Белобрысый.

«Итак, собратья по несчастью, Мы все обижены творцом. Началом книги, средней частью, И, уж тем более, концом. Ему казалось, крови мало. Он всех убил, кого успел. Мы умирали как попало, За кучу злых и добрых дел. Мы ненавидим Творца!» © Тэм Гринхилл — «Песня обиженных героев (посв. Сапковскому)» (Это был очень-очень-очень тонкий стеб как на «Ведьмака» (почему бы и нет, автор фанат), так и на Элдарию.) ( https://www.pinterest.ru/pin/769693392555984834/ - я просто не могла не написать про такого вот Валю)))

***

— Вальк… — Намиль тянет его имя просьбой. Скорее даже мольбой. Тянется к его плечу рукой. Свет из окна лазарета бьет ей в спину, скрывая лицо в тени. Красное стекло витража раскрашивает ее плечи в кроваво-красные блики крови.       Валькион пятится от ее прикосновения. Качает головой. — Нет…       Банши замирает, пытаясь поймать его взгляд в свою власть. Снова… — Ты же сам говорил, что… — Мне показалось.       Слушать собственные слова ее голосом было мукой. Вообще слушать ее было мукой! Стоять рядом с ней, ощущать холод ее взгляда! Все это — пытка для Валькиона.       И он пришел с ней покончить. — Что случилось с тем настырным Валькионом?       Гвардеец сжал кулаки, сцепив вместе зубы. — Да я просто решил… Что хватит за тебя рвать душу. Тем более после того, что произошло.       Глаза Намиль раскрываются шире в медленном танце, она цедит свои слова сквозь плотно стиснутые зубы. — Да что ты, черт возьми, понимаешь в этом? Ты не имеешь права называть меня эгоисткой! — Я ничего не понимаю, — мужчина спокойно отвечает ей, уже не боясь собственной откровенности, — Но я ценю чужие жизни. В отличии от тебя.       Она смотрит на него причудливым варевом страха, сомнений и злобы. И глаза ее показывают душу лучше любых струн и клавиш.       Еще один шаг назад для Валькиона стал легким и надежным. Солнце, которое погасло в его груди, снова собралось — медленное, спокойное, теплое и уютное. И он понял, почему когда-то выбрал именно тактику «панциря». Ради того солнца, что грело его изнутри. — Валь, — четыре буквы прозвучали из ее уст сладким медом, которого он так долго добивался.       Однако сейчас мед этот показался неуместным и горьким, полным увязших в нем пчел, грозивших его ужалить. Ненужным. Ненужной наградой, ненужной жертвой.       Банши пытается встать, но ей не удается покинуть оков больничных простыней. Она со стоном опирается рукой о подушку, поднимая голову.       Теперь в красный окунули ее стальные волосы.       Валькион видел кровавый ореол. — Возвращайся домой. Тебя там ждут, — ручка двери приветливо легла ему в руку и повернулась с тихим скрипом, впуская прохладу коридора в палату.       Когда дверь снова закрылась, Намиль ничего не крикнула ему вслед.       А дракону стало как никогда легко. «Слишком дорого рвать за тебя душу.»

За несколько недель до встречи в палате.

      В горле предательски саднило. Хотелось пить. Отчаянно.       Мико ходит взад-вперед. Где ее посох — черт знает.       Ее руки отчаянно хотят действа. Но ничего не находят. А потому жесты ее быстрые, импульсивные и нервные.       Новость о пропаже двух гвардеек потрясла ее до глубины души. На ее памяти еще никто не пропадал. Тем более при таких странных обстоятельствах.       А обстоятельства были вот какие.       Первое. Невру нашли Хром с Эзарелем. У вампира сломана нога и разорван живот, но жизни ничего уже не угрожает. Перелом он получил при встрече с вендиго, как сказал Гард. О ране точно неизвестно, но отчего-то Мико уверена, что она была получена в схватке с «дэ», которого видел оборотень. Вампир еще не пришел в себя, чтобы рассказать о том, что он видел.       Второе. Откуда взялась стая вендиго — неизвестно. В землях Эль такие чудища не водятся. Отсюда два варианта: либо они мигрировали, либо их кто-то привез…       Третье. Гард напуган. Прогнозы Эвелейн не утешают. Мико всерьез опасается за здоровье обсидианца. И до такого состояния его довел тот «дэ».       Четвертое. Карен и Намиль пропали. И на данный момент это все, что известно. Кто похититель — неясно.       Может, это тоже «дэ»?       Мико закрывает свой блокнот, убирая перо. Она складывает руки на тетради и кладет сверху голову.       У нее нет ответов.       У нее нет ничего.       И что же ей делать?.. Что же ей, главе гвардии Света, делать?       Мысли путаются. Кицунэ знает, что должна что-то предпринять, она знает, — догадывается, — что прочесывание окрестностей Эль ни к чему не приведет, но больше в ее голове не возникает ни одной идеи. Ни одной зацепки… Только буква «д» и раны Гарда с Неврой.       От тяжести навалившейся ответственности девушке захотелось заплакать.       И забиться в угол. Чтобы оно решилось само собой.       По ступенькам кто-то поднялся.       Мико тут же выровняла спину, убрав со стола голову. Положила ладони себе на щеки, вытирая пальцами скулы.       Еще не хватало, чтобы кто-то увидел ее в таком состоянии. Ей было бы стыдно до ужаса… — Привет, — обсидианец кивнул ей, подойдя к столу. Но на полпути остановился, нахмурившись и осмотрев ее лицо. — Что-то не так? — голос не дрогнул. Кицунэ поправила сбившиеся перчатки. — Я разбудил тебя? — Что? — девушка вскидывает голову, встречаясь с медовыми глазами, — Я… Нет, у меня просто голова болит, — словно в неопровержимое доказательство она касается виска кончиками пальцев, болезненно жмурясь, — Это нападение, вендиго, пропажа…       Казалось что от последнего слова они оба ощетинились в колючие иглы непонятно откуда взявшегося отчаяния. — Да… — мужчина перенес вес с ноги на ногу, поведя плечом. Потом сглотнул, сжимая и разжимая кулак. И на этом замолчал, смотря себе под ноги.       Мико не хотела говорить — боялась, что голос выдаст ее состояние. И потому молчание нависло над ними грозовой тучей. И оба ждали, когда же молчание это разразится громом.       Наконец, оно стало нестерпимым. — Ты что-то хотел? — заранее прочистив горло, кицунэ скрестила руки на груди, напуская на себя недовольный вид. — Насчет сегодняшних поисков… — Да? Что-то не так?       Вместо ответа Валькион молча кладет ей на стол исписанный лист пергамента. Лист был сложен вчетверо. — Что это? — Мико разворачивает пергамент, а когда слышит ответ гвардейца, и сама понимает, что это. — Прошение за Хрома.       Кицунэ поднимает удивленный взгляд. Ее голубые глаза сузились до двух замочных скважин. Ключа к ним у Валькиона не было. И он мог только стучать в эту дверь в надежде на ответ. — На повестке дня до сих пор стоит вопрос, исключать ли Хрома за потерю корабля. Забыл?       Обсидианец нервным жестом поправляет ремень наплечника. — Нет. — И ты просишь меня отправить его в лес? — Прошу. — Твоя честность доведет меня… — Мико трет виски, всматриваясь в острый почерк обсидианца. — Мико… — Валькион думает пустить в ход все свои козыри, однако… — Под твою ответственность, — кицунэ резком росчерком подписывает бумагу, отставляя ее на край стола, — И если он что-то выкинет… — она указывает белым пером в грудь мужчине. — Не выкинет, — дракон качает головой, покидая зал.       И когда он ушел, на Мико снова навалился предательски тяжелый груз ответственности.       Разговор с Валькионом отвлек ее от тяжелых мыслей, стекающих в нос покалыванием и горечью. Но теперь она снова одна. Одна среди высоких потолков, среди огромных окон, среди белых плит и перил зала.       Одна, как всегда.       Как всегда, одна.       Обида на собственную судьбу и слабость перед обстоятельствами били ее по позвонку, вырывая нервы натянутыми струнами.       И вслед за ними по щекам катились слезы.       Мико не хотелось плакать. Просто так получилось…       В какой-то момент она подумала, что была бы рада, если бы к ней зашел Лейфтан, Керо или Икар…       Однако она была одна.

***

      Руки Икар мелко трясутся. Она до сих пор под впечатлением от случившегося.       Ведь это она дала им то задание.       А, значит, она и виновата.       Дрожащими пальцами брауни нажимает белые клавиши. До — ре — ми — ре диез — до диез, по очереди каждую.

***

— Я бы вас попросила, аккуратнее, пожалуйста! Инструмент дорогой! О, Господи! Стойте, стойте! Аккуратнее! — Икар бежит впереди рабочих, пытаясь сообщить об углах комнаты, книжных стеллажах, ступеньках… Но среди всех ее восклицаний полезная информация теряется.       Когда инструмент занял заранее освобожденный угол в библиотеке, Керо рассчитался. — О, боже, какой же он красивый! — брауни пододвигает к нему стул, садится, нетерпеливо закидывая ногу на ногу. Аккуратно касается сверкающих белым перламутром клавиш. Шерсть на рыжих ушах встала дыбом, отчего в свете утреннего солнца, пробивающегося в окно, они кажутся больше.       Ветер играет со шторами и пылью на полу. — Ты умеешь играть? — Керо встает рядом, наугад нажимая клавишу пиано. Звук больно режет по ушам. Он хмурится. — Конечно, умею! — обиженно надувает щеки Икар, наигрывая простую мелодию, — Меня… Мама учила, — губы ее слабо светятся счастьем, почти сразу угасая.       Неделю Икар все свое свободное время проводила у инструмента, пальцы ее быстро вспоминали движения, однако образования в этой области ей так и не хватало.       И ее безумно раздражало, что остальные относились к этому, как к простому увлечению, смотря на черно-белое пространство инструмента, как на причудливую игрушку. Даже Мико, которая дала свое согласие на покупку пианино и даже выделила на это деньги, ни разу к нему не притронулась.       Вечером Икар проверяла отчеты алхимиков. Из распахнутого окна ветер играл с ее волосами, взметая покрывало на кресле.       Зашел Керо. В тот день он был особо молчалив. Единорог торопливым движением забрал папку для гвардии Света, закрыл окно и ушел, напоследок кинув короткое «Не жди меня, закрывай библиотеку».       Икар молча кивнула, не отрываясь от изучения рапорта, на который вылили ярко-бордовое варево.       Либо одно из произведений Каруто, либо алхимики что-то учудили.       Она надеялась на первое.       Внезапно на лестнице послышались торопливые шаги и перешептывание. Икар быстро спрятала разноцветный рапорт в ящик стола, напуская на себя гневный вид.       Дверь раскрылась. Из щели показались две до боли знакомые головы — Карен и Намиль. — Приве-ет!.. — лукаво протянула вампирша, таща подругу за руку к столу брауни. Банши как-то странно озиралась, словно в ожидании подвоха, — Слушай, а правда, что здесь рояль появился?       Готовая разразиться праведным гневом по поводу времени посещения Икар тут же смягчилась, едва заметно улыбнувшись. — Конечно, правда! А вы что, играть умеете? — предвкушая появление новой родственной души, брауни подалась вперед.       Карен молча выставила перед собой все еще напряженную Нами. — Она — да.       Когда Икар провела девушек в дальний угол комнаты, то саму себя поймала на странном счастье, которое горело в ее ушах.       Вампирша, с силой надавив на плечи банши, заставила ее сесть. Икар села рядом. — Я… Немного не люблю клавишные, — Намиль сцепила вместе пальцы, прижав руки к груди, — Я больше по струнным. — Там, внутри, — Икар со счастливой улыбкой ткнула пальцем куда-то вглубь инструмента, — и есть струны. — Я знаю… Это просто дело привычки…       Икар ничего не ответила, окуная пальцы в черно-белое пространство. Из-под ее рук потекла мелодия марша. Потекла по полу, через уши, заполняя собой темное молчание комнаты. Марш просочился между страниц пыльных книг, между ее пальцев, пропитал собой воздух и, если бы окно было открытым, ушел куда-то на улицу и, возможно, откликнулся бы в чьем-то сердце.       Или остался бы лишь чьей-то попыткой заранее найти прощение за предательство.       Икар получала удовольствие от игры.       В какой-то кульминационным момент марш сменился тревожностью несовместимых звуков. Брауни перевела взгляд, остановившись. Длинные костлявые пальцы правой руки Намиль терзали клавиши движением волны. Две белых, одна черная, девять повторов.       Марш попытки извиниться сменился тревогой, которая засела где-то в левом желудочке сердца, и никак не могла выбраться. Тревожность это терзала несчастный орган, протыкала его иголками, и сердце заходилось кровавым кашлем. — Как-то так… — Намиль убрала руку, вставая и уводя Карен обратно в прохладу холла с дверьми.       Икар осталась одна. По крайней мере, теперь она знала, с кем можно сыграть.       Чью тревожную мелодию испортить своими извинениями.

***

      Икар садится на стул, на котором в тот вечер сидела Намиль. Она закрывает красные от рыданий глаза, пытаясь ощутить за спиной Карен. Пытаясь воссоздать в своем мозгу тот вечер.       У нее почти получилось. — Икар, прости…       Брауни почти вскакивает, невпопад нажимая клавиши, воссоздав ужасный аккорд. — А, Вальк, тебе что-то нужно? — голос ее срывается на фальцет, пальцы пытаются найти пристанище в вороте платья. — Да, — обсидианец, кажется, даже не видел ее терзаний, — Керо говорил мне, что у вас есть вопросы по поводу некоторых рапортов. — Точно! — находя свое спасение в работе, брауни спешными шагами уносится куда-то в сторону. Дракон следует за ней, и находит ее около стола. — Фелиция, — Икар достает сложенный вдвое лист, протягивает его обсидианцу, — У меня к ней вопрос по поводу дат. Они не совпадают. И я никак не могу ее найти.       Валькион пробегается глазами по тексту, сдвигая вместе брови. — Фелиция еще не вернулась с этого задания, — он разворачивает его пальцами, показывая текст Икар, — Я думаю, что это Суран за нее написал. — Не знаю, рапорт принимал Керо, а не я… Скажешь мне, когда она вернется? — брауни забирает лист, откладывая его в сторону. — Само собой. — Бон и Элмарикс, — на столе оказалось еще два листа, — Бон сдал его, как видишь, — девушка помахала листом перед лицом Валькиона, — написав отрывок из стишка… — на ее лице оказалась какая-то грустная улыбка, задевшая цвет ее глаз, делая его темнее, чем обычно, — А Элмар сдал книжный лист. Вписал туда шапку и сдал! Нет, ну ты представляешь себе?! Твоим ребятам что, чернил жалко ради отчетов?! — Прости, — несмотря на слова, обсидианец улыбался, разглядывая отчет Бона, — Не знаешь, откуда он его взял? — Откуда мне знать, где он взял эту… — брауни надула щеки, бегая глазами по помещению. — Похабщину? — он поднимает на нее лукавый взгляд медовых глаз. — Вот именно! Я такое не читаю, чтобы знать! — Я этого и не говорил. — Да и вообще, если больно талантливый, то разрешаю ему писать рапорты низких заданий в стихотворной форме, а не рассуждать на тему межличностных отношений, так… Грубо! — Тебя именно грубость задела? — он удивленно приподнимает бровь. — Что?! Ты что?! Я же не… Я не!.. — Икар поднимает руки к воротничку, пряча глаза за пушистыми ресницами. — Я пошутил. — Я поняла, что ты пошутил! — брауни снова камнем кидает на него взгляд, но после опять прячет его, как дети прячут продукты своих шалостей от взрослых, боясь наказания. — Я заберу его? — спрашивает Валькион, складывая лист. Спрашивает ради приличия — и так знает, что можно. — Только если он принесет мне нормальный рапорт… — бурчит Икар, выпроваживая его из библиотеки, — Абсент, понимаете ли, микстуры свои разливает на рапорты, после чего они то самовоспламеняются, то светятся, то все сразу, плюс и по комнате ночами летают, Обсидиан к любым уловкам прибегает, лишь бы их не писать, а Тень вообще не сдает! И ради чего я вообще здесь работаю?! — она с хлопком закрывает перед носом Валькиона дверь, не дожидаясь ответа, — Невежи!

***

      Лесная прохлада забивается Лейфтану в нос. Он с закрытыми глазами наслаждается запахом озона и мокрых листьев.       Ланс — идиот.       Рядом звучат шаги. Лореалет оборачивается, встречаясь глазами с зеленью малахита глаз Эзареля. Эльф выглядит напряженным. — Идем? — алхимик не отрываясь смотрит ему в глаза, словно желая там что-то найти. — Да, — Лейфтан легко улыбается. Хотя внутри желает Эзарелю мучительной смерти.       Поиски начались.       Напарники, выкрикивая имена девушек, проходили по лесу. Дважды они пересекли тропинку старейшин. Лейфтан для вида заглядывал в кусты и за камни, прекрасно понимая, что ничего там не найдет. И каждый раз, действительно не видя никакой зацепки, поворачивался к эльфу, разочарованно заглядывая ему в глаза и качая головой.       Эзарель же, кажется, вообще находился далеко не здесь. Он разрывался. И это было легко видно.       Им обоим было не по себе находится в компании друг друга. Эзарель не знал, как реагировать на Лейфтана: то покрытого туманом грусти и вежливости, услужливого и волнующегося, то странно-жестокого, пока его никто не видит.       Тогда бы Эзарель не обратил на это внимания. Если бы Лейфтан был не жесток к своим же.       Если бы никого не было в комнате, эльф не сомневался, Лейфтан бы прибегнул к силе.       Невра тоже иногда был таким. Но своих бы не тронул.       А Лейфтана из себя выводила напряженность Эзареля. И он не знал о ее причине.       Эльф рыскал в кусте репейника, иногда шипя сквозь зубы. — Эзарель… — Лейфтан протянул его имя обеспокоенным гулом ветра, — Я не думаю, что… — Тебе и не надо! — резко ответил эльф, хотя в голосе его сквозила улыбка, — Уже не надо. — Ты что-то нашел? — не успев скрыть страх за беспокойством, лореалет поспешил к алхимику, надеясь, что он не обратит внимания на этот возглас.       Однако Эзарель весь день подмечал любые нюансы поведения напарника. И это он тоже заметил. Однако, для вида, напустил на лицо самодовольную улыбку. — Да! — эльф, отдирая себя от куста, выровнялся, держа в руках черную ленту, которая еще долго стояла перед внутренним взором Лейфтана черной ядовитой змеей, — Ленту Карен.

***

      Валькион поймал волчонка перед воротами, поставив рядом с собой и бросив коротким приказом красноречивый взгляд. Хром перечить не стал, и так радуясь тому, что его допустили к поискам.       Однако поиски, казалось, были бесплодны. Ни лес, ни напуганные дриады раскрывать перед гвардиями своих тайн не хотели. Их яркие всполохи глаз мелькали в зеленых кронах и из-за коричневых стволов, провожая спины гвардейцев напуганными стрелами.       Это действовало на невры Хрома удушающим ядом.       И волчонку хотелось выть от досады.       В какой-то молчаливый момент они с Валькионом подошли к северному краю леса, который обрывом уходил в море.       Море сегодня было спокойным.       Обсидианец осматривал обрыв, доверив Хрому деревья. Теневик залез на какой-то вяз, всматриваясь в небо. — Как думаешь, — начал мальчишка, — а с ней все хорошо? — С ними, — Валькион многозначительно взглянул на Хрома, отчего тот сглотнул и отвернулся, — все в порядке. — Прости, я просто еще толком не познакомился с этой… С банши, — Хром слез с вяза, упер руки в бока и, вглядываясь в ветки над головой, прошелся по самому краю. Он сам себе признался, что волноваться только о Карен, как бы он к ней не относился, — гадко. К тому же предмет юной любви много говорила о Нами. В основном заменяя ее имя на «авантюрная душка» или «обсидианово чудо». Что касается Хрома… Иногда он не видел дальше своего носа, особенно когда дело не касалось обследования местности. — Намиль, — шепотом поправил его дракон. Имя вестницы гибели легко на его губы приторно-горьким медом. И он сам отчего-то почувствовал себя на месте Хрома. Несмотря на разницу в статусе, возрасте, мировоззрении и во всем остальном, сейчас, в этом обстоятельстве, в этом мгновении этого мира, они были похожи — два глупых мальчишки, которые самонадеянно добивались расположения у своих предметов терзаний. И сейчас они их потеряли. Оба.       Какой же идиотизм.       Валькион никогда не думал, что будет так хорошо понимать пятнадцатилетнего оборотня из Тени, стоя на краю обрыва и надеясь на чудо. — Эм… Валькион? — Да? — дракон кинул камень с обрыва в море, злясь на собственное бессилие. Другого жеста он себе пока позволить не мог. — Здесь кое-что есть.       Вместо ответа мужчина тут же бросил еще один поднятый с земли камень, подбежал к Хрому. Мальчик приложил руку ко лбу козырьком, всматриваясь в небо. Уши его были плотно прижаты к голове, а хвост мельтешил где-то на земле.       Дракон поднял руку, раскрытой ладонью закрывая солнце. И нежно улыбнулся.

***

      Это случилось на следующий день после песни о воине и принцессах.       Жар кузницы опалил банши легкие, когда она вошла. Стук молотка и шипение воды заложили уши. Несмотря ни на какие старания своего слуха, в этом музыкальности она не видела.       Валькион отвлекся от пласта грудины кирасы, протирая руки грязно-серой тряпицей. — Ты что-то хотела?       Намиль взглянула на него с мольбой, закрывая нос и рот рукавом. Взгляд этих голубых глаз показался в общих тонах кузницы ярко-синим сапфиром.       И так же, как камень, взгляд этот упал куда-то в душу обсидианца, к остальным ее взглядам. Они заполняли его душу, как чашу.       Банши протянула ему листок с заданием. С заданием особой важности, требующей его подписи.       Мужчина внимательно пробежался по тексту глазами, иногда кидая косые взгляды на банши. Та терпела его внимание стойко, что только наталкивало Валькиона на мысли о том, что за это задание она будет биться. — Нами… — он отложил пергамент на стол, рядом с весами для драгоценных камней, — Ты же не глупая девчонка… — Я справлюсь, — она убирает руку от лица, закрывая лицо воротником. ей слишком жарко. — Я не спорю, — Валькион повернулся к ней боком, взвешивая три лунных камня, — Кого ты возьмешь с собой?       Банши посмотрела на него удивленно расширенными глазами. Она об этом даже не думала. — Допустим, — он отложил первый камень, с которого придется спилить половину, — ты его выполнишь. А сможешь вернуться, будешь в состоянии?       Намиль гневно сдвигает брови, щурясь на его силуэт на фоне огня печи.       Валькион откладывает второй. Вес подходит. — Если ты не готова на компромисс или на любое другое, то подписывать я не стану. — Это ультиматум?! — ее голос раздраженным шипением металла опускает разум дракона в воду. — Это приказ.       Намиль переминается с ноги на ногу, пытаясь придумать что-нибудь еще. Судя по ее молчанию, мыслей у нее совсем нет. — Какой компромисс?.. — шепотом спрашивает девушка, словно бы надеясь, что он не услышит.       Третий камень тоже подходил по весу.       Валькион ей улыбнулся, уходя в другой конец комнаты, где темным пятном маячила дверь в оружейную.       Он открыл ее и скрылся на пару минут. Вернулся уже с самодовольным Неврой. Вампир растрепал себе волосы самовлюбленным жестом.       После двух минут препирательств, банши согласилась на задание с вампиром. И внизу листа была поставлена подпись. И, насколько помнил обсидианец, именно после этого инцидента вампир и банши спелись.       Валькион проводил две спины взглядом, ухмыльнувшись. И решил вернуться к своей работе. Вот только одного из трех лунных камней он не досчитался. — Нами…       Дракон сам не знал, злился он, был удивлен или же выходка эта его развеселила.       Впрочем, камень так и остался у банши. Самовзятым подарком.

***

      Валькион растрепал волчонка между ушей, легко нанеся на лицо улыбку. — Молодец. — Да прекрати ты! — Хром с силой оттолкнул его руку, отходя на пару шагов назад и занося ногу на узловатый корень дерева. — Аккуратней там. — Сам знаю… — волчонок схватился за обломанную ветку, подтягиваюсь на ней. Благо, здесь было, за что ухватиться.       Валькион следил за движениями напарника, не прекращая улыбаться. Теперь он совершенно не жалел, что взял парнишку с собой. Сам бы обсидианец ни за что не подумал смотреть вверх.       Через какое-то время Хром спустился со связкой ключей в зубах. И в свете солнца брелком на них играл когда-то мило украденный Намиль у Валькиона лунный камень.

***

      Стоило переступить порог города, как теневик куда-то умчался. Впрочем, ничего нового…       Валькион тут же поспешил к Мико. На ходу бросил короткое приветствие Феликсфею, который что-то пытался втолковать ему про проценты. Однако дракону было глубоко плевать на всевозможные проценты этого мира и сотни других в придачу.       Его ладонь адским огнем прожигала связка ключей.       Практически перепрыгнув крыльцо Штаба, обсидианец трусцой поспешил в зал с Кристаллом.       Входя, он перешагивал через три ступеньки. — Ми!.. Черт… — дракон приложил ладонь к голове, поворачиваясь на узкий свод над ступеньками. С каких пор он ударяется головой об потолок? — А вот и наша пограничная башня! Эй, обрати свои бойницы сюда! — поспешил пошутить Эзарель, стоящий рядом с Лейфтаном и Мико. — Мне казалось, раньше он был выше… — Валькион подбежал к ним, кивком приветствуя лореалета. — Или раньше ты не поднимался по ступенькам вприпрыжку, — по-доброму улыбнулся помощник кицунэ. — Мико, — эльф с серьезным лицом обратился к главе Эль, складывая руки за спиной, — нам срочно нужно поднимать потолки! Если он будет прыгать в Штабе, то я опасаюсь за нашу безопасность.       Мико вздохнула, пропуская весь юмор. Лейфтан коротко поинтересовался о ее самочувствии. Кицунэ легко махнула рукой, не заостряя на этом внимания. Однако Лейфтан заметил, что за посох она держалась обеими руками. — Садись, — лореалет пододвинул стул от ее рабочего стола, жестом руки приглашая присесть. Мико возражать не стала. И в лица своих подчиненных тоже не смотрела. — Вы что-нибудь нашли? — ее усталый голос прокатился по залу ветром и травой. — А то! — Эзарель резким движением вытащил черную змею ленты из кармана. В его глазах цвета зеленой краски солнцем плясала гордость, — Я нашел, — алхимик метнул косой взгляд в сторону стоящего Лейфтана. Тот мило улыбнулся, заводя одну руку за спину. И царапнул себя по коже ногтями, лишь бы не сорваться сейчас…       Мико приняла в руки ленту, детально осматривая. И, как казалось Валькиону, слишком долго. — О, пресвятой Оракул, да спроси ты уже его! — эльф положил ладонь себе на лоб, большим пальцем указав на обсидианца.       Тот был настолько поглощен ожиданием, что даже не замечал буйство витражных красок в голове и зуд в руках, перетекающий в мелкую дрожь. — Судя по твоему виду, ты тоже что-то нашел? — Лейфтан коснулся рукой волос, вгрызаясь в глаза Валькиона голодным зверем.       Вместо ответа дракон протягивает Мико ключи. — Это Нами. — Ты уверен? Может, кто-то потерял, — кицунэ не взяла в руки находку, сдвинув вместе брови в жалостливом жесте. — Я уверен. Этот камень она… Я ей его подарил, — Валькион обрывает самого себя на полуслове. Воровство в Штабе карают. Даже такое мелкое и, как ему казалось, невинное. Ребячество. — Как благородно!.. — тянет Эзарель, с ухмылкой наблюдая за непонимающим взглядом друга, — Камни обычно в украшениях дарят. — Я не ювелир. — Но ты иногда работаешь с драгоценными камнями. — Я всего лишь подгоняю их по весу. — Но обрабатываешь ведь? — Это совсем другое. — Неужели для этого нужно так много ума? Это ж тебе не зелья варить. — Эзарель! — Мико стукнула посохом о пол, призывая к молчанию. Эльф посмотрел на нее округленными глазами. «А что такого?» — без труда прочитала в них кицунэ. Но поспешила проигнорировать.       Ей чертовски хотелось спать. Тело ослабло на стуле. Та Мико, которая всегда держалась на собственных эмоциях, потеряла весь свой запал.       Мико угасала. — Вы молодцы. Но это ни капли не проливает свет на ситуацию. — Но… — Валькион сжимает гладкий камень в руке. — Валькион, — Мико смотрит на него потухшими голубыми глазами, — я не думаю, что Намиль могла заранее оставить записку о том, что с ней случится. Но можешь проверить, даю свое согласие.       Совещание было окончено.       Кицунэ встала, опираясь на белые узоры гладкого дерева в своих руках. Коридор гвардий она запомнила туманным лоскутом в затхлом воздухе.       Собственную комнату она тоже практически не помнила. Забылась в мягкости перины, стукнув саму себя своими гэта.       На грани сна она услышала, как в углу падает на пол посох. Огонек в нем потух в стремительном танце.       Текущие по щекам слезы она не заметила.

***

      Замок поддался быстро. Сами руки Валькиона — нет. Он боролся с ними какое-то время, желая разумом открыть эту несчастную дверь. Но тело сковало мелкой моросью страха. «Открой, — приказал он сам себе, смотря на свои руки, — давай же…»       Открылась со скрипом.       Когда светлое дерево закрылось за его спиной, обсидианцу потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к полумраку.       Он давно хотел узнать, чем же дышала эта девушка.       В комнате было холодно. Ветер парусом раздувал темно-синюю ткань шторы. Она поглаживанием касалась взлохмаченных шкур на кровати.       Валькион провел ладонью по грубой молочной шерсти. Настоящая… Сел на кровать, какое-то время совершенно не думая. Закрыл глаза.       И попытался проникнуться мыслями в память этого помещения, в память о его последней хозяйке… Проникнуться черной тумбой, на которой лежал меч в запыленных ножнах. Ножны черные, с красными камнями по швам… В их гранях еще застыло в развороте лицо Намиль. Они его помнят. Но не дают Валькиону. Проникнуться синей шторой, легшей на его плечо. Она точно так же касалась спины и плеч банши, когда она сидела на этой кровати. Но плотная ткань не позволяет себе раскрыться. Проникнуться стеклянными колокольчиками над дверью, в их стеклянный, переливчатый звон. Они помнят, как Намиль пыталась его пародировать. Проникнуться в витражное стекло окна, хранящее ее узкий стан, выпирающий позвоночник и лопатки, ее обнаженную спину, изогнутую в пространстве гибкой змеей. Проникнуться в чистые листы записной книжки, помнящей, как застывали над ней ее длинные жилистые пальцы, в трепете и страхе перед белым листом. Проникнуться в узор плитки на полу, в ее воспоминания о шлепках босых ног, их движениях, танцующих разворотах. Проникнуться крилязмовскими шкурами и их памятью о том, как банши зарывалась в них носом перед сном, как путалась в них ногами, как потягивалась утрами. Проникнуться огромным зеркалом в углу, увидеть его видения о металле ее волос и глубине колюче-холодных глаз…       Когда Валькион открыл глаза, то по носу его скатилась капелька пота.       Он ничего не смог понять здесь… Ничего не смог увидеть. Лишь фантазировать, представлять, мечтать… Но конкретно и правдиво — ничего.       Вытерев лоб и откинув волосы, он поднялся, разминая затекшую спину. И наткнулся взглядом на практически пустую полку.       Практически пустую. За исключением стоящего на ней черного футляра.       Пуговицы кожи поддались ему. И в руки обсидианца легла тяжелая лютня с серебряным и железным узором.       Цвет лютни — сталь и снег.       В детской надежде на чудо, мужчина трогает пальцем струны, позволяя звуку заполнить молчаливое помещение, разрезать его в лоскутки дыма и позволить ему рассеяться.       Его уши привыкли к тишине, и от этого тяжелый, грузный звук показался ему уничтожающим. Валькион еще раз тронул струны. Звук все тот же. «Да ладно?»       Инструмент души Намиль выдал ему подсказку.       Дракон опустил лютню на кровать, поспешив выйти. И в дверях вернулся обратно, забирая инструмент с собой.       Ему так будет спокойнее.

***

      Миналь задержала во рту ложку, смотря в панорамное окно немигающими очами колюче-холодного голубого цвета. «Что за черт?»       Мозг ее навылет пронзило осколком металла. Потом образовавшийся тоннель залили свинцом.       После нескольких минут тишины она уже решила, что ей показалось. И, вытащив изо рта столовый прибор, продолжила обед.       И звук повторился.       Резко встав из-за стола, Наместница уронила на пол нож. Стоящий рядом виночерпий сделал шаг назад. Прислуга тут же положила на место новый столовый прибор, убрав старый.       Этого Миналь даже не слышала, смотря куда-то в окно. На несколько секунд она утеряла способность слышать.       И внезапно ее осенила догадка. — Нами, черт бы тебя побрал!..

***

      Вода капала на подставленный лоб медленно и монотонно. Голова раскалывалась, нагревалась. Карен растирает пальцами воду на лбу, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Влага нагревается от ее кожи, переставая быть спасительной и желанной.       Вампирша касается холодного камня пещеры, упирается в него лбом, едва ли не оцарапав розовато-молочную кожу. Но камень кажется мягким облаком, дарующим спасение в своей прохладе.       Волосы слиплись за ее спиной, подвязанные снятым с шеи кулоном.       Где-то к руке прилипла грязь.       Карен поднимает голову, всматриваясь в свод потолка, аккуратно убранный мраком, как вуалью. Где-то там зияет щель, в которую пробивается кровь заката. Это ее единственный ориентир в этом затхлом воздухе, когда голова готова взорваться, подобно Сверхновой.       Сколько времени она так сидела, подняв голову и всматриваясь в узкую полоску неба над головой, ответить Карен не могла. Однако, стоило красному свету разогнать морок каменной темноты, разлиться красной рекой и оросить бедные молчаливые стены в кровавые капли вечера, теневая вздохнула.       Еще один день, а все ее попытки выбраться и вытащить беспамятную подругу провалились. Человека в маске ей никак не удавалось перехитрить.       Карен касается рукой запястья. Она не видит, но знает, что там синевой бездны красуется синяк. Это была ее последняя попытка напасть мужчине со спины, попытаться удушить его, вывернуть шею… Сделать хоть что-то.       На ее виске три длинных царапины. Они болезненно щипят и пульсируют, когда голова раскалывается особо сильно. Этот след собственного несмирения она получила после того, как ее головой приложили о стену.       Однако, Карен борется. Где-то там она оставила родного брата.       Последнюю родную душу в этом мире.       И на ее шее сейчас Намиль. Ее подруга.       Это дает ей сил сражаться.

***

      Гром раздирает небо воем раненного зверя. Крупным бисером в окно стучит град.       В воздухе комнаты разлили черную краску. И теперь в помещении был абсолютный мрак. И тени из углов, из норок мышей, из-за щелей между кроватями и стенами, начинают смелеть. Крадутся по стенам, по потолку, по полу, карабкаются на своих длинных когтях. Стороной обходят одно единственное окно, в котором ярким всполохом огня мигают ломанные ветки молний.       И гром. Такой чертовски громкий и сильный.       Пугающий. — Нев… — маленькая девочка закусывает губу, поворачиваясь в кровати. Невра сидит в своей, скрутив одеяло вокруг себя гнездом. Встрепанные черные волосы и мелкая дрожь в его руках и ногах придают ему сходство с птенцом птерокорвуса, — Ты чего не спишь?       Вампир не отвечает. Его взгляд напуганный, бездомный. Он вздрагивает от каждого удара в небе. И в ярких вспышках молний маленькой девочке кажется, что по виску брата течет красная кровь.       Напуганная очередным видением крови брата, Карен вскакивает. Черные тени, гуляющие по полу, тянутся к ее босым ступням, пытаясь утащить в стену под кроватью, где живут маленькие злые коротышки, напоминающие собой обглоданных мышей.       Невра, слыша ее, поворачивает к ней голову. Быстро переползает на край кровати и тянет к ней руку.       Он боится, что тени утащат ее.       Она боится, что глаза ее не обманывают.       Хватая Невру за руку, Карен забирается на кровать. Прячет ноги в скомканном одеяле и простыне, вдыхает терпкий запах ладана. — Ты так боишься грозы? — голос Карен заглушается стуком в окно. Неистово бьется дождь, пытаясь проникнуть в теплоту и сухость их комнаты.       Невра качает головой, потом медленно поднимает руки, закрывая уши. Для него эти звуки, звуки этого ада в небе, подобны громким стонам раздираемого живого существа.       Он слышит все совсем по другому. Его слух более чуток.       Карен кивает и, сворачиваясь на подушке, тянет брата за рукав пижамы. — Давай спать. — Я не могу уснуть, — Невра натягивает скомканное одеяло до подбородка. Очередная вспышка осветила его лицо — испуганное детское лицо. — А ты попробуй не слушать. Слушай меня.       Вампир переворачивается на другой бок, подкладывая под голову ладонь. Его глаза встречаются с ядом зеленых глаз Карен. — Жили раньше во всем мире только Небо да Море…       Утром их разбудил запах ладана. Женщина, за которой шлейфом шел этот запах.       Мама.

***

      На кухне бушевал запах выпечки. И вина.       Невра елозит по стулу, царапина на его щеке заботливо вымыта. Но в глазах юного вампира обида и тоска. Они на мокром месте.       И от этого Невре стыдно…       Едва уловимый жест со шлейфом ладана. И перед ним тарелка с лепешками. Рядом, в хрустальной вазочке на трех ножках, варенье из медовых фруктов.       У мамы очень вкусное варенье. — Где папа? — вампир пододвигает к себе вазочку. Две из трех опор хрустальной лодочки сломаны. — На поле вместе с Карен.       Невра поднимает глаза. Высокая черноволосая женщина. От нее несет терпким ладаном. Это брат с сестрой запомнили на всю жизнь. Чернота ее волос спускается по спине и плечам мягкими волнами. Такие же волны жадно лижут берег где-то на юго-западе от них.       Ее длинное платья цвета рубина одновременно и привлекательно-вызывающее, и кладбищенское. Каждая нитка в этом платье пропитана ее трудом и лунным светом.       Точно так же, как и все здесь, в этом доме.       Невра смотрит в угол, где стоит закрытый шкаф. Ему не нужно открывать дверцы, чтобы узнать, что внутри две из четырех полок этого шкафа сломаны.       Мама подходит к нему сзади, касаясь гребнем из черепашьего панциря его спутанных волос.       Как факт — гребень был сломан напополам.       Старый мамин гребень из черепахи. Гребень этот ей подарили на свадьбу, чтобы ее прекрасные волосы цвета ночной грозы всегда были ухожены и красивы. Сейчас эта безделушка сломана, а части ее принадлежат Невре и Карен.       Вампиру снова хочется зареветь.       Он оборачивается, с ногами залезая на стул. Серые мамины глаза отбрасывают глубокие синие лужи. Она опять шила всю ночь.       Живой запах ладана ему улыбается. Нежно, с любовью.       Как мама.       Карен все это помнит, несмотря на то, что наблюдала за этим в окно. Она не была на поле вместе с отцом.       Глаза вампирши красные, лицо — красное, на ладонях следы от собственных ногтей. Карен прокусила себе губу.       Ей хочется провалиться и увидеть, как земля сомкнется над ее головой, как проглотит ее в темноту, в распыленные в воздухе черные чернила. Лишь бы не заходить в этот дом, лишь бы пропасть из этого мира.       Отца у них больше нет. Теперь — по факту.       В руке у маленькой девочки серп. И сегодня он не скосил ни одного колоска. Он чист.

***

      Карен снова растирает по лбу накапавшую воду. Головная боль проходит.       Теневая встает, беря в руки плошку из другого угла пещеры. Шаркая сапогами, она подходит к противоположной стене, покрытой мраком. Садится на колени.       И пытается напоить бессознательную Намиль. — Ты должна очнуться… — шепчет вампирша, — Помоги мне, Нами. Очнись.       Карен знает, что не сдастся. Но ей не по силам вытащить их в одиночку.       Но пока на ее попечении банши, вампирша не опустит рук. «Я вынесу. Я должна выдержать.»       Перед сном ей чудился запах ладана.

***

      Дверь дрогнула под кулаком Валькиона. Ответа нет. Он стучит еще. Ответа нет. Усомнившись, что в доме кто-то есть, дракон заглядывает в окно, закрывая раскрытой ладонью свет солнца, ослепляющий его.       Маленькая кухонька была пуста.       Обсидианец уже отчаялся получить ответ. Но, стоило ему отойти от окна, он мельком увидел нежно-зеленую ткань платья Цари, спускающуюся торопливым семенящим шагом по ступенькам со второго этажа.       Он тут же подошел к двери, поспешно убрав волосы с лица на затылок расплывчатым жестом, сделанным чисто механически.       Дверь открылась, похваставшись идеально смазанными петлями. Открылась бесшумно и плавно.       Валькион ступил на идеально вычищенные ступеньки крыльца. — Ва… Валькион, здравствуйте… — прошептала молодая девушка с аристократично-утонченными чертами лица, — Вы к дедушке? — она положила узенькие ладони на отшлифованное до зеркального отражение дерево. — Привет, — он улыбнулся ей, пытаясь спрятать беспокойство, — До вас трудно достучаться. Может, повесите колокольчик? — Дедушка боится, что он может как-то нас подвести, — васильковые глаза Цари скрылись за пушистыми ресницами цвета пшеницы. Валькион кивнул, хотя не совсем понимал ее деда. Может, и он в старости будет таким?       Дракон блуждающим взглядом обнаружил пальцы девушки — тонкие веточки вяза. Точнее, греческой скульптуры. Пальцы Цари были сделаны из белого мрамора. — Заходите. Дедушка наверху. Хотите чаю?       Валькион быстрым, торопливым шагом поспешил к лестнице, поблагодарив за беспокойство и отказавшись от чая.       Цари облегченно вздохнула.       Старик сидел перед окном, затачивая кухонный нож. На столе перед ним было еще три таких. Два из них отражали стремительно проплывающие облака в свете окна. — Здравствуй, Дларег, — Валькион прикрыл за собой дверь. Старик, сидя к нему спиной, кивнул. — Колокола, — начал он, поднимая нож и осматривая его в свете солнца. Солнечные капли, отраженные от его гладкой поверхности, заиграли на противоположной стене, — Ты издеваешься, Вальк? Я ненавижу колокола! — Прости, я забыл, — дракон обошел его, сев на односпальную кровать. Очень жесткую и неприветливую.       Постельное белье было идеально заправленным и выстиранным. — Ну? — начал Дларег, поднимая на обсидианца взгляд янтарно-желтых кошачьих глаз, — Рассказывай, как ты вогнал Обсидиан в отхожую яму. Я тебя уже второй день жду. Рассказывай, рассказывай, — точильный камень соприкоснулся с лезвием. Звук саданул по неврам Валькиона ночным ветром и зимней стужей.       Валькион про себя выругался. Дларег всегда готов был прирезать его, стоило ему узнать о какой-то оплошности Обсидиана. Бывший глава гвардии не давал спуску никому.       Валькион сжал губы, выгнув брови. Не об этом он пришел потолковать со своим и своего брата предшественником. Дракон поймал взгляд Дларега — стальной и обжигающий, спрятанный под туманом неприязни. Взгляд кошачьих глаз, окантованный в белый камень. Даже волосы на голове Дларега — белые каменные нити, собранные в хвост начищенной серебряной заколкой.       Дларег — гаргулья. Гаргулья, ненавидящая звук колокола. Нонсенс.       Черты лица гаргульи не были каменным изваянием. Это был живой, пропитанный жизнью, как водой, камень. И, если бы Валькион не знал о происхождении своего бывшего наставника, он никогда бы не понял, что Дларег — гаргулья.       Цари была полукровкой. — Дларег… — Валькион выровнял спину под взглядом непроницаемых глаз, — Я хотел… — Чего мелешь, как дриада перед брачной постелью? Говори яснее и четче! — воин прошелся камнем по лезвию. И звук этот отчего-то вывел Валькиона из себя. — Помощи я хотел твоей, черт тебя дери!       Дларег остановился, снова взглянул на воспитанника из-под прямоугольного лба. Валькион сглотнул.       На его белом лице ни одной морщины… Только шрамы. Пересекающие глаз, бровь, нос, уголки рта, щеки, скулы… Им не было числа. И чем больше всматривались в это лицо, тем больше их находили. Отметины времени, пролитой крови, судьбы. Отметины всего, что по крупицам составляло жизнь Дларега. Для него жизнь не проходила незаметной.       Гаргулья откинулся в кресле, воткнув нож в стол, между двумя уже заточенными. — Так лучше, — Дларег хохотнул, выпрямляя правую ногу в колене, повел плечом.       Дракон открыл было уже рот, чтобы задать свой вопрос, но воин, хоть и видя это, не дал ему сказать. — И кто же из наших пропал, позволь узнать?       Валькион снова сглотнул. На этот раз из-за нервов. Не хотел он об этом говорить. — Новенькая. Недавно прошла посвящение. — Она? Кто она? — Банши.       Дларег замолчал. В молчании бросил выразительный взгляд в угол. Валькион проследил за ним, натыкаясь на блеск висевшего на стене меча из чистого серебра. — Удар от плеча, по диагонали. Обязательно задеть глотку, обездвижить, желательно проткнуть легкое. Вот и все.       Дракон встал, подошел к стене. Перелив солнечных лучей в благородном металле завлек его. Собственное отражение своего лица показалось ему растекшейся краской.       Сколько крови народа Намиль впитала эта сталь? — Она обсидианка. — Банши! — хмыкнул гаргулья, голос его просочился в спинной мозг Валькиона насмешкой, — Банши ничего не признают, Вальк. Только свой долг и Наместника. Мой тебе совет — брось девчонку. Рано или поздно она нас всех предаст. И это будет не сколько на ее совести, — ты ведь знал это заранее, — сколько на твоей.       Дракон коснулся меча кончиками пальцев.       Как может быть такая жадная до крови сталь такой холодной?       Холод обжег его пальцы огнем. — Дларег, — он повернулся к нему лицом, — Ты так говоришь только потому, что она мой гвардеец, а не твой.       Дларег хмыкнул, искривив рот в насмешке. — Потому что, стоило в Эль показаться нам с братом, ты говорил то же самое: «фейлины, будущие предатели, жалкие отбросы общества и самой природы»… И, в конце концов, сам одобрил назначение на пост главы Обсидиана моего брата, а потом и меня. Это — показатель, Дларег.       Гаргулья ему ничего не ответил. Отвернулся, не изменившись в выражении лица.

***

      Двери в кузницу раскрылись с грохотом. В холл тут же повалил дым и пар. Брауни с черными глазами цвета бездны отложил щипцы с зажатым между ними куском металла. — Дларег, что такое?       Названный уставился на него обезумевшими кошачьими глазами. Твердой походкой, пружиня на каждом шагу, подошел к кузницу. — Где это отродье?

***

      Сильный удар под дых, каменное колено впечатывается в податливый живот. Мальчишка отлетает на добрых два метра, разрывая песок арены на длинную борозду. — Амали! — Дларег выравнивается, отворачиваясь от мальчика, — Пересмотри свой чертов тест еще раз! Эти двое не могли оказаться в моей гвардии!       Валькион на трибуне стискивает ограждение пальцами, смотря, как поднимающаяся спина Ланса очерчивает контуры его дыхания. Рваного, сбившегося. Его сердце болезненно сжимается и поднимается по пищеводу вверх, обжигая горло.       Ланс поднимается, садится на колени. И его начинает тошнить их скудным завтраком.       Наблюдающий за этим Дларег смеется над старшим драконом. Его смех весел и заразителен. И противен Валькиону. — Тест верен, — фея дергает своими крыльями, отчего-то обожженными, напоминающими истлевшую бумагу. Краски ее крыльев выцвели, как и некогда прекрасная кожа цвета свежего мха. Библиотекарша смотрит на мальчика, утирающегося рукавом. Руки Ланса дрожат, как под лихорадкой. И ее губы тоже дрожат. — Дларег… Хватит. -Что-что-что?! — в пародийном веселье гаргулья играет плечами, забавляясь тем, как фея отводит глаза, — Амали, это Обсидиан. Здесь место воинам, а не нахлебникам и трусам. Я прошу тебя еще раз: проверь тест, проведи повторный при необходимости. Я не могу допустить этих двоих полулюдков к нашей защите!       Валькион слушает гаргулью внимательно, впитывает каждое слово, запоминает. И, хотя речь гвардейца становится для мальчишки обжигающей каплей хмеля, затуманивающей ему мозг, он впитывает эти капли, позволяя им одурманить себя.       Он должен запомнить каждое слово… Ради себя и брата.       Под конец он срывается с места, выбегает на поле, чувствуя, как песок грызет ему ноги.       Его одурманенный мозг толкает на правильные действия. — Вальк, — Ланс встает, пошатываясь. Его все еще тошнит, — Пошли отсюда.       Он подбегает к брату, позволяя на себя опереться. — Так-так-так… — тянет Дларег, беря со стойки деревянный меч и кидая его под ноги удаляющимся братьям, — Не трогай одного бекетта, если не хочешь иметь дело со всей стаей. Я так посмотрю, что вы оба жальче бекеттов.       Зубы Ланса скрипят, что Валькион прекрасно слышит. Старший хватает меч, загребая пальцами песок.       Три удара по лицу при постоянных уклонениях от удара мечом.       Дларег был непобедим.       Ланс снова падает, на спину. Еще недавно пришедший сюда мальчишка мог похвастаться белизной кожи.       Теперь лицо его напоминает рассадник синих цветов.       Валькион смотрит Лансу в затылок. И не может понять, кого он видит. Откуда эта одурманивающая дракона злоба, гнев? Почему Ланс так изменился? — А ты чего стоишь? Отомсти за братца. Побей меня.       Валькион поднимает голову, в солнечном ореоле он видит белоснежные волосы Дларега. И его глаза — два драгоценных камня, сияющих жизнью. — Нет. — Нет?       Гаргулья наклоняет голову, пытаясь разглядеть что-то в глазах мальчишки. Воин щурится, отчего зрачок гаргульи расширяется.       Валькион чувствует себя идиотом. Пятном на идеально-чистом зеркале. — Амали…       Тишина после слов Дларега продержалась слишком долгой. — Отведи этих недоносков к Каруто.       Тогда они еще не понимали, почему старая библиотекарша Амали так облегченно улыбалась.

***

      Дларег стучит пальцем по столешнице из черного камня. Его взгляд в этот раз выносится легко. Но только потому, что дракон полностью уверен в своей правоте и правильности выбранного пути.       Гаргулья прекращает пляску своих когтей, проводя раскрытой ладонью по столу и сметая крошки своего недавнего обеда на пол.       Валькион засмотрелся этим движением. Живой камень проявляет заботу о камне неживом.       Нонсенс. — Крыша в окончательной ссоре с головой, да?       Голос главы обманчиво спокоен. Хотя обсидианец знает: еще мгновение и он получит трепку. Валькион выравнивает плечи, скалой встречая препятствие. Он не боится. Но и драться не намерен. Не намерен спорить и оправдываться. Он молча убежден в своей правоте.       За это когда-то на арене Дларег его зауважал. Отличительная, самая яркая отличительная черта братьев. Ибо Ланс был готов идти на все ради своей правды.       Гаргулья играет желваками на своем лице, прикусывает себе щеки изнутри.       Он в бешенстве.       Дларег встает, опираясь раскрытыми ладонями на стол, нависает скалой над юным парнем.       В его кошачьих глазах пляшет дьявольский огонь. — Ты… — шипит глава, показывая два ряда жемчужных зубов, — Ты чертов эгоист… Ты хоть понимаешь, что Енуки сделает мне? Сделает всему Обсидиану, если быть точнее!       Валькион не меняется в лице. — Так ты боишься его?       Удар.       Дракон опускает взгляд. Смотрит на сжатый кулак и узор трещин на камне стола. Потом снова встречается с вертикальным зрачком начальника. — Три месяца, — шипит гаргулья, — три месяца ты будешь выгребать навоз из загонов чокобо. — Я свободен?       Казалось, глотку Дларега разрывали ругательства и проклятия. — Свободен.

***

      Лопата была чертовски тяжелой. Особенно для того, кто только что вернулся с задания.       К тому же чертово солнце он сегодня люто ненавидел. — Все? — из-за повозки, груженной грязным сеном и навозом, выглянул мужик с козлиной бородой, — Загрузил? — Загрузил, — отозвался обсидианец, проводя ладонью по коротким волосам.       Мужик тронул запряженных чокобо, и повозка, разнося вонь и гнилую солому, тронулась по высыпанной крупным камнем дороге.       Валькион сел на пень, вымывая руки и лицо в ведре с водой. Холодная вода помогала прийти в себя.       Спину ломило. — Ты смотритель?       Обсидианец поднимает голову, встречаясь взглядом с васильковыми глазами.       Перед ним эльфийка с кожей цвета бледной луны. И огромными васильковыми глазами.       Валькион сглотнул и ему тут же стало стыдно за свой внешний вид. — Я… Нет, я просто работаю, — он кивает на лопату и чует, как кругом воняет дерьмом.       Потрясающе…       Небесное создание мило ему улыбается, чуть дергая эльфийскими ушами. На груди у нее брошь Абсента. Покрывший ее щеки румянец кажется признаком неизлечимой болезни. — А где смотритель, не знаешь? — ее голос напоминает безоблачную высь и морскую пену. — Он телегу угнал. Но сейчас вернется. — Понятно. Я подожду его здесь?       Дракон молча поднимается с пня, уступая место аккуратной эльфийке в пышной юбке.       Эльфийка приседает в коротком реверансе, улыбаясь скромно и сдержанно. — Я Малин, помощница медсестер, — ее идеально ровная спина кажется Валькиону совершенной. — Валькион, — он хочет подать ей руку, коснуться ее пальчиков в простых кольцах-оберегах. Но боится спугнуть это лунное создание с кожей цвета болезненной луны.       Через отмеченное пятью минутами их молчания время до них донесся скрип старых, несмазанных колес.       Стоило смотрителю подойти, как Малин спорхнула со своего места, отдавая ему бумажку с просьбой предоставить алхимикам ездовых животных.       Валькион не хочет приниматься за свою работу, не хочет, чтобы она видела его таким, таким в этом месте и за этим занятием. — Отрабатывает! — донеслось до его ушей голос смотрителя. Грубый и картавый. Валькион поднимает голову, встречаясь со встревоженным взглядом эльфийки.       У нее волосы цвета древесной смолы.       И цвет этот западает ему в память клеймом.       Малин летящей походкой подходит к нему, виновато кусая губу. — Тебе… — начинает она, снова заливаясь румянцем, — Тебе стоит их отрастить, — она водит пальчиком по своей шее вверх-вниз, — Интересно бы смотрелось.       Валькион глупо ей улыбается.       Да, длинные волосы смотрелись бы на нем лучше, чем короткие.       Малин уходит, махнув ему на прощание. А Валькион впервые так проклинает Дларега.       Особенно проклинает, когда эльфийка проходит мимо застывшего в калитке Ланса. Тот складывает руки на груди и поднимает бровь.       Ни капли не насмешливо. — Расскажешь, что натворил? — старший дракон берет из угла вторую лопату. — Сделал задание наоборот. — В смысле? — Я просто был не согласен с заказчиком. — Не согласен в каком ключе? — В том, где обычно располагается совесть.       Ланс смеется, убирая навоз, гнилую солому и грязь.       Ему смешно. Он же не отбывает наказание, убирая дерьмо в телегу, когда рядом проходит предмет юной любви.       Валькиону стыдно.

***

— Поэтому я и прошу твоей помощи.       Валькион подходит к Дларегу, пытается поймать его глаза своими. Тщетно. Воин, знающий цену стали, прекрасно знает и цену одного только взгляда.       Гаргулья молча точит кухонный нож. — Когда-то, — начинает дракон, сильной хваткой выбивая из его холодных пальцев кухонную утварь, — ты точно так же готовил мечи перед схватками, боями, перед двумя войнами за Порталы. А теперь сидишь здесь, ни черта не делая, затачиваешь до смертельного состояния вилки и ложки, да смазываешь дверь. И это достойная старость для бывалого воина. — Тремя! — оскорбленно перебивает его бывший обсидиановец, — Тремя войнами за Порталы и одним набегом на угадай кого!       Валькион знает. Поэтому выпытывающий вертикальный зрачок его не смущает.       Правда колет ему легкие.       И у кого он, черт возьми, просит помощи?! — Набег на Эсмарилл. — Верно.       Дракон пытается отдышаться после этих слов, сглотнуть побольше слюны, чтобы смыть эти слова со всей своей глотки. Он закрывает глаза, снова убирая волосы с лица на затылок. — И я не верю, — Дларег поднимается, ни чуть не уступая Валькиону в росте, — что ты после всех моих поучений допустил банши к нам. — Моего мнения не спрашивали. — У тебя его никогда не спрашивали, паршивец! Вот только ты все равно всегда все делал по своему. Что изменилось на этот раз?       Валькион молчит. Дларег молчит.       Он догадывается. — Тьфу ты, черт… — гаргулья отвернулся, скривив лицо отвращения, — За своими бабами гоняйся сам. Не впутывай меня в свои интрижки. — Прежде всего она гвардеец Обсидиана. — Прежде всего она банши! — Дларег подошел к двери, схватившись за ручку, — И даже если вся Элдария падет в зад демонам, я ни на мгновение не стану верить этим мразям. — Дларег… — Разговор окончен! — Дларег, стой!       Валькион придержал дверь, намеревающуюся закрыться с громким хлопком от гуляющего по помещению сквозняка. Спустился по лестнице вниз, где еще видел белоснежную макушку гаргульи с крупной серебряной заколкой.       Он больше не знал, что можно ему сказать. Не знал, на что надавить, как на него посмотреть.       Он терял нить, последнюю нить, за которую можно дернуть.       Дларега он застал на кухне. Старик полировал вырезанный из цельного куска дерева стул.       Полировал, как обычно, до зеркального отражения.       Цари взглянула на них напуганным васильковым взглядом. Дракон попытался по-доброму ей улыбнуться. Вышел вымученный шрам. — Цари, — гаркнул Дларег, — выйди, детка.       Полукровка бодро зашагала прочь, коснувшись руки Валькиона льном платья и ветром. Безоблачной высью и морской пеной. — Когда мой брат… — не видя смысла отступать, Валькион подошел к нему, снова пытаясь поймать глаза своего предшественника. — Твой брат, — выплюнул гаргулья, словно бы отсасывал яд из слов Валькиона, пытаясь его обезвредить и дать шанс прожить еще немного, — был последним идиотом! Я жалею, что отдал ему свой пост. — Но, тем не менее, обряд проводить вызвался ты сам! — И что?! — Дларег резко встает, позволяя стулу упасть со своих колен. Делает два шага к своему ученику, прижимая к его груди крепко сжатый кулак, — Мы — опора всего Эль, если ты забыл. Если в наших рядах предатели и дезертиры, те, кому мы не можем доверять, Эль рухнет в Тартарары. А за нами, — Дларег провел рукой, выходя этим жестом за пределы этого дома, за пределы Главного Штаба и Эль, — и вся сраная Элдария! — Тогда почему ты закрылся в своем доме и палец о палец не ударишь, чтобы сберечь всю Элдарию от этой жопы?! — Да потому что плевать я хотел на вашу Элдарию!       Дларег отходит от него, смотрит ему в глаза откровением. Воздух вокруг них наполняется озоном.       На улице начинается дождь. И первые его штрихи уже легли на витражные окна дома. — Мои сыновья, — гаргулья касается трех клыков Черного Пса на шее. На каждом — руна-оберег, — пали не в бою. — Я знаю, Дларег… — Валькион сжимает вместе зубы, хватаясь за край стола, словно бы боясь упасть.       Дождь набирает силу. — И даже не на службе, Валькион.       Цинатрис погиб в борделе. Был отравлен.       Элмагрона закололи вилами, когда узнали, что он из Гвардии Эль.       Фромакса зарубили по пьяне. — А теперь скажи мне, глава гвардии Обсидиана, этот мир достоин жить?

***

      Было еще сыро и прохладно, роса на траве казалась драгоценными камнями, преломляющими свет солнца в сотни бликов ярких отблесков.       Мир казался прекрасным. Даже после утренней отработки с чокобо и тренировки с Дларегом.       В боку предательски саднило, словно к коже приложили раскаленный кусок железа. Истертая подошва ботинок только ухудшала ситуацию. Валькион чувствовал каждый камень, на который наступал.       Однако день казался ему чудесным.       Солнце огненным диском окончательно отсоединилось от горизонта, поплыло по безоблачному небу.       Это был прекрасный летний день.       Где-то из-под ноги у него юркнул пимпель.       Букет галлицветов в руке колол пальцы.       И воодушевлял.       За эти два месяца случающиеся разговоры с Малин породили юношескую симпатию. Первую юношескую тягу.       Образ аккуратной и скромной эльфийки тянул грубого воина. Ее короткие взгляды и сдержанная правилами приличия улыбка, ее плавные жесты и летящая походка. — Ты его раздавишь! — Прости?..       Малин наклоняется к плитке, на которую дракон чуть не поставил ногу. Берет в руку большого черного жука и выбрасывает его в траву. — Ты его чуть не раздавил…       Приближаясь резвым бегом к перекрестку дорог, Валькион перепрыгивает попадающиеся ему на пути камни.       Он счастлив.       Обсидианец услышал гул моря, его шепот и шипение морской пены. От эльфийки часто тянуло морской пеной.       Он занес ногу на ступеньки.       И огненной плетью в его мозгу выжгли картину.       Его прекрасная Малин, намочив ноги влажным прикосновением моря, позволяла целовать себя мужчине как минимум в два раза старше нее.       Эту каменную харю Валькион узнал бы из тысячи.       Не успев обозначить ни одной своей мысли, дракон стер эту идиотскую улыбку с лица. Воздух показался ему ядовитым туманом. И дышать не хотелось.       В глазах что-то пекло.       Мышцы расслабились, превратив юного парня с сгорбленную пародию на себя самого.       В спешке нарванный букет галлицветов опустился вниз.       Теперь он чувствовал и морось утра, и стертую подошву ботинок, и предательскую боль в мышцах.       По дороге назад ему встретился Невра. — Стой! — вампир схватил его за локоть. Обсидианец остановился, но поворачиваться не стал, — Тебе цветы еще нужны?       Дракон отрицательно покачал головой. — Продай их мне. Я Шайтан покормлю.       Дракон наконец обернулся. Потемневшие янтарные глаза не говорили ни о чем. — Забирай так.       Невра улыбнулся, оттягивая этой улыбкой бинты на одной половине лица, закрывающей глаз, совершенно не видя подвоха ни в словах дракона, ни в его внешнем виде.       Даже на арене Валькиону не дали нормально подумать. — О, не думал, что ты так быстро вернешься, — Дларег нес на плече новые манекены, которые собирался установить для новеньких, — Очухался?       Валькион не ответил, делая вид, что слишком занят точильным камнем. — Значит, не врали, — протянул глава гвардии.       Внезапно, словно бы и не он вовсе, Валькион обернулся. Встретился с глазами своего же цвета, с каменным лицом. В его голове гудел пчелиный рой, из-за чего он даже не слышал собственный голос.       Ему казалось, что все совсем иначе… Что в этой жизни некоторые вещи выглядят совсем иначе.       Юношеский максимализм. — Вальк… — Я все понимаю, — дракон взмахнул клинком в воздухе, проверяя его полировку в свете солнца. Дларег любил, когда все отполировано и наточено до идеала, — Я за нее рад. — Тебя старших не учили не перебивать? — Не учили, — без тени опаски ответил Валькион.       Он сам удивлялся тому, как холодно и бесстрастно звучит его голос.       Вот бы таким он звучал всегда… — Ну так я научу, — гаргулья выбивает из хватки мальчишки меч, сильно ударив по пальцам. Песок под оружием вздымается едва ощутимым облаком. Дларег ждет, что Валькион поднимется и попытается его ударить.       Однако дракон попросту берет следующий клинок.       Гаргулья вздохнул, пинком отослал выбитый меч подальше. — Он… — Валькион сглатывает, все еще не уверенный, нужно ли говорить это ему, — Он ведь старше ее… — Ну и что? — холодно отвечает Дларег, — За счастье нужно бороться, Вальк. Вот ты, как я погляжу, опустил руки. А мог бы сейчас пойти и навалять Фромаксу по самое не балуй. Почему ты этого не сделал?       Дракон молча продолжает точить. — Потому что этой эльфийке не понравится твой поступок. А ты думаешь, что убежавший без боя воин ей понравится? — Я не хочу об этом говорить… — А я и не спрашивал, хочешь ты или нет!       Еще один мазок камнем. Криво и грубо. Дракон уже не сосредоточен на полировке. Он слушает командира. Слушает внимательно, хотя и делает вид, что словами его пренебрегает. — Он твой сын. Как ты можешь настраивать кого-то против него? — А я и не настраиваю. Фромакс уже взрослый мужик, а ты — ребенок. Он без моей помощи обойдется, а вот ты — вряд ли. Вот и учу тебя уму разуму. — Не надо. — Тебя не спрашивали. — Меня никогда ни о чем не спрашивают! — медовые глаза встречаются с кошачьими в быстром приступе ярости. Дларег жует себе щеки, водя челюстью. И Валькион без удивления замечает новый шрам на его лице — длинный и рваный через весь глаз. — Никогда, — гаргулья кивнул, — Но ты все равно всегда все делаешь по-своему. — Это плохо? — дракон устало опускает голову, словно бы эта вспышка высосала из него последние силы. — Это отлично. Но не забывай, что иногда ты можешь быть неправ.       Помолчали. — Завтра чтобы я не видел этой твоей мины, — Дларег разворачивается, чтобы уйти. — Прости?.. — Завтра, — гаргулья снова смотрит на него, в глаза, — когда твой брат будет приносить присягу, а я уйду на покой, чтобы ты лучился счастьем и гордостью, понял? А вот когда останешься один на один с моим сыном, можешь строить из себя кого хочешь. И лупить его как тебе вздумается. — Дларег. — Ну что еще?!       Одно слово жжет легкие Валькиону. И, несмотря ни на что, выдавливает на его губы легкую улыбку.       Он убирает отросшие волосы с лица на затылок уже привычным жестом. — Спасибо, командир.       Гаргулья гадко ухмыльнулся. — Хороший ты парень, вот только на девок падок. — И это говорит мне тот, кто не помнит имен матерей своих сыновей. — Увы, — ухмылка Дларега уже не была такой гадкой, — но Оракул не сделала меня стерильным!

***

— Всяк достоин жить, доволен ты этим или нет.       Дларег сжимает кулаки, отчего кожа его перчаток скрипит. — Несомненно, — гаргулья щурится, словно медовые глаза его оппонента ослепляют, подобно солнцу, — нужно было выдвигать тебя в кандидаты вместо Ланса. С самого начала. Не разглядел я, старый дурак…

***

      Эвелейн возвращается из лаборатории обратно в лазарет. У нее подгибаются колени. Эльфийка убеждает себя, что это из-за очередной ссоры с Эзарелем.       Однако это была смертельная усталость.       Она закрывает дверь своей обители на ключ, держа в пальцах другой руки два бутылька с нежно-розовой жидкостью.       У нее слипаются глаза. Словно бы веки намазали чем-то тяжелым и липким одновременно.       Медсестра подходит к своему столу, ставит зелья. Садится сама, по пути открывая отчетный журнал.       Буквы расплываются, превращаются в туман. От переутомления не помогают даже лекарства, которые она постоянно принимала.       Резервуар с водой, через который ведет легкий мостик, отливается всеми звуками моря. Эвелейн закрывает глаза, откидываясь на спинку кресла. Ей даже начинает казаться, что в помещении воздух пропитан солью и йодом, что ноги ее в грубых ботинках способны нащупать горячий песок.       До пляжа рукой подать, но ей все равно кажется, что он не ближе к ней, чем Эзарель.       Не в силах сопротивляться, медсестра засыпает. И сквозь сон ей все равно кажется, что ногами она чувствует горячий песок и мягкий ил морского дна.       Разбудила ее Жюли — молодая медсестра с темно-фиолетовыми волосами, на ярком солнце отливающие фруктом красной луны.       Эвелейн очень любила этот фрукт. — Эве, — девушка улыбалась, волосы ее выбились и-под повязки, — Теневик…       Сон прошел мигом, даже мимолетный стыд за свою слабость вылетел из сознания Эве.       Пока в голове была лишь одна сплошная мысль о Невре, прочертившая в мозгу длинную яркую линию, Эвелейн даже не помнила, как она проходила по коридорам лазарета.       Дверь в палату вампира была открыта. Эльфийка даже не позаботилась, чтобы постучаться. Лишь остановилась перед косяком, убрав с плеч выбившиеся из прически волосы.       Это было профессиональное счастье. — Невра, — Эвелейн садится рядом с вампиром, касаясь его руки, — Как ты себя чувствуешь?       Теневик смотрит в окно. Под его глазами темные круги, словно бы он забрал на себя всю усталость, весь недосып Эве.       Витражи наносили на его мертвенно-бледное лицо неестественно-яркий узор. — Невра, ты слышишь меня? — Эвелейн касается его лба тыльной стороной руки, пальцы же другой кладет ему на запястье, ощущая пульс.       Все было в норме.       Страх медленно опускал когти в нутро девушки. Подозрения поднимаются из самых глубин сознания. Она пытается загнать их обратно под гнетом рационального суждения, но опасения, как клещи, впиваются в нее. И как бы она не пыталась их извести, она не могла избавиться от всех них.       Какими своими действиями она загубила жизнь своему товарищу? Где была ее ошибка, ее оплошность? И есть ли шанс все исправить? — Эве?       Холодная дрожащая рука касается ее щеки. Прикосновение это кажется таким домашним и уютным. Эвелейн поднимает глаза, встречаясь с серыми глазами Невры — такими же озабоченными и напуганными.       Левый глаз вампира испещрен продольными шрамами, которые когда-то оставила молодая Шайтан. — Эве, прости…       Эльфийка хмурится, качает головой, пытаясь найти в глазах друга ответ, пояснение к этой странной реплике.       И на периферии взгляда видит, как белое больничное белье орошают крупные капли. Она касается второй своей щеки рукой, смазанный жест. Смотрит на мокрую ладонь.       Эльфийка не замечает, как плачет. — Прости, я не хотел тебя обидеть своим поведением… — снова извиняется вампир, большим пальцем утирая крупную соленую каплю. Эвелейн улыбается, чувствуя себя взрослой тетей рядом с ребенком. — Все хорошо, — теперь, сейчас, она искренне верит в собственные слова, — Теперь все хорошо…       Она наклоняется, стараясь не задеть пораненной плоти, стараясь не сделать больно, не навредить.       Вампир вытягивает к ней руки, сцепляя их в прочный замок за ее спиной.       Теперь все хорошо. Эвелейн снова улыбнулась, горько и тоскливо. Невра гладит ее по плечам с какой-то отеческой заботой. — Знаешь, — шепчет он где-то за ее спиной, — у нас с Карен не было отца. — Невра… — Эвелейн выпрямляется, убирая руки пациента со своих плеч, смотрит ему в глаза с сожалением и мольбой. Для мужчины трудно признать свою безотцовщину… Это как клеймо. Особенно для самолюбивого вампира. — И когда я вижу плачущую девушку, я постоянно вспоминаю, как плакали мама и Карен тогда. И я даже не представляю, как сильно может навредить женщине мужчина… Даже если он этого и не хочет. — Невра, я просто переутомилась, не бери в голову… — И в такие моменты я ненавижу Эза.       Эвелейн забывает сделать вдох. Под языком скапливается горькая и вязкая слюна.       Веки снова закрываются, а мокрые ресницы прилипают к коже.       Она опять чувствует морскую соль. Только теперь — на губах.       Невра смотрит на нее с сожалением и грустью. Гладит по тонкому запястью. Эвелейн никогда бы не подумала, что вампир может быть таким чутким.       И что вся его чуткость и нежность ко всему этому гарему вокруг него — не фальшь, а искренность.       Эвелейн улыбается ему, проводя пальцем по самому длинному, среднему, шраму на его глазу. — Я припрятала твою повязку, — она со вздохом поднимается, — сейчас ее найду. — Она в третьем ящике.       Медсестра с удивлением оборачивается на вампира. — Это Тень, Эви. Кстати, а что там с нашей турнирной таблицей, не знаешь?

***

      Лейфтан барабанит носком ботинка по полу, сидя на металлическом стуле.       К его глубочайшему сожалению, Невра очнулся. — Значит, дракон… — тянет лореалет, уже предвкушая, как свернет шею Лансу, когда достанет его.       Ланс — идиот.       Он в живых оставил целых двух свидетелей. — Дракон, — подтверждает вампир, каким-то нервным жестом касаясь повязки под волосами, — Он утянул девочек. — Это все, что ты помнишь? — Все. — Хорошо, — Лейфтан хлопает себя по коленям, прежде чем встать. Отодвигает рукой стул обратно к стене и тумбе. Потом склоняется к теневику, натягивая на губы заботливую улыбку, — Поправляйся, Невра. — На зло врагам, на радость маме? — вампир, на вкус аэнжела, тупо улыбается, обнажая клыки. — Да, именно. — Скажешь на приемном покое, чтобы Эве шла отдыхать? А то на нее смотреть страшно. — Скажу. Бывай.       Уже уходя, лореалет подмечает, что глаза вампира весь допрос оставались холодными, непроницаемыми.       Словно следили за ним.       На приемном покое Эвелейн не было. Хотя, даже если бы она и была там, Лейфтан не стал бы передавать ей слова вампира.       Не его проблемы.       Когда Лейфтан ушел, вампир позволил себе свистнуть. И после этого из-под кровати, скребя когтями по полу, вылезла Шайтан. — Беги за Эзом, — вампир потрепал ее по холке, потянув за левое ухо.       Очень уж он любил эту нечисть. — И Вальку найди.

***

      Эзарель пришел последним. Прикрыл за собой дверь, крутанув в скважине ключ. — Для конспирации, — заговорщически ухмыльнулся эльф, положив руки на пояс и прохаживаясь по палате, — Итак, господа и дамы… — Дамы? -…что мы имеем? — Имеем? — Невра… — протянул Валькион, отрываясь от разглядывания улицы из окна. — Прости, но слова «дама» и «иметь» не должны стоять рядом, — ухмыльнулся вампир. — Может, ты еще раз в кому сляжешь? — потер переносицу алхимик. — С дамой лягу хоть куда. — Эз, что у тебя? — решил прервать их перепалку дракон, боясь, что они тратят драгоценное время впустую. — У меня Лейфтан. — У-у-у… — протянул вампир, присвистнув, — Так все плохо? — Невра! — обсидианец уже терял самообладание. — Я просто по вам соскучился, — вампир состроил обиженную мину. — Короче, — эльф сел на тумбу, закинув ногу на ногу, — Лейфтан как-то странно себя ведет с этим делом про исчезновение девочек. Странно поглядывал на Гарда, странно вел себя, когда я с ним по лесу рыскал… Я перестаю его узнавать. Словно бы он… Что-то прячет, — эльф приложил сложенные в замок руки к губам, закусив себе палец. — Я согласен, — вампир посерьезнел, — когда он допрашивал меня, его, кажется, совсем не удивила история про то, что я видел. Его как будто подменили за то время, что я беспамятствовал. — А что ты видел? — кровать в ногах вампира прогнулась и заскрипела. Валькион сложил руки на широко расставленных коленях. — Дракона я видел. В натуре.       Валькион тут же отвернулся, боясь что кто-нибудь умеет читать мысли по лицам.       Это было невозможно… Нереально!..       Эта мысль обжигала ему все нутро, смешивала разом все мысли и чувства.       Такого просто не могло быть.       Его руки дрогнули, что, к счастью, не увидели бурно спорящие вампир и эльф.       Фейлин абсолютно не знал, что ему думать и что чувствовать.       Мозг расплавился, растекаясь тонким слоем по всему организму. Валькион утерял способность мыслить. Страх, интерес, ужас, тревога и много чего еще вперемешку с какой-то хаотичной мыслью — «Я не один».       И, стоит признать, что мысль эта пугала его больше всего.       Он сглотнул. — Ты мог обознаться. Может, это была гарпия, — эльф чуть ли не плевался, теребя одной рукой ворот жилетки. — Да, гарпия мне кишки наружу выпустила и украла двух принцесс. Супер, Эз. — Может… — Подожди, я еще не закончил! Где у нас гарпии водятся, а? Сизые горы и Выжженные Пустоши. Прилетела специально за херову тучу земель, что б меня цапнуть! — Знаешь ли, вендиго у нас тоже не водятся! — Ну ладно, ладно. Но гарпия не способна даже одно крупногабаритное создание унести, Эз. Не то, что двоих. — Драконы умерли! — Может…       Спорящие замолчали, смотря в бегающие глаза Валькиона. Тот уже пожалел, что решил вмешаться. — Может, он был ненастоящим. — Что ты имеешь ввиду? — Невра сел в постели, поправляя на ногах складки одеяла. — Святую Чашу помните?       Главы кивнули. — В Бастионе… — Что такое Бастион? — изогнул бровь эльф. — То же самое, что и ваш Сад Мандрагоры, — на выдохе покачал головой Невра, — Продолжай, Вальк. — В Бастионе я встретил Нами. Как раз после того, как она поговорила с Хуан Хуа. Мы тогда выпили. — Счастливчики! — Невра грустно улыбнулся. — Тогда я внимание на это не обратил, но она сказала, что Чаша имеет прямое отношение к душам принесших себя в жертву драконов. — Ты хочешь сказать, — Эзарель встал на ноги, — что напавший на Невру дракон мог быть квинтэссенцией страданий драконьего племени во время Синего Жертвоприношения? — Да. — Эз, — Невра вывернул шею, чтобы посмотреть на алхимика, — объясни тем, кто прогуливал уроки страданий драконов во время Синего Жертвоприношения.       Эзарель скрестил руки на груди, прошелся кругом по комнате, иногда вырисовывая носком сапог на полу печати. Иногда кивал своим мыслям, а иногда отметал их, резко перечеркивая все нарисованное. — Может быть, — он остановился посередине комнаты, посмотрев на друзей, как победитель, — Если Чаша напрямую связана с драконами, то все, что они чувствовали, умирая, не исчезло, не подпитало Элдарию. Отсюда вполне может идти этот дисбаланс маны. Все эти страдания, заключенные в статуе, могли принять физическое обличье. Исходя из того, что дракон — существо могущественное, это могло произойти на раз-два. — Оке-ей, — Невра покачал головой, — Я ничего не понял, но я со всем согласен. — Короче, — Валькион посмотрел в глаза другу, обделенному, как и он сам, точного ума Эзареля, — Дракон, который напал на вас, мог быть только отголоском прошлого, которому не дали исчезнуть. Это как эхо. Не заглушили его вовремя — оно звучит до сих пор. Только в физическом обличье. — Вот теперь понял, — вампир ухмыльнулся, растрепав себе волосы. — Боже, жду не дождусь, пока кто-нибудь организует волонтерский кружок по ликвидации безграмотности в наших рядах! — Эзарель поднял руки к воображаемому небу. — Тогда вяжется и то, что украли банши, — Валькион нахмурился. — Намиль прямой потомок рода Наместника, — Эзарель кивнул, почесав подбородок, — Она и Миналь связаны с Чашей даже при условии того, что у одной нет венца. Почему именно Нами — нам понятно, но зачем? — Какая разница, зачем? — Невра попытался выровнять спину, но тут же зашипел от боли, откинувшись на подушки, — Один и тот же хер, только в профиль… Давайте лучше думать, как девчонок возвращать. Если вы не забыли, то там моя сестра! — Может, обсудим это вместе с Мико и Лейфтаном? — обсидианец задернул штору, которая все время била его по коленям. — Лейфтану мы теперь доверять не будет, — Эз кинул косой взгляд в сторону ключа в замочной скважине, — а исходя из этого — и Мико, потому что она слишком много его слушает. Да и вообще ни для кого не секрет, что Гвардия Света любит все затягивать. А нам время дорого. — Согласен, — вампир почесал висок. — Ты уже оправился? Что говорит Эве? — Говорит, что выпишет меня через пару дней. — Долго!.. — эльф прикусил большой палец, — За это время с ними может что угодно произойти. — Я подговорил одного кадра, — Валькион снова отмахнулся от навязчивой шторы. — Да пересядь ты уже, ради бога! — завопил вампир, — Отвали от шторы! — Нет, мне здесь хорошо, — фейлин показательно потянулся. — Вот упрямец фигов… — вампир хрустнул пальцами. — Да что за кадр, говори! — Эз сел на другую сторону койки. — С ноги с моей встань… — Дларег. — Зад с моей ноги убери! — Невре удалось извернуться и садануть пяткой в бедро эльфа. Тот посмотрел на место удара и медленно перевел убийственный взгляд на друга. — Дларег, говорю, — повторил обсидианец, чем спас Невру. — Да услышали мы! — вспылил эльф, отрываясь от визуального уничтожения вампира. — Он же ненавидит Сизые горы и все рядом лежащее, — Невра потер шею. — Говори яснее: Дларег убийственно ненавидит банши, так как воевал против них, — саркастически произнес Эзарель, — И как ты его подговорил на это? — Припомнил былое. — Свадьбу Фромакса и Малин? — И это в том числе. — А я помню, как он рыцарем влетал в зал с Кристаллом… — воодушевленно начал теневик. — Невра… — предупреждающе попытался его одернуть Валькион. — Оттащил от Мико Фромакса… — Невра, заткни целовалку, — Эзарель взял в руки подушку. — Посадил на его место Вальку… — Ну началось, — вздохнул фейлин. — А он-то зырк-зырк на нас, а че делать вообще не шпарит. Клятву не знает, порядок проведения посвящения не знает. Я прямо это по глазам видел. — Ты ржал в этот момент, в голос, что ты там видел? — кажется, обида на тот инцидент все еще теплилась в душе дракона. — Да мы там все ржали, — посмеялся эльф. — Ага, кроме меня… — Мико стоит, смотрит на всех, все смотрят на Мико. А Дларег такой «Ну че, у Обсидиана будет сегодня новый Глава, или я пошел?» Боже, в тот момент он стал моим кумиром, — Невра положил ладонь на сердце. — А Фромакса помните? Особенно его лицо, — Эзарель сложил руки на подушке, кажется, он совсем забыл, зачем взял ее изначально. — До-ре-ми-фа-соль-ля-си, — устало протянул Валькион. — Это что? — Это он потом на моих ребрах сыграл. На всю жизнь запомнил… — Видел бы старик Енуки, как В… — это была последняя фраза, после которой Валькион резко выдернул подушку из рук Эзареля и предпринял попытку задушить вампира.       Сквозь подушку Невра кричал что-то про ноги.       Ситуацию разрулила начавшая ломиться в дверь Эвелейн.

***

      Ногти Мико мерзко полоснули по железной окантовке посоха. Все присутствующие скривились. Кицунэ резко одернула руку и сжала ее в кулак, прижав к губам.       Это было больно. — Я понимаю, что молодость дно пробивает, сама такая, — голос ее разлился обманчиво спокойной рекой, — но Дларег, ты-то что?       Названный, будучи абсолютно незаинтересованным в разговоре, устало облокотился спиной о перила и пожал плечами, скрестив руки. Его кошачьи глаза были прикрыты веками. И, пожалуй, только из-за этого по залу не ходили дьявольские огни. — Говори, что молчишь? — Мико стукнула железным наконечником посоха о пол. Не ожидавший этого жеста Лейфтан вздрогнул. — Нервы при себе держи, принцесса, — гаргулья открыл один глаз, изучая кицунэ, — А то пинком отправлю туда, откуда вылезла.       Мико скривилась, засосав щеки. Отвернулась, взметнув в воздух нити шелковых волос.       Дларег часто припоминал день их встречи… И знал, насколько это выводит из себя юную главу Эль.       Невра сдержанно хохотнул. Будучи в себе только вторые сутки, он словно бы нагонял пропущенное, будучи сразу во всех углах Штаба и дыркой, и затычкой.       Бессмертный какой-то.       Мико подняла глаза на Лейфтана. Просьба сразу всех глав гвардий, вкупе с не последней личностью Штаба, поднимала в ее душе противоречивые чувства.       Как знала, что не нужно было доверять Валькиону найденный ключ.       Противоречия боролись в ее голове, не находя ни одной точки соприкосновения.       Если отказать в поисках пропавших, то она рискует навлечь на себя гнев Тени и Обсидиана. Первые могли пригрозить ей отказом от работы или непроверенной информацией, вторые — чистым бунтом. Если Невра сможет еще кое-как сдержать натиск своих, то Валькион сделать этого даже не попытается. А при вмешательстве Дларега утихомирить бойцов будет вообще невозможно.       К тому же она предполагала, что Невра и не будет сдерживать теневиков. Пропала его родная сестра, так что волнения внутри Штаба ему только на руку.       К тому же нужно было хоть что-то предпринять. Промедление может оказаться для девушек смертельным.       Мико боялась пускать их на поиски. Если Невра не врет, то нападавший, будь он хоть третьесортным драконом не первой свежести, может выкинуть любой свой туз, которых у него порядком больше. Да и к тому же кроме лютни Намиль у них ничего не было. Ни одной подсказки.       Потерять сразу троих было бы равносильным самоубийству.       Лейфтан ответил на ее взгляд вздохом. Потом отвернулся от нее и посмотрел по очереди в глаза каждому. — Хорошо, — холодно сказал лореалет, — Какие у вас зацепки?       Все молчали. Эзарель молча вытянул вперед руки с серебряной лютней. — Это все, — коротко бросил он, смотря в глаза блондина.       Лейфтан вздохнул и как-то странно улыбнулся. — Даже если душа Нами и лютня связаны, то это ничего не дает нам. — Нам — нет, — с самодовольной улыбкой Невра поправил повязку на глазу, — а вот Миналь — да. — Что?! — Мико растерялась при звуке этого имени, сжала покрепче посох, сжала и зубы, — Что это значит?! — То, что Миналь все слышит, Мико. Все, что играется на этом инструменте, — эльф тронул пальцем струну, звук больно резанул по ушам, — напрямую доходит до Наместницы. — Тогда лучше не трогать лютню, — Лейфтан убрал пальцы от подбородка, поправив полы плаща. — Наоборот, — Эзарель вернул инструмент в руки Валькиону, который аккуратно положил его в сумку и перекинул ее ремень через плечо, — У нас есть сведения о Чаше, которые нужны Эсмариллу. Мы можем выменять эти сведения на помощь Миналь в поиске ее же сестры. — Эзарель, ты забываешь, что Миналь была бы рада любой возможности поквитаться с Нами. — Нет, — алхимик сцепил вместе пальцы, убрав руки за спину, — Как и для любого политика, Миналь нужно благополучие ее народа. Она не так глупа, чтобы менять месть на возможность вернуть достояние банши обратно под свою власть. А если когда-нибудь выяснится, что мы скрыли от них статую… — эльф прямо взглянул Мико в глаза, та содрогнулась, понимая все без слов. — Я поняла, — Мико закусила себе язык, отрезвляясь болью. Между выбором окончательно поссориться с политическим центром Сизых гор и авантюрой по поиску своей гвардейки, выбор был очевиден. — Мико! — Лейфтан тронул ее за плечо, — А если вылазка провалится и вы трое окажетесь в опасности?! Что тогда предпринимать гвардиям Эль?! Мы останемся без двух глав, вы отдаете себе в этом отчет?! — лореалет сильно сжал плечо кицунэ, что та была вынуждена скинуть его руку и с сожалением взглянуть в глаза.       Лейфтан пораженно вздохнул, принимая свое поражение.       Ему придется предупредить обо всем Ланса. Сказать ему, что он не смог повлиять на выбор Мико.       Дракон мог предположить, что Лейфтан предал его.       Лореалет закусил внутреннюю сторону губы, чувствуя металл на кончике языка.       Он в полном дерьме… — Валькион, Невра, Дларег… — Мико набрала в легкие побольше воздуха, словно бы еще не до конца согласившись сама с собой, — Я отправляю вас в Эсмарилл и даю вам полную волю действий. Сделайте все, что потребуют обстоятельства. Найдите Карен и Нами…       Молчащий до этого Дларег закатил глаза. — Ей богу, словно Енуки услышал… Тебе только лысины не хватает.

***

      Ланс стоял на коленях перед постаментом Кристалла. Перед ним — Мико. Руки и голос ее дрожат от волнения. Глаза искрятся кристалликами слез. Она поджимает нижнюю губу, пряча свои голубые глаза с розовыми бликами утренней зари от дракона.       В руках у нее большой кроваво-красный рубин. — Я, — голос ее осекся, словно бы она резко передумала говорить. Камень, зажатый ее тонкими пальцами, дрогнул и пустил блики, которые рассыпались по залу кровавыми каплями; кицунэ вздохнула, беря себя в руки, — Я, Мико, глава гвардий Эль, намереваюсь вручить тебе, Ланс, пост главы гордой гвардии Обсидиана. Гвардии защитников всех нуждающихся, воинов чести и свободы. Своей службой ты доказал всем нам, что не пренебрегаешь достоинствами, долгом и убеждениями гвардии Обсидиана. Готов ли ты нести врученную мною ношу так же, как раньше нес службу, прославляя честь и отвагу Обсидиана? — Мико выдыхает, давая себе на короткое мгновение передышку.       Ланс смотрит в кошачьи глаза Дларега, стоящего по правую руку от кицунэ. Тот хмурится и цокает.       Но кивает ему.       Ланс чувствует пренебрежение и недовольство.       Однако, плевать. — Да, — голос дракона холоден и тверд.       Оттепели не будет. — Готов ли ты и дальше служить верой и правдой благополучию всех нуждающихся? — Да. — Клянись. — Я, — Ланс гордо поднимает подбородок, — Ланс, торжественно присягаю на верность Эль и Обсидиана. Клянусь свято соблюдать Ваши приказы, Мико, глава гвардий Эль, строго выполнять требования воинских уставов, долг перед мирным населением и всей Элдарией. Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость, народ и Кристалл. Клянусь своим сердцем, — дракон прижимает раскрытую ладонь к груди, склоняя голову.       Дларег забирает из рук кицунэ рубин, выходит вперед.       Пальцы Ланса — холодная сталь. Крепкая хватка.       У воинов обычно руки теплые. Разморенные выпивкой, сталью и женскими прелестями.       Рубин водой утекает из пальцев уже бывшего главы в пальцы Ланса.       Дракон встает, как-то нехотя прижимая к себе рубин, оборачивается к выстроившимся в две шеренги обсидианцам.       Торжественное «ура, ура, ура» и постукивание знамен об пол саданули по нервам двух драконов кипятком и одновременно ледяной крошкой.

***

— Что теперь будешь делать? — Валькиону чертовски хотелось хоть как-то начать разговор, смыть с лица любимого брата этот траур и усталость.       Ланс передернул плечами, поднимаясь по лестнице и вкладывая огромный рубин в желобок на большом знаке Обсидиана.       В зале посвящения было прохладно и темно.       Младший дракон увлекся пляской огня в факеле, который он держал. Ему чудились причудливые рожи невиданных зверей, скалящих на него свои желтоватые клыки.       Ланс спустился, отряхнул руки о штаны, засунул большие пальцы за жесткий пояс. — А что еще может делать глава гвардии, кроме как служить? — брат вздохнул, покачав головой. Потом резко зашипел от боли, одергивая правую руку и осматривая натруженные пальцы, — Руку натер, дрянь… — Сходи в лазарет, — они прошли мимо исписанных стен, мимо стертой ручки двери зала. Валькион, взяв ее в руку, мимолетно огладил ее контуры пальцами.       Его это почему-то вдохновляло.       На ступеньках Ланс задал странный вопрос: — Что ты думаешь делать, когда все это кончится?       Валькион остановился парой ступенек ниже. Обернулся, задрав голову.       Ланс смотрел ровно в щель на потолке.       Снизу донесся неприличный девичий смех.       Кто-то опять устраивает бордель. Значит, совсем скоро будет драка. Успеть бы ретироваться до нее. — Что ты имеешь ввиду? — Все имеет свойство заканчиваться, — дракон равнодушно пожал плечами, — Что ты думаешь делать, когда гвардий не станет? — Я не понимаю тебя… — Валькион поднялся на одну ступеньку. Дерево под его ногой скрипнуло. — Жаль. А ты?       Медовоглазый в непонимании огляделся. Но увидел только какого-то пьяного сатира, который, покачиваясь, поднимался к ним навстречу. Увидев Ланса, он причмокнул губами и стукнул себя кулаком в грудь.       Ланс кивнул ему и сатир пошел дальше. — Ланс?.. — Вылезай уже.       Из щели в потолке донесся нервный смех.       Невра… — Я просто хотел узнать… — вампир над их головами переставил ноги. С потолка посыпалась пыль на головы драконов, — Узнать хотел, куда вы деваете тот камешек. — Узнал? — равнодушно-устало отозвался Ланс. — Ага. — Тогда сваливай быстрее, а то если поймают, не посмотрят, что ты глава Тени. Уши тебе надерут.       Невра не ответил. По установившейся тишине было понятно, что его уже там нет.       Валькион улыбнулся. — Как ты его нашел? — Он чихнул, пока мы спускались.       Младший брат стряхнул с волос пыль. — Понятно.       Установилась недосказанная тишина. Ланс ждал ответа на заданный вопрос. Валькион подбирал слова.       Молчание было излишне красноречивым. — Когда все закончится… — Валькион опустил плечи, сгорбившись. Он обернулся к брату спиной, спускаясь в зал, утонув на короткое мгновение в море света факелов, магических фонарей, свеч, в море смеха, гула, табачного дыма и водоворот своих товарищей. Он прекрасно вписывался в это, — Когда все закончится, Ланс, тогда и будет понятно, что и куда.