Белобрысый.

      Лес укрывал от палящего солнца. Широкие листья бросали летящие тени на голову. Под плащом было жарко, но снимать его Мико не спешила — страх грыз нутро голодным зверем.       Прячась в тени, Мико косо поглядывает на вереницу повозок впереди. Торговцы накормили и дали ночлег этой ночью, но она не знала, чем им отплатить. У нее ничего нет. Ничего и никого.       Совсем одна.       Инари со своими дворцовыми сводами из стекла и золота остался где-то за спиной. И маленькая кицунэ остаётся одна посреди огромного мира. Одна посреди всего Нефритового Края. Одна каждый день. Та, которую нигде и никто не ждёт. Бездомная маленькая девочка без настоящего.       Мико поднимает голову, чуть приподнимая под капюшоном уши. На ветке над ее головой весело щебечет Цумэ — ошибка ее семьи.       Серая птица с кольцом черных перьев на шее опускается на ее плечо, веером растопырив перья хвоста.       Наследникам королевской семьи дарят этих птиц, привезенных с Земли, как знак высшего происхождения. Для Мико Цумэ привезли ещё до ее рождения. И этой оплошности семьи она была рада.       Иначе бы после выяснения того, что у принцессы не хватает хвостов, Мико бы никогда не встретилась с этой странной птицей цвета пыльного белого камня и кольцом черных перьев на шее.

***

      Лейфтан вошёл наигранно-тревожно. Сбившийся с плеча плащ он держал на локте, на щеке виднелось несколько царапин. — Мико… — Что такое? Вы что-нибудь нашли? — Мико, я…       Не найдя нужного слова, а, может, специально его не придумав, Лейфтан бодро пересекает весь зал, вставая перед ее столом фигурой обречённости. — Плохие новости, — он накидывает плащ на плечи, пряча от нее глаза.       Мико подмечает выпирающий уголок конверта из его кармана. И прежде, чем он успевает что-то ещё сказать, тянется через весь стол и выхватывает запечатанное письмо.       Оно легло ей в руку. И Мико почувствовала, как неотвратимо что-то настигает их. Нависает над их головами чернотой дегтя, капает ей на плечи вязкой тьмой. Кристалл полностью скрывается в тени этого монстра.       Кицунэ услышала стеклянный звон и обернулась на Кристалл. Целый.       Показалось… — Мико.       Названная переводит взгляд на Лейфтана, ожидающего, пока она откроет конверт. И Мико понимает, что какое-то время сидела абсолютно без движения.       Что за фокусы?..       Понимая, что ей не стоит этого делать, она отрывает уголок, вскрывая торцевую сторону.       Там что-то полукруглое. — Как ты и приказала, мы с теневиками обследовали лес, — Лейфтан делает шаг назад, — берлогу вендиго мы нашли. Только они все были убиты. И там лежало… Это.       Вытряхивая содержимое на стол, Мико чувствует запах мокрой земли и пыли.       А ещё запах праха завядших цветов.       Полукруглый предмет падает на гладкое дерево ее стола с тихим стуком. Полукруглый… Белый. — О боже!.. — вскакивая со стула, глава гвардии Света отходит назад, быстро беря в руки посох. Клетка на его навершии раскачивается с тихим скрипом, — Лейфтан, это же не?.. — Я же сказал: плохие новости.       На ее столе лежала кость. Нижняя челюсть. И Мико прекрасно знает, кто мог послать ей такой гостинец.       Корнелия.

***

      Его несло куда-то. Наверное. Может быть, это вода била в спину, а ему казалось, что его бьёт о камни и тянет вперёд.        Может, это был тревожно-липкий сон.        И ему хотелось заснуть глубже.       Валькион старался дышать, но лёгкие сковывала лихорадка. Он пытался повернуться, устроиться поудобней, но тело казалось тряпкой в руках стихии, и его швыряло из стороны в сторону. Он старался заснуть. Было так холодно… Так холодно… А отяжелевшие ноги никак не могли нащупать одеяло.       Он умирал в этом холоде.        Так хотелось спать…        Холодно.       Сон… Всего лишь заснуть глубже.        Это сон.       Очень холодно.        Спать.        Холодно.       И какой-то частью своего сознания он старался заставить себя бороться. Открыть глаза, выплюнуть воду, гребсти к берегу…        Но так хотелось спать.        Натянувшись, плащ стал его душить.        Когда бурный поток внезапно сменился спокойствием и ледяной пустотой, он чуть ли не возрадовался.        Наконец-то сон…       Он падал в пропасть, раскинувшую свою тушу в пустом пространстве между двумя скалами, заполненном холодной водой. Вода смыкалась над головой в смертельный капкан. Но было все равно. Он падал медленно, тихо… Лунный свет бил в лицо едва заметной лаской. Прорывался сквозь толщу воды, сквозь эгоистичную черноту неба. Падал ему на лицо. Трогал его едва-едва заметно.        Наверное, потому что он спал.       Холод проник в тело, проник в разум. И все мысли тоже падали с ним, но быстрее, стремительней. И вскоре голова сделалась пустой и лёгкой, как после бочонка темного эля, привезённого с островов Объединения, что к югу от Эль.        Тьма закрыла существование. Вот он был. И сейчас его не станет. И он ничего не почувствует. И будет так просто, так легко.        Как сон. Как холодный липкий сон.        Вот он был, и вот его не станет. И ничего страшного. И ничего нового. Он просто исчезнет.        И ничего страшного…        Вторая чьему-то холодному прикосновению к спине и шее, в холодной мглистой пустоте сознания возник овеянный каким-то ненастоящим светом образ. Какой-то размывчатый, какой-то слабый… Но знакомый.       Он узнал его инстинктивно.        Невра. «Ну, что? — сказал маленький мальчишка с перебинтованной головой, смотря куда-то сквозь него, — Как я выгляжу?» — Ужасно… — одними губами шепчет обсидианец, чувствуя, как его накрывает новая тьма, как кто-то закрывает ему свет, и как за этим тяжёлый плащ падает дальше, вниз. Без него.        Следующий образ был уже точнее. Отливал синевой и устойчивым запахом дорожной пыли, которую никак не смогли смыть ни душ, ни мыло, ни едкая пыль от минералов в ступках. «Я… — юноша отвёл взгляд, поддавшись приступу какого-то чужеродного в его теле страха, — Прости за… За то что я вчера сказал. Я не подумал. Меня… Я Эзарель, тебя как?» — Валькион… — новое прикосновение к груди. Боль от сломанных костей внезапно открыла ему глаза. И он понял, как же глубоко… И как холодно.        И понял, что спать нельзя.        Бороться стало легче.        Громкая затрещина от деревянного посоха пришлась на спину. Боль прошлась ползновением орнака — холодным, но таким глубоким и больным, что пришлось стиснуть зубы. «Никак вы, блядь, не научитесь!» — Дларег кидает свой посох и, хватая его за голову широкой ладонью, поднимает его взгляд. Улыбается. Искренне. Как простому мальчишке, который никак не может превзойти учителя. — Прости… — онемевшие руки сами собой тянуться вверх, к загородившей лунный свет тьме. Гребсти… Гребсти!..        Он должен выбраться! Обязан! «Да ладно, не будь трусом! — Ланс играет бровями, прячась в тени наклонной крыши домика из Убежища, — Нам ничего не будет, разве что старик по шее даст. Если поймает.» — Будет больно…        Следующий образ расплылся следом света, вытолкнув из его легких всю воду. «Нужно быть аккуратнее, — эльфийка с кожей цвета лихорадочной луны скромно прячет от него глаза, заливаясь румянцем, — не ходи к Тамилии, я лучше сама тебе все настойки выпишу.» — Спасибо…       Отдающая меховым теплом тень Мико нагрянула неожиданно, словно волна, смыв за собой все остальное. «Короче, — она переступает с ноги на ногу, нервничая, — с Днём Рождения. Не отравлено.»       В ответ он лишь потерянно улыбается. «Если будешь медлить — проиграешь. Зайди с моей левой руки, — Элмагрон прокрутил в руке деревянный меч, позволяя противнику зайти слева, — Это правая, Валькин. С ле-вой, » — средний из сыновей Дларега с лёгкой улыбкой его поправляет, не уставая объяснять одно и то же по сотню раз. — Валькион, — поправляет его фейлин. «Извини… Валькин, » — и улыбается хитрым прищуром глаз.        Потом он видел только безразлично-холодную толщу воды, разделяющую его и небо. И бездну под своими ногами, разливающуюся то непроглядной тьмой, то яркими всполохами красок водных существ. И чьи-то темные огромные тела, мелькающие на переферии взгляда.        Он пытался плыть. И ему помогали чьи-то холодные скользкие руки.        Кажется, в глубине кричала женщина.       Лёгкая походка босых ножек, переходящая в стремительный бег каменных стоп. «Подождите!»        И он останавливается. Оборачивается. Цари несёт в руках плетенную корзинку, доверху наполненную эльфийским виноградом. «Это Вам, — она протягивает ее, вытянув к нему свои тонкие руки, — за забор.» — Необязательно…        Потом он осознал, что больше не может… Что окончательно задыхается… — Тебя… Определили к нам?..       Гамадриада перед ним испачкана в земле, в руках — маленькое скрюченной тело деревца и шмоток сырой земли. Ее одежда из лоз и листьев заметно завяла. «Да. А можно поговорить с главой?» — она счастливо улыбается, не находя факт своего пребывания здесь странным. — Ланс занят, новенькими занимаюсь я. «Тогда можно мне задание?» — ее по-детски счастливое лицо заставляет Валькиона улыбнуться. Камерия умилительна. — Давай сначала тебя оденут нормально. Сирин! «Я не буду таскаться с бревном!» — сирена в дальнем углу помещения показательно отвернулась. После этого в нее прилетел комок грязи, запутавшийся в длинных волосах.        Это было начало крепкой дружбы.       Руки онемели, и как он ими двигал, он не понимал. Он просто пытался не потерять сознание. Хотя чернота глубины уже заливала глазные яблоки, обожженные холодной водой.        Потом его затянуло в какую-то новую воронку. Женский крик внизу сменился стремительным водоворотом, подхватившим его и давшим такой необходимый свежий глоток холодного горного воздуха. Кислород обжёг его лицо и попал в весь организм. Заполнил собой его существо и дал обещание, что сегодня он не умрет.       Когда локти коснулись мелкого камня берега, а кто-то настойчиво тянул его за ворот вперёд, влажные прикосновения чужих рук исчезли.       В кузнице тогда было прохладно. На стене висел список дежурств, почти заполненный. «Я вечерние возьму, » — банши берет перо с полки и пишет свое имя поверх аккуратных цифр дат. — В ночь хочешь выходить? «Ночью не так жарко, » — положив перо на место, она хочет уйти. И уходит. Ее ничего нигде не держит. Никогда и никто.       Она почти свободна. Если бы не загоняла себя в выдуманные своей же расой рамки.       Почти свободна.       Почти летает.       Почти живёт.       Валькиону от этого смешно. — Слыш, слыш! — кто-то бьёт его по щекам, — Выплюнь! Выплюнь! Сукин же ты сын, дыши, полудурка кусок! А ну-ка помоги мне! — Да он труп, ты на него посмотри. — Высунь свои руки из зада и помоги мне! Подняли, ну!.. — Ух ты ж епть, цейтнер счастья!..        Ощущение земли пропало и он погрузился в такой долгожданный сон.       Было холодно.       Сон…

***

      Когда Карен очнулась, было тепло. Руки и ноги что-то сковывало. Мягкое… Теплое… Она устало улыбнулась, зарывшись носом в чей-то мех.       Рядом кто-то замурчал, и к всеобщей радости от ощущения такого долгожданного тепла прибавилось ощущение чужой ласки.       Над ухом заговорили. Но на каком-то другом, незнакомом языке. Множество голосов, интонаций… И странное сплетение нескольких диалектов, нескольких языков.       Вскоре очнулся и нюх. И вампирша ощутила первый запах после пробуждения.       Запах жаренной рыбы.       Разлепив сонные глаза, Карен покрутила головой. Но ничего кроме маленьких сгустков голубоватой шерсти не видела.       Один из этих комочков замурчал, вытянул передние лапы и зевнул, свернув трубочкой язык.       Вампирша вгляделась в мордочку персида, попыталась высунуть из-под многочисленных одеял и шкур руку, чтобы погладить его. Но, заметив движения девушки, стайка фамильяров тут же очнулась и поднялась на крыло, улетев в другой конец пещеры. Там они обложили ещё одно спящее тело.       Карен огляделась. Это снова была пещера, но… Просторнее, освещённее из-за широкого входа, занавешенного расшитым шерстью ликлиона ковром.       Потом перевела взгляд на источник тепла. Огонь вспыхнул перед ее взглядом спасительной пляской капель яркого светила. Она тут же попыталась встать и подползти ближе, но лишь неуклюже завозилась под горой одеял и шкур.       И задалась вопросом, чье это добро.       Как в ответ, она поймала взглядом многочисленные фигуры волшебных существ, прохаживающихся по пещере. Закрытые странными рогатыми капюшонами головы. И лица… Цветные черты от виска к виску. Она, безусловно, слышала о них.       Одичавшие кочевники.       Карен поджала колени. Яркая радость пробуждения быстро сменилась солёной тревогой где-то за грудиной.       А что, если сейчас что-то пойдет не так?..       Перед ней на колени села женщина. Откинула капюшон, показывая причудливую смесь юань-ти и эльфа. На ее лице был черный макияж и следы прожитых лет, отпечатавшиеся узором морщин и шрамов. — Говорить на общий? — задала вопрос женщина, положив руку сначала на лоб Карен, а потом на щеку.       У нее были очень точные жесты. — Да… Да! — воскликнула вампирша, поддавшись вперёд. Она так затосковала по общению, что готова была рассказать этой женщине все секреты и сплетни Штаба. — Что произойти? — женщина скинула с ее тела первую шкуру, за ней — следующие. В нос вампиршы настойчиво бил запах жаренной рыбы. — Мы из Штаба, — пытаясь успокоить саму себя, Карен неосознанно сжала край ближайшего одеяла, — нас кто-то похитил, но мы сбежали, — сглотнув, девушка не решилась сказать про мужчину в маске, пусть с этим разбирается гвардия Света, — Решили переночевать… — В теле левиафана, — кочевница наклонила голову, снимая с себя ярко-желтую накидку на одну руку, и закутала в нее Карен, вместо остального вороха одеял. — Да… Потом… — вампирша нахмурились, вжав голову в плечи, желая раствориться в теплоте накидки.       Что было после того, как они нашли замерзшую тушу змееподобного левиафана и решили, что другого убежища в этой ледяной пустыне не найти, она не помнила… Вот они обнялись, прислоняясь спиной к холодному ребру чудовища. Пытались согреться… А потом тьма. Вязкая и холодная. — Я не помню, что было потом… — спрятав глаза, призналась теневая, — Простите. — Ты чуть не замёрзла, а твоя подругу бьёт агония.       Карен внезапно встрепенулась, схватив полукровку за руку и поддавшись вперёд, заглянула ей в черные глаза. — Что с Намиль?       Страх, что она потеряет единственный ориентир в этом ужасном клочке мира, пропитанным холодом и небесной высью, ударил в сердце, остудив нагретую с таким трудом кровь.       Женщина сморщилась. Потом, помогая Карен встать на ноги, повела ее в другой конец пещеры.       Ноги вампиршу не слушались. Ослабленные колени не выдерживали нагрузки ее тела, грозились увести ее в сторону. Но она об этом не думала.       Она вспоминала, как пряталась за большим валуном, припорошенным со всех сторон снегом. Как дыханием грела руки, не зная, ждать ли подругу. Было так холодно и страшно, что Карен, такая собранная при попадении в плен, потерялась. Взгляд и мысли метались по высокогорной снежной пустыне. Мысли, такие тяжёлые и ленивые, что она просто не могла полностью сосредоточиться на какой-либо из них.       И как через какое-то время появилась Намиль. Ее била лихорадка, ее тело горело, периодически Эсмарилльскую тошнило кровью. Перевязанная какой-то тряпкой рука нещадно кровоточила. И как только банши начинала терять сознание и падать, Намиль слизывала эту кровь, тут же приходя в себя и ведя подругу дальше. Она была собрана тогда, в глазах горел живой огонь, граничащий с какой-то фанатичной ненавистью. Был ли он от осознания близости родного дома, или от чего-то ещё, Карен не знала.       Знала она только, что хочет обратно в Штаб, к Невре, к легкомысленной и наивной Алажее, и к дураку Хрому, по которому так соскучилась…       Они наткнулись на замерзшую тушу левиафана. Воняло нещадно… Однако лучшего убежища от проклятого ветра было не найти.       От осознания того, что они зашли ему в глотку, вампиршу чуть не вывернуло наизнанку. Однако нужно было брать себя в руки. А ещё… Ее с ума сводил запах крови. Оголодавшее тело и сознание били тревогу. И виски начинало сжимать тисками боли. «Откуда он здесь?» — теневая прижимается к подруге, пытаясь согреться. Костлявое тело банши для этого кажется совсем непригодным, но Карен счастлива, что она здесь, с ней, иначе бы вампирша не знала, как выжить. «Материк Эль поднялся из мирового океана, начиная с южного конца Сизых гор.» «На юге Шахты.» «А ты считай не с Шахт, а с перехода Диких Королей. Мы считаем юг оттуда.» «Он здесь с самого начала Элдарии?» «Не знаю… Наверное.»       Карен задумалась. Сейчас, возможно, она там, где началась история их мира. Все, к чему она прикасается — старше нее на целую жизнь. Она в водовороте времени, по которому ее швыряет, как в буйном водяном потоке.       Осознание этого было настолько потрясающим, что на какой-то момент она забыла и о холоде, и о остром плече, больно всадившимся ей в плечо.       Когда Намиль слизнула растекшуюся по запястью кровь, Карен чуть ли не облизнулась. Ей пришлось отвернуться, хотя сознание снова подсовывало ей постыдные картинки инстинктов. «Что у тебя с рукой?» «Ничего, » — подавив очередной приступ дрожи, банши отвернулась.       Эти тряпки не могли скрыть, что на ладони Эсмарилльской чего-то не хватает. И Карен догадывалась. Обо всем. И о причинах похищения, и о связи похитителя и ее подруги… Обо всем, что мельком прошло сквозь нее. Она смогла ухватить ускользающие нити информации и сложить пазл, дорисовав все недостающие детали. Ей оставалось только понять, правильно ли она нарисовала рисунок, в точности ли все повторила.       Потом их обеих сморил сон. Тяжёлый и гнетущий, раскрашенный страхом и предчувствием чего-то ужасного сон.       И тьма.       А сейчас, когда эта добрая женщина вела ее к неподвижно лежащему телу, принадлежащему Намиль, Карен чуть не выла в голос от досады. Ей на глаза попадались упряжки с даналазмами, ворохи чужой одежды, мерцание костра в темноте, другие кочевники, не обращающие на нее никакого внимания. Словно бы в этом мире ничего не случилось. Совсем ничего.       В этой наполненной волшебными существами пещере она одна.       И неужели она останется одна навсегда?       Страх зацепился костистым лапами за позвоночник и грозился его вырвать. Теневая согнулась, смотря, как носки ее ботинок неуверенно касаются камня пещеры при каждом шаге…       Шаг, шаг, шаг… Ещё один. Боль в боку. Живот крутит от голода. Шаг, шаг, шаг… Еще один.       Когда бледное осунувшееся лицо обсидианки показалось из-за вороха одеял и шкур, Карен закрыла рот рукой, быстро переводя взгляд обратно — на носки ботинок.       Сон… Сон. Сейчас она проснется. — Твоя подруга бэйнши, — прокряхтела женщина, кладя руку на лоб Намиль. Та резко вдохнула и отвернулась, верхние веки ее поддернулись уродливым узором морщин, — Мы проводить вас до Эсмарилл. Наместник любить кочевников, мы оплатим ему добром.       Карен кивнула, смотря на пятно крови на полу. От него несло гнилью. Дриады, какие бы они ни были, всегда кричали вслед Намиль, что от нее несёт гнилью. Этого не делала только Камерия. Хотя и факт этого не отрицала.       Теперь Карен понимает, почему. От нее действительно пахло разложением. — Вы сможете ей помочь? — голос казался слабым, тихим… Каким никогда не был. — Не знать. На ней сильное проклятие. Здесь нужен целитель магических повреждений. — Спасибо Вам… За все.

***

      Мико врывается в библиотеку, за ней широкими шагами следует Жюли, держа в руках одну проклятую бумажку… Эту чертову бумажку!       Керо за столом быстро поднял голову. — Открой архив, — стукнув посохом по полу, Мико нервно дёргает ручку двери, — Керо, можно быстрее?!       Единорог кривит в обиде губы, но молча открывает дверь архива. Кицунэ заходит туда, на ходу ища на стеллажах нужную ей папку.       Жюли заходит следом, нервно выдохнув. Керо хватает ее за локоть, заглядывает в глаза и тихо спрашивает: — Что происходит? — Енуки… — шепотом отвечает ему медсестра, но договорить не успевает, как громкий голос Мико, сопровождаемый кинутыми на стол с таким пренебрежением книги, выдает из глубины комнаты: — Где папка с делом о смерти Енуки Казе?! Керо!       Не решившись перечить, архивист быстро пробежался взглядом по полкам архива. Папка легла ему в руки, и он тут же подумал, что сейчас узнает очень страшную новость… И на какой-то момент, стоило ему повернуться к главе гвардии Эль лицом, он захотел выбросить эту злосчастную кипу бумаг в окно. Но Мико, не желая больше терпеть, вырывает документ из его рук. Кидает нервным, стремительным жестом на стол, и папка в полете раскрывается. — Анализы! — кицунэ выбрасывает в сторону медсестры руку змеёй. И та быстро отдает этот бумажный груз. Вздыхает с облегчением, выходя из библиотеки.       Керошан тоже бы вышел, не стал бы слушать и видеть Мико, склонившуюся над бумагами… Предчувствие тут же подбросило ему тот день, когда он встретил у ворот Гарда. Он даже почувствовал запах крови, выбивший его из колеи. Страх сжал нутро, что-то разорвал внутри.       Но не мог он оставить ее одну. Одну с этим грузом, который она сейчас брала на себя. Только не сейчас… — Нет… — голос кицунэ запал в душу единорога короткой нотой приговора. Приговора всему Эль. Мико отрешённо падает на стул, роняя посох. Ее взгляд мечется по стеклу окна. Дыхание пропадает.       Она будто бы умерла. — Мико?.. — Керо подошёл сзади, позвал ее ещё раз. Названная не реагировала, смотря на безоблачное красивое небо. Верхушка красного дерева колыхнулась, зацепив ветками окно. Мико вздрогнула, — Мико? — архивист потряс ее за плечо. И она, словно вынырнув из ледяной воды, резко посмотрела ему в глаза. Злобой, страхом, обречённостью, испугом. В какой-то момент Керо уже распрощался со своей должностью, но тут же понял, что злилась она не на него, что боялась не его.       Она боялась ряда цифр на листке анализов, полностью совпавших с индификатором генома погибшего Енуки Казе. Каждую цифру она ненавидела. Каждую цифру она боялась. — Керо… — Мико сглотнула, пытаясь взять себя в руки. — Ч-что это знач-чит? Мико?! — Керо склонился над теми же бумагами, взял их в дрожащие пальцы. Буквы расплывались перед его глазами. Он поправил очки на носу, сморгнул, но наваждение не пропало. Теперь он тоже был напуган, словно бы кицунэ заразила его этим липким оловянным страхом. — Это значит, что Корнелия решила отдать то, что забрала, — Мико встала, оперлась о посох. Выпрямив спину, она подошла к окну. Нарочито медленно, властно, словно бы ненавистное ей существо было там, за стеклом. Наблюдало за ней, смеялось. И обещало отомстить. Корнелия… Чёртов запах гнилых цветов! Чертова голова! Чертова вейла! — Чертова стерва! — Мико бьёт кулаком по подоконнику. Сжала до хруста зубы. Страх прошел, оставив после себя густой осадок ненависти, неконтролируемого алого водоворота в ее голове, затуманивающего каждую ее мысль, закладывающую уши свистом и хрустом, — Тварь! — Ми-ико… Она… — Вернулась. Корнелия вернулась. Пиши письмо в Эсмарилл! — она оборачивается, идя к выходу. — Что писать?.. — Пусть возвращаются! Они все нужны мне здесь! — Н-но Карен и Н-нами… — Отправим другой отряд! — после этого дверь захлопнулась, Мико оставила после себя лишь поветрие.       Керо ещё раз взглянул на документы. Сглотнув комок страха обратно, вложил анализы в папку.       Все очень плохо…

***

      В следующем городе Мико пришлось попрошайничать. Сидя у входа в храм, она пыталась спрятать хвосты и уши за тем же плащом. Его грязный подол бил ее по обнаженным ногам, оставляя синяки дороги — грязные, расплывчатые следы из пыли.       Ее клонило в сон. Положенные на колени руки ладонями вверх дрожали от усталости. Но нельзя было их убирать. Нельзя.       Веки намазали свинцом. Тяжёлые, они закрывались. Картинка перед глазами поддергивалась туманом и слезой усталости. Голова то и дело падала на грудь, но от этого резкого движения изгнанная принцесса просыпалась.       Нельзя спать…       Ноги прохожих мелькают перед ней. Единицы, десятки, сотни… Сколько ног… Сколько волшебных существ. Весь город прошел мимо нее, прошел, не заметив. Сколько их?..       И жалости к маленькому ребенку — ни у кого.       Нельзя спать…       В какой-то момент руки ее сложились, переплелись пальцами. А земля, на которую она упала, показалась такой мягкой… Такой уютной…       Нельзя спать!..       Она всё ещё видела чужие ноги. Проходили мимо, стремительно, по широкой дуге обходя ее, делали вид, будто спешили, будто ее нет, не обращали внимания.       Не спать!..       А она есть. Здесь, она здесь. На земле, закутавшись в жаркий грязный плащ, голодная и грязная, уставшая маленькая девочка десяти лет. Да, она такая — жалкая, ничтожная, ничего неумеющая, никому ненужная. Но это не значит, что ее нет. Она есть. Есть. Посмотрите вниз, господа и дамы, посмотрите под ноги!.. Она здесь. И будет рада самой старой, расколотой монете маны.       Не засыпай!..       Ноги…       Очень хочется есть.       Так много ног…       Не спи!..       Посмотрите под ноги.       Как брошенный на улицу ликлион с вывернутой лапой и выбитым глазом, брошенный умирает на мостовой, — ненужная. Сломанная.       Неужели никому в целом мире нет дела до сломанной девочки?       Не спать…       Как призывно мяукают брошенные ликлионы, задыхаясь болью и обидой, так она смотрит на каждого.       Либо пожалейте, либо добейте.       Не засни!..       Если пожалеете — она проживет чуть-чуть дольше.       Если добьете — навсегда перестанет мучаться.       И, лёжа на земле, под стеной богатого храма, она засыпает. И перед тем, как окончательно впасть в забытие, желает им всем, кто не верит, что она есть…       …смерти.       Равнодушные мрази.

***

      На тракте ее нагнал караван торговцев. Напросившись к ним, Мико обещает заботиться об их равистах и чокобо. Всю грязную тяжёлую работу. Бесплатно, только накормите…       Торговцы соглашаются. У одной беременной женщины при виде Мико на глаза навернулись слезы.       А кицунэ все равно на эти слезы. Плачьте — не плачьте… А ее это не накормит, и от приближающегося сезона дождей не спасет.       Вечером запахло кровью.       Бандиты на крупных трактах — не редкость. И тот вечер, когда караван был перерезан, а ее, схваченную за волосы, кинули на землю, тоже не был в новинку в этом мире.       Но был в новинку для нее.       Уже никто не кричал. Только разношёрстная компания обчищала повозки и брошенные на землю трупы. Пахло костром, готовившейся похлебкой и кровью. Мир стремительно задохнулся ночью.       Россыпь звёзд над ее головой равнодушно блестела, складываясь в сложные узоры созвездий — единственное, что этим проклятущим звёздам было интересно.       Мико пыталась отползти назад, к дышащему жаром ей в спину огню. Было не так уж и страшно… Страшнее было, когда торговцы закричали, когда пытались убежать, но падали, разбивали себе головы и там, на земле, испачкавшись в грязи, затихали. Когда ряды вакашивали, как колосья хлеба. И бандиты собирали дань, обмоченную в чужой невинной крови.       Сколько жертв…       Кицунэ подняла глаза. Сорванный с нее плащ валялся у ног бандита — какого-то полукровки… Она даже не могла точно определить одну из рас, смешанных в его крови, сочащейся из глубокого пореза на руке белой кровью.       Мико следила за этой рукой. Было не так уж и страшно…       Безысходно? Определенно. Но не страшно.       Рука с порезом внезапно потянулась к ремню порванных, истертых штанов. Сверху послышалась гадкая ухмылка.       Ей все еще не страшно.       Цумэ молча нарезал круги над ее головой. Его маленькое тельце, увязшее в черноте неба, скрывало размахом крыльев звезды.       Не бросил. Это единственное, что Мико может от него просить.       Лишь бы его не подстрелили…       Судьба Цумэ сейчас волнует ее гораздо больше собственной.       Полукровка почти расправился со штанами.       Мико зажмурилась. Поджала под себя хвосты — грязные обломки ее позора. Прижала к голове уши.       Падать ниже больше некуда.       Топот копыт…       Либо ее убьют после этой ночи, либо оставят таким же жалким кусочком королевской жизни.       Один факт изнасилования ничего не изменит в судьбе бродячей девчонки.       Лязг металла…       Мико резко открывает глаза. Обезглавленная фигура всё ещё стоит на ногах, смотря кольцом разреза тела вверх. Теперь ей страшно.       Некогда живого бандита сплошь заливает кровью. Она бьёт слабым фонтаном. Когда он падает вперёд, Мико ещё видит, как сжимается пищевод, выталкивая из себя слабую пульсацию сердца.       Она подмечает каждую деталь на освящённой прахом догорающего огня поляне. Подмечает трёх равистов, бьющихся в каком-то раже сражения. И фигуру высокого молодого мужчины.       Серебро меча в его руке блестит, каждая звезда ярким росчерком света отмечена на лезвии, огонь — красным заревом.       Мико пятится. Поднимает глаза дальше, встречаясь взглядом с дикими желтыми огнями глаз.       Они прожигают ее насквозь. Прижигают к раскаленной земле. Страшные, дикие, залитые агонией глаза.       Она уже видела их. У каждого, кто прошел нить жизни гладиатора — такие глаза.       Она пытается встать, но ноги — чёртовы предатели! — подгибаются. Цумэ с душераздирающим криком садится на ее колено, разглядывая жестокое подобие волшебного существа с мазохистским любопытством.       Вскоре шум битвы, окружающий их, стихает.       Наступает ненормальная тишина.       Гладиатор вытирает о поверженного врага меч. Убирает его в ножны. Вскоре к нему подбегают два мальчика. Один выглядит старше другого. — Отец, нормально? — старший, с копной светло-каштановых волос, несёт в руке три отрубленные головы.       Мико отворачивается. Ее тошнит.       Откуда?.. Откуда взялся этот страх?! — Чего с ней? — другой голос. Мягкий, контрастирующий с этим кровавым безумством. — Изнасиловать хотели. Подонки, — говорящий плюет.       Мико зажмуривается сильнее… Ужас грызет ей нутро, сдавливает сердце. Дыхание сбивается в тугой ком, застрявший в глотке.       Цумэ спокойно разглядывает трёх воинов.       В какой-то момент, когда ее пытались закутать в плащ, ей удается вскинуть руки и, вереща, ударить обладателя ужасных жёлтых глаз по лицу. Паника, вызванная непонятным жестом, затуманила рассудок, раскалила сознание. Каждый жест, движение — инстинкт.       И в тот же момент она замирает. Жар уходит, а в голову возвращаются мозги.       Она его ударила. Теперь он ударит ее.       Мужчина замер, замерев так же в своей попытке укутать ее в плащ. Его повёрнутая от удара ее рукой голова гневно смотрела в сторону, раздув крылья крупного носа.       Страх снова ее обездвижил. Она всматривалась в его щеку, украшенную узором мелких шрамов.       Мужчина вздохнул, и было видно, что он просто пытался успокоиться. — И какого хрена это было? — он повернулся к ней лицом, устало опустив уголки рта и веки, — Пешком хочешь идти?       Мико теряется. В горле что-то засело, не давая ей произнести ни одного слова. — Пап, да она не в себе! — беловолосый мальчишка за его плечом склонился над Мико, вглядываясь ей в глаза.       У него были потрясающие глаза цвета благородства. — Хотя вроде бы адекватная, — задумчиво протянул он, разглядывая в ответ ее глаза.       Из этих двух мальчишек он больше старшего походил на отца.       «Отец» снова вздохнул, накинув замерший в руках плащ Мико на плечи. Она мелко вздрогнула, боясь пошевелиться.       Потом ее подняли. — Рависта пригони, — сказал гладиатор, перекладывая Мико на руках поудобней.       Цумэ всё ещё сидел на ее ноге, раскачиваясь при движениях воина.       Кицунэ смотрела ему в лицо. В черту сильного подбородка. И не могла понять, кто перед ней: кровожадный монстр или кто-то, кому приходится быть кровожадным монстром.       Старший помог усадить ее на рависта, и их отец сел за ней, пустив руки по бокам от нее, схватил повод фамильяра.       В пути Мико вовсю вслушивалась в их разговор, сводящийся то к обсуждению награды за головы бандитов, то к тому, что они получат в трактире от Май, то к пошлым шуткам, от которых старший сын обязательно смеялся громче всех.       Из-за облаков показался жёлтый бок луны.       Цумэ раскачивался на холке рависта, спрятав голову под крыло. Мико сморило от качки. Прижавшись ухом к груди своего спасителя, и закутавшись в его плащ, она не боялась уснуть.       Его сердце спокойно билось под ее ухом. И это спокойствие передавалось и ей. И оно было опьяняющим.       Она ещё никогда не была так спокойна…       От него пахло дешёвым пойлом, табаком, женскими духами и пудрой. Последние два запаха он подцепил, как нетрудно было догадаться, в борделе. И Мико от этой мысли улыбнулась.       На грани сознания она шепотом назвала свое имя. Шепотом, словно бы это был самый большой секрет самой маленькой девочки. Ответ получила уже на грани сна. «Я Дларег.»

***

      Невра не находил себе места. Скитаясь неприкаянным духом по холодным коридорам Ледяной Короны, он пытался найти ответы. Найти… Хоть что-то.       Но пока он только терял. Терял самых дорогих ему созданий. Сначала — Карен и Намиль, теперь Валька…       Остановившись у очередного поворота, он сжал посиневшими пальцами ткань дорогого гобелена. А хотелось бы его сорвать, разорвать… Хотелось бы разбросать здесь все, перевернуть вверх дном, и вытрясти все, что ему нужно: о Гамаюне или Хамаюне, о Алконост, о Намиль, о нефилиме, о Мастере, о этом драконе, о Чаше, о Миналь, о всей этой кутерьме с судьбами, предназначениями, смертями, враньем, недосказанностью и чужим влиянием.       Ответ где-то здесь. Он его чуял чуть ли не носом. Но где это эфемерное «здесь»? За каким поворотом, в какой комнате, зале?       Он попал в центр стаи беккетов, которые сами не могут понять, где и чье гнездо, где и чьи яйца.       Утром он расспросил всех стражников, которые дежурили в ночь, когда Валькион вышел на прогулку, с которой не вернулся. Он чуял его слабый, улетучивающийся на сильном ветре запах. Прошел по его пути, находил его следы в снегу… Заглянул в каждый угол, боясь, что либо он его там не найдет, либо найдет его тело, замёрзшее, истекающее кровью…       Надежда покинула его, когда в одной из пещер он учуял запах его крови. Закрыв глаза, по запаху определил, что здесь был кто-то ещё. Кто-то с очень похожим на Валькиона запахом, причем запахом Невре знакомым. Он силился вспомнить, напрягал мозг… И ничего. Не мог…       Увидев отколотый камень выступа, он без труда догадался, что Валькион упал вниз — в бушующую воду безымянной реки с острыми выступами когтей скалы… Он не мог выжить.       Но в груди что-то твердило, что он ошибается. Что он не прав. И он хотел верить этому чувству, но аналитика ума ясно давала понять всю картину произошедшего. У него не было шансов выжить.       Только не в этот раз…       Сейчас же Невра решил, куда пойдет. К Миналь.       Наместницу он нашел в тронном зале, разбирающую бумаги.       Она сидела с вычурно ровной спиной. Длинный витиеватый посох лежал рядом на столе. И пусть сейчас она уже выглядела здоровой, но пахло от нее болезнью. Запах этот очень резкий, пыльный, отчего-то напоминающий Невре запах прокисшего супа и булькающую пену на нем.       Он вошёл, не желая ей кланяться. Только не ей. — Я тебя слушаю, — Миналь сложила руки в замок, уперев в хитросплетение пальцев подбородок. Ее холодные глаза сегодня были живыми. Обычное тревожное чувство засело где-то глубоко в этих голубых озёрах, как страшный монстр с длинными клыками и когтями. — Благодарю за данную мне возможность проверить горы, Наместница, — быстро бросил вампир, не меняясь в лице. Он не верил этой показушной заботе Миналь. Нет. К тому же… Она… — Нашел что-нибудь? — А Вы как думаете? — к тому же она могла быть виновата.       Девушка резко изменилась в лице. Медленно опустив руки, она собрала пальцы уже на столе, проведя по холодному камню.       Миналь не дура, она все поняла. — Подозреваешь меня? — ее тихий голос разошелся по залу, затронул каждый его уголок. Вампир ожидал, что сейчас на ее голове загорится золото венца, что стены дрогнут и она попытается его напугать.       Но она этого не делала. Вместо этого она смотрела ему в глаза.       Жест в сто раз глубже. — Подозреваю. Понимаете ли, — Невра позволил себе вольность — пройтись свободным шагом вдоль стены, заложив руки за спину, — Валькион пересказал мне, — страх за Эвелейн не давал сознаться, что и эльфийка тоже кое-что знает, — ваш разговор. Вы ему многое поведали, Ваша Милость. Вопрос — почему? Я думаю, что как и в случае с Намиль, мозги нагнали Вас поздновато. И ночью Вы решили убрать свидетеля.       Миналь слушала молча, молча следила за ним. Ни одного лишнего движения, выправка поведения.       Но он видел в ее глазах, как тревогу затмевает гнев. — Я не убивала Валькиона, и такого приказа от меня не поступало. И все, что я ему сказала, вы обязаны передать Мико. Теперь это будет исключительно между Штабом и Эсмариллом. Ради общей безопасности. — А почему «общая безопасность» стала волновать Вас только сейчас?       Миналь резко вскакивает, нависая над столом грозовой дырой неба. — Я. Его. Не. Убивала.       Невра замер, какое-то время изучая ее фигуру, расчерченную в их общем пространстве этого зала.       Врёт ли она?       Возможно. — Тогда скажите мне, кто такие нефилим и Мастер? — идя ва-банк, Невра понимает весь свой риск. Но лучшей возможности узнать ответ на один из мучающих его вопросов не находит.       Миналь медленно опускается в свое кресло. Делает вид, что его нет. Погружается в чтение своих документов. Но теневик видит, что она в смятении: скупые, короткие жесты и скованные движения. Он уже решил уйти, как до него доносится тихий, вкрадчивый голос Эсмарилльской, словно бы она боится того, что говорит: — Пятый этаж, комната-темница.

***

      Открыть глаза было задачей непосильной. Поэтому сначала он вслушивался. Вслушивался в несколько голосов, наперебой заливающих ему уши. Среди них два мужских и куча женских, ласковых…       Один голос кажется ему знакомым.       Когда тонкая полоска света пробилась через тьму век, он попытался моргнуть. Каменный свод пещеры навис над ним, напоминая каменное брюхо какого-то диковинного фамильяра. — Миль, а покажи ещё… — куча женских голосов ворковали где-то справа, за завесой яркого огня. — Слово дамы — закон! — после этого свет стал ярче, обжёг ему лицо, и ещё долго мерещился ему яркими пятнами даже при закрытых глазах, — Слышишь, твой пациент очнулся.       Над ним кто-то навис, приподнял ему голову и коснулся губ деревянной посудиной. — Пей, Валькин.       Услышав такое знакомое, но давно забытое произношение своего имени, Валькион резко открыл глаза, ожидая увидеть перед собой Элмагрона — среднего сына Дларега, который, безусловно, смог собрать все лучшие черты отца.       Но вместо лица говорившего он увидел измученное лицо гаргульи, смотрящее в небо. Открытый рот Элмагрона тогда был забит мухами, а сам он висел на стене какой-то задрипанной деревушки.       Внезапная дымка воспоминания прошла так же быстро, как и появилась. Однако от неожиданности и все ещё таящегося где-то в организме ужаса от той картины, увиденной им ещё в детстве, Валькион поперхнулся предложенным пойлом.       Зайдясь кашлем, он попытался перекатиться набок. Но острая боль в груди, словно упершийся в ребра нож, разрезающий мягкие ткани, сделать этого не дала. — Ну и шо? — все тот же знакомый голос… Чуть хрипловатый, с небольшим акцентом…       Коронное «шо».       Приоткрыв глаза, обсидианец схватил его за трехпалую руку. — Джо?.. — голос выдался слабым, хриплым. Когда тролль кивнул, дракон даже удивился, что он его услышал.       Обсидианец отпустил его, смотря, как тот отходит к огню, что-то растирая в миске пальцами. Ему на плечи тут же кинулась обнаженная девушка со змеиным хвостом и какими-то черными кожаными крыльями. Из-под ее губ выглядывали внушающие клыки. Джо не дрогнул, совершенно не обращая на нее внимания.       Завеса огня отделяла лежащего на шкурах Валькиона от уже знакомого ему ифрита, когда-то палившего огнем по взъерошенным гарпиям.       Миль, как его называли все те же девушки (теперь, более подробно их разглядев, он был уверен, что это горные манты) с неприязнью уставил свои яркие огненные глаза ему в лицо, прожигая холодную кожу и липнущие к ней мокрые волосы. И отвлекался, пожалуй, лишь на то, чтобы поворковать с очередной красоткой-мантой.       Ещё на выходе из пещеры лениво лежали роаны, накинувшие на обнаженные спины тюленьи шкуры.       Значит, это роаны и манты вытащили его из воды… А он думал, что выплыл сам.       Но сильнее его беспокоило другое — «Буревестница» должна была отчалить вечером. И ночью, когда он покинул Эсмарилл, корабля уже не было на пристани.       Тогда почему тролль здесь?       Облизнув пересохшие губы и почувствовав языком длинный порез, он задал этот вопрос Джо. Хотя сам совершенно не понял, что сказал.       Джо напуганно метнул на него взгляд, тут же пряча его за длинной челкой. Смахнул косу с плеча на спину.       Ифрит рассмеялся. — Сказано же было, дубина: не заводить знакомств! Но нет же, тролль везде найдет собутыльника! — рыжий стянул перчатки с рук, опуская их в огонь. — Хлеборезку закрой! — огрызнулся Джо, заливая в миску воду из фляги. — Ну, а что теперь закрывать-то, а? — ифрит вынул руки из огня, и глаза его сверкнули жаром, — Шеф нам все равно голову открутит, ты это хоть понимаешь? Мне терять нечего, сам же знаешь, а вот тебе… — лукавую улыбку огненного гада дракон увидел даже через костер. — К… Какой шеф?.. — после их бурной дискуссии у Валькиона дико разболелась голова, раскалывалась на кусочки и стыки заливало раскаленной магмой.       Что, черт возьми, происходит? — Ты тоже закройся, — бросил Джо, подходя к нему и стягивая одеяло, — Ребра сломал, бошку чуть не проломил, руку сломал. Щас больно-то будет, сечешь? — На ноги меня поставишь?..       Джо кивнул, начиная рисовать на его теле пальцем какие-то узоры. Его касание резко контрастировало с холодом пещеры.       Валькион решил, что позже их обо всем расспросит. Сейчас у него действительно есть проблема поважнее. — Я ж тебе серьезно говорю, шо больно будет, — тролль вытер измазанную в какой-то краске руку, достал из кармана уголёк и нарисовал какие-то знаки на своем лице, — Так шо терпи. — Ты медик?.. — Не, мамка моя была Шаманом, зульфи, короче. Я у нее учился, — закончив обводить линию роста клыков, он расставил над ним руки. Миль дал ему какой-то кислой настойки, от которой упорно несло тухлятиной. Не почувствовав вкуса, он нашарил рукой выступ камня, сжал его.       Потом в его рту оказалась тряпка. Манты исчезли, только роаны у входа любопытно поглядывали на него карими глазами. Некоторые — даже испуганно.       Что было потом, он помнил смутно. Сначала какие-то слова на незнакомом языке, как его сознание помутнилось, как тело стало тяжёлым, неподъемным… Как в голову настойчиво лез туман. Он то ли спал, то ли валялся без сознания… Но думал. Он мыслил ясно, без тумана, без морока. Четкий образ мыслей занимал всю голову, все внимание.       И это стало самым страшным, когда пришла боль. Его ломало, уши заложило и он слышал только устойчивый писк в голове. Глотку разрывало раскаленной сталью, лёгкие поднимались под кожей, а сердце в бешеном ритме разгоняло оловянную кровь по организму. Всеобъемлющее чувство страха заполнило рассудок. Хотелось бежать, спрятаться, кричать… Холодом он почувствовал влагу на висках, и это ощущение, словно пощёчина, отрезвило от заполняющего тело хаоса.       Он пытался сконцентрироваться на этой холодной влаге. Представить ее под тьмой закрытых глаз. Пытался все свое сознание свести туда, к вискам.       У него почти получалось, почти… Если бы не новая порция ощущения, что ему ломают позвоночник, он бы смог. Смог не кричать и отвлечься.       Он действительно не понял, сколько это продолжалось. И даже не заметил, когда это кончилось.       Просто в какой-то момент он перестал сжимать зубами тряпку. И сквозь настойчивый писк в голове кое-как слышал слова Джо и Мила. «…ты убил его… …зачем…» «…сильный… …было сложно… …душа…» «…Самуэль… …убьет тебя… …меня…» «…не узнает… …зелёный…» «…могу… …долбанем?..» «…трогать… …не вздумай… Милчен, ты… …галлитротово…» «… нам нельзя… …думал чем?..» «…заткнись, иначе…» «…что… …жена?.. .ты подумал?..» «…я убью тебя…» «…Самуэль ждёт… …я видел… …мозгу у… …старый хрыч…» «…ты… …лицо?..» «…да… … нам пора… …котяра ждёт…» «…огонь зелёный… …на восток…» «…ладно… …быстрей…»       И он окончательно погрузился во тьму. Вязкую, плотную, холодную, в которой его то и дело бил жар.

***

      Наложив печать на вход в зал с Кристаллом, Мико проверяла его каждый час. Тревога заполняла рассудок. Корнелия не успокоится, ни за что. Ее вызов гремел в голове кицунэ громовым раскатом.       Пазл потихоньку складывался в ее голове. Это она… Она, безусловно она! Она пригнала в их лес вендиго, и она в сговоре с этим драконом.       Но что ей нужно? Глава гвардии Света непрестанно ломала голову над этим. Власть? Деньги? Месть? Что нужно этой паскуде, что она так громко объявила о своем возвращении?       Может, и дракон — не дракон на самом деле? Ещё один из ее многочисленных фокусов?       Тогда ребята зря направились в Эсмарилл. Но ведь они ещё не вернулись, и не отчитались, там ли девочки.       К полудню она приказала Хамону приставить стражу к Кристаллу, ввести комендантский час и закрыть ворота.       Среди жителей тут же стали шептаться. Но пока паника не возникла, Мико понимала, что угрозу нужно ликвидировать. Вот только как? Где искать рыжую Корнелию? Прочесывать лес? Но пока гвардейцы будут в лесу, сам Штаб будет без защиты. Послать в лес жителей Убежища? Это идиотизм. Это просто идиотизм.       Прохаживаясь взад-вперед, она нервно закусывала костяшки пальцев.       Был бы здесь Дларег… Ей было бы легче.

***

      Впервые за действительно долгое время она смогла нормально поесть. В трактире, куда ночью привез ее Дларег с сыновьями, было пусто. Только они с темной эльфийкой Май и несколько других постояльцев. — Значит, так, — Май говорила почти шепотом, хитро прищуривая глаза и скрывая пол-лица за хитросплетением пальцев, — ты кицунэ, но все кицунэ в Инари. Что ты здесь делаешь, Мико, где твои родители? — Меня… — едва проглотив большой кусок мяса, она постучала костяшками пальцев по грудине, — Меня изгнали из города. Месяца три назад…       Май прищурилась ещё сильней. Значок Тени на ее рубашке из лучшего шелка, купленная здесь же, в Северных королевствах Нефритового Края, блестел в свете факелов фиолетовым камнем. Рядом с ней, положив голову на ладонь, сидя спал Дларег, крепко зажав кружку с пивом в свободной руке. — За что изгнали? — никак не могла успокоиться теневая. — Ну-ка, сукины дети, кому я что должен?.. — во сне невнятно пробормотал Дларег, проснувшись на какую-то минуту. Раскрыть глаза у него так и не получилось. Он лег головой на стол, отодвинув кружку ближе к Май. Та со вздохом обречённости вылила содержимое на пол, а в руку обсидианца вставила ее уже пустой. — Не обращай внимания, — махнула она рукой на гаргулью, — с этим Обсидианом всегда так. — Обсидианом? — запихивая в рот кусок хлеба, спросила Мико, — Вы из Главного Штаба?       Май кивнула, и, не успела она рта раскрыть, как Мико схватила ее за рукав. — А можно к вам в Штаб? Я буду работать! Пожалуйста!       Словно бы через плотную завесу ночи на нее и Цумэ упал яркий четкий луч.

***

      Последняя ночёвка перед прибытием в Штаб была на холме. Цинатрис, отдавший ей свой плащ для спального места, ушел куда-то, сославшийсь на дела, хотя Мико никак не могла понять, какие дела могут быть на холме, огороженном со всех сторон рощей.       Путешествие вместе с гвардейцами было ей только в радость. В радость было мучаться морской болезнью, когда они отплывали из Нефритового Края, в радость было качаться в седле за спиной Дларега или Элмагрона, в радость было делить с ними безвкусную похлёбку. Пусть она и не чувствовала себя нужной в их рядах, но чувствовала, что ее не выгонят, что не смотрят на нее, как на жалкого уродца. Они видели в ней лишь ребенка, который понятия не имел, куда идти и к кому. Абсолютно точно она знала только одно — она нужна Цумэ — своему единственному другу, который не оставит ее ни в час света, ни во тьме.       Сейчас же, обнимая себя хвостами за ноги, Мико никак не могла уснуть. Завтра они попадут в Штаб… И что тогда? К кому ей идти? Ее не выгонят, когда узнают, что она из королевской семьи? А если посчитают, что хвостов слишком мало? Она опять будет обречена на скитания? Или же можно напроситься на самую грязную работёнку?       Десятки вопросов грызли ее тревогой по рёбрам. От них хотелось убежать и зализать раны, но куда? Куда бежать от собственных мыслей?       Дларег, спящий в метре от нее, громко вздохнул во сне.       Дрогнув от неожиданности звука, Мико покрепче вцепилась в плащ старшего сына своего спасителя. И, стелясь по земле, попыталась как можно тише подползти к гаргулье ближе. Она боялась разбудить чуткую Май, которая могла высмеять ее за этот слабый и жалкий жест.       Конечно же, эльфийка не стала бы смеяться над девочкой. Но Мико этого боялась. Почему-то сейчас ей было очень важно, чтобы никто этого не заметил.       Оказавшись рядом с обсидианцем, кицунэ вдохнула терпкий запах дыма и табака. Сегодня от него не пахло выпивкой. Но она уже привыкла к этим жёстким, резким запахам, и каждый раз ассоциировала их с главой Обсидиана. И от этого чувствовала себя в безопасности. Да и через несколько лет, когда она будет чувствовать эти запахи, сознание будет подставлять ей картинку высокого, сильного мужчины, способного прогнать все ее тревоги и страхи.       На простой вопрос «почему?» она дать ответа не сможет.       Резкий мускатный запах красного табака ей даже начал нравиться.       Завернувшись в плащ покрепче, она легла на бок, повернувшись лицом к его спине. Внезапно неудобство сковало ей руки и ноги. Как она выглядит сейчас? Глупой девчонкой, которая жмется к взрослому мужчине… Стыд залил лицо кровью, щеки горели… Она уже подумала о том, чтобы развернуться и ползти обратно.       Но Дларег снова вздрогнул во сне. Потянулся и, перевернувшись на другой бок, открыл глаза.       Она ощущала, как яркие глаза цвета солнца буравят ее затылок.       Прогонит.       Высмеет.       Вжав голову в плечи, кицунэ боялась пошевелиться, притворяясь спящей. Может, удастся все столкнуть на случайность? На лунатизм? Какого черта она вообще полезла к нему? Почему вообще ей так важно быть в его обществе?       Чуть ли не плача от стыда, Мико заготавливала в голове всевозможные извинения, прокручивая, что он мог ей сказать и как стоило бы отвечать. Но жест, грубый и горячий, как и все немногочисленные жесты обсидианца, ее остановил.       Она физически почувствовала, как гаргулья закрыл глаза, положив ей руку на плечо. Погладив ее по спине, — грубо, неумело, — он снова заснул.       Зарывшись носом себе в пальцы, Мико наслаждалась ощущением его руки на своем плече. Она как будто…       Дома.       И перед тем, как заснуть, она никак не могла себе простить, что в первые минуты их первой встречи увидела в главе Обсидиана лишь чудовище.

***

— Енуки!.. — Я бессилен перед судьбой, Дларег. — Но ты мог хотя бы попытаться, черт тебя дери! — Ты говоришь глупости. — Да посмотри на нее! Посмотри!       И Баку оборачивается. Мико выравнивает спину, сжимает губы. Рыжая девчонка за спиной Енуки Казе брезгливо морщится. Она уже ненавидит ее, презирает…       Кем бы Мико не была, где бы Мико не была, ее обязательно кто-нибудь возненавидит.       Глава гвардий Эль вздыхает, его плечи резко опускаются. — Она кицунэ, — говорит гаргулья, показывая на Мико пальцем, смотря в глаза своему начальнику с такой злобой, что Енуки в пору было бы умереть на месте, — а кицунэ — одни из сильнейших магов, Енуки. Попробуй ее, дай ей испытательный срок. — А если она не справится? — баку шмыгает длинным носом, прикрывая глаза. — Тогда вручи ей тряпку и ведро, пусть моет коридоры! — обсидианец срывается на крик. Горбится, словно бы пытаясь нависнуть над низкорослым Енуки, напугать его, — Или прикажешь мне отвезти ее обратно?! А, может, сразу сбросить со скалы?! Ну, давай! Я же не имею права тебя ослушаться, Енуки Казе! — его голос сквозит ненавистью, сквозит какой-то густой зернистой смолой, которую Дларег сплевывает, чтобы не захлебнуться. Чтобы не захлебнуться собственной ненавистью к Казе.       Мико дёргается. В глазах и носу щипет. Только бы… Только бы не расплакаться…       Он же этого не сделает?.. Не сделает?..       От страха и непонимания ситуации хвосты начинают дрожать, сворачиваться в тугой клубок за спиной. Корнелия прожигает ее взглядом.       Ей страшно… Мико страшно.       Неосознанно, будто бы в желании спрятаться, защититься, кицунэ аккуратно хватает кончиками двух пальцев Дларега за длинный рукав. Невесомо, боясь, что оттолкнет, что вся высказанная им раньше доброта в момент испариться, исчезнет… Как и доброта ее родителей к ней.       Он же не такой?       Гаргулья не обращает на нее внимания, но Мико видит, как тот поигрывает желваками на своем лице.       Заметил.       Его лицо становится каменно-озлобленным, ненавидящим все и всех. Он не смотрит на кицунэ, совершенно не обращает внимания. Как будто…       Как будто ее нет.       Осознание этого западает в душу глубоким разочарованием, обидой. Наносит ещё одно чёрное пятно на нее. Самое яркое, глубокое, большое пятно на ее душу. — Дларег, — голос Енуки предельно спокоен, и это раздражает ещё больше, — у меня уже есть ученица.       Корнелия самодовольно улыбается. — Ты сделаешь это, — гаргулья внезапно хмурится, отворачивается, будто готовится получить удар. Очень болезненный, очень тяжёлый удар. — Почему?       Обсидианец не отвечает. Вздыхая, он всё ещё не смотрит на девочку. Но стряхивает ее руку. И Мико откровенно жалеет себя, что поверила ему…       И в следующий момент все происходит очень быстро. Слишком быстро, неестественно быстро.       Дларег сгибается, словно ему на плечи положили что-то чертовски тяжёлое. Его лицо, закрытое гримасой раздражения и гнева, прочитать невозможно. Яркие отблески жёлтых глаз скачут по мраморному полу каплями солнечного света. Дотронешься — сгоришь.       Енуки впервые дал волю эмоциям, которые так старательно скрывал. Расширившиеся в приступе удивления глаза, запавшие глубоко в череп, мелькнули какой-то хитрой догадкой. Его сдержанный вздох, и Дларег победил в этой перепалке.       Уперевшись коленями в мрамор зала с Кристаллом, гаргулья тихо материл проклятущий Кристалл, Северные королевства Нефритового Края, всех баку, и особенно родственников Енуки Казе. Досталось и Мико. — Я прошу от имени Обсидиана, — зло прошипел мужчина.       Мир в глазах Мико собрался в какой-то причудливый, нечеткий, с размытыми границами калейдоскоп. Какие-то мысли, совершенно непонятные, мелькали перед глазами, обрывая и без того непрочную связь с миром.       Он ее не оставил. — Ладно… — глава гвардии Света прочистил горло, махнув раскрытой ладонью вверх, и Дларег выпрямился, пряча дьявольские глаза, — Убедил… Мико, — баку повернулся к девочке, сложив руки на животе, — я дам тебе испытательный срок в три месяца, за который проверю, сможешь ли ты стать хранителем сердца Элдарии. Если ты его не пройдешь, то будешь распределена в гвардию, и продолжишь свою службу на благо Эль. Ты согласна?       Ответ был очевиден. — Да… — кажется, на глазах проступили слезы. Или же она просто начинала терять сознание.

***

      На стол Мико легла папка с документами. Она гневно взглянула запавшими глазами на Икар. Брауни опустила уши и, шмыгнув носом, отвернулась.       Со вздохом кицунэ раскрывает документы, пробегаясь глазами по наклонному поверку какого-то теневика. — Никаких следов, — глава Света закрывает папку и передаёт обратно Икар, виски начинают болеть, — Так и думала… — склонившись, она наливает из графина воду в стакан. Выпивает. — Ещё мы получили письмо, — тихо говорит Икар, зная, что Мико сейчас лучше не злить. — Откуда? — Из Сизых гор… — Да что ж ты сразу не сказала?! — Мико вырывает конверт из рук брауни, ещё в воздухе его раскрывает, углубляясь в текст Эвелейн глазами.       В груди клокочет злоба.       Ну почему все так дерьмово-то?! — Что там?.. — Икар поднимается на носочках, пытается заглянуть, но Мико резко кладет письмо текстом вниз, придавливает рукой в стол.       У нее глаза помутнели.       Сталь и ночное небо.       А ещё гнев. — Валькион пострадал. — Что?!.. Как это?! — пальцы Икар касаются нервным актом губ. — Упал в реку и чуть не разбился, — ее голос спокоен, безэмоционален. И только самые близкие знают, что за этим скрывается настоящая катастрофа. Что Мико просто физически неспособна выказать весь свой гнев, накопившийся в организме, — Был найден вчера утром, кто-то его подлечил. — Он… Он же жив, да?! — Икар, трупы не лечат! — Мико стукнула раскрытой ладонью по столу, и звук пробрался в голову Икар взрывом, разметавшим все мысли по самым потаенным закоулкам сознания. — П… Прости… Глупость спросила… Когда они смогут вернуться?.. — Когда кости встанут на место. Переход он может не выдержать. Дьявол… Они нужны мне здесь!.. — она хватает себя руками за голову. Прижимает пальцами уши, погружаясь в звенящую тишину.       Икар исчезает где-то в коридорах.       Но есть и хорошая новость…       Кицунэ поднимает пальцами уголок письма. Но почему-то эта новость ее не радует… Почему?       Разве не она так переживала потерю своих гвардейцев? «Стража привела Карен. Она изголодала и обезвожена, но я с этим быстро справлюсь. Намиль под стражей, у меня складывается ощущение, что ее с сестрой прокляли, но Миналь вроде бы уже справилась. В сознание не приходила. Власть не подпускает меня к ней, не могу осмотреть. Дозволят ли ее забрать в Штаб — не знаю. Напиши прошение.»       Пожалев, что Икар ушла, Мико находит в ящике стола последнее перо, у которого она не вырвала оперение, как она обычно делала, когда задумывалась. Бумагу ей пришлось позаимствовать из одного недавнего рапорта.       Продумывая каждое слово, она пытается не наделать клякс.

Лично Наместнице Эсмарилла и держащей верховную власть над Сизыми горами — Миналь Эсмарилльской. Прошение от Мико — главы гвардии Света Главного Штаба.

      Ваша Милость Миналь, я, Мико, глава гвардии Света и гвардий Эль, хранительница Кристалла, прошу в срочном порядке переправить Намиль Эсмарилльскую в Главный Штаб, где вышеупомянутая занимает должность рядового гвардейца Обсидиана (официально задокументировано). Штаб обязан расследовать дело об исчезновении банши Намиль и вампирши Карен, которая так же находится на Вашем попечении в Эсмарилле.       Так же Штаб желает обсудить с Вами вопрос о поставке драконьих костей для открытия портала на Землю. Мы готовы обсудить цену Эсмарилла и наладить торговые связи.       Благодарю Вас за сотрудничество.

Мико, глава гвардий Эль.

***

      Невра спешил вниз, спешил, словно бы комната-темница могла от него сбежать. Могла раствориться в камне слепых тупиков коридоров, в завывании ветра за витражными окнами, в бесконечной выси, которую он видел, стоило ему только выйти на какой-нибудь балкон.       Седьмой… Шестой…       Пятый этаж.       На последнем лестничном пролете он останавливается, переводит дыхание. И, положив раскрытую ладонь на стену, пытается идти тише, спокойнее.       Ему в нос бьёт запах свежего хлеба.       Здесь коридоры были темнее, теснее. Факелы на стенах, от которых пахло алхимическими зельями, уничтожали все тени, весь мрак, загоняя его за закрытые редкие двери.       Комната-темница, которая так настойчиво показывалась ему на глаза, встретила его тяжёлой железной дверью без замочной скважины и засова       Открывая ее, он положил ладонь на бок, чувствуя пальцами рукоять кинжала.       Свет проник в комнату волной, прорезая мрак помещения яркой вспышкой, похожей на когти какой-то огромной твари. Пыль затанцевала в воздухе, забив ему нос.       Это была обычная комната без какого-либо источника света… — Све-ет!       Справа что-то заревело, послышался звук падения стекла. У стола зашевелилось какое-то существо, освещённое огнем из коридора. Невра тут же закрыл за собой дверь, прерывая танец света в комнате.       Существо успокоилось, продолжая мастерить что-то мелкое на столе. До гостя дела ему не было.       Невра сжал рукоять оружия сильнее. Тревога мерно оседала где-то в груди, не находя причины подняться вихрем. Он прищурился, прекрасно различая в темноте очертания предметов. И их владельца.       Невысокий старик с двумя обрубками длиной в локоть на спине. Иногда обрубки эти шевелились, покрытые мелким пером. — Добрый день, — тихо поздоровался теневик, сглатывая приторный привкус пыли во рту, — Вы нефилим, да? — Не-не-не… — пролепетал старик, пошевелив остатками крыльев, — Меня называют… Не-не-нефи… Лим… Нет, не так…       Он открыл ящик стола, достав оттуда вязанную шапочку. Старую, потрепанную. Единственную букву на ней было неразобрать из-за изношенных ниток. Взгромоздил на голову, повернувшись гладковыбритым лицом к Невре.       Один его глаз поддернулся бельмом. — Я Мастер…       Невра ещё раз сглотнул, мысленно дав себе пинок. Мастер и есть нефилим, а он-то думал… Он, дурак, не догадался до этого. — Я хотел поговорить с Вами… Если позволите, — он аккуратно сел в кресло. Столп дурнопахнущей пыли взвился над его головой, оседая на плечах и волосах. Он подавил приступ кашля. — Мастер занят, — нефилим отвернулся, убрав шапку обратно в ящик. В его руках перемещались какие-то мелкие детали, вставали на свои места со скрипом, со щелчком, в правильном порядке. Когда звук Мастера не устраивал, он дёргал обрубками, склоняясь над столом.       Он видел все в этой абсолютной темноте.       Невра пытался припомнить, что он знал об этой давным давно исчезнувшей расе. Но ничего не приходило на ум. Абсолютно. Пустая никчемная голова.       На минуту он подумал, что для собственных друзей он бесполезен.       И от этой мысли стало тошно, как от болотной тины во рту. — Говорят… — аккуратно начал он, — Что ваша раса способна увидеть недалёкое будущее.       Нефилим не ответил. — А ещё, что вас больше не осталось.       Нефилим не ответил.       Невра оглядел помещение взглядом. Ни окна, ни кристалла-светильника… Мастер ненавидел свет. Предпочитал тьму.       Не потому ли, что во тьме легче скрыться?       Комната заставлена мелкими деталями из драгоценных металлов, камней, бабинами со струнами, стеклом, чистыми листами, ювелирными инструментами, чертежами… Невра терялся во всем этом. Схемы, инструменты, материалы…       Он видел перед собой того самого мастера, который изготавливает инструменты душ. Инструменты обличения души. Мастер — посредник между душой и миром, тот, кто позволяет ей говорить и гарантирует, что она будет услышана.       Мастер — старый пережиток своей расы с помутнившимся рассудком. И ведь удивительно: это ему не мешает.       Вампир принюхивается, но не чует ничего кроме затхлого запаха пыли и старого пергамента. — Скажите, — теряя всякую надежду, что их разговор склеется, Невра жмёт до последнего, — а о чем Вы говорили с генералом Гамаюном? — Гамаюн, — внезапно заревел Мастер, поднимая над головой руки, которыми так усердно ковырялся в остове ещё не родившейся души, — птица вещая! — Мастер? — вампир прищурился, подавшись вперёд, — О чем Вы с ним говорили? — Предвечным ужасом объят, Прекрасный лик горит любовью, Но вещей правдою звучат Уста, запекшиеся кровью!.. — нефилим склонился, схватился руками за голову. Остатки крыльев вздернулись вверх, забили его по спине, словно бы желая взлететь.       Невра замер, следя за этой уродливой пляской старой ненужной плоти. На краю сознания он понимал, что получает не ответ на свой вопрос, а предсказание. Возможно, очень важное предсказание. — Спой мне песню, птица Гамаюн — Песню, что не слышал я чудесней, — И, внеся в неё строку мою, Повтори Наместнице-Принцессе!       Мастер резко встал, выпрямился. Потом, повернувшись к вампиру, закрыл единственный видящий глаз.       Невре показалось, что бельмо на правом глазу старика расплылось. — Ифрит уже все увидел, — шепотом сказал нефилим и снова склонился над своей работой.       Больше Невре ничего не удалось вытянуть из него.

***

      Стены города показались Карен огромными, внушающими. Стена Главного Штаба в сравнении теперь казалась ей хлипкой и ненадежной, высотой всего лишь в два ее роста. Но громада Эсмарилла — неприступная, великолепная.       Ее вместе с кочевниками пропустили с восточных ворот, но на досмотре заметили их двоих, не отмеченных макияжем кочевников.       Стражник выслушал ее историю про похищение и цель вернуться в Штаб, но когда увидел лицо Намиль, то первым делом достал из-за пояса кандалы.       Пусть банши ещё и была не в себе и приходить в сознание стала ещё реже, но стража не пропустила их в город. На вопрос Карен, куда их ведут, ответ был очевиден: — В темницу.       Но на полпути им встретилась королевская стража. И обе девушки в первую очередь были доставлены к Наместнице.       На Намиль Миналь словно бы старалась не смотреть. Карен, уставшая и проклинающая всю гребанную Элдарию с ее приключениями, пересказывала историю, уже поведанную городской страже.       Миналь, кажется, даже не удивилась.       Подошедший старик Целитель предложил положить преступницу под стражу в лазарете. Карен же отпустили, дав приказ проводить ее к брату.       Как она шла по холодным коридорам, как спускалась по лестницам — не помнила. Все происходило как в тумане, как во сне. Снова.       В себя ее привели только крепкие руки на спине, и ее точно такой же жест, ее руки на чужой спине.       Карен чувствовала себя уставшей, голодной, истощенной. Но счастливой. — Слава Оракулу!.. — горячее дыхание коснулось ее уха, рука Невры легла ей на затылок, — Ты жива. — Угу… — сонно пробормотала Карен. В какой-то момент ей стало абсолютно все равно. Просто хотелось спать.       Что до Невры, то он был счастлив. Просто искренне счастлив.

***

      Корнелия была сволочью.       Корнелия была врагом.       Корнелия была дрянью.       Корнелия была первой ученицей Енуки Казе.       Всего лишь за пару недель жизни в Штабе Мико ее возненавидела. Рыжая вейла, пусть и безумно красивая, была дрянью внутри, гнилой, полной сырой земли куклой со странными наклонностями.       Ей нравились эксперименты в алхимии. И пусть она ещё ни разу не трогала ингредиенты, Мико видела ее уравнения, ее записи.       Ей нравились эксперименты с живыми существами.       И никого это не беспокоило.       Почему это никого не беспокоило?!       А ведь должно… Должно было!       Кидая камни в фонтан, кицунэ пугала голыми стопами мелких рыбок, подъедающих мусор на дне. Сегодня утром Корнелия подпалила ей два хвоста, обратившись в настоящую вейлу с уродливой птичьей головой и огненными руками. А все из-за чего? Из-за того что Мико превосходит ее в дисциплине перенаправления разрушительной магии в созидающую.       Эта рыжая сука ещё не знает, что у Мико талант к выставлению магических щитов.       Жизнерадостная Хуан Хуа, прибывшая в Штаб вчера, как будто специально не видела этой вражды, как будто бы не видела истинного лица этой твари! Улыбалась, махала рукой, делала комплименты…       Она действительно не видела, что Корнелии глубоко плевать на ее дружелюбие? Что она не прочь избавиться от нее? Донести какую-то гадость Енуки, подставить… Она могла это сделать. Могла. И сделает.       Бросив очередной камень, кицунэ попыталась утопить вместе с ним и свою злость. Успокоиться. Гордыня не давала пойти к учителю, рассказать обо всем… Но ведь это было так просто…       Мико не станет жаловаться, не станет ябеднячеть. Она решит свои проблемы сама. Своими силами. Она не ребенок.       Ей ни к чему помощь.       Ей и так слишком сильно помогли.       Цумэ слетел со стены Штаба ей на голову, запутавшись когтями в волосах. Мико не решилась его снять.       Как хорошо, что есть в этом чертовом мире хоть кто-то, кто без возражений принимает ее точку зрения…       Около беседки она столкнулась с Хуан Хуа.       Спрятав голову, кицунэ пытается незаметно уйти. И корит себя за то, что не сняла Цумэ со своей головы. — Мико! Мико!.. — отчётливые звуки бега. Кицунэ хочет уйти, испариться. Не хочет видеть это темное лицо и волну шоколадных волос.       Но почему-то останавливается. Вертит ушами, сгоняя птицу с головы. Цумэ садится на подставленное ребро ладони. — Этот фамильяр твой? — в диком восторге фэнхуанка упирает руки в колени, разглядывая птицу цвета пыльной гальки, — Никогда таких не видела… Какой очаровашка!       Видя эту детскую радость на лице этой наивной идиотки, Мико расплывается в ехидной улыбке. — Это не фамильяр. Этих птиц членам королевской семьи Северных королевств Нефритового Края привозят с Земли, — самодовольно она кладет руку на бок, гордо задирая подбородок.       Не такая уж она и простушка, подобранная Дларегом в лесу. Она — кицунэ. — Как зовут? — Цумэ.       Хуа изгибает бровь, красноречиво смотря на маленькие коготки птицы. — «Когти»? — неуверенно спрашивает девушка, чуть улыбаясь. — Это персонаж из легенды о рае… — Мико прижимает уши к затылку, отворачивается.       Она не должна признавать, что любит детские сказки…       Она сильная.       Но, черт дери, почему сейчас ей хочется поведать о наболевшем этой дурынде с юга?!       Может, потому что больше не кому?.. Не Дларегу же… Он нафиг пошлет. — Пойдем ко мне в комнату, расскажешь. У меня целая ваза сладкого! — Хуан Хуа тянет ее за руку, улыбаясь своими идеально-белыми зубами, — Я никогда не слышала легенду о рае!       У нее в комнате, обнимая подушку, кицунэ пытается незаметно вытереть липкую руку о простыню. Из-за чего она согласилась провести весь вечер в компании ученицы Феникса, из-за чего стала смеяться вместе с ней, пересказывать свою жизнь и почему ей так легко сейчас — непонятно. Но понятно, что сейчас она по-настоящему отдыхает. Забивает себе рот вредной едой, от которой болят зубы, не скрупулёзно учится, пытаясь оправдать момент стыда Дларега и цену его доброты к ней, не пытается стать лучше вейлы. Она занята совершенно бесполезной вещью. Но от этого стало так… Хорошо. — А эта тварь жахнула мне по хвостами! — со злобой слизывая с запястья сладкий сок, Мико ломает леденец надвое, — Когда-нибудь я ее обойду и посмотрим, у кого хвостов больше. — Да… — Хуа смеётся, открыто, беззлобно, — Корнелия та ещё…       Внезапно кицунэ поднимает голову, пытаясь увидеть глаза своей новой подруги. Увидеть… И понять, что не ослышалась.       Хуан Хуа резко закрывает рот ладонью, прячет глаза. А потом, с видом прилежной ученицы, складывает руки на груди и, словно читая учебник, сладким голосом выдает: — Каждому нужно дать столько шансов, сколько потребуется. Если тебя ударили по левой щеке — подставь правую.       Изгнанная принцесса забывает жевать. Она… Хуан Хуа врет. Врёт ей. Говорит не то, что думает.       Хуан Хуа говорит так, как ее научили. Не так, как говорит Мико. Хуа учат учителя, Мико — жизнь.       Будущая Феникс же виновато опускает голову.       Она чуть не осудила Корнелию.       Она пытается дать всем шанс.       Мико пытается решать проблемы.

***

      Просто в какой-то момент он осознал, что уже несколько минут слушал голос Эвелейн.       Эго его успокоило.       Эльфийка разговаривала с кем-то, чей голос ему был знаком. Он его слышал где-то, совсем недавно… Но не мог понять, где, и кому он принадлежал.       Постепенно в голову вернулись картинки недавнего прошлого.       Сначала — мужчина в маске, его точные удары и последующее за этим падение. Холодная вода в лёгких, влажные касание и обжигающе-горячий воздух. Потом — перекошенное лицо ифрита и хмурый Джо, каким видеть его Валькион не привык. И горячее чувство боли, в котором он забылся.       Он попробовал пошевелить пальцами на руках. И каждый из них отозвался едва заметным покалыванием в кисти. — Вальк?.. Валькион, ты меня слышишь?       Ему показалось, что он открыл глаза дважды, что случайно дёрнул губой. Но в конце концов хмурое лицо Эвелейн с синяками под глазами показалось до жути реальным, резким, контрастным. — Д… Да, — воздух из лёгких вырвался стоном с едва слышимым словом. — Слава Оракулу!.. — вздохнула эльфийка, положив пальцы ему на лоб, — Жар прошел. — Вода? — отозвался все тот же смутно знакомый голос. — Нету. — Вывихи? — Отсутствуют. — Осколки? — Учитель… — с лёгкой улыбкой Эвелейн встала с больничной койки, открывая говорившего все это время Фанрея.       Потом вопросы… Сначала от Невры, почему-то взволнованного и совершенно не удивившегося рассказу о мужчине в маске, потом от стражи… Их в основном волновало, откуда в его теле следы тролльего шаманизма.       Вечером дверь мягко открыла Эвелейн. Увидев в ней надежду, он попытался подняться. — Лежи! — эльфийка мягко надавила дракону на плечи, — Тебе нельзя вставать. — Что со мной? — подавив боль в спине, он сфокусировал на ней взгляд. — У тебя многочисленные переломы, в том числе и осколочные, но все кости уже поставили на место, осколки тоже. Нужно только ждать, пока все заживёт. Ты напоролся на троллей? — медсестра села на край кровати, сложив руки на коленях в замок. У нее отчего-то был чертовски усталый вид… Как обычно. — Там был Джо… — голос хрипел и не слушался, будто бы в рот напихали ваты. Хотелось сплюнуть, но в глотке было чертовски сухо. — Это тот маг с корабля? — Да. — А почему он?.. — Я не знаю.       Почему Джоренбо был с этим ифритом? Почему не улетел? Почему был вне города и как нашел его? Сейчас тролль словно бы аккуратно показал на какую-то завесу очередной тайны, о которой Валькион даже не догадывался. Легкомысленный весельчак Джо, любящий болтаться вниз головой, внезапно оказался кем-то другим… Кем?       А если врагом? А если предателем?       А если в конечном итоге ему придется его убить?       Обсидианец нахмурился. Это был самый страшный исход. Но ведь он помог ему… Это ведь он поставил на место осколки и дал толчок к регенерации. Это ведь он помог ему выжить и послал зелёную вспышку, на которую явилась доставившая его в лазарет стража. Это все он.       Стал бы это делать враг?       Эвелейн тоже думала. Но о чем-то своем. — Мико приказывает немедленно возвращаться в Штаб, — тихо выдает эльфийка. — Что-то случилось? — Объявилась Корнелия.       Валькион застонал, сжав губы и веки… Только этого ещё не хватало… К всеобщей суматохе не хватало только Корнелии. — Ты ее знаешь? — Эвелейн заинтересованно разглядывает его лицо. — Да… Ты появилась в Штабе после ее изгнания. — Она была первой ученицей Енуки, так ведь? — Да… — сделав глубокий вдох, дракон пытается отогнать морок того утра, когда в комнате Енуки нашли мертвым, — Они соперничали с Мико, — гул тревожных голосов, крик кицунэ… Словно бы он снова переживает это дьявольское утро, — Корнелию изгнали из-за экспериментов, а на следующий день она пробралась в Штаб и… — Убила Енуки Казе?.. — в каком-то акте суеверного страха медсестра напрягает челюсть. — В собственной постели. — Оракул… — Эвелейн кладет руку на сердце, закрывает глаза. — Голову Енуки так и не нашли. — Почему я не знала? Его же хоронили уже при мне! — Мы держали это в тайне для предотвращения паники.       Ланс был в ярости тогда, Мико же била крупная дрожь. Они с братом нашли ее за столетней вишней, всю в грязи и слезах.       Каким чудом Лансу удалось успокоить ее и отвести в лазарет, Валькион не знал. Видел только ее лицо, искаженное ужасом. Видел только землю под ее ногтями, как тащились за ней по земле мертвым грузом хвосты, похожие на извалявшиеся в грязи обрубки меха.       Его похоронили тайно. Без головы.       Это было ужасное дождливое утро, когда с деревьев начали сыпаться золотые листья, а под ногами противно чавкала грязь. — Мы не можем уйти, — он пытается говорить четко, и голос, словно бы разрабатываясь, начинает напоминать ему его же отражение в зеркале, — Нужно найти девочек сначала. — Они прибыли вчера, — Эвелейн не улыбается.       Валькион застывает, молча разглядывая лицо эльфийки. На сердце потеплело.       Значит, они живы. — Карен отсыпается.       Валькион ждёт продолжения, но Эвелейн молчит. Молчит, как врёт. Не хочет говорить ему, что со второй. — Эве? — не в силах держать эту молчаливую оборону, он касается ее кисти пальцами.       У Эвелейн руки, как сталь. — Намиль несколько дней не приходила в сознание. Это все, что я знаю.       Он откидывается на подушки, закрывает глаза. Теплота, только коснувшаяся сердца, вмиг исчезла. Стала пустотой.       В голове всплыл оскорбленный образ банши. — Эве, скажи, под угрозой смерти у волшебного существа в голове могут всплывать образы? — Да, мозг посылает всевозможные сигналы организму. Всякие видения и галлюцинации чаще всего направлены именно на спасение. — Понятно… — он слабо улыбается. Небольшая надежда, что та Намиль была настоящей, что она знала о его грешном поступке, внезапно умерла. — А что, ты что-то видел? — Нет, я ничего не видел.

***

      Невра рассматривал сосуды на крышке рояля, круглые, акустически идеальные… Стекло приятно холодило кожу, приятно отзывалось едва слышимым звоном. — Ещё раз благодарю Вас за жизнь моей сестры и приношу извинения за свою грубость, — пытаясь сделать свой голос сладким и опьяняющим, Невра терпит поражение. Наместнице он не интересен.       Ее пальцы скачут по струнам диким табуном равистов. Сосуды перед ней отзываются звоном, отражают музыку.       Смотря с ее плеча на пляску пальцев, вампир улыбается. Ее Величество предпочитает запахи фруктов.       Наверное, они кажутся ей экзотическими. — Миледи, Вы прекрасны, — тихо мурлыкнув ей на ухо, вампир пытается пробить брешь в ее обороне, найти лазейку. Он не нашел лазейки в закрытую библиотеку, так, может, ему подскажет Миналь? — Иди к черту или прикажу казнить, — рассерженно шипит девушка, кривя нос и губы.       Теневик выпрямляется за ее спиной, подходит к краю рояля, следит за пляской пальцев Наместницы. И наугад нажимает пару нот. — Я хотел спросить у Вас, почему Вы отправили меня к Мастеру?       Вместо ответа банши начала напевать. Что-то на непонятном языке, тягучем, приторном, с терпким запахом крови и алкоголя.       Невра продолжал портить ее мелодию. — Нефилимы умеют предсказывать будущее. И я получил персональное предсказание. Правда, не могу разобрать. Что-то про «Наместницу-Принцессу». Вам знакомо? — Слышу с десяти лет, — между строками песни вставляет фразу Миналь, не прекращая безумной пляски пальцев на клавишах, — Его стихи я знаю наизусть.       Невра откидывается назад, смотря внутрь инструмента, как за каждым движением рук банши дёргаются натянутые струны под открытой крышкой. Чудовищно-завараживающе. — Так почему Вы позволите мне увидеть Мастера?       Наместница заканчивает песню, встаёт со стула, закрывая каждый сосуд пробкой. У нее спокойное лицо, каким быть не должно.       Невра берет один в руку, оставляя на нем отпечатки пальцев. — Может, ты разберёшься в его белиберде, — тихо бросает Миналь, подбирая полы платья. Стража открывает перед ней двери, выпуская в коридор. — Можно я оставлю себе один?! — кричит ей вслед вампир, подбрасывая в руке сосуд.       Молчание — знак согласия.       Улыбаясь, Невра прижимает сосуд к уху, и слышит, как через тонкие стеклянные стенки в мир просачивается музыка.       Ему всегда было интересно, как создают мелодии, заключённые в сосуды.

***

      Новый металл противно скрипит в его рукак. — Это в честь чего? — Мико скромно улыбается, заливаясь румянцем. Ланс ухмыльнулся уголком губ, как-то неопределенно поведя плечом. — Да так, для зверушки твоей.       Стоящий за его спиной Валькион хитро улыбается, словно бы знает какую-то тайну.       Мико принимает в руки холодную клетку, обводит взглядом пару неаккуратных прутьев… Сделана вручную. Для нее.       Ей ещё никогда не делали таких дорогих подарков.       Пробормотав на грани слышимости слова благодарности, она обнимает старшего дракона одной рукой, второй прижимая круглую клетку к себе.       Цумэ на ближайшей ветке столетней вишни спикировал ей на плечо. Ланс сморщился.       Они друг друга недолюбливали.       К новому месту жительства птица отнеслась скептически. Растопырив черные перья кольца на шее, он спрятал голову, совершенно отказываясь обрывать свою свободу. И в конце концов улетел от хозяйки куда-то ввысь.       Ланс закатил глаза, а Валькион подмигнул кицунэ. Этот его жест она поняла далеко не сразу.       Через пару минут их беседы на плечо старшего обсидианца приземлилось белое месиво. — Черт!.. — измазав пальцы, он выругался сквозь плотно сжатые зубы, с гневом смотря в небо. Цумэ скрылся по направлению к лесу.       Валькион рассмеялся. — Третий раз за неделю, тварь пернатая!.. — кинув озлобленный взгляд в сторону скрывшийся птицы, обсидиановец выставил измазанную в помете руку в сторону брата, — Ну, чего ржешь-то? Сюда иди! — Не-не-не, — Валькион подался назад, держать от Ланса на безопасном расстоянии, — это не моя карма.       Заставляя младшего пятиться, Ланс скрылся за поворотом.       А Мико смеялась, заливаясь краской смущения.       Само собой, это был неплохой день…

***

— Учитель… Он умер… — Мико жмется, утыкается носом в колени. Дрожащие плечи выдают ее плач зловещей правдой.       У ее ног, точно проклятье, лежит разбитая птица. Стекающая с ее тела мертвая кровь болью разливается по полу. Болью западает в душу Мико. — Мико, — Енуки обнимает ее за плечи, улыбается. И улыбку эту кицунэ чувствует затылком, — ничто и никогда не уходит бесследно. Ни твоя птица, ни твоя к ней любовь не пропадут.       Мико знает, понимает, что уже нельзя ничего сделать. Что его слова, пусть и правда, но лишь утешение. Она всё ещё видит перед глазами развороченную грудную клетку и разорванное сердце. С таким жить невозможно.       Сквозняк гоняет перья по полу. — Любовь… — Енуки Казе мечтательно вздыхает, — Она бывает разной, но всегда имеет одно и то же последствие — того, кого любят по-настоящему, невозможно убить.       Кицунэ не хочет его слышать. Жмёт уши к затылку. Лишь бы не слышать… Лишь бы разум не запоминал этих слов…       Обнимает себя хвостами, задыхаясь слезами. — Мико, — ласково зовёт ее учитель, поглаживая по плечам, — посмотри, Мико. Ты не одна.       Тепло касается лица и колен поцелуями. Растирая руками по лицу слезы, юная ученица баку поднимает голову.       Она навсегда запомнит этот момент. Любовь… Сердце словно бы размякло, и в груди стало теплее. Жар поднялся к лицу, больно растягивая мышцы в счастливой улыбке.       Любовь…       Разминая словно бы затёкшие от безделья крылья, Цумэ стоит лапами в собственном развороченном жестокостью нутре.       Его тело теплое, переливаясь в свете Кристалла голубым огнем, он то теряет очертания, становясь сплошным сгустком пламени, то внезапно становится до тошноты детальным.       Девочка тянет посиневшие пальцы к круглой грудке. Поглаживает эфемерную плоть, отдающую красочным всплеском от каждого прикосновения.       Ей больно улыбаться, но остановиться она не может. — Теперь он всегда будет с тобой.

***

      Осенний день, когда только-только начало моросить холодом с наливающегося свинцом неба. Мико спускалась в подвал. Клетка, подвешенная на посохе, противно скрипела. Синий огонь в ней беспокойно колыхался. Цумэ то обретал четкие очертания, то превращался в бесформенный сгусток.       На какой-то ступеньке Мико остановилась, постучав пальцем по прутьям. — Вылезай.       Птица расправила едва различимые крылья и сложила их обратно, уйдя на самое дно своего блюдца, спрятавшись за его края. — Предатель, — раскачав клетку из стороны в сторону просто из вредности, Мико спускалась дальше.       Цветы, росшие здесь, идеально подходили для практики по заклинаниям частичной мумификации. Нужно признать, Мико их ненавидела, но если она хотела обойти Корнелию, она должна была обойти ее даже в той дисциплине, в которой ее соперницу признали лучшей.       Знала бы она, чем закончится ее прогулка по подвалу…       Стоило только коснуться листка, нанести на него руны, как дверь под лестницей, ведущая в заброшенную кладовку, со скрежетом открылась.       Мико подняла голову, встречаясь глазами с ядовитым пожаром.       Корнелия в момент показалась бледнее, чем была. Ее грудь в оковах черной ткани вздымалась под напором лёгких. Взгляд тут же забегал из стороны в сторону, а руки, дрогнув, попытались закрыть дверь.       Мико четко уловила запах озона и кровь на ее руках.       В момент оказавшись перед нею, кицунэ не дала вейле сбежать, попав посохом в щель между дверью и стеной.       Что она прятала там?       Почему кровь?       Когда мокрые пальцы соперницы соскользнули с двери, так и не закрыв ее, Мико пошла внутрь.       Пустые и наполненные колбы с разноцветными жидкостями, пар в трубках, минералы в ступках, километры исписанного текста, формулы, зарисовки… Клетки с фамильярыми.       На рабочем столе лежал вскрытый клювокрыл. Его стеклянные глаза, кажется, улыбнулись Мико.       На полу растеклась лужа крови.       Послышался звон разбираемого стекла, и Мико пришлось парировать удар вейлы. Ее птичья голова, издавая пронзительный крик, была уродливой, лысой, со сморщенной кожей.       Клюв клацнул где-то около ее уха, и Мико, навалившись всем весом на посох, парировала удар кулаком с зажатыми между пальцами осколками. Потом ударила ее в живот, откинув от себя. Проведя рукой по прутьям, собрала синее пламя в руке, кинув его в грудь Корнелии.       И бежала. Вверх по лестнице, задыхаясь сырым воздухом, падая и разбивая голые колени об острые выступы камня.       Корнелия кричала где-то за спиной. Мико бежала. Она должна была рассказать, должна добраться до холла.       Мыслей не было. Голова пуста и легка. Впереди маячит свет выхода, перила остужают вспотевшие ладони.       И внезапно свет дверного проема меркнет.       Мико чувствует столкновение. Нос побаливает, а крепкие руки хватают ее за плечи, встряхивают. — Чего разбегалась тут?! Дурь некуда деть?!       Мико поднимает голову, встречаясь взглядом с безумством янтарных глаз Дларега. Бессознательно хватает его за ворот куртки. — Там… Корнелия!.. — сухой язык напоминает свалявшийся кусок мяса, совершенно не желающий воспроизводить какие-либо звуки.       Дларег хмурится, перекидывается через перила. Крик рассерженной вейлы рассекает пространство, заполненное тревогой. — Что?! — он снова хватает ее за плечи, трясет, — Что это значит?! — Она опыты ставит… На фамилья!.. — закончив фразу оборванным криком, она внезапно понимает, что гаргулья оттолкнул ее, откинул назад.       Стукнувшись ладонями о пол, Мико поворачивает голову.       Корнелия всё ещё носит птичью голову.       Ее обезображенный вид Дларег встретил вытянутым из ножен серебром меча.       Потом была вспышка, за время которой огонь вернулся в клетку посоха Мико. Она видела только черную тень обсидианца, только его и развернувшееся огненное безумие перед ним.       Дыхнуло жаром, запахом паленых волос и скрежетом зубов.       Мико поднимается. Ей кажется, что на это уходит целая вечность. Что она медлит, что она теряется и готова потерять сознание.       Каждое движение на уровне инстинктов и интуиции.       Но потом осознает, что именно ее заклятие повалило Корнелию. Что именно ее заклятие дало фору Дларегу.       И что именно она не дала ему вонзить сталь ей в грудь.       Птичья голова медленно трансформировалась. Она лежала на полу, на холодном каменном полу. Гаргулья тяжело дышал, готовый в любой момент ее убить. По-настоящему. Без лишних церемоний и показушности. Просто ликвидировать. И ему мешало одно — схватившая его за руку Мико. — Она… — кицунэ облизнула губы, — Должна ответить по закону…       Гаргулья медленно выровнялся, но меча не убрал. Схватив девушку под локоть, рывком заставил ее встать.       Мико внезапно почувствовала себя победителем.       Когда они выходили из подвала, направляясь в зал с Кристаллом, Мико шла впереди. Она ловила удивлённые взгляды, случайные обрывки фраз и образы чужих мыслей. Почему она не дала Дларегу убить Корнелию?       Может, потому что хотела ее унизить? Отомстить за все свои годы, которые вейла отравляла. Показать всем, кого они готовы были принять на пост Главы Света. И показать, кого они этим теряли — ее.       Мико едва-едва улыбается. Корнелия ответит перед судом, будет проведено расследование. И она будет уничтожена. Убита. Не будет больше никакой Корнелии. Не будет больше яда.       Но не мести хочет Мико.       Возмездия.

«Подберите бродячего пса, о сиятельный мастер. Я устал подаянья просить у обычных людей. Я немного блохаст и не слишком породистой масти, Но разборчив в хозяевах и без претензий в еде. Я умею смотреть в глаза, я умею идти по следу, Я стану беречь ваш дом от кошек и дураков. Вы станете другом мне, единственным и последним, А я буду гордо носить тяжесть новых оков. Подберите мне новое имя, сиятельный мастер! Я устал быть подобием тряпки в ногах у судьбы. Я начну как бы новую жизнь, и отступят напасти, Не беда, что сейчас мои ласки нелепо грубы. Я умею просто любить, понимаю команду: «Рядом!» Я отлично чую врагов, и зубы мои крепки. Что стоит вам сделать шаг и вырвать меня из ада, Не дав умереть к утру от голода и тоски? Подарите мне право на небо, сиятельный мастер!.. Я мечтаю скользить над землей, не касаясь камней. Я несу сквозь помойку и смерть мое право на счастье. Протяните же руку и тихо скажите: «Ко мне!» Я буду нужен и чист, я буду верен до гроба, И солнце коснется меня, и скажет: «Не умирай!» И боль уйдет навсегда, исчезнут шрамы и злоба, А я получу надежду пробраться в собачий рай.» — © Тэм Гринхилл — «Собачий Ангел».