Амортенция

Комната наполнилась стонами: аккуратными и ели слышными, но такими сладкими и трепетными. Температура накалялась, воздуха катастрофически не хватало до тех пор, пока было не принято решение открыть окно и впустить поток морозности. Одеяла давно валялись ненужной скомканной тканью на полу; свечи с ароматом шоколада успели прогореть и потухнуть; чай остался нетронутым, а клубника не съеденной. Дверь была плотно закрыта, чтобы не одна нота наслаждения не просочилась до пытливых ушей. Тэхен сгорал одновременно и от желания, и от стыда с неловкостью. Его тощее тело дрожало под пристальным взглядом и зажималось, стояло ветру подуть, он стеснительно отворачивал голову и прикрывал глаза. Периодически с его покрасневших и зацелованных уст срывались всхлипы и легкие стоны, тогда он закусывал губы и мучительно мычал, выказывая высшую степень удовольствия. Кожа походила на раскатное небесное полотно перед ливнем: стоило ее коснуться и обжечь горячем дыханием, прикоснуться влажными губами и оставить едкий поцелуй в неположенном месте, как она покрывалась мурашками и источала заряд напряжения, грозясь накалиться до неприличия. Ноги непроизвольно подтягивались к саднящему животу и медленно оттягивали резинку шелковых штанов, в которых становилось невероятно тесно и душно. Он был полураздет и полу пристыжен, казалось, еще никогда в жизни Тэхен не испытывал столько волнения, трепета и страха от одного простого, но пристального изучающего взгляда, что мог заставить его дрожать и изнемогать. Чонгуку нравилась эта размытая и окрашенная в пошлые тона картинка, нравилось наблюдать под собой истлевающего и трясущегося Тэхена, который сжимал ноги и сминал простыни руками, стыдливо прикрывая глаза и обнажая шею. На каком-то ментальном уровне он считывал все его желания и притворял их в реальность, дотрагиваясь до особо чувствительных мест. Ему нравилась их спонтанная близость, переросшая в прекрасные прелюдия после ночного поцелуя. Этот вечер стал исключительным: они отдались желаниям, но пока не заходили далеко: пока держали тонкую грань, отделяющую их от мира страсти. Сердце Чона больно бухало в грудной клетки только от одного вида парнишки с рассыпанными кучерявыми волосами, который постанывает и так ласково притягивает его к себе для влажного поцелуя. Который изнывает и изгибается в пояснице, стесняется и прячет глаза под челкой, сжимает его спину до царапин, шепчет его имя в дымке эмоций и просит не останавливаться. Ему думалось, что прекраснее и складнее он ничего и никого в жизни не видел и не увидит, словно тот был нимфой, попавшей в его сети. Тонкие пальцы Чонгука легли на бедра Тэхена и притянули к себе, отчего тот охнул и вцепился в шею парня, прижимая его к себе и чувствуя жар их тел. И он хотел бы слиться в единый поток, хотел бы отдаться и наконец-то насладиться желаемым, но не смог. Тэхен отвернул голову и приказал Чону остановиться ровно на том моменте, когда руки парнишки опустились ниже.  — Не стоит, — полушепотом выдал он, обжигая ухо Гука прикосновением губ, — пожалуйста, — вежливо добавил Тэ, словно испугался, что его не послушают. Гук оторопел и первые несколько секунд не шевелился, но потом проглотил желание и отстранился, ложась рядом и продолжая смотреть на Тэхена со сбитым дыханием и румянцем на щеках. Тот позорно прикрыл лицо руками, будто желая спрятаться от пронырливого взгляда. — Я тоже волнуюсь, — прошептал Чонгук, стараясь сгладить углы и показать, что он испытывает абсолютно те же чувства. — Хочу, но переживаю, что сделаю что-то не так и разочарую тебя. У меня никогда ничего подобного не было, и даже это было прекрасно.  — Ты правда так думаешь? — Тэхен резко к нему развернулся, отчего их носы соприкоснулись. — Правда. Тэхен, мне тоже страшно и порой неловко. Я не знаю, что делать, но рядом с тобой всё как-то встает на свои места и становится понятным. Я не могу объяснить этого, но меня тянет к тебе. Неимоверно, — прошептал младший в приоткрытые губы, еле сдерживаясь от искушения. В нем бурлили гормоны и проклятое половое созревание, а также нечто, постоянно заставляющее быть близко к парнишке. Словно внутри него была батарея, которая не могла существовать без заряда под именем Ви: все его нутро тянулось к нему на уровне молекул и физики. Ему думалось, что от притяжения можно сойти с ума, настолько он был со-зависим. Происходящее не поддавалось логике и объяснениям, однако, одно становилось очевидно: никакая учеба ему была не нужна, все мысли были только об одном человеке и с каждым днем становилось хуже. — Скажи: я тебе нравлюсь? — резко спросил Тэхен, приподнимаясь на локтях и смотря на Чонгука, чьи мокрые от пота волосы были разбросаны по подушке. Он кротко бросил взгляд на лицо того и замер, пытаясь обдумать услышанное. Почему-то такой очевидный вопрос застал его врасплох: он одновременно знал ответ и не знал его совершенно.  — Меня к тебе тянет, — повторил он шепотом, словно одного этого аргумента было достаточно. Чон считал это достойным и хорошим ответом — первым пришедшим в голову. Он еще не старался осознать свои чувства, ему не хватало опыта для подобного. Как и присуще подростку, парнишка просто делал, порой не задумываясь над эмоциями и тем, что они за собой влекут. — Но это не имеет значения, Гуки-и, — сладостно, но с долей нервозности ответил Ким, — я спрашиваю: испытываешь ли ты ко мне чувства, — из его уст эти слова звучали как самые важные и необходимые. Наступил момент, когда Тэхену пришлось призадуматься об их отношениях и чувствах — все происходящее, конечно, было прекрасно, но туманно. И выглядело как сказка, которую он сам же придумал. А как понять, что тебе нравится кто-то? Если физическое влечение, желание быть рядом и целовать, желание зависеть от человека — это совсем не то, что хотел бы услышать Ким. Чонгук застопорился: его мозг был трезв, а сердце пьяно — и говорили они разные вещи. Он хотел бы сказать безоговорочное «да», но губы не позволяли.  — Мне нравится смотреть как ты смеешься, тогда у тебя так забавно падают кудряшки на лицо. Нравится как порой при обращении у тебя остается хвост и ты этого стесняешься, хотя я считаю это милым. Нравится твоя непосредственность и бардак в голове: невозможно понять, что ты думаешь, а уж тем более, что ты сделаешь — это всегда загадка. Нравится твой запах, ты пахнешь горячим шоколадом. И нравится твоя легкая инфантильность: тебе плевать, что о тебе думают другие. Это имеет значение? — серьезно спросил Чонгук, слегка поглаживая парня по щеке, он все еще чувствовал тепло их горячих тел, но это отошло на задний фон. Тэхен кивнул и притянул того для поцелуя, не зная как еще выразить эмоции. Наверное, он был счастлив. Впервые в жизни так беззаботно, искренне и по-настоящему. Хотелось навсегда запечатлеть этот момент и запомнить слова. Это был предел его мечтаний недели две назад: тогда было страшно и вообразить картину, что они вместе будут лежать. Чонгук разорвал поцелуй и притянул парнишку к себе на грудь, поглаживая по голове и веля спать. У них еще вся жизнь впереди, чтобы успеть. Не к чему торопиться. Так, не замечая того, они провалились в сладкий сон.

***

Тэхену снился старый разваленный дом, пострадавший от пожара. Он лежал на спальнике и смотрел в потолок, что грозился обвалиться, но почему-то в этом шатком и ветхом жилище он нашел убежище и защиту. За окном разразился пожар и слышались взрывы, а ему было так спокойно и безопасно внутри обветшавших стен. Под боком спал Чонгук лицом в пол. И казалось бы, ничего не могло разрушить идиллию. Вдруг донесся крик, оглушительный и женский визг. Все его нутро сжалось в преддверии чего-то страшного и неестественного. Предчувствуя неизбежное, стены затрещали и стали осыпаться, кто-то пытался вломиться в дверь, постоянно стуча и зовя по имени Тэхена. Это был голос матери: взволнованный и напуганный. Он тотчас стал будить Гука, но все попытки были бесполезны. Тот не реагировал на его прикосновения и крики, словно совершенно их не замечал. А затем он резко проснулся и все же заметил мать у их кровати. Та действительно была на панике, это было заметно по трясущимся рукам и расширенным зрачкам. Сначала Тэхену показалось, что причиной были они с Чонгуком — полураздетые и лежащие в обнимку, он искоса посмотрел на сопящего парня, а потом на мать. Причина была в другом — она была до ужаса напугана, а у кровати стоял рюкзак.  — Просыпайтесь живее! Времени практически нет, — у нее дрожал голос, и слова сходили на крик. Чон оторвал голову от подушки, реагируя на звуки, и затуманенным взглядом посмотрел на женщину, и как только до его сонного мозга дошло, что это мать Тэхена, он подскочил и натянул покрывало до подбородка, сгорая от стыда.  — Что случилось?  — Они пришли. Дорогой, прошу соберите вещи первой необходимости и бегите. Скоро они доберутся до нашей деревни и дома, — не дожидаясь ответа, мать начала судорожно кидать вещи из шкафа в рюкзак. — Я положила деньги, их хватит на первые дни. Торопитесь! За этой суматохой наблюдали два тела, которые до сих пор не могли понять происходящего, их мозг находился во сне и никак не мог адекватно реагировать на столь быстрые перемещения женщины. — Кто? — спросонья прохрипел Чон, но по инерции вставая и начиная одеваться. Всех охватило движение. — Пожиратели! Они только что напали на соседнюю деревню. Дорогой, у нас живет много волшебников, теперь и до нас добрались. Вам лучше убираться: вы еще школьники, да и ты… — она замолчала, не зная как тактично подчеркнуть происхождение гостя. — Постарайтесь не пользоваться магией. Лучше быть незаметными. Тэхен возьми пикап отца. Никто не стал возражать, парни принялись собирать вещи, до сих пор не осознавая происходящее. Они словно были окутаны сном: непонятным и затяжным. Тэхен смахивал все с полок, даже не задумываясь над содержащим. Последним он сунул палочку в карман куртки, привыкший больше рассчитывать на свои силы, в отличие от Чона, чья жизнь напрямую зависела от нее. Картинки сменялись одна за другой, и не успели они опомниться, как уже оказались в машине. Ким завел двигатель и сглотнул, научившись водить только летом, и то его поездки ограничивались парой милей, а сейчас ему предстояло ехать в неизведанном направлении по трассе в снегопад. Впервые он ощутил всепоглощающий страх и ответственность.  — Мам, давай с нами. Как ты., — он притих, проглатывая горькие слезы.  — Не волнуйся, тигренок. Со мной все будет хорошо! Я скоро свяжусь с тобой, вот увидишь! Вам нужно поторопиться вернуться в школу, там безопасно, — о, как глубоко она заблуждалась в своих мыслях. Напоследок она поцеловала его в лоб и закрыла дверь пикапа, давая сигнал к отбытию. Ким неуверенно нажал педаль газа, и машина двинулась навстречу неизвестности. Они оба были охвачены паникой, ничего подобного в их жизни не было, они никогда не бежали и не испытывали страх за свои жизни. Чонгук смотрел в окно и глотал гордость: понимание беспомощности его терзало, а страх душил. Это не тоже самое, что выйти на поле. Здесь ему не хватало смелости достать палочку, либо сбежать без ощущения трусости. Он был жалок для самого себя, но рядом был человек, который прятал тревогу и беспокойство за мать под грузом сведенных бровей. Ким смотрел на дорогу и до боли в костяшках сжимал руль, боясь сбиться с пути. Сейчас ему нельзя было показывать эмоции, иначе он просто не совладает с главной задачей — доставить их в целостности. Смотря на это, Чонгук восхитился выдержке и стойкости парня, он взял его руку и крепко сжал, показывая, что он не один. А где-то позади раздался первый взрыв.