиляла хвостом, принюхиваясь к угощению и став жадно его лакать розовым языком. Тому действительно нравились практически все животные без исключения, и больше всех — собаки. Домашние, конечно, подсмотренные в книгах, — с дикими уличными псами ребенок еще не сталкивался, не зная их опасность. Реддл любил читать, как главный герой путешествует по миру с верным псом, как питомец встречает его после работы, играет с мячиком и безоговорочно любит. В приюте не разрешали держать животных, потому что государство не стало бы выделять денег на их пропитание и лечение, и Том радовался каждый раз, когда во двор забредала кошечка или слетались птицы.       Он удивился, когда Эрик поднял щенка на руки и протянул Реддлу, не дав допить молоко. От собаки приятно пахло теплом, шерстью и травой, и Том уткнулся в ее небольшую голову носом, позволяя старшим парням вести себя за собой через несколько улиц до какого-то заброшенного дома с исписанными и изрисованными стенами. Внутри находился всякий мусор, следы от потухших костров, многочисленные кости и ветки, большие и маленькие. Джек забрал щенка, взяв его за шкирку и опуская на пол. — Ты должен усвоить: то, что здесь увидишь — не должен узнать никто из взрослых, — серьезно произнес он ребенку, склонившись над ним и сжимая плечи. — Тебя крепко поколотят не только няньки, но и мы. И будем в этом правы. — Что я увижу? — полюбопытствовал Том. — Давай не сегодня, — обратился к другу Эрик. Вся эта ситуация ему дико не нравилась, он остро не хотел вредить психике пятилетнего мальчика. — Рано ему еще. Все равно сам не сможет. — Пусть учится взрослой жизни, ему существовать в приюте еще тринадцать лет. У нас умники не выживают. Со своими дурацкими бесполезными книжонками. Никому мы больше не нужны. Джек придавил тельце щенка к полу, а затем резко вывернул его голову назад, с негромким хрустом ломая шею. Животное тут же забилось в конвульсиях, покатившись по полу, и громко, истошно завизжало, и Эрик чертыхнулся — не всегда таким способом получалось быстро и безболезненно убивать. Он не с первой попытки поймал извивающуюся собаку и начал душить, глуша болезненные жалобные звуки из пасти. Животное дергалось еще несколько минут, пока не затихло окончательно, безжизненно свисая.       Том смотрел на происходящее расширившимся от ужаса и потрясения глазами, покрываясь холодным потом и крупной дрожью. Живот и грудную клетку сводило чем-то незнакомым, а ноги становились ватными с каждой секундой. Реддл уже знал, что такое смерть, боль и убийство — вычитал из книг, спросил у нянечек и взрослых ребят. Он смотрел на мертвого щенка, которого только что нес на руках и гладил, и по щекам покатились крупные слезы.       Мальчик задрал голову наверх и громко, надрывно разрыдался.       На объятия, слова и какие-то попытки утешения никак не реагировал, искалеченный и потрясенный такой жестокостью к беспомощному, невинному созданию, Том кричал и плакал так долго, что разболелась и закружилась голова, а живот сводило от судорог, он кидал взгляды на труп собачки и заходился ревом вновь, уже потеряв всякое понимание, зачем стоял здесь, зачем позволил увести себя из приюта, зачем они вообще подобрали с улицы щенка. Когда на сильный стресс и потрясение организм ребенка выставил щит в виде пришедшей апатии и сонливости, Реддл замолчал.       А затем Джек показал, как свежевать щенка, вытаскивать органы и разделывать на куски, чтобы дальше обжарить их на костре. — Смотри, это курица. А это теленок. А вот это яички, из которых вылупляются цыплята — а это тоже детки, — перечислял Эрик, показывая на картинки в одной из старых приютских книг. Том молча смотрел на уже давно прочитанную книгу опухшими и красными от слез глазами. — Это тоже домашние животные. Мы едим их, потому что в них много мяса. Некоторые держат свиней, птиц и рыб дома, но это тоже еда. Кошки и собаки нам кажутся милыми, потому что кто-то когда-то решил держать их возле себя для развлечения, а не есть. В Индии корова считается священным животным, и там их не употребляют в пищу. Реддл продолжал молчать, тускло глядя перед собой. — Чтобы наша повариха приготовила суп, кто-то зарезал и убил корову. Она тоже умерла, как и та собака. Мы все здесь едим мертвых животных. Мясо есть мясо, Томми, оно необходимо нам для роста, для здоровья. Мы не употребляем шкуру или перья, мы не едим копыта, когти, жир — поэтому трупы разделывают. И, кстати, лапки птиц с перьями хорошо обменивают — из них делают сувениры и обереги. Шкурки кошек тоже любят брать, но не котят, — невольно начал учить парень. — Убивай быстро, чтобы животное не страдало и не смогло убежать или поранить тебя — укусы и царапины могут быть очень опасными. Чтобы вырасти большим и сильным, чтобы ты мог за себя постоять — тебе нужно много еды. Так что придется выбирать. Все здесь зарабатывают деньги или получают нужные им вещи нечестным, ужасным путем. Это называется взрослой жизнью. Том не смог есть мясо целых две недели. Когда одна из нянечек попыталась заставить, то мальчика стошнило прямо в тарелку с пловом. Ночами снились кошмары, что большие и страшные полицейские приходили в приют и показывали всем мертвого щенка без шкурки и органов, а потом обвиняли Реддла. Ему снилось, что щенок оживал и преследовал, а мальчик не мог убежать, спотыкался и падал, и после — Эрик и Джек свежевали его самого.       Однажды Том очнулся среди ночи после очередного кошмарного сна и увидел, что все его книги летают по комнате.       Через три месяца мальчик пришел к выводу, что кушать с помойки — не так уж плохо, если за это он станет получать новые книги. Дни тянулись бесконечно долго, скучно, изматывающе, голова требовала новой информации, Том задыхался среди серых унылых стен, но причинять вред животным не собирался — морально не мог. Еще через неделю он слег с острым отравлением. Еще через неделю его опять обокрали. Еще через неделю Реддл узнал, что умеет двигать предметы силой мысли.       Том никому не сказал. Он читал книгу, в которой ведьму сожгли на костре. Он уже знал про инквизицию. Он знал про экзорцизм. Мальчику безумно нравились новые игры с этой странной способностью, он научился вытягивать мелкие предметы из карманов взрослых и с полок магазинов, пока его, разумеется, не заметили. Подумали, что пройдоха с помощью прозрачной лески воровал товары (вопреки страхам никто в современном мире не верил в волшебство), пытались поймать, но белый от ужаса ребенок сумел скрыться в толпе.       Затем Реддл решил последовать совету Эрика — начал откладывать только вкусную и редкую еду, вроде фруктов, мяса и конфет, иногда были колбасы, сыр и пряники. К тому моменту травма о пережитом убийстве успела притупиться, а голод до знаний возрасти, и Том начал подключать к сопровождению Джека, как одного из самых сильных парней, отдавая часть еды в оплату. И книги появились вновь. Книги, словари, журналы, а однажды целый рабочий фонарик, и Том был поражен, что какая-то иная вещь, помимо знаний, оказалась невероятно полезной. Это заставило задуматься: что еще ребенок мог обменять.       Он получил расческу, теплые шерстяные носки, перчатки на зиму, великоватые, конечно, но куда лучше, чем выдавали в приюте. У Тома появились лекарства, которые смог обменять уже в приюте на настоящие деньги, а на них — впервые в жизни попробовать кусочек сладкого ягодного торта из кафе.       Жизнь оказалась такой интересной, когда у тебя есть деньги на вещи, о которых раньше даже не догадывался, которых никогда не видел, вкуса которых не ощущал.       Реддла охватила настойчивая потребность узнать куда больше, чем было написано на сухих страницах книг. Нет, он не стал меньше читать, у ребенка просто начали появляться другие интересы.       А еще Тома стал преследовать уже настоящий физический голод.       Перед самым днем рождения, почти в шесть лет, мальчик накопил еду за четыре дня (он мечтал копить еще трое суток, а после обменять пищу на деньги и купить себе новенький словарь-переводчик с английского на немецкий язык, который высмотрел на витрине книжного магазина), каким-то невероятным способом привлек внимание большого домашнего кота, сидевшего на подоконнике одного из домов, и утащил животное в знакомый заброшенный дом, где накинул на шею веревку и задушил.       Реддл долго смотрел на неподвижного кота, чей мех уже не двигался от дыхания, теряя тепло, смотрел и молчал. Все казалось сном. Живот крутило от голода. Мясо есть мясо. Мясо есть мясо. — Это не я, — тихо повторял мальчик в полутьме сырой комнаты, неаккуратно и неумело отделяя шкурку от плоти, постоянно раня пальчики, но стараясь не смотреть на труп. — Не я. Это был не я. Это не я сделал. Меня здесь не было. Нет, это сделал другой. Другой человек. Это не я, не я, не я, это не я. Не помогало. Том прекрасно помнил, как бешено извивалось животное, кружась на одном месте, к удаче, не пытаясь выдернуть веревку из рук и убежать, а только освободиться, Том отчетливо осознавал себя здесь и сейчас, он видел темную прохладную кровь и блестящие мышцы, видел неаккуратные клочки шерсти и покоцанную шкуру — детских сил не хватало, чтобы хорошо и правильно отделить ее от плоти. Том ясно осознавал, что убил доверчиво подошедшего к нему котика.       Руки с обменянным некогда ножиком безвольно опустились.       Он опять проплакал весь вечер, не сумев отрезать голову от тела и приготавливая в углях животное целиком. Реддл смотрел в морду постепенно зажариваемого кота, и все нутро мальчика дрожало, выворачивалось наизнанку, заставляя мусор вокруг подниматься в воздух и стучать о потолок, увеличивая потребность найти другого виновника убийства, виновника произошедшего здесь кошмара. Том ненавидел себя, и он хотел ненавидеть кого-то другого.       А той же ночью из-под его кровати тихо поскреблись. Спросонья, не понимая, что за звуки раздаются в маленькой комнате, ребенок свесился с постели, заглядывая во тьму, и нос к носу столкнулся с обугленной мордой мертвого кота. Огромные выпученные глаза с полуприкрытыми внутренними веками пусто и злобно таращились на Реддла в абсолютной ненависти. От обгоревшей плоти веяло тухлятиной.       Искаженная звериная морда стала приближаться — кот полез наружу, прямо к испуганному мальчику.       Последующий месяц Реддл упорно говорил внутри себя с несуществующим «кем-то», сам же отвечал себе, стараясь изобразить второго человека наиболее мерзким, гнилым, некрасивым, чтобы было легче свалить всю вину и ненавидеть. Это было простое интересное решение, вычитанное из комикса, где персонаж имел тайную личность злодея, вроде костюма, который тот надевал во время своих злодеяний каждую ночь. Том пытался вновь и вновь пробудить в себе этот самый «костюм», чтобы оправдать себя, чтобы не было так больно и мучительно плохо.       Кошмары продолжались, но они участились и наяву. С каждого угла доносилось негромкое поскребывание кошачьих когтей, пугая Реддла до полуобморока. Он перестал нормально есть, высыпаться, перестал общаться с нянечками — боялся, что те тоже услышат, поймут, узнают о злодеянии. Одиночество и страх сжирали рассудок и портили настроение, Том днями ходил сам не свой, молчаливый, рассеянный и угрюмый, ночью же трясся от ужаса или лежал в апатической прострации. Кошачья морда выглядывала из темных проемов дверей, таращась выпученными глазами, появлялась из-под кровати, когда Том переворачивался на бок, спиной к стене, а однажды, проснувшись глубокой ночью, омега увидел, как мертвое животное лежит рядом с ним под одеялом. Смотрит. Выжидает.       Как только мальчик столкнулся с ним глазами, с диким воем кот бросился в лицо, цепляясь острыми когтями и снимая с головы всю кожу заживо. Боль — адская, кровь заливала простыни, подушку, попадала в рот, такая знакомая и соленая, со вкусом железа, с запахом хлорки. Том не побежал к старшим ребятам или в больничное крыло. Реддл забился под одеяло, до самого утра ощупывая совершенно целый скальп, баюкая на руках тело убитого животного, продолжая разговаривать со злым существом внутри, не получая ответа.       Немного позже омега понял, как все работает. Он должен не представлять какого-то мифического злодея, что творил страшные вещи, ведь Реддл продолжал четко осознавать, что делает своими руками, своими желаниями, но обвиняет пустоту, нет, Том нашел в мыслях еще одного «Тома» — себя. Два идентичных мальчика, что и не отличить, где злодей, а где герой. И теперь не «Ты уродец, ты убиваешь щенков и котят, ты воруешь, ты ешь с помойки» во время омерзительных вещей, а: — Я уродец, — повторял Том деланно жестоким и непривлекательным тоном, с силой швыряя камень в замечтавшегося голубя, оглушая его. — Я убиваю птицу, я ворую и я жру с помойки, там, где мое место. А после, возвращаясь в приют, изменял направление игры, с удивлением оглядываясь по сторонам, словно бы не понимая, как попал сюда, почему не в приюте, расслабляя лицо и спрашивая самого себя: «Где я? Разве я не играл во дворе с лопаткой и песком? Ох, наверное, я спал.»       Это не спасало от кошмаров долгое время, но выработало привычку: больше Реддл не плакал. Перестал обращать внимания на галлюцинации, и те просто пропали. А еще он научился с помощью магии подчинять себе особенно податливых животных, располагать их, делать еще более ласковыми и послушными. Теперь ребенок не был слабым от голода, теперь он мог позволить себе многие недоступные ранее вещи, теперь он имел первый в своей жизни подарок на день рождения — долгожданный словарик. И Том с преувеличенной злостью говорил в молчаливую пустоту: — Ты добился этих результатов только благодаря мне, омерзительное, пустое отродье — слабое, беспомощное. Грязевая помойка. Он же и отвечал: — Я — сильнее, я — изначальный, именно Я — первый и главный. Ты просто раб, ничтожный, злобный и… сумасшедший. Да, только сумасшедший голос.       Впервые, когда Том на самом деле потерял себя в пространстве, впервые, когда в голове возник выдуманный голос безо всякого на то желания, стал самый обыкновенный день четверга. Восьмилетний Том шел рядом с растолстевшим Эриком вдоль грязной улицы, привычно сканируя местность в поисках легкой наживы — мелких гуляющих детишек, но в этот день город на удивление пустовал. Реддл не считал семнадцатилетнего парня своим другом, как и он мальчика, — не тот возраст, но это было лучше, чем бродить в одиночестве. Эрик был сильным, защищая, а Том языкастым и невинным на вид — мальчик нравился незнакомцам, убалтывал их каждый раз каким-то невероятным чудом. Их все устраивало.       Голос появился, когда они стояли среди покосившихся трущоб. Реддл дожидался, пока спутник не выкурит найденные сигаретные бычки, меланхолично глядя на темнеющее небо, как вдруг внимание привлек низкий угрожающий рык животного. Впереди показалась огромная собака. Из ее пасти капала пена и слюна, а окровавленная голова покрыта грязью и какой-то склизкой мерзостью: Том мгновенно опознал в псе бешенство. «Гермафродитная дрянь не убежит от собаки. Ты сдохнешь, слабак.»       По спине прошелся холодок, но в тот момент Реддл даже не обратил внимания, что его выдуманная злая сторона личности появилась сама по себе. «Жирный Эрик долго поднимается на ноги, но он сильнее. Эта мразь предаст, чтобы спастись самому. Он умный, он не станет убегать. Он толкнет тебя на землю и заберется на крышу.»       Том посмотрел на затылок замершего на месте парня. А затем что было силы резанул рукой воздух возле ног приятеля, и тот с громким криком упал на колени, мгновенно привлекая к себе внимание кинувшейся в атаку собаки. Реддл одним махом запрыгнул на пожарную лестницу, проворно перебираясь на верх дома, не обращая никакого внимания на оглушительные крики, копошение и рычание бешеной собаки снизу. А глянув вниз, заметил только, как Эрика рвут на куски, и следом — на крики и рычание сбегаются еще несколько собак. «В следующий раз убивать буду я. А теперь я займу твое место. Ты не сможешь разделать человеческую тушку. Время обмена.»       И Том понял, все-все понял. Ведь предал, убил приятеля, живого человека не злодей в голове, не мифическое придуманное зло, а он сам, своими руками. Никакой голос здесь не при чем. Потому что Реддл тоже сильный, он тоже умеет бороться со смертью. Чародей сделал шаг вперед, с любопытством посмотрев вниз, где уличные собаки продолжали задорно, с остервенением рвать на части уже слабо трепыхавшегося приютского парня.       Сердце дрогнуло, но не разбилось.       Мясо есть мясо.       День, когда Том Реддл стал приютским изгоем, мальчик запомнил на всю жизнь.       В тот вечер всех оповестили о печальной новости: Адель умерла от пневмонии. Друзьям разрешили подойти и попрощаться с погибшей девочкой, пришел и Том. Честно говоря, мальчик послушно отдал свое тело вновь, не видя причин отказывать. Некоторые вещи высказать вслух попросту не решался, «первый Том» не был таким решительным и беспричинно жестоким, как «второй Том», уже реальный. Юный волшебник не смотрел на труп сиротки, он подошел к одной из нянечек и доверительно произнес: — Теперь мы можем обеспечить приют мясом на долгое время. Или обменять его на что-то полезное. Женщина посмотрела на улыбающегося подопечного, не сразу понимая суть странной просьбы. Какое мясо? Какой обмен? Приюту за что-то положена компенсация?.. Она ничего об этом не слышала — государство лишь выделяет деньги на скудные похороны или кремацию. Видя, что слова не были услышаны в должной мере, Том объяснился: — Теперь это просто мертвое тело. Мертвое мясо. Теперь вы просто можете отдать Адель нашей поварихе. Мяса много, хватит всем. Все в порядке, мы можем… — он отлетел назад от тяжелой пощечины, падая на пол. Дети вокруг молча смотрели на эту сцену с ужасом и отвращением. Повисла длинная, тревожная тишина. Нянечка открывала и закрывала рот, растерянная и шокированная услышанным из уст хорошего правильного мальчика, любимца всех воспитателей. Стоявший неподалеку Джек сопоставил внезапное исчезновение Эрика и невообразимое количество новых вещей у Тома, который ни разу не пропускал приемы пищи за последние недели. И тем же вечером Реддла избили до кровавых соплей, в наказание отобрав все обменянные вещи.       И тем же вечером Том поджег своей магией весь приютский этаж.       Настали дни, недели, месяцы и годы одиночества. Несколько раз мальчик колдовал при других детях, заставляя их ударяться о стены головой или кричать от боли, демонстративно поджигал мебель, а после научился контролировать разум магглов. Он понял, что если окружающие будут тебя бояться — не посмеют напасть. Том понял, что взрослые все равно не верят в магию и чудеса, они ничего не могут доказать. Но когда он начал изучать газеты, увидел записи о преступниках и тюрьме, стал более осторожным, научился осмотрительности. Может, в магию люди и не верили, но в убийства — очень даже, и за них сурово наказывали. Еще пару раз Том разрешал голосу полностью занимать разум и контролировать тело, делая непозволительные мерзости, но после мальчик просто привык к ним, не видел ничего дурного в вопросе своего комфорта и выживаемости, в вопросе изучения людского разума, их реакций и эмоций, в практике подчинения, в саморазвитии и денежном обогащении. Теперь книги были не интересной сказкой и новой открытой Вселенной, а средством. Он смотрел на книги и видел ступени громадной длинной лестницы, по которой обязан взбираться все выше. Потому что иного пути саморазвития попросту не видел, не с тем образованием, что могли дать стены приюта Вула.       Том не помнил, что жил иначе, по-иному, и не видел в этом смысла — он получал то, что хотел, и он отличался от ленивых тупых людей. Реддл смотрел вперед и видел свое будущее в высшем образовании, во вложениях, в хорошо оплачиваемой работе, а не уличном воровстве, проституции и наркомании. Он смотрел на повзрослевших приютских детей и видел в них дно.       Десятилетний Том молча стоял над стонущей от боли в сломанных ногах девочкой-подростком, совсем домашней и хорошенькой, если бы не размазанные по лицу сопли и грязь от падения. Он пересчитывал деньги в ее кошельке — похоже, у девчонки были богатенькие родители, в чем Реддл уже никогда не ошибался при выборе жертвы: состояние в собственных закромах скопилось приличное. Больше мальчик не смел есть с помойки и позволять себя травить в приюте.       Вряд ли дети действительно решили подсыпать в тарелку, бокал, Том не знал, простое слабительное, но по случайности перепутанное с ядом. Мальчика с тяжелейшей интоксикацией пришлось в срочном порядке госпитализировать в реанимацию, где, разумеется, доктора опять обнаружили внутренние женские детородные органы наряду с мужскими — снаружи. В этом Тому очень повезло, ведь всего через час в больницу нагрянули волшебники, вылечив ребенка за пару минут, всунув в глотку безоар и удаляя из организма мощную дозу мышьяка. Больше Реддл не ел еду чужаков, тщательным образом ее не проверив, — сначала на других, а затем заклинаниями. Он даже не ощущал обиды или несправедливости — сильные жрут слабых, богатые бедных, враги врагов, а друзей у юного чародея никогда не было, да и потребности в них Том не чувствовал.       Реддл знал, что после восемнадцатилетия его выкинут во взрослый мир, и он не мог позволить себе остаться неподготовленным, благо, странная сила беспрекословно подчинялась парню. Пусть, теперь его жертвами были вовсе не животные, больше жалости к ним не испытывал — мясо есть мясо, днем позже, днем раньше. Человек — высшее существо, и с него можно получить куда больше желаемого. Немного позже Том пришел к выводу, что все люди — те же безмозглые твари, обыкновенные животные, и с каждого из них можно содрать шкуру, обнажив все нервы и кости разом.       Спрятав все деньги в свою небольшую сумку на талии, Реддл кинул кошелек обратно к девушке, на землю, приседая к ней на корточки. — Сильные жрут слабых, — он коснулся ее разбитого лба пальцами. — Забудь меня. Лишь раз Реддл увидел истинное, бескорыстное добро, какое оно есть лишь в идиотских детских сказках, увидел нежность, заботу и неподдельную поддержку, когда выжил из приюта ударившую его нянечку, и на ее место устроилась работать другая. Ее не волновали слухи и даже прямые наговоры об истиной натуре жуткого дьяволенка, этого странного мерзкого уродца, ведь Том научился осторожности, ведь теперь Том при взрослых вел себя очень послушно и мило. Она улыбалась, она тайком дарила ему сладости, она напевала ему песни перед сном и укладывала спать.       Миссис Флеминг проработала в приюте всего шесть месяцев, потому что пошла против коллектива, и ее просто вытравили оттуда, как больную крысу. Маленькому волшебнику было очень жаль, что женщина оказалась слаба, но больше всего Том испытывал ярость — эта грязная сука бросила его одного.       Когда в одиннадцать лет на пороге приюта появился Гораций Слизнорт, Реддл не чувствовал себя живым, не в монотонном существовании, где единственное удовольствие приносили новые знания — потому что ничего иного в мире Тома не существовало. Может, потому что ничего другого не приносило ни капли положительных эмоций. До тех пор, пока юный омега не распечатал письмо из Хогвартса.       С громким яростным рычанием Том бросился прямо на вожака, обхватывая шею пса руками и заваливая на землю на бок — из такого положения собака не может выбраться, не может бороться из-за строения тела, а лежащий сверху омега был куда тяжелее. Рычащие и лающие собаки динго бесновались вокруг, но мощный запах феромонов кружил голову, не позволяя кинуться в атаку, но мало того — это была драка их альфа самца. Не переставая давить на тело собаки собой, Поттер занес над головой руку с зажатым в ней камнем, с силой опуская на глаза, и рычание сменилось громким визгом. Второй удар пришелся на еще одно самое чувствительное место — нос, рассекая. Магия не ощущалась до сих пор, но физических сил исступленного в своей ярости мужчины было достаточно, чтобы выбить оба глаза и разбить в кровавую кашу собачий нос.       Собака продолжала отчаянно скулить от боли, и некто из стаи вырвался вперед, хватая за ногу омегу и с силой дергая на себя, смыкая зубы, оттаскивая от покалеченного вожака — удача не могла длиться вечно, и свой лимит неожиданностей Поттер истратил. Яростно тряся мордой, собака разорвала мышцу голени, и второй пес набросился спереди, крепко хватая зубами поврежденную ожогами руку, но, соскользнув с тонкой конечности и только еще больше вспоров кожу, пес одним рывком сомкнул челюсть на лице омеги, вновь оттаскивая его в сторону и пытаясь разорвать плоть, пока в нежный язык не воткнулась острая ветка, и Том с силой потянул розовую мышцу на себя, вырывая, разрывая, волшебник не знал, но собака отскочила прочь, тоже громко заскулив, забулькав льющейся кровью.       Не обращая никакого внимания на раны и боль, Темный Лорд схватил горсть песка и сыпанул ею в глаза другому подскочившему псу, а следом совершил еще один прыжок, заваливая животное на бок, вот только никаких камней рядом не оказалось, и чародей схватил палку, с силой втыкая ее в нос собаки, однако та соскользнула к пасти. «Большая», — коротко подумал мужчина, стараясь удерживать себя на месте, когда за ногу вновь потянули острые зубы, быстро отыскал глазами ветку меньшим диаметром, чтобы вновь воткнуть и протолкнуть в левую ноздрю пса так глубоко, как только мог, что повторил и с правой, оставляя в нежной слизистой глубокие раны и занозы. — «Еще одну вывел из строя.»       Когда челюсть сомкнулась на шее, вырывая из нее кусок плоти, Поттер невольно захрипел, теряя способность к дыханию, на пару секунд заваливаясь на бок и машинально зажимая брызнувшую кровь из разорванной артерии искалеченными пальцами. Стая отпрянула в сторону, когда мощный запах феромонов от большого количества ран и адреналина начал наполнять воздух. «Я бессмертный. Я сильнее мерзкого беспомощного младенца. Вставай и дерись.»       Испустив долгое страшное рычание, Том поднялся на четвереньки, а затем на обе ноги, зажимая в двух кулаках по большой пригоршне песка. Глаза по-звериному отразили солнечный свет, и напавший было пес с шумом проскользил лапами по земле, останавливаясь. Его уши встали торчком. Он опустил голову к земле, пятясь боком, и все остальные перебежали за его спину, все, кто мог что-либо видеть. Поттер закричал, кидаясь вперед, нападая первым.       Том не знал, сколько раз умирал, сколько раз падал в темноту и просыпался, истекая новой кровью, пока не догадался пережать рану куском разорванного носка и переплетенных трав. Кожа регенерировала, чтобы прикрыть смертельное ранение, но дальше — нет. Омега ощущал боль где-то на фоне, рядом, она придавала волшебнику больше ярости и желания бороться, убивать, двигаться дальше — в те дни Поттер мог бы назвать себя самым настоящим берсерком.       Без магии было трудно, мягко говоря.       Диких животных сложнее приманить своими чарами или оглушить точным броском камня, но у Темного Лорда было еще два проверенных варианта — грызуны и змеи. Том никогда не разделывал змей, никогда их не ел, в отличие от тех же городских крыс, и… Это была пустая трата времени. Магия не слушалась, не отзывалась, и омега мог только шипеть на Парселтанге в надежде, что какой-то ползучий гад услышит и появится к столу. Несколько раз Том убивал, пока по чистой удаче не призвал сразу трех, случайно наступая на одну. Конечно, змеи исправно подчинялись, только если им приказать. Во все другое время — подчинялись своим природным инстинктам и реакциям.       Получив укус от тайпана, Поттер умирал вновь, проваливаясь в бред и жар, исходя пеной у рта, пока яд полностью не исчез из организма — сколько прошло дней или часов, мужчина сосчитать не смог. После последнего пробуждения, омега уловил, что вокруг его тела собрались десятки птиц, прилетевших полакомиться падалью — воспаленные раны гноились и воняли, а Том не двигался долгое время, уже не пугая хищников. Сумев стремительным рывком руки поймать одну из них, скорее, в желании мести и удовлетворения бешенства в венах, Поттер откусил голову птице, с хрустом переламывая зубами шейные позвонки. С диким клекотом остальные пернатые хищницы взмыли в небо, потревоженные и напуганные.       Он понял, что оказался в Австралии: узнал растительность и многих животных вокруг. В первое время, набираясь сил, ел насекомых и змей, а после сумел поймать еще одну хищную птицу, высечь искру и разжечь костер, чтобы ее приготовить. Том медленно жевал пресное жесткое мясо, глядя перед собой в одну точку. Мыслей в голове никаких не было. У колдуна не было ни единого плана, как выбраться.       После того, как Поттера укусил за ладонь красноспинный паук и волшебник целые сутки прокорчился от жгучей боли, удушья и приходящего раз за разом смертельного исхода, Том четко осознал — без стремления выбраться дикая природа будет убивать каждый день, без плана в голове, без желания действовать и как-то себя обезопасить.       В мыслях всплыло искаженное страхом и удивлением лицо Гарри, а следом — хруст его ломающихся костей.       Грудную клетку наполнила чрезвычайная тревога, поделенная с нежностью, и Том Поттер, наконец, взял себя в руки, чтобы продолжить двигаться дальше.       Гарри пролежал с закрытыми глазами всю ночь. Сделал вид, что крепко спит, замерев на одном боку, но из-за ужаса, из-за опаски этого странного состояния мужа, его сумасшествия или вовсе монстра, сидящего внутри, пульс становился ускоренным, дыхание частым, и кожа покрывалась бисеринками пота. Когда Том закончил шуршать бумагой и выключил свет, альфа ощутил, как он медленно подходит к кровати, нависая сверху, ощутил движение его дыхания на коже щеки, и сердце готово было остановиться от мгновенной паники.       Дальше Темный Лорд просто перелез через тело «спящего», ныряя под одеяло и прижимаясь к широкой спине, перекидывая через чужой бок руку. Гарри так и лежал до утра, чувствуя пылающее тело второго Поттера, и на этот раз омега не перекатился к стенке, но и вообще не двигался, будто бы и не спал тоже. И только из-за этого альфа не шевелился сам.       Кажется, к рассвету мужчина ненадолго задремал. Он видел далекие заснеженные горы под чернильным ночным небом, он видел красно-зеленую Аврору, озаряющую небеса, словно дневным светом, он видел маленькую черную фигурку волка, мчавшуюся к нему навстречу, и паника накатывала снежной лавиной, убивая под тоннами холода, медленно меняясь чем-то теплым и расслабленным, спокойным, знакомым, утренним красным светом под опущенным веком и запахом хлорки.       Ощутив невесомые сухие поцелуи где-то на скулах и щеках, а сверху приятную тяжесть чужого тела, Гарри приобнял Тома, отчего прикосновения на миг прервались. Волшебник ощутил на собственных губах горячее дыхание и услышал спокойный шепот: — Гарри. Вопросительно и лениво промычав, альфа сам потянулся за новой порцией ласки, скользя уже свои ртом по теплой гладкой коже, пока не поймал им чужие губы, мягко и неспешно целуя. Ощутив, как лежавший сверху омега размеренно потерся бедрами об утренний стояк супруга и уловив участившееся дыхание на своем лице, Поттер проснулся окончательно, замирая.       Он открыл глаз, и тело мгновенно бросило сначала в жар, а затем — в холод. Том перестал тереться о тело мужа, заглядывая теми же острыми глазами-бритвами в невыспавшееся усталое лицо, на котором тлел вернувшийся страх.       Опустив взгляд и уголки губ вниз, молча кивая, Темный Лорд быстро перекатился с мужчины и поднялся на ноги, покидая комнату и бесшумно прикрывая за собой дверь. Ушел.       Гарри резковато сел на кровати, быстро отдышавшись от подскочившего адреналина, тревожно глядя вслед. В памяти разом всплыл вчерашний разговор, странное, нездоровое поведение и внешний вид. «Голос срыва». Как такое возможно? Нет, как такое возможно в реальности, как какие-то голоса сумасшествия могут захватывать тело и разум? Это ведь был Том? «Это Том Поттер», — настороженно думал альфа, стараясь как можно тише встать с постели и подойти к окну, выглядывая наружу. Пальцы сжались на краях подоконника. — «Парселтанг. Он говорил на змеином языке. Старшая Палочка, подчиняющиеся оборотни. Запах хлорки и растворителя. Но…»       Он едва не подскочил на месте, вновь обливаясь потом, когда дверь едва слышно скрипнула и в комнату заглянул Волдеморт, негромко попросив: — Нам принесли завтрак. Я оставил твою порцию в столовой. Не бойся, я буду на кухне. Пожалуйста, съешь все овощи. После чего скрылся, не дожидаясь ответа. Гарри шагнул вперед, и грудь болезненно укололо: Том вел себя, по большей части, как обычно, и альфа ощущал себя мерзавцем по отношению к супругу. Если бы не произнесенные вчера ночью слова. Зайдя в ванную, чтобы умыться, почистить зубы и надеть глазную повязку, он медленно вошел в пустую столовую-зал, где действительно на столе одиноко стояли три тарелки и большой бокал с каким-то напитком. Омеги там не оказалось. Подойдя к столу, Поттер хмуро уставился на свой завтрак. И это что же получается? — Да в пизду, — решительно выругался мужчина, махнув палочкой, заставляя тарелки и стакан парить за собой, быстрым шагом направившись на кухню. Том сидел там один, поджав под себя ноги, но перед ним не было никаких тарелок, только дурацкий горький кофе. С грохотом левитировав свою посуду на стол, едва не разбросав еду по всей поверхности, Гарри с таким же шумом приземлился на соседний стул, чтобы решительность и смелость не дали сбой. Темный Лорд поднял немного удивленный, но такой же спокойный взгляд на возлюбленного, быстро отворачиваясь в другую сторону. Голубые вены теперь покрывали шею, заходя на ключицы, а тени под воспаленными красными глазами казались глубже. — Давай, говори со мной. — Мы ссоримся? — тихо спросил омега, глядя в окно. — Мы сейчас будем разговаривать, ты, по большей части, потому что я нихуя не понимаю, но хочу понять, — альфа опустил ладонь на острое плечо мужа. Тот не обернулся. — Я знаю, что ты Том Марволо Поттер. Темный Лорд, Волдеморт, черт и еще до кучи имен, прозвищ и так далее, я не понимаю, что конкретно с тобой происходит. Какой еще голос сумасшествия, что с твоим здоровьем и как мне исправить ситуацию. — Исправить? Убив меня? — эхом отозвался волшебник, наконец, поворачивая голову в сторону Гарри. — Как избавляются от сумасшествия? Затолкать меня во тьму, как омерзительное уродство? Как ты хочешь «исправить» меня? — рассмотрев в его лице расстройство и мольбу, Поттер долго вздохнул, на мгновения стискивая челюсть так сильно, что скрипнули зубы. — Я не останусь навсегда. Я трачу на пребывание здесь громадное количество сил, это даже физически, со стороны видно. Та мерзкая тухлятина не способна действовать, Мы должны брать мир силой и кровью, быстро сжав руку на горле правительства каждой страны, пока они совсем ничего не знают про нового Темного Лорда, пока не ожидают Нашего нападения. Вшивый младенец труслив и беспомощен без меня. Он даже не смог бы выбраться из Австралии без омерзительной мольбы о помощи. Да его бы сразу подрали собаки, высрав останки по всей округе, я же, Я — большее. Я тот, кто преодолевал каждое мерзкое гнилье, в каждой такой ситуации блядская омежка звала меня на помощь, — прорычал Том, цепляясь пальцами за края стола, и тот пошел трещинами. — Потому что я в сто крат сильнее, быстрее и лучше него. — Почему я никогда тебя не видел?.. — растерянно прошептал Гарри, не готовый к такому монологу. Взгляд окровавленных глаз Темного Лорда смягчился, и пальцы разжались с испорченного кухонного стола. — А ты и не мерзкая гниль, но мой драгоценный муж, — бледная рука медленно потянулась к руке альфы, и тот заставил себя не отдернуться прочь. Горячая ладонь накрыла слегка дрогнувшие пальцы, невесомо их огладив. — Когда я сказал, что тебе не нужно меня бояться, это не было ловушкой или ложью. Тебя не коснется ни моя ярость, ни заклинание, ни какой-либо физический вред. Причина, по которой я сам не выходил наружу, по которой падаль пыталась упрятать мое существование куда поглубже… — Том помолчал, продолжая успокаивающе поглаживать прохладные пальцы. Мерно гудящий голос был предельно серьезным. — Я тоже боялся, что могу причинить тебе вред. До тех пор, пока тебя в самом деле, впервые в жизни — своими глазами — не увидел. Пока не попробовал самостоятельно звать твою душу. Пока не столкнулся с твоей любовью. Это оказалось почти болезненно. — Ты хочешь устроить кровавый геноцид, — бесцветно произнес Гарри. — Да. — Так кто здесь из вас слабый? — пробормотал альфа, а когда второй Поттер весь дернулся, выдохнул: — Пойти по самому простому и быстрому пути просто из мести ко второму… — он прервался. Какому второму? — Не понимаю, как такое вообще возможно, как ты… Том, в одном человеке не может быть сразу два, абсурд, чепуха! Я же вижу, это все еще ты! Какая падаль, какой младенец? Что ты такое говоришь? Том одним движением поднялся на ноги, заставив мужа спешно прикрыть рот и покрыться очередными мурашками опаски. Омега посмотрел на спутника сверху-вниз нечитаемым взглядом. — Что ты хочешь? Что ты требуешь от меня? — Прийти в себя, — мягко попросил Гарри, протягивая руку и с осторожностью обхватывая горячую изящную кисть. — Ты ведь совсем не спал, не отдыхал, не ел. Взгляни на свое лицо. Давай разберемся с твоей травмой вместе, пожалуйста. Ты губишь себя. Если залепить рану глиной, ты остановишь кровотечение, но не излечишь рану, не остановишь возможную инфекцию, — вообще-то однажды эти слова сказал ему Ремус Люпин, когда после смерти родителей Гарри продолжительное время делал вид безупречно прекрасного настроения, не позволяя кому-либо приближаться к трагедии в душе. — Если Том Поттер все еще хочет выполнить хотя бы одну мою просьбу, прошу, именно эту. Омега склонил голову, не меняя выражения лица. — Ты говоришь все эти вещи, только чтобы предотвратить войну и вернуть себе «правильного» мужа. Мы обещали и хотим выполнить любое твое желание, все верно. До тех пор, пока эти желания не соприкасаются с планами и личностью Темного Лорда Волдеморта. Альфа остался сидеть на своем месте, взяв в руки нож, различая появившееся в воздухе напряжение. Он тоже выглядел донельзя серьезным. — Если в твоем понимании «правильный» Том — здоровый Том, то да, хочу. Давай взглянем на ситуацию с другой стороны. Гарри быстро опустил ладонь на стол, замахиваясь ножом, зная, что случится дальше и вовремя останавливая себя — острие лишь чиркнуло по бледной кисти второго волшебника. Темный Лорд весь скривился, с силой сжимая ладонь мужа, которую без раздумий прикрыл своей, чтобы уберечь от ранения, только сейчас понимая — то была всего лишь демонстрация и самая очевидная провокация. Будто бы волшебник на самом деле собирался сделать с собой эту глупость.       И Том, который повелся на нее, как ребенок.       Это вызывало у альфы облегчение наряду с нарастающим недоумением: когда это в последний раз Волдеморта удавалось перехитрить? — Что такое? Хочешь видеть возле себя только здорового и правильного Гарри Поттера? — сощурился он, не вырывая руки. — Мне что, и дальше устраивать эти нездоровые представления, только чтобы до тебя дошли очевидные вещи? — не видя в темных глазах-бритвах никакого отклика на высказывание, волшебник тоже поднялся на ноги. — Я никогда не собирался препятствовать становлению личности Волдеморта, редко высказывался против, даже когда был уверен в планируемом геноциде. Потому что знал степень твоей вменяемости, видел твое развитие. Меня не касается, что происходит в твоей организации. Это не мои права, никогда. Я хочу вернуть здоровый покой своего любимого человека, и если после этого ты все равно развяжешь войну, значит твой гениальный разум посчитал конфликт — правильным путем. А до тех пор мы будем в равных условиях — условиях нездоровья. И, оставив нетронутую еду, как есть, покинул кухню.       Том понял, к чему все ведет, когда со стола пропали пачка сигарет и зажигалка, влетел в столовую, шипя, как раненная гадюка, и принялся бесцеремонно ощупывать опешившего Гарри по карманам, выискивая украденное, но альфа ловко перехватил изящные руки, не позволяя забрать сигареты. Его взгляд горел бесстрашным вызовом. — Я не собираюсь играть с тобой в эти подростковые игры, — рассерженно прошипел омега, выдергивая кисти из ладоней супруга. — К обеду ты получишь свою порцию еды и съешь ее, никакого курения, ничего другого, что бы ты не… — Поттер зашипел еще громче, тревожа задремавшую было Нагайну: Гарри спокойно улыбнулся и в отрицании покачал головой. Том схватился за виски, испуская бессильный крик: — Да почему ты такой настырный?! Как с тобой управляться?! — У нас еще мно-о-ого дней впереди, — спокойно отвечал альфа, накрывая ладонью карман, дабы муж не вздумал хитрить. — А то и недель. Чтобы мы достигли одного предела. Чтобы ты понял, как я себя чувствую, когда близкий человек себя намеренно калечит, называя это порядком. Знаешь, я могу раниться на пустом месте. Каждый день. Я не дам себя лечить. — Хватит! Перестань! — взъярился супруг еще жестче, и невидимая сила с грохотом перевернула диван. — Ведешь себя, как идиот! — И буду вести еще хуже, — так же уравновешенно произнес Гарри, перекладывая к себе на колени часть крупной тушки Нагайны, которая, на секундочку, до этого момента нежилась на пустующем диване. — А вздумаешь применять Империус или еще какие свои подчиняющие штучки, подам на разво… Том испустил долгий яростный крик, не желая слышать окончания фразы. — Почему ты мучаешь меня?! — с силой пнув кресло, Темный Лорд озлобленно выругался, выбегая из столовой прочь. Откуда-то за стенкой раздался невероятно громкий грохот ломаемой мебели. — Выйду на улицу, я не хочу, чтобы ты вдыхал дым, — крикнул ему вдогонку Гарри, на пару секунд болезненно кривя губы — причинять новые травмы Тому было плохо почти физически. Поднявшись на ноги, мужчина вышел в коридор, замирая на месте: входная дверь попросту исчезла. Вздохнув, альфа подхватил из сумки свою метлу и, сунув кошелек в карман, направился прямиком к ближайшему окну — про уход он все равно предупредил. Рассмотрев снизу уже ждущих его оборотней, Гарри не стал спорить с этой предосторожностью — состояние Тома все еще вызывало приличный страх, а выводить из омеги еще больше ярости — чревато последствиями.       В магазине, набрав несколько книг разной тематики, одежды для себя и Тома, несколько игрушек для Тедди в подарок, Поттер неловко застыл перед кассовым аппаратом и улыбчивым продавцом. Он понятия не имел, как расплатиться подаренной карточкой. Оборотни за спинами тем более ничем помочь не могли. — Прошу прощения, — раздался дружелюбный голос за спиной, заставивший вздрогнуть. На поясницу легла одна рука, приобнимая, а из пальцев мягко отобрали карту, прикладывая к странной штуковине с кнопками. Том стоял совсем рядом в темных круглых очках, а лицо покрывал слой иллюзии, чтобы жуткие вены никому не бросались в глаза. — Гарри, не стоило так спешить, тебя же обещали научить ею пользоваться. — Я вроде как демонстративно делаю глупые вещи, хожу один и так далее. Мы практически в ссоре, — дружелюбно напомнил альфа, но муж только благосклонно улыбнулся. — Я знаю. Но теперь ты делаешь глупости с комфортом, мой драгоценный супруг, к тому же, я рад, что у тебя появилась своя одежда. И я рад, что ты, наконец, начал пользоваться Нашими деньгами. Мы сейчас пойдем в ресторан, где я тоже выберу себе нечто из еды. И тоже съем. Тебе нравится такой компромисс? Гарри с подозрением посмотрел на преувеличенно спокойное лицо, раздумывая над неоднозначным поведением как себя, так и омеги. Как быть? Как ответить? Уступить? — Никаких овощей, никакого свекольного сока. Если ты понимаешь, о чем я. До ушей донесся долгий скрежет зубов, и Темный Лорд молча кивнул, ускоряя шаг по направлению выхода из магазина одежды. — Рад, что пользуюсь нашими деньгами? — с недоумением переспросил Гарри, оглядываясь по сторонам. — Почему? — Ты потратил целое состояние, чтобы отстроить наш новый дом, — спокойно ответил Поттер, замечая слежку в виде Пожирателей Смерти, удовлетворенный ею. — Это огромный вклад, полезный, нужный, но теперь ты практически бедняк. Я не хочу, чтобы пара Темного Лорда так думала. И Мы — тоже вкладываемся в семью. Хотя бы так. Пока что. Не ты один думаешь о материальной составляющей отношений, и теперь — Наши деньги принадлежат тебе. А твои — Нам, все просто. — Ты отдал карту, чтобы я мог сбегать, — с осторожностью напомнил альфа, начиная путаться в словах возлюбленного: какие еще «мы»? — Верно, — в голосе не было осуждения или сомнения, он оставался монотонным и постным. — Чтобы, сбегая, не попал в неприятности. Может, ты и способен существовать в дикой природе, как животное, но я не хочу, чтобы из-за страха перед Нами или из ненависти, обиды, по Нашей вине, ты скитался по подворотням или лесам без гроша в кармане. Вероятно, младенец считает: ты не способен уйти окончательно и обязательно вернешься. Карта с деньгами — своего рода лицемерие, подачка ребенку, чтобы тот был уверен в своей свободе, но это не так: всего лишь видимость, чтобы родитель не волновался. Надеюсь, ты понимаешь, что этот куль с гнилью, — он ткнул пальцем себе в грудь. — Даже подумать не может о вероятности разрыва отношений. Я — могу. Поэтому я здесь, чтобы не дать своему драгоценному супругу и подумать о таком варианте. Возможно, падаль вспомнит эти слова в итоге, и я буду этому рад. Хватит уже жить в сказке. Гарри всю оставшуюся дорогу до ресторана шел молча, впечатленный услышанным. Ему безумно нравилась честность возлюбленного, его открытость даже в самом нездоровом виде, это открытие маленькой-большой правды. Том боится разрыва.       А альфа об этом даже не думал.       Когда улыбчивый официант подал заказ, Том, едва проверив порцию мужа на проклятия и яды, набросился на свое нарезанное свиное мясо, как зверь, откусывая огромные куски и проглатывая их, практически не жуя, чем очень огорошил спутника: Гарри и про свою порцию острых крылышек и картошки фри забыл, оторопело глядя, как быстро и неаккуратно ест возлюбленный, будто бы кто-то может (и посмеет) попытаться отобрать еду. — Бог ты мой, — вырвалось у альфы, и по спине прошлись мурашки, когда лезвия чужих глаз чиркнули по лицу на секунду. — Какой же ты голодный! Сколько уже ты не?.. — Ешь молча, — сумел произнести омега, не прерываясь. — Если ты думаешь, что отъезд в Германию помешает младенцу отслеживать твой рацион питания, то глубоко заблуждаешься. Мы наймем поваров в наш новый дом. Ах да, он уже готов к вселению. И новый дом, и младенец. Гарри поперхнулся попавшей не в то горло газированной водой, спешно закашлявшись, его лицо выражало целый спектр положительных и удивленных эмоций, но первым, о чем альфа спросил, было: — Ты согласен заняться своим состоянием? Том, ты потрясающий, спасибо, спасибо! Второй Поттер неопределенно нахмурился, но на щеках проступил легкий румянец довольства. — Не мне разбираться со всей армией Пожирателей Смерти, не мне объявлять готовым к бою двумстам волшебникам расходиться по домам, откуда их внезапно выдернули. О, и не мне теперь пытаться налаживать союз с человеком, которого хочу раздавить в кашу. Прекрасно. Может, младенец и справится. Может. Ему придется попотеть, ведь когда это поганое дерь… — переборов себя под тревожным и укоряющим взором зеленого глаза, он исправился: — Когда твой муж очнется, вероятно, несколько суток пробудет в неадеквате. Ему повезет, если Нотт самостоятельно сумеет предотвратить политическую трагедию своего падения. — Ты — мой муж, — хмуро поправил омегу Гарри. — Так значит, война откладывается? — Или отменяется. Посмотрим. Я усну через два дня, а проснется уже твой Том Поттер, и в этом заслуга твоих манипуляций. Ешь. Опустив взгляд в тарелку, Том опять накинулся на свою порцию макарон, быстро орудуя ложкой, будто бы не ел неделями. Альфа боялся, что так оно и было. Муж выглядел гораздо более худым, чем раньше. Гарри принялся за свои острые крылья с меньшим аппетитом, вяло пережевывая пряное мясо. Получается, он манипулировал Томом. Получается, это тоже не было здоровым способом отношений. И альфа не знал, просить прощения за это или попридержать слова, ведь он хотел только извиниться за способ, а не за результат и желания — прощение не отменит саму манипуляцию и не поднимет Темному Лорду настроение. Рука дрогнула. — Постой, наш дом уже готов? — он весь покрылся мурашками. — Почему я не знал? Почему мне не… А, — сам понял ответ Поттер. Муж изменил человека, с кем работал и переписывался Гарри. — Пожиратель Смерти. Когда мы полетим в Исландию? Вздохнув, Том опустил столовые приборы на тарелку. — Вероятно, когда младенец придет в себя. Я не знаю, когда именно он восстановит рассудок, но будь осторожнее. Некоторое время падаль может быть опасна для всех, включая тебя, — омега скривил губы и постучал по лбу указательным пальцем. — Иронично. У меня нет ни морали, ни тормозов — любых, но когда я занимаю тело, то куда лучше контролирую агрессию. Я в состоянии с ней справиться, но когда твой муж теряет связь с реальностью, когда в эти моменты я подбираюсь ближе к поверхности, мозги вскипают. Он практически не понимает, что происходит во внешнем мире, отчаянно пытаясь перебороть мое появление. Тебе ведь всегда было любопытно, что происходит с ним во время так называемых «срывов». Я происхожу. И кушаю рассудок по маленьким кусочкам, чтобы захватить единоличную власть, — Том неприятно улыбнулся. — Он гораздо слабее, чем ты привык думать. По Нашим меркам, разумеется, а они отличаются от шкалы силы всех других людей, всегда отличались. Во время стрессовых ситуаций и «травм», — мужчина выделил последние слово кавычками с помощью пальцев, будто высмеивал само понятие, не согласный с ним. — Рассудок начинает раскалываться, твой муж пытается машинально обезопасить себя мною. Потому что знает, что Я сильнее, легко справлюсь со стрессом, но… Объективно, Гарри, я гораздо тупее. Мне сложно работать с памятью, сложно анализировать на основе прожитого опыта, сложно пользоваться мозгами. Они работают иначе. И когда я всплываю к поверхности, гнилая поганка тоже начинает это ощущать — свалку всех мыслей одновременно. Я их не контролирую, не умею. Но и роль моя в ином. Откусив огромный кусок от хорошо прожаренного мяса и быстро его прожевав, Том добавил: — Если ты хочешь узнать, когда и почему я появился — ответа не получишь. Потому что Мы не помним. Или не знаем. Может быть, я был здесь уже с рождения. Ведь ты сам не сможешь вспомнить, как тебя из вагины доставали, — омега не обратил никакого внимания на обернувшегося в их сторону удивленного посетителя, который, похоже, тоже знал английский. — Младенец страшно переживает за свой рассудок. О, как же он боится отупеть, боится утратить мозги, выделяя их, как свой единственный достаток. Трясется над ними, бедняжка, словно эти розовые черви имеют хоть какой-то смысл. Не в разуме смысл — в силе. Ум — не мой приоритет в вопросах выживаемости. Ни гордость, ни гений разума, ни тем более справедливость не стоят на первом месте. Разумеется, я люблю свою гордость. Но она в ином. Гордость гнили предусматривает «разумность» во всем. Моя гордость — в единоличных силе и власти. И что творит твой муж? Желает спасти волшебный мир? Кем он себя возомнил? Сантой Клаусом? Иисусом Христом? Это не просто смешно, но и безвкусно. Внезапно пробудившаяся благодетель разрушит личность Лорда Волдеморта, к которой он и я так долго шли. Да, война отменяется. Вот только Я могу развязать ее в любое время, но вернуть тебя обратно полюбовно — вряд ли. Любовь очень приятна, любовь, секс, нежность и страсть, но и это не мой приоритет. Однако я все еще несу ответственность за семью, которой раньше не имел. Это слишком сложно, да, но есть вещи постоянные, вроде убийств или моей жестокости, а все эти новые чувства, эмоции я испытываю впервые и не хочу так просто потерять. Память — одно. Но теперь я здесь и ощущаю все сам, через полноценного себя. — Ты пугаешь меня, — вырвалось у белого, как мел, Гарри. Он шокировано таращился на спутника, не веря своим ушам. Это было не то, что мужчина ожидал услышать и узнать. Тем более в минуты спокойствия. Прыгающие с места на место темы монолога вызывали тянущее беспокойство — пусть, Том и вел себя адекватно, но, собрав все эти жуткие мелочи, невольно узреваешь картину абсолютного нездоровья. Одно дело думать о сумасшествии супруга, как о болезни, как о невменяемости, о срыве, но совсем другое — когда жуткая странная болезнь начинает с тобой разговаривать, смотреть в лицо, когда она оживает. Гарри даже не стал упрекать в очередной самоненависти, которая все так же ранила, нет, на фоне всего остального «падаль», «младенец» и прочее попросту блекло.       Том прямо сейчас ведет себя так, будто в нем на самом деле сидят два человека разом. Разные. Одинаковые. Гарри вновь боялся его. — И это я знаю, — лаконично согласился Поттер, после того, как залпом выпил свой стакан с газировкой. — И, все же, любить я тоже оказался способен. На самом деле это проще, чем держать себя в руках. Мне нравится и хочется, чтобы ты прикасался ко мне, я узнал, как ощущается нежность, потребность ограждения тебя от боли и ранений, я согласен с решениями младенца составлять графики с кормлением, но составить их самостоятельно не смогу, не получится. Хотя бы только поэтому не могу захватить власть на постоянной основе. Я знаю, что ты не попытаешься напасть, причинить вред, мне не нужно бояться удара в спину. И мне не нужно нападать в ответ. Это приятно. И удивительно. Мне понравилось целоваться и заниматься сексом, — Волдеморт прикрыл глаза, облизывая губы. На щеках вновь заалели цветы румянца. — Было бы интересно, если бы ты завалил меня, может, придавил к кровати, как в борьбе за выживание. Это была бы приятная борьба, где мне не нужно сопротивляться и пытаться убивать. Очень жаль, что твой муж даже не рассматривал секс с такой стороны, мне не понравилось тебя связывать, — глянув на такого же напуганного альфу с легким интересом, Том продолжил рассуждать: — Я не контролирую даже себя, свои мысли, о каком контроле вообще идет речь, если одновременно вот здесь, — он вновь коснулся лба. — Прямо сейчас я думаю о сексе, о второй порции еды, о геноциде гнилой магической расы, о Пожирателе Смерти, который наблюдает за нами через дорогу, о… — омега прервался, глубоко вздыхая. — У меня никогда не было контроля и тормозов, не моя роль. Вот, почему я пришел к выводам, что попросту могу по случайности убить тебя во время секса. Я просто повторял за этой гнилью, что оказалось в корне неправильным. Мы разные. Мы не можем использовать одинаковые методы, и, очевидно, даже это я не смог проанализировать, только увидеть на практике. Прости за следы на шее. Это был мой первый секс. Кажется, я даже волновался. Не уверен, было много разных эмоций. — Г-господи, — дрожащим голосом произнес волшебник, опуская голову на подставленные руки. Его начало всего потряхивать. Страх увеличивался прямо пропорционально сказанному — чем больше «голос срыва» говорил о себе и своем состоянии, тем сильнее Гарри испытывал потребность банально спрятаться от Тома. — Я не… Я не понимаю, как это вообще возможно, как это происходит, мне… Мне сложно принять и понять. — Тебе и не нужно, — вновь согласился Поттер, поднимаясь на ноги и вынимая из кошелька Гарри наличные, вкладывая их между страниц меню. — Идем, уже должны были снять другую квартиру. Прошлую я уничтожил.       Когда Сахоры обнаружили едва живую старуху у дверей их правительственного штаба, Крам не стал вмешиваться в расследования и говорить о своих догадках: он понимал, кто замешан в преступлении. Мужчина видел организацию Темного Лорда и примерно знал их число, и вступать в конфликт с целой армией, а иначе ее и не назовешь, не было благоразумным для страны выбором. Силы Волдеморта альфа не ведал, и вступать в конфликт с ним самим тоже счел неверным решением. Хотя, по сути, больше всего Виктора останавливали и чувства Гарри, и новость о его ребенке. Честно говоря, это даже в голове не укладывалось.       Но когда мужчина все-таки выследил Поттеров на улице, все решения полетели в бездну: сам Гарри выглядел подавленным, напуганным и печальным, тогда как лицо его мужа не выражало ничего. А разглядев на чужой шее след от ошейника, взбешенно направился прямиком к ним, вот только за его плечо дернули, разворачивая в обратную сторону, и Крама впечатали в стену дома. Перед мужчиной оказался знакомый альфа — Теодор Нотт, как представил его Блэк. И сейчас чужак вновь выражал крайнюю агрессию. — Только попробуй подойти к ним, — медленно, с угрозой произнес альфа. — Я предупреждаю, Крам, не лезь. Не сейчас. — Теперь с Гарри Поттером запрещено даже разговаривать? — ледяным тоном парировал Виктор, отталкивая от себя Нотта и демонстративно вооружаясь. Он посмотрел в сторону супругов, замечая направленный на себя безразличный взгляд Темного Лорда. Тот склонил голову, и на губах появилась насмешка. Рука же омеги перетекла на талию своего заложника, вызывая то ли ревность, то ли чистую злость у Виктора. — Моего друга держат в явном плену. У него след на шее. Это преступление против человека. — Это наша семья, где посторонним места нет, — жестко припечатал мужчина, тоже вытаскивая волшебную палочку. — Чужаков мы к Поттерам близко не подпускаем, просто смирись, пережуй и проглоти. Только Пожиратели Смерти имеют полный доступ к Повелителю и Его супругу в любое время и полностью проверенные люди. А хочешь попасть на аудиенцию к Темному Лорду — сделаешь это официально, но только когда Он того захочет и позволит. Попытаешься напасть — и мы убьем тебя раньше, чем Повелитель об этом узнает. — След от ошейника не… — Тебя не касаются их отношения, — гаркнул Теодор, выходя из себя. — Мой тебе совет: даже не заикайся Повелителю про Его мужа. Захочется сунуть нос в их жизнь — заплатишь соразмерно. Выдвигай претензии, коли хочешь, но вот не жалуйся, если останешься без своего любопытного носа. Дружи с Гарри, тоже если захочешь. Однако наедине с ним никогда не останешься, будь уверен. И, будь уверен, Повелитель тебе не уступит. — А что, боится? — ухмыльнулся тот, нисколько не испугавшись. — Какие крепкие узы любви. Приставлять охранников, чтобы Гарри других людей даже не видел. Нотт только покачал головой, отступая: было видно, что Крама этот диалог крепко задел. Выпустив мужчину прочь и внимательно проследив, в каком направлении он уходит, альфа негромко произнес: — Если он решит встретиться с Темным Лордом прямо сейчас, то будет сразу убит. А Крам нужен нам. Не велика беда-то, что убьют, но пользы принесет куда больше, будучи живым. И на нашей стороне. — Думаешь, он понял? — с любопытством спросил Регулус, подходя ближе и опираясь плечом о стену. — Крам тугодум. Пока прямо не скажешь — не сработает. А отдай-ка ты мне его на обработку, — ласково попросил мужчина, мысленно потирая руки. — У меня и Дэнни на подхвате. — На подсосе он у вас, — цыкнул Нотт. Ластбрэфа следовало наказать за произнесенное имя Лорда Волдеморта, но из-за покровительства чертового Блэка эта возможность оказалась потеряна. — Делайте, как знаете. — Вам, альфам, только кулаками махать и гребни петушить, — колдун посмотрел на спину Теодора с презрением и брезгливостью. — Никакой тонкости. — Без разницы. Мы занимаемся вербовкой, но пока что не это наша первостепенная задача. У нас не больше четырех дней до войны. Если я найду хоть что-то взамен, хотя бы малую часть — будет это прославление имени Повелителя, десятки новых Пожирателей Смерти, Дурмстранг — не имеет значения, я сделаю это. — Генерал, который бежит от войны, — с насмешкой прокомментировал омега, провожая жадными глазами спину Темного Лорда. — Да вы с Крамом два сапога пара. Театр разбитых сердец, какая забава. Когда решите свой эмо-клуб организовать, обязательно загляну посмеяться. Бедняжки, которым не дают. — Третий сапог явно лишний, — холодно процедил Теодор, напрягаясь. Обсуждать свои чувства к Волдеморту он точно ни с кем не собирался, а тем более с таким неприятным человеком. — Я хоть чем-то полезен. Вас сюда даже не звали. И Темный Лорд — не забава, он не предмет дележки. Моя любовь — бескорыстна, в отличие… От вашей нездоровой похоти. — Ой ли? Ты письками меряться решил? Что еще за сопли, ты девственник? — Блэк высокомерно рассмеялся, невероятно довольный удачной провокацией — даже Гарри на них так просто уже не велся. Зато на них повелся сам Лорд Волдеморт в первую их встречу. — И мне особого приглашения и не нужно. Недотрах у тебя, мальчик. Темный Лорд внимания не обращает. Вот и бесишься, что не твой. — Да я вас сейчас!.. — альфа воздухом захлебнулся от гнева и возмущения, понятия не имея, что делать с этим сукиным сыном: и ведь ни ударить, ни проклясть — не по чести будет, не по уму. В каждой чистокровной семье обязательно находился подобный «дядюшка». В итоге только махнул рукой и молча зашагал прочь, ненавидя донесшийся вдогонку издевательский смех.       Гарри заметил, что Том не мог читать.       После возвращения он уже видел возлюбленного с книгой, дневником или газетой в руках, не особенно вглядываясь, однако после покупки новых контактных линз, альфа заметил, как взгляд мужа беспрерывно блуждает по бумаге, будто бы он разглядывал рисунки, а не читал. Вторая странность была в промежутках между перелистыванием страниц — слишком часто. Иногда по две сразу.       Темный Лорд попросту делал вид, что читает в присутствии супруга. — Что сегодня пишут в новостях? — голос дрогнул, и Гарри тут же устыдился своего нападения и недоверия. Мало ли, сколько страхов блуждало внутри, нужно было сначала до конца разобраться в ситуации: а с какой это стати Том имитирует свое обычное поведение. — Прости. Ты не можешь читать. Я прав? — Я никогда раньше не читал вот так, — рассеянно ответил омега, продолжая скользить незадерживающимся взором по странице маггловской газеты. — У Нас одна память на двоих, но когда мне выпадал шанс всплыть наружу, обычно я убивал или делал «мерзости». Или пытался загрызть первого. У меня не получается, — Том отбросил от себя газету на пол, рассыпая по паласу ворох листков. — Я вижу кучу букв, одни буквы, бесконечные, хаотичные, они одинаковые, я не могу ничего прочесть. Они как мысли. Хаотичные мысли. Много, разные, чтение — тоже контроль. Хаос, в моей голове хаос. — Но ты смог написать мне ответ из Австралии. — С неимоверным титаническим трудом. «Так больно за него, что хочется плакать», — подавленно подумал альфа, подходя ближе и собирая с пола бумагу. — «Неужели ему самому не хочется вернуть состояние в норму? Разве не обидно, не плохо? Том, который не способен читать книги. А… А я тогда ему на что?..» — Хочешь, я почитаю тебе? — вырвалось у Гарри. Услышанное не укладывалось в голове. — Не хочу, — безразлично пожал плечами тот, наблюдая за своим новым питомцем. — Я желаю кричать, сражаться и убивать. У меня в венах постоянный адреналин. Не нужны мне никакие книги. У второго Поттера внутри все заледенело от этих слов. Это явно не Том. Не мог им быть, только не так. Поспешно выйдя из спальни, волшебник оказался в туалете, тут же открывая кран с холодной водой и плеская себе на лицо. Пальцы мелко дрожали. — Тебе не нужно себя принуждать, — прозвучал голос за спиной, заставивший подскочить. — Что ты так дергаешься? Ты же не думаешь, что я сделаю тебе больно? Не сбегай. «Но мне больно», — невольно подумалось альфе, когда он посмотрел на отражение Темного Лорда в зеркале, уже без иллюзии и очков. В животе моментально свернулся комок неприятного давящего страха. — Просто захотел в туалет, — оправдал свой побег Поттер, приказывая себе оставаться на месте, когда Том зашел внутрь, прикрывая за собой дверь и опираясь бедром о стенку. — Вроде как люди ходят сюда в одиночестве. Поразмы… — Это даже для тебя должно было прозвучать глупо, — с огорчением и разочарованием пробормотал омега, глубоко вздыхая и приближаясь, обвивая бледными руками грудную клетку супруга и прижимаясь к нему со спины. Гарри весь замер, глядя на свое отражение и две изящные ладони с тремя кольцами на пальцах. Они сжались на ткани кофты. — Я вскоре уйду. Я не болезнь. У меня есть чувства и эмоции. — А живым людям иногда требуется справить нужду, — неловко отшутился второй чародей, ощутив укол тяжелой вины. Он накрыл рукой кисть омеги, нежно ее пригладив. — Том, ты ведь понимаешь, что в одном человеке не бывает сразу двух одновременно. Две разных личности, это невозможно физически. О таком нигде не писали, я никогда не слышал, чтобы в людях существовало сразу два существа с разными мыслями и чувствами. Я же узнаю тебя все равно. Так бы — однозначно напал на чужака с лицом Тома Поттера. И уж точно не занимался с ним любовью. — Я не общаюсь с другими людьми, я их убиваю, — монотонно признался Том позади, потершись лицом о чужие позвонки. — Мне нравится нежность. Я бы хотел тебя поцеловать прямо сейчас. — В туалете?.. — Это я тоже хотел сделать. Волдеморт потянул торс недоумевающего и растерянного мужа влево, заставив сделать пару шагов в сторону, а руки плавно переместились к животу, оглаживая, и после — оказались в районе паха, нащупывая на штанах ширинку. — Ты не задумывался о том, что, останься ты в гробнице со сломанными руками, и Мы взяли бы над тобой полный уход? — пальцы неторопливо потянули за язычок молнии вниз, а затем расстегнули пуговицу. — Безоговорочный. Мы бы не позволили тебе мочиться в штаны. И уж тем более не позволили посторонним тебя касаться. Гарри, собиравшийся было возмутиться, разозлиться и вырваться из захвата кольца рук, остановил свои вспыхнувшие эмоции, отрезая их от себя на корню. Том не здоров. Альфа не имел прав его за это сейчас упрекать и обвинять. К тому же, это всего лишь прикосновения, и половых органов друг друга они уже столько раз касались. Переборов свое неприятие от совершенно возмутительных и диких действий омеги, Поттер только неслышно вздохнул, позволяя тому творить, что вздумается. Гарри не очень понимал причины таких демонстраций. Доказать, что Том не брезгливый? Так мужчина это и так знает. Доказать, что способен заботиться или ухаживать за больным человеком? Гарри уверен, что способен. Очередные извращения? Очень может быть.       Тем временем ладони младшего Поттера неспешно нашли резинку недавно купленных трусов, оттягивая ее в сторону и проникая внутрь, нащупывая мягкий орган, выправляя его наружу. Держащие член бледные руки в таком положении смотрелись весьма странно, непривычно. Гарри наблюдал за действиями супруга заторможено, больше погруженный в свои безрадостные мысли, все еще переживая и тревожась. — Неразговорчивый. Прокомментируешь? Я хочу знать, что не заставляю тебя. — Ты постоянно творишь какую-то дичь, — немного ошалевшим и севшим голосом произнес альфа. — Ничего такого, правда. Просто не ожидал, что мне в восемнадцать лет будут помогать мочиться. За спиной раздался низкий тихий смех, и лицо Тома вновь потерлось о позвонки. Он толкнул собой тело мужа ближе к унитазу, сжимая горячий пенис немного крепче, выглядывая сбоку, чтобы прицелиться, и Гарри, понимая это, невольно фыркнул. Вся ситуация действительно могла бы быть забавной, будь омега в данную секунду здоров. Будь он в порядке. — Ты слишком много думаешь. Расслабься, — посоветовал Темный Лорд, перемещая левую руку выше и надавливая на низ живота. — Дожил. Том Марволо Поттер, не учи меня мочиться, — проворчал второй маг, но на самом деле — чужие теплые руки на пусть и мягком, невозбужденном члене порядочно мешали. Когда на живот надавили сильнее, продолжил с большим возмущением: — Да что ты выдавливаешь меня, как тюбик? Я в туалет пытаюсь сходить, а не родить! — У меня встает, — поделился бессовестными мыслями Том, пару раз проскользив пальцами от узла до головки, наконец, обнажая ее, натягивая на себя крайнюю плоть. Другая же ладонь продолжала пульсирующими движениями давить на область живота над пахом. — Пытайся лучше. Честно, Гарри уже довольно давно не встречал столь неловкой и грязной для себя ситуации. Справлять малую нужду в чужих руках и с прижатым к бедру членом, альфа считал не менее нетерпимым, чем расхаживание омеги голым по деревне оборотней. Том покрывал спину и часть руки легкими порхающими поцелуями, которые обжигали сквозь одежду, которых в подобной ситуации вообще быть не должно, по мнению Поттера. И мурашек по всему телу тоже не должно существовать. И дрогнувшего от удовольствия пениса, когда пальцы сжались на нем немного сильнее. — Ты извращенец, — будничным тоном оповестил Гарри, поддавшись и справляя малую нужду в туалет. — Слов моих нет. Не вижу ни одной причины для возбуждения. — У тебя тоже уже не такой мягкий, — вкрадчиво парировал омега, надавив большим пальцем на влажную от мочи дырочку уретры, вызывая этим легкое потрясение. — Опять дергаешься. Я не заставляю ничего делать. Я просто хочу на тебя подрочить. Том, похоже, уловил увеличившееся напряжение, перемещая руки обратно к животу, крепко обнимая торс. Он прижался к спине плотнее, начав неторопливо тереться и толкаться навстречу неподвижно стоявшему телу, и Гарри услышал участившееся поверхностное дыхание позади. — Постой вот так еще немного, — прохрипел Поттер, усиливая фрикции и стискивая руки еще сильнее, ныряя ладонями под полы кофты к голому телу, быстро шаря по коже, плотно ощупывая каждый изгиб мышц. Он низко зашипел на Парселтанге, вдавливая голову в чужую спину, и Гарри всего пробрала дрожь, из-за которой пришлось опереться руками о стену, — неожиданные грязные действия почему-то возбуждали, что и прелюдии. Более того, трение через одежду было чем-то особенно необычным и непривычным. — Секс такой приятный. Нет, не убирай член, оставь так, — ладонь быстро переместилась ниже, отпихивая чужую руку, пару раз сжимая слегка напряженный пенис и возвращаясь обратно. — Мне он тоже нравится даже в мягком виде. «Он как мартовский кот», — рассеянно подумал второй волшебник, сменив свою позу и несильно выгибаясь в спине, подставляя бедра довольно простонавшему партнеру. Глаза дико слезились из-за интоксикации, и в носу начало страшно жечь. — «Такой горячий.» — Да, прогнись ниже, хочу об ягодицы, — сбито выдохнул Темный Лорд, наваливаясь всем весом, несдержанно трахая послушно подставленную задницу, он опустил щеку на широкую спину, хватая воздух ртом и прикрывая трепещущие от удовольствия веки. — У тебя такие упругие твердые мышцы. Ахуенная задница, Гарри. Потрясающе, что ты мой. «Черт, меня это заводит», — Гарри прикусил губу, стараясь думать о чем-то кроме своего маленького центра Вселенной, потому что заниматься сексом перед грязным унитазом он точно не хотел. Тревожные мысли и расстроенные чувства прилично притупляли желание, но обрывать удовольствие партнера он не стал. Альфа судорожно втянул в себя воздух, когда Том позади сжал зубами ткань кофты, натягивая ее на себя, отчего ворот врезался в шею, двигая бедрами быстрее и жестче, уже не поддерживая ровного ритма. — «Боже мой.»       Омега глухо простонал с набитым ртом, прижимаясь сильнее, стекая руками к полутвердому члену возлюбленного и плотно его сдавливая. В ту же секунду Поттер замер, перестав дышать, и Гарри от понимания прошила еще одна сильная волна возбуждения — Том только что получил оргазм, и удовольствие любимого человека доставляло равноценное наслаждение. — Скоро подойдет Тео, в составленных графиках был пункт о твоих друзьях, — неровным от учащенного дыхания голосом сообщил Волдеморт, вновь прижимаясь щекой к позвонкам, руки нащупали полутвердый пенис альфы, пряча его обратно в трусы и застегивая штаны, и чародей вновь навалился на все еще согнутого раком мужчину, расслабленно переводя дух от быстрого окончания. — Не сбегай. Поужинаем вместе. Повернись. Кажется, я немного запачкал свои ладони. Полыхающий от стыда, альфа смыл за собой, не глядя в глаза партнеру, без вопросов беря в свои руки протянутые ладони и обмывая их в раковине с мылом. Улыбку Тома и его темный обожающий взгляд Гарри ощущал шкурой, и мужчина горел еще сильнее.       Предложение присоединиться к столу Нотт принял с огромной опаской, чем не удивил Гарри. Неизвестно, чего еще стоило ожидать от Темного Лорда в подобном неуравновешенном состоянии. Том их напряжения не разделял, накинувшись на свою еду, как голодающий зверь, на первых минутах не обращая внимания на застывших по двум сторонам от себя альф. Он ел не так аккуратно и медленно, как обычно, — манеры правильного поведения в обществе «Второй Том», как Гарри осторожно окрестил болезненное состояние партнера, не соблюдал. Когда омега повернул голову к мужу и в упор на него посмотрел, пришлось взять свою ложку и давиться сложным блюдом из риса, рыбы и овощей на пару. Теодор с другой стороны без аппетита поглощал свою порцию, хотя, казалось, он ведь с одиннадцати лет ел с Темным Лордом с одного стола. Тоже видел. Тоже опасался, если не боялся. — Мой Лорд, — прервал оглушающее молчание Нотт, отчего руки Гарри ненадолго замерли. — Пришло письмо от Альбуса Дамблдора и директора Каркарова, они… Тео резко втянул в себя воздух, обрывая речь, и второй альфа с недоумением на него глянул.       Из лежащей на столе ладони по рукоять торчал нож для разделки мяса, вогнанный магией Волдеморта. — Я не разрешал тебе открывать рта, — не глядя на потрясенных волшебников, произнес Том. — Продолжай ужинать левой рукой. Заговоришь без спроса еще раз — будешь жрать ртом, как животное. Гарри был уверен, что после мастурбации у Тома значительно улучшилось настроение, хотя бы во время еды — сытость всегда прогоняла прочь злобу или депрессию. Тогда сон? Из-за постоянного адреналина, напряжения? Разве Теодор заслужил такого обращения? Мог ли сейчас Гарри потребовать убрать нож и заняться лечением, как на это отреагирует Темный Лорд, даже не Том?       Вся еда казалось сухой и пресной, не пролезая в горло. По большей части мужчина вяло ковырялся ложкой в тарелке, всеми силами не обращая внимания на растекавшуюся по столу лужу темно-красной крови. Ноздри щекотал неприятный запах железа и соли. Теодор больше ничего не говорил. Когда Том первый встал из-за стола, нож резковато выдернулся из окровавленной руки альфы, взмывая вверх и глухо стукаясь об потолок. — Войны не будет, — монотонно произнес омега, глядя на бледного Теодора сверху-вниз. — Армией займешься сам. Готовь их выдвинуться через несколько дней на Албанию. Я принимаю твое предложение. Больше не появляйся на пороге этой квартиры, пока тебя не вызовут, иначе убью. — Постой, Тео, задержись, — негромко попросил Гарри, но глядел только в темные глаза-лезвия супруга. — Я хочу провести время со своим другом. Том молчал некоторое время, выжидая действий со стороны Нотта, но тот даже не двигался, не меняя спокойного выражения на лице. В итоге Волдеморт кивнул, быстрым шагом покидая столовую, оставляя двух волшебников в одиночестве и тишине. — Мне жаль, — тихо и сочувственно начал Гарри. — Он сказал, что вернется к прежнему состоянию через пару дней. Быть может, и после этого Том… Не сможет выходить наружу и появляться в обществе Пожирателей какое-то время. Нотт медленно кивнул, и в его лице мелькнуло облегчение. Волшебник поднял покалеченную ладонь, трансфигурируя левой моток бинтов и перевязывая сквозную рану. — Спасибо, — почти шепотом ответил он, разлепив пересохшие губы. — Я рад, что Повелитель вернется тем, каким мы Его знаем. Я рад, что избежали войны. Я… Найду, что сообщить Пожирателям. Насчет Дамблдора и Каркарова, я все-таки должен сказать. Бывший директор нашей школы ищет встречи с Темным Лордом, Гриндевальд жив. И он уже где-то в Британии. Я передам письмо только в руки Повелителя, не обессудь, Гарри. Дальше: Каркаров согласен ввести в Дурмстранге правила, что предложит Темный Лорд, он согласен на агитацию школьников и наших людей в числе преподавательского состава. При условии согласия Крама — он лицо, обложка и реклама Дурмстранга, что и наш Альбус Дамблдор, и при спонсировании школы зельями и едой. Последнее будет играть решающую роль в соглашении. Первое — не так важно, но это повлияет на агитацию. Нам невероятно свезло, учитывая твое полезное знакомство. Также Каркаров обещал присоединиться к Пожирателям Смерти. Темному Лорду это важно узнать, как можно раньше. Спасибо еще раз. Твой долг передо мной закрыт. Посмотрев на тревогу и непонимание в лице Поттера, альфа объяснился: — Долг Жизни. На тебе лежал Долг Жизни после происшествия в Норвегии. Я назначен Генералом армии Пожирателей Смерти, но я еще никогда не убивал других людей, — Нотт поднялся с места, опустив здоровую руку на плечо Гарри и крепко его сжимая в выражении привязанности. — И, несмотря на мою роль, я этого не хочу. Гарри ответно сжал широкое плечо бывшего слизеринца, кивая. Помолчав, отступая друг от друга, альфы направились было к выходу из столовой, как Поттер задержал Нотта: — Что Тедди? Как он? Теодор наморщил лоб, и в выражении лица появились досада, раздражение и веселье одновременно. — Будто мелкий Гарри Поттер отчаянно пытается подражать Темному Лорду. В порядке он, мой отец души в мальце не чает, отвоевал у Регулуса Блэка возможность единолично Эдварда опекать. Твой чертов родственник… — мужчина проглотил острую неприязнь. — Решил напомнить о кровном родстве с матерью твоего сына. Конечно, ничего сделать не смог, так или иначе. Улыбнувшись с благодарностью, Гарри проводил Нотта до выхода из квартиры, чувствуя ту же магическую вибрацию опускаемой защиты, а за спиной чье-то пылающее присутствие. Когда на запястье легли горячие пальцы, альфа прикрыл веко и повернулся в сторону Тома, позволяя увести себя в спальную комнату.