Амортенция

      Стояла крепкая осенняя ночь, наполненная еще теплым воздухом, оставшимся с лета, приветливым ветром и острым месяцем, освещавшим серые стены, наполняя их театральными красками и таинственностью. Среди бетонных одиноких коридоров прокрадывались двое, идя на носочках и практически не используя магию, боясь быть рассекреченными. Однако, Ви шел смело, не боясь и нашептывая текста непонятных песен под нос, держка в руках упаковку тюбиков и кисточек. Ему было весело, и это все, что следовало знать о юноше, в отличие от Хосока, который параноидально сжимал палочку, вздрагивая от каждого шороха и неосторожного шага сокурсника. Он успел отругать себя за слабость и душевный порыв сопроводить несносного Ви, который казалось не мог и минуты на месте усидеть, только для того, чтобы тот не наломал дров в одиночку. Все-таки с каждой минутой пребывания вне гостинной, Хосок сильно сомневался в том, что хочет рискнуть нарушением правил ради Ви. Они не были близки, даже не дружили, просто учились вместе и редко занимались уроками, не больше. От этого ситуация становилась более комичной и страшной, не хотел Хосок идти под трибунал из-за выходок какого-то ненормального мальчишки.       Дойдя до холла, они остановились возле оставшихся картин, которые даже не обращали на них внимания. Чон отошел на пару шагов от Ви, вглядываясь в темные и мрачные коридоры, видя в них странные и нечеловеческие очертания. У него пересохло в горле, а воображение рисовало неписанные ужасы и звуки.        Тэхен, не спеша, положил пишущие принадлежности на пол и размял руки с шеей, готовясь творить что-то великолепное. Рисовать он не умел, от слова вообще не умел, но всегда старался и получал удовольствие.  — Давай только быстрее, — опрометчиво кинул Хосок и сразу же прислушался, не слишком ли эхо разносится от стен.  — Не торопи меня, это творческий процесс. Я стараюсь на благо общества, — с энтузиазмом выдал Тэ и прикоснулся кисточкой к портрету, вырисовывая рожицы.  — Ты просто занимаешься вандализмом, — опроверг его слова Чон, дергая плечами. — За это может и влететь!       Тэ ничего не ответил и продолжил рукотворное дело. По приезде первым делом в глаза бросились опустевшие стены и скучающие картины — они выглядели такими блеклыми и понурыми, что ему непременно захотелось исправить это. И ничего лучшего, чем дорисовать пару деталей и добавить красок, ему на ум не пришло. Конечно, парень был рад компании Хосока, ведь в вдвоем гораздо лучше, чем одному.  — Мистер, не щекотите меня, — донесся голос из картины, — уберите эту грубую щетину от моего нежного холста, — взъерепенилась женщина, уворачиваясь от кисточки. Тэ шикнул на нее и пригрозил пальцем, дорисовывая ей в руку бокал с вином. Хозяйка довольно хмыкнула и сделала глоток, подмигивая парню.  — А можешь также мне сделать? — заинтересованно спросил Хосок, немного расслабляясь и увлекаясь процессом, заглядывая за плечо пуффендуйца.  — Ты не пьешь, — коротко и ясно кинул тот, расползаясь в квадратной улыбке, — собственно, как и я, но мне всегда хотелось попробовать. Это по части Чимина.       Тэ протянул Хосоку кисточку с желтой краской, предлагая присоединиться. Тот замялся, устраивая дебаты в голове, но в конце сдался и также стал проказничать, получая неимоверное удовольствие от нарушения правил и пританцовывая в такт напеванию сокурсника.  — Скажи, весь план — рисовать рожицы? В этом твой великий художественный замысел? — скептически протянул Чон, рассматривая обильное количество смайликов на картинах, среди них также пестрили сердечки, завитушки, а у одной вредной дамы были даже усы. Не сдержавшись, он усмехнулся и нарисовал первый в своей жизни цветок на строгом камзоле командира.  — Все великое — в малом, — по-философски протянул Ви, поправляя на голове берет, что был неотъемлемой частью вдохновения. — Я делаю лишь то, на что способен. Вот ты, Хосок, летаешь, а я поднимаю настроение.  — С этим трудно не согласиться, — ответил парень, потирая нос и пачкаясь в краске, — как только преподаватели увидят наши кляксы, они их сотрут, — добавил он с нотками печали в голосе.  — Это навряд ли, краска имеет стойкость к магии, она сойдет сама постепенно. Купил в Косом переулке, нововведение, — гордо произнес Тэ, будто это было самым большим достижением в его жизни.        Хосок на мгновение замер и искоса посмотрел на парня: он был весьма незатейливым, простым, веселым, но одновременно с этим сложным. Вечно улыбающиеся и находящиеся в эйфории глаза отливали чем-то тусклым и расстроенным. Именно скрытая печаль так и привлекала взгляд, а кудрявые коричневые волосы добавляли его образу неряшливости и милости. Да и в отличие от Хосока, он был в пижаме и тапочках с открытой пяткой.  — Когда я впервые тебя увидел, — почему-то именно сейчас Чона потянуло на откровения, наверное, атмосфера была располагающей, — мне показалось, что ты был довольно заносчивым и богатым, в плохом смысле этого слова. Дружил со слизеринцем, носил часы, которые были не по карману школьнику.        Тэ поджал губу и хмыкнул, если бы весь короткий жест мог отобразить его эмоциональный диапазон. Он повернулся и уставился на Чона, с непристойным вниманием рассматривая его и хлопая ресницами, а потом положил руки ему на плечи и засмеялся во все зубы, вгоняя в краску Хосока.  — Скажешь тоже, — отмахнулся Ви, оставляя у себя на носу такую же кляксу, что была у Хосока для равенства, — это часы отца, — уже серьезным тоном выдал он, мгновенно меняясь в лице.        Возникла неловкая пауза, и они оба вернулись к рисованию. Когда шедевры были закончены, и позорно покрывали именитые картины, время перевалило за второй час ночи. Собрав пожитки и пихнув их в карманы, мальчики возвращались в гостиную по коридору с открытыми окнами. Как вдруг в одно из таких окон приземлился ястреб. У него была мощная хватка, суровый и будто человеческий взгляд. От внезапности Хосок вскрикнул и вцепился в руку Тэ, а тот сразу закрыл его рот ладонью, ошарашенно смотря на птицу, пока та просверливала их взглядом и супилась.        Даже не обмолвившись и словом, они бросились бежать, но Тэ обернулся и помедлил секунду, вглядываясь в птицу и пожимая плечами, словно животное могло его понять. Ястреб прикрикнул, и Тэхен ускорил шаг, догоняя перепуганного до чертиков Хосока. Они ввалились в гостиную и забрались в кровати, пытаясь совладать с дыханием и сердцебиением.  — Чтобы я еще раз согласился на что-то подобное, — разгневанно кинул Хосок, поворачиваясь спиной к Ви и утыкаясь лицом в подушку — Ты странный! — Я потерял свой тапок, — только что и выдал Ви, озадаченно смотря на дверь, — мне он нравился.       И только когда Хосок шикнул на него, Ви накрылся одеялом и отдался миру Морфея, представляя во сне, какая завтра реакция последует на его импровизацию.

***

       Урок трансфигурации подходил к концу, Минерва что-то бурно рассказывала и диктовала домашнее задание, говоря, насколько важное обучение на последнем курсе и напоминая про СОВ, пока Намджун соблазнительно смотрел в окно, где на горизонте виднелось поле для Квиддича. Ему не терпелось полетать и почувствовать ветер, свободно гуляющий по телу. Еще он безумно хотел спать, поэтому еле сдерживал зевки и гневно кидал беглые взгляды на бодрого Джина, сидящего за первой партой. Каким бы паршивым утро не было, тот всегда выглядел как с иголочки и внимательно слушал преподавателя, постоянно трогая свои волосы и зачем-то строя губки. Задумавшись, капитан издал уставший стон и ткнулся лбом в сложенные на парте руки, но не успел он и прикрыть глаза, как раздался звонок, оповещающий об окончании занятия.        Он подскочил и уже хотел незаметно ретироваться к выходу, где столпились шестикурсники, не умеющие ждать, как его окликнула старуха.  — Ким Намджун, задержитесь, пожалуйста, — в вежливой манере сказала она, и гриффиндорец только закатил глаза, но повернулся и склонил голову в бок, вопросительно смотря на нее.        Одна деталь ему не понравилось — практически все разошлись кроме него и Сокджина, а это не значило ничего хорошего. Однако, единственная проблема, на которую он мог подумать — дела старост и не больше. Если бы не одна деталь — через дверь проскочил Юнги, у которого должно было быть здесь занятие и остановился в проходе, осматривая компанию и собираясь развернуться, чтобы выйти.  — Вы тоже, молодой человек, задержитесь, — ее голос поменялся на сдержанно сухой. Мин чертыхнулся и подошел к другу, засовывая руки в карманы и предательски смотря на мир.  — Что на этот раз? Те каракули — не моих рук дело, — быстро ответил он, готовый поклясться, что и понятие не имеет, кто бы мог нарисовать данное убожество. — Поищите среди второкурсников.  — Я верю вам на слово, — заверила Минерва, — вы бы не опустились до такого мелкого уровня проказничества. Я хочу поговорить насчет инцидента в поезде, касаемо разбитого окна, а вернее разорванного вдребезги вместе со стеной, и вашего опоздания, — она с осуждение взглянула на Намджуна, показывая всем своим видом, что глубоко в нём разочарована, а потом на Мина, но уже с таким видом, будто прекрасно понимает причину.  — Профессор, по-другому не получилось, мы задержались в министерстве, — вклинился Джун, считая обвинение несносным и не справедливым. — Я признаю вину за испорченное имущество, но мы же все исправили, — он обратил свое внимание на виновника торжества.       Сокджин стоял с таким лицом, будто находился не среди двух разгорячённых и разгневанных парней, которые так и излучали ненависть и презрение к его существованию, а среди фотографов, говорящих ему расслабиться и получать удовольствие. Он думал, что поступил правильно и разумно — сообщил о провинности, ведь это его прямая обязанность, только отчего-то Макгонагалл не поддержала его, а умеренно вздохнула, покачивая головой.  — Пора ставить мышеловки, профессор, — перебил его Мин, прищуриваясь, — в замке завелась крыса. Гигантская такая и пронырливая, сующая свой нос не в свое дело. Мне кажется, она забывается, что может остаться без хвоста, — чуть ли не рычал слизеринец.  — Оставить, — приказала женщина, когда Намджун незаметно хихикнул в кулак. Ей самой было не в радость заниматься подобным, она не первый год жила на свете и воспитывала детей, понимая, что так поступить мальчиков вынудила ситуация. — Использование магии вне Хогвартса учениками воспрещается, особенно пятого курса, — она приподняла брови. — Но мальчик не будет отдуваться за вашу оплошность, — добавила она.       На этом моменте друзья облегченно выдохнули, ведь младшему и так приходилось несладко из-за происхождения, не хватало еще и внимание к себе привлекать. Скорее всего Сокджин об этом не знал, поэтому и вел себя так эгоистично — делал и не думал о последствиях.  — Вы знаете, не всегда поступать правильно — хорошо, — задумчиво протянул Джун, явно смотря на Джина и качая головой.  — Есть миллионы способов поступить правильно и один неправильно, все зависит от выбора, — ответил Сокджин, стоя за своей правотой. У него были более личностные цели, и это понимал каждый.  — Так что ты-то сделал этот один неправильный выбор? Может, факультетом ошибся? — кинул Юнги, заводясь и даже делая пару шагов навстречу. — Достаточно, — рявкнула старуха, — для профилактики, вы, — она указала на друзей, — отчистите поле для квиддича, а с тебя Сокджин я снимаю пять баллов. Никогда не забывай, где ты учишься и к какому дому принадлежишь. Львы своих не выдают, — гордо произнесла Минерва и села за стол.       Прозвенел звонок для начала занятий, и Юнги рухнул на стул, с удовольствием наблюдая, как идеальное лицо Джина покрывается красками, как он смущенно опускает глаза и выходит. Он бы усмехнулся и даже посмеялся, если бы не вошедший Пак Чимин. Настроение мимолетно улетучилось.       Гриффиндорцы синхронно вышли в коридор, пропуская через себя нескончаемый поток студентов и остановились, чтобы завершить разговор. Этого бы хотел Сокджин, он хотел бы увидеть реакцию Джуна на поражение, но тот был непреклонен. Он приоткрыл губы, чтобы что-то сказать, но избавился от этой мысли, понимая, что нелепо и даже не нужно ничего говорить, поэтому развернулся и ушел с видом победителя. Да, таковым он и являлся — защитил друга, поступил по-мужски, не стал устраивать сцен и орать. В этом весь грёбаный Джун — всегда такой порядочный, что касается взаимоотношений между людьми. Джин продолжал стоять и смотреть тому вслед, пока парень не скрылся за поворотом. Ему бы хотелось услышать хоть что-то в ответ, будь то оскорбление или унижение, от молчания становилось только душнее.        После ужина, как было и обещано, Юнги с Джуном подметали поле, вернее разбрасывали комья грязи и листьев, стараясь придать стадиону приличный вид. От часовой работы гудели руки и шея, их тела покрылись испариной и липким потом, вокруг стояла темнота, развеянная приглушенным светом от фонарей. Гораздо приятнее было летать, а не наводить порядок, но и эта возможность с какой-то отдаленной стороны приглянулась Джуну — изучить мир Квиддича под другим углом — снизу.  — Никогда не думал, что это скажу, — фыркнул Юнги, злобно пиная камень, — но у Филча трудная работа. — У него хотя бы есть работа, — поверхностно протянул капитан, с энтузиазмом отодвигая грязную и пожухшую траву. — Ты не думал, куда пойдешь после школы? — встревоженно спросил он, замедляясь и смотря на ленивый настрой друга: тот лишь делал вид, что работает.  — Хоть куда-нибудь, главное не нахуй, — ухмыльнулся тот, — а ты, не переменил свои взгляды?  — Мне всегда прельщала идея заниматься своим бизнесом или пойти в политику, но сейчас я в смятении. Смотря на происходящее вокруг, мне не хочется бездействовать, — честно признался тот, за что получил комком мокрой грязи по спине.  — Вот только попробуй, не хватало нам еще одного избранного, — рявкнул Юнги, вытирая руки об мантию.  — А если серьезно, — шепнул Джун, пытаясь отряхнуться и лепя в руках ком для ответного удара.  — А если серьезно, то я убью тебя еще до того, как что-то начнется, — выпалил Мин, уворачиваясь от удара и готовясь к новому. Между ними завязалась не только словесная перепалка, но и игра в грязные снежки.       Джун присвистнул и подозвал к себе метлу, запрыгивая на нее и взмывая вверх, где его не мог достать злобный карлик, который раздраженно топал ногами и кидался матами.  — Сначала достань меня! — и ощутив свободу, он вспорхнул в небо, расправляя руки и дыша полной грудью от волнительных и умопомрачительных эмоций, ничего так не поднимало настроение и не очищало голову — как полет.  — Это как-то низко — шутить над низкими! — раздался снизу крик, но Джун его уже не слышал. Ему было плевать на всех и всё, сейчас он был повелителем и сам себе хозяином.       Из-за того, что было темно, он особо не видел, куда летел и просто наслаждался процессом и последними теплыми днями осени, вбирая от момента по максимуму, как неожиданно рядом что-то пролетело, а точнее пикировало. Он затормозил и взволнованно осмотрелся: это явно был не человек. В следующую секунду прям перед его носом пронеслась птица, задевая его плечо. Шокированный, Намджун еле удержал равновесие и чуть наклонился вправо, крепче вцепляясь в метлу. Его не на шутку напугала данная ситуация: птица явно понимала, что и зачем она делает. Не успел он опомниться, как она приземлилась на его плечо и крикнула.        Джун дернул метлу, отчего нечаянно выскользнул с нее, держась только одной рукой. Птица села на основание и словно хмыкнула по-человечески, а потом резко испарилась. Кое-как забравшись, капитан сразу пикировал вниз, подбегая к Юнги, что водил граблями по одному месту.  — Налетался? — обиженно кинул тот, даже не поднимая взгляда, но услышав сбитое и напряженное дыхание друга, он все же соизволил поднять глаза и увидел потерянного и возбужденного Джуна. — Все нормально?  — Меня кто-то чуть не скинул с метлы, — удивляясь своим словам ответил Джун, — специально или играясь, я не знаю, но это была птица.  — Тебя чуть не уделала птица? — откровенно насмехался Юнги, начиная смеяться. — Не говори никому, а то из команды попрут. — Только гриффиндорцу было не до шуток, он сложил руки на груди и цокнул.  — Это была не просто птица, — добавил он, переходя на пониженный тон, чтобы ненароком никто не услышал, — она четко понимала, что делает. Возможно, это анимаг. — Кому ты сдался, — фыркнул Юнги, — хотя… — он помедлил, до конца не уверенный в своих мыслях, — нет, этот человек слишком мелкого полета. Он привык действовать исподтишка, но все же, будь аккуратнее, Джун, — обеспокоенно выдал Мин, кладя руку другу на плечо.       По окончании работы, в раздевалке, их ждал не менее шокирующий сюрприз — черничное печенье.