Амортенция

      Одинокий зимний вечер с лютующим ветром и снегопадом, Хогвартс погружен в уныние, холод и забвение: в редких окнах горят лампады, и то не учеников; по коридорам проносятся еле уловимые взору огоньки от палочки; а над крышей парят черные силуэты, которые ни с чем нельзя ни перепутать. В гостиный давно комендантский час и только тихий шепот из-под одеял разбавляет гробовую тишину и вой, который не заканчивается никогда.       Однако, все-таки в самом сердце школы, в выручай-комнате, кипела последняя искра надежды и лилась рекой жизнь. Последние из смелых и отчаянных боролись до конца и под угрозой непростительных заклинаний скрывались под покровом ночи и доказывали всему миру, что великое начинается с малого, начинается с идее все изменить. Сегодня их ряды пополнились новобранцем.       Намджун получил свой фальшивый галеон в честь торжественного вступления в ряды борцов за справедливость, раздались громкие аплодисменты и овации. Невилл пожал ему руку как инициатор возрождения и нынешний руководитель организации. Точка невозврата была пройдена, теперь он в «Отряде Дамблдора». — Мы благодарны тебе за проделанную работу, эти ценные знания помогут нам в дальнейшем, — Джинни стояла рядом и держала руку на плече старосты. — Равносильно как твои знания.        Джун легким движением скинул ее ладонь и окинул взглядом всех собравшихся: их было немного, большая часть или не доехала или скрывалась от новой власти. Одно теперь было точно ясно — за каждым движением и действием, словом теперь следовало следить. Встретившись взглядом с Ханной, он удивленно вскинул плечами и кивнул в знак одобрения. Все-таки между ними было кое-что общее: вера в светлое будущее своими руками и понимание сути борьбы. В глубине души закрадывалась червоточина о неправильности и лжи, но совесть была чиста и довольна. — Джинни, — полушепотом протянул гриффиондорец, искоса смотря на девчонку, — я попрошу тебя об одной просьбе, но она останется между нами.       Девушка поймала его взгляд и утвердительно кивнула, жестом показывая, что они смогут обсудить этот момент чуть позднее.       Собрания проходили раз в неделю, их цель: натренировать заклинания, поделиться узнанной информацией и придумать ежедневные акции по срыванию учебного процесса в знак протеста новому режиму. В последнем Нам не участвовал, считая дело гиблым и не стоящим риска. О том, куда он пропадал по ночам и чем занимался, никто не знал и не должен был знать, особенно один пронырливый староста школы, которого порой приходилось водить за нос, чтобы не стать разоблаченным вместе со всей организацией. Почему-то ему думалось, что тогда Джин их определенно выдаст или еще что сделает для безопасности.       Эта ночь не стала особенной, за исключением одного момента: пришло его время дежурить. Ежедневно кто-то из отряда скрывался в «Кабаньей голове» и подслушивал разговоры пожирателей, наблюдал за обстановкой. Для него это было плевое и легкое дело, кому как не ему знать все потайные проходы и старину Аберфорта. Вооружившись бутылкой темного, он накинул капюшон и притаился в углу, сходя за своего.       В это время к злосчастному месту приближалась вечно ищущая приключений пара неугомонных любителей спиртного. — Коридор еще уже ты выбрать не мог? Я буквально не помещаюсь, — прошипел Юнги, с силой протаскивая плечи через темное помещение, освещенное единственным огоньком лампы. Один из самых старых проходов был наполовину завален и представлялся полосой препятствия. — Не хотел лишний раз рисковать и быть на виду, — кинул Чимин, его слова отразились от стен и отдались далеким эхом. Под ногами что-то пискнуло и, не имея возможностей для лишних свободных движения, Пак прихлопнул ногой и оттолкнул себя руками от стены. — Именно поэтому мы решили выбраться в Хогсмид, а не остаться в гостиной? — он был вовсе не против выбраться из стен заключения и провести выходные как в старые добрые времена. — Если не нравится, можешь развернуться и поползти обратно, — с сарказмом докинул тот, нащупывая впереди картину и с усилием отодвигая ее. — Я не говорил, что мне не нравится.       Первым выбрался Чимин и подал руку одногруппнику, Мин принял помощь и покрепче ухватился за тонкие пальцы, продолжая их держать даже после того, как слез. В какой-то момент их непонятные отношения, граничащие между дружбой и токсичностью, стали настолько стертыми и непонятными для двоих, что описать их каким-то словом было невозможно. Они по-прежнему спорили, порой воевали, дерзили друг другу, но не было внутренней обиды и злости, только скука и нужда в обществе друг друга. Их стало столько связывать, поэтому они буквально были единственными, кто понимал безоговорочно и принимал как есть. Объяснения были не нужна, за какой-то короткий период времени Чимин для Юнги превратился из человека, чье общество было чуждо и противоестественно, в волшебника, в чьем обществе он нуждался в первую очередь.        Которое время перед глазами стояла картина сна, которую он никак не мог выбить из своей головы: стоило ему закрыть глаза и все вновь повторялось. Он хотел бы, чтобы ему не нравилось, но ему нравилось и от этого было стыдно и совестно. Почувствовал как от напряжения и волнения Мин с силой сжимает ладонь и начинает перебирать костяшками, Пак мягко выдернул руку и улыбнулся. Он старался не лезть в его зону комфорта, как бы сильно ему не хотелось этого.       Пройдя через личные покои младшего Дамблдора, они проскочили на второй этаж, обычно держащий открытым только для любителей нарушить закон и сбежать из-под гнета. Уселись подле огня на диван и открыли Херес — крепленное вино из сорта белого винограда, что любили потягивать ведьмы в «Дырявом котле». — Знатное ведьминое пойло, но сойдет, — умозаключил Чимин, на что Юнги кротко хмыкнул и сделал большой глоток, понимая больше в крепком алкоголе. — Ты не думал, что будет дальше?       Эти слова прозвучали печально и тоскливо, словно он уже обрёк их на ужасные последствия. Пак не раз задумывался об исходе и никак не могу увидеть даже проблеск, он не столько размышлял о конце, сколько о том, что ему нужно сделать и как избежать неминуемого, но вместе с тем ничего не делал и закрывал глаза на очевидные вещи, будто отрицая сам факт войны. Если Нам боролся и делал все возможное, то Чимин просто жил и наслаждался последними днями, пока их окончательно не отнимут. Только инцидент с Тэхеном заставил задуматься о реальности происходящего и угрозе жизни, висящий над ними еще с начала обучения. Нельзя было полагаться, что явится избранный и просто решит их проблемы и увезет туда, где не теряют близких. — Я сильно напьюсь и тебе придется тащить меня до школы, — с сарказмом ответил Юнги, прикидываясь непонятным. Так было проще. — Я оставлю тебя здесь, не надейся, — фыркнул Чимин, ощущая опьянение в голове. — Ты меня не оставишь, — его голос прозвучал серьезно и рассудительно, как приговор, с которым нельзя было не согласиться.       Пак обернулся на столь резкую смену тона и, кажется, впервые задумался о Юнги как о достаточно проницательном и мудром человеке, знающим вес слов и их значение. Тот был абсолютно прав: что тот не сделает, он больше не сможет сдаться и оставить его, не сможет отступить и отказаться от того, что чувствует. Впервые за всю жизнь Чимин ощущал что-то настоящее внутри себя и любил не только себя и Тэхена, его хватило еще на одного человека. И ему было плевать если его мысли и чувства не разделяли, он вляпался по уши.       Кажется, он так долго смотрел на него, что проделал дыру в щеке Мина, заставляя того смущенно смотреть в пол и глушить без раздумья вино в лихорадочной попытке выключить вечно вещающий один канала в голове. Ему было стеснительно и неловко от того, какими глазами на него смотрят. Ему не нравилось, как все быстро изменилось и стало непонятным. Раньше все было четко — враги, а сейчас он не мог подобрать подходящих слов.       Незаметно и весьма неумело Пак слегка дотронулся мизинцем до мизинца Юнги, как бы подтверждаю правоту слов того. Его щеки запылали как у неопытного юнца, он спрятал отчаяние и трепет в вине, пытаясь быть непринужденным. Их окутал морок алкоголя и мнимого чувства безопасности, давай возможность позабыть о всем мирском.       Юнги был не против. Он еле заметно двинул руку вперед так, что ладони чуть-чуть накрыли друг друга. Было что-то особое и тепло в данном жесте, что-то родное и доверительное. Сердце Пака забилось быстрее: это было не обычное прикосновение, коих было много, оно было эмоциональным и особым. — Мне жаль за то, что было между нами в прошлом. Сколько ненужного времени было потрачено зря. Если бы я знал, насколько ты хороший человек, я бы предпринял попытки все изменить, — сорвалось с уст Юнги. Он не думал и не хотел говорить столь откровенные и обнаженные слова, но сказал. Признался в том, что таил на душе долгое время. — Я был не справедлив к тебе и судил по обложке. Ты не такой, каким я представлял тебя. Ты не заслуживал той ненависти, и все равно терпел. Терпел и позволял себя ненавидеть, чтобы мне было легче. Спасибо за это.       Они встретились взглядами. Оба пьяны, оба мечтательны и как никогда открыты и уязвимы. Пак полностью накрыл руку парня своей и сжал ее в знак поддержки и благодарности. Он никогда не думал, что Юнги может быть таким искренним и храбрым. Кажется, именно сегодня Чимин осознал, что окончательно влюбился. И что это чувство распирало его и рвалось наружу.        Не заметя того, их лица сблизились и оказались на опасном и томительно расстоянии, когда один сделанный шаг разрушит все, что было в прошлом и сожжет то, что будет в будущем. Пак с искушением посмотрел на губы бывшего врага и прикрыл глаза, готовый сделать шаг в неизвестность и рискнуть всем, но Юнги стоял неподвижно и смотрел на Чимина. Все все металось внутри и не могло найти нравственный ориентир, он был слишком пьян для этого. Сделав усилие, их губы практически соприкоснулись, горячие дыхание стали обжигать и сильнее давить на подсознание. Казалось бы, какой-то миллиметр и все, но они выжидали. Пак не мог давить на Мина, не мог позволить оступиться и пойти против воли и внутренних убеждений, как бы больно от этого не было.       Как вдруг произошел взрыв, и у камина очутились два пожирателя — Джагсон и Мальсибер, совершивших трансгрессию в «Кабанью голову» и не ожидающие застать двух подростков за интимным моментом ровно настолько, насколько два подростка, практические слившиеся в поцелуи, не ожидали пред собой увидеть непонятно откуда взявшихся пожирателей.       Джун допивал вторую бутылку и уныло поглядывал на время: ничего не происходило который час. Он уже собирался уйти и покинуть пост, соблазненный маревом сна, как по лестнице кубарем слетел человек, а наверху раздался взрыв и оглушительный грохот от использования магии.       Юнги поднялся и отряхнулся, озадачено смотря по сторонам и не понимая, как оказался внизу, да еще самым унизительным способом — спущенным как щенок. В ушах гудело, а руки были все в ссадинах и занозах. Он чертыхнулся и вытер кровь о джинсы. — Юнги?       Обернулся и заметил недалеко Джуна, что успел встать и подойти ближе. Брови изогнулись в удивлении, Мин хотел было ответить, как его снес с ног Чимин и, ухватив за рукав, потянул за собой. Они выбежали так стремительно, что Нам даже растерялся и замер на мгновение, обдумывая происходящее. Вслед за ними стали сбегать пожиратели. - Ваддивази , — кидает гриффиндорец, и в противников летят столы со всем содержимым.       Ему удалось выиграть пару секунд и, не думая, он кинулся следом, позабыв про верхнюю одежду. Бушевала страшная вьюга: такая, что и в метре не было видно человека, а снег царапал кожу до крови. Остановился у входа, еще освещенным фонарями и огляделся в попытке разглядеть беглецов. Напротив, в «Музыкальном магазине Доминика Маэстро» дернулась дверь.       Чимин схватил себя за плечи и испуганно осмотрелся: ни о каком укрытии и речь не шла, посередине стоял рояль, у стены арфа и пустые полки — владелец покинул Хогсмид еще осенью. Дела обстояли не только печально, но еще и холодно, они стояли в свитерах и растерянно смотрели друг на друга в надежде увидеть искру надежды и решимости. В очередной раз вылазка не увенчалась успехом и обернулась игрой не на жизнь, а на смерть. — Я знал, что это плохая идея, — выдал Чимин, растирая руки и резко разворачиваясь на звуки колокольчика. — Это ты точно подметил, — Нам вошел почти бесшумно, впуская с собой вихрь снега и накладывая на дверь запечатывающее заклинание.       Мин недовольно хмыкнул и проигнорировал бывшего друга, совершенно наплевав на причину того для позднего нахождения в «Кабаньей голове». Нынче все, кому не лень, нарушают закон и шастают на страх и риск. А зная азартность и наигранное геройство капитана, такой поступок был очевиден для него. Странно лишь то, что он был в одиночестве. Повисла тишина, каждый призадумался о своем, а главное о том, как выбраться из патовой ситуации. Чимин осознавал: пожиратели не отступят, но три школьника против сильнейших волшебников не могли и посоревноваться.       Намджун присел подле рояля и по инерции положил руки на клавиши, зависая в воздухе и делая глубокий вдох, чтобы сосредоточиться. Только он развернулся и приоткрыл рот, чтобы озвучить пришедшие мысли, как боковым зрением уловил темные силуэты подле окна, а затем последовал взрыв. Стекло разлетелось с ударной силой на мелкие осколки и волной повалило учеников на пол. Юнги стоял дальше всех и успел свалиться за стойку, прикрывая лицо от летящих лезвий. Нам присел под инструмент и накрыл голову, сразу вытягивая палочку и не обращая внимания на мелкие ссадины. Паку же досталось пуще остальных, он находился ближе всех и повалился на пол животом, успевая только вытянуть вверх руки, которые тотчас разрезало, и густая кровь потекла на лицо.       Джагсон схватил его за ногу и приподнял вверх, Пак успел развернуться и достать из кармана палочку, на лету выкрикивая заклинание, которое было с мастерством развеяно. Тогда он прибегнул к практичной физической силе и лягнул второй ногой пожирателя по колену. Тот отвлекся из-за чего Джун успел наложить замирающие жары и помочь подняться Юнги. Так они все оказались на ногах напротив двух не в меру сильных мужчин, для которых их заклинания были как легкий разогрев перед серьезной битвой. — Так-так, какая интересная компания собралась, кто у нас на сладенькое сегодня? — протянул Мальсибер и облизнулся. Он похрустел костяшками и с вожделением оглядел парней, прицениваясь и прикидывая силу каждого. На Чимине его взгляд осекся, он ухмыльнулся и безвластно повел плечами, выказывая свое безучастное отношение к его особе. — Просто дети, — фыркнул Джагсон и махнул руками. — Дел на минут пять, разберемся с ними по тихому и отправимся праздновать, — ему было скучно и также холодно как и всем. Вьюга все больше вторгалась на территорию музыкального магазина, покрывая инструменты насыпью снега. — Я бы так не сказал, — Мальсибер зацепился на Юнги и провел кончиком палочки по губам, прокручивая в голове всевозможные варианты. — Поиграем в догонялки. Как только я досчитаю до пяти, то начну преследование.       Раздался звонкий хохот, пробирающий до костей. Парни невольно переглянулись и не поняли, его затеи, но как только раздался первый неспешный счет, они синхронно рванули через заднюю дверь на улицу. Стоило им переступить порог и отдалиться на пару метров, как магазин разгорелся пламенем, а из него вышли две невредимые тени. — Мерлин меня подери, — чертыхнулся Пак, хватаясь за волосы и оценивая обстановку. Они были загнанными джари в руках охотников без возможности отступить. — Намджун, есть идеи? — впервые он обратился к тому, кого недолюбливал, с верой и доверием.       Они многозначно переглянулись и утвердительно кивнули, уловив ход мысли друг друга. Защищать Юнги и не дать его силе раскрыться, как можно дальше отойти от территории Хогвартса и трансгрессировать на безопасное расстояние. Оставалась самое сложное: продержаться. — Может посвятите? — вскрикнул Мин, озадаченно смотря по очереди на обоих и не понимая, что происходит. — Бежим! — скомандовал Нам, и без лишних расспросов троица двинулась в сторону леса, ища среди густых зарослей и темноты укрытия.       Ветер безжалостно хлестал по щекам и сбивал с ног сильными порывы, заставляя постоянно оглядываться и искать преследователей, спотыкаясь о сугробы и проваливаясь в них по колено. Но стояло им вступить на территорию леса, как погода по щелчку пальцев переключилась. Буран исчез, унося с собой возможность быть затерянными. Небо стало проясняться и обнажать луну, что впускала свои властные лучи во владения тьмы и рассеивала ее. Погода больше не играла им на руку. Остановившись и у ближайшего дерева. чтобы отдышаться, троицы растерянно осматривалась и не видела пожирателей. Стояло о них подумать, как мужчины оказались прямо позади них. — Аларте Аскендаре , — выкрикивает Джун и Мальсибера подбрасывает в крону, позволяя ветках задержать его на мгновение. — Баубиллиус , — отвечает Чимин, в небо устремляется яркая молния, заполоняющая пространство настолько ярким светом, что было невозможно открыть глаза.       Выиграв себе немного времени слаженной работой, они вновь пустились наутек, надеясь, что лес будет густеть и полностью поглотит их, но расчет не оправдал надежды — впереди оказалась опушка с заледеневшей рекой. Поняв, что были загнаны в ловушку по собственной глупости, парни остановились и приняли боевую позу. А затем непонятно откуда взявшейся волной их отбросило в разные стороны: Намджун приземлился на лед и, увидев красную молнию, летящую в его сторону, повернулся. Та пробила лунку, и лед под воздействием силы стал трескаться. Он испуганно поднял глаза в поисках Юнги, чтобы убедиться в его безопасности и поднялся на ладонях, ощущая всем телом лютый треск.       Чимин применил защитные чары и бросился к Юнги, видя как Джагсон схватил его за горло и приподнял вверх, внимательно рассматривая и принюхиваясь. Тот шипел и пытался исцарапать руки пожирателю, но все было тщетно. Оценив обстановку: Мальсибер развлекался с Джуном, заставляя его скользить по льду и уклоняться от взрывающий заклинаний, дожидаясь, когда же тот провалится в ледяную пучину, Пак обернулся орлом и вцепился когтями в глаза пожирателя. Не ожидая того, Джагсон отпустил парнишку и истошно завопил, стараясь скинуть кричащую птицу с лица, но та уже успела выдрать один глаз.        В следующее мгновение Джагсон превратился в тень и испарился. Воспользовавшись моментом, Пак обернулся в привычное тело и обернулся к Юнги, который жадно хватал воздух ртом и держался за слегка опухшее и посиневшее горло. Он жестом показал «жить буду», а потом широко распахнул глаза и истошно простонал.       Пожиратель оказался за спиной Пака, после чего последовал тупой звук и хруст. Лицо Чимина отразилось сначала адской болью и застывшей гримасой ужаса, а после вовсе намертво застыло словно оледенело. Он кашлянул, и по губам стекла струйка крови. Юнги только успел подхватить его под руки, прежде чем тело Пака безвольно обмякло и потяжелело. Не замечая того, Мин громко закричал, присаживаясь вместе с другом и прижимая его ближе к себе, не позволяя пасть. Он так сильно сжимал его в своих объятиях, стараясь защитить, что невольно причинял еще большую боль. — Чими, пожалуйста, — Юнги тихо прохрипел и взглянул в безжизненные глаза, на которых застыли слезы.       Он осторожно положил друга на снег и поднялся, полный ненависти и злобы. Напротив стоял Джагсон и заливался смехом, от которого кровь кипела и будила все самые потаенные и страшные мысли. Юнги сжал кулаки и заслонил тело Чимина, всем видом показывая, что он будет защищать до последнего того, кто ему дорог. Пускай он никчемный волшебник, порой никчемный друг, но просто так сдастся не мог. Вытащим из кармана новую палочку, Мин наставил ее на пожирателя и сконцентрировался так, как никогда в жизни.        За этой ситуацией наблюдал Намджун, держащийся на волоске от ледяной пучины. От падения его удерживала только удача, медленно ускользающая у него из рук. В это мгновенье на него нашло озарение: то что всегда было под носом и казалось таким очевидным, сейчас всплыло наружу. Юнги готов пожертвовать собой ради безопасности того, кого долгое время не впускал в свою жизнь, кого ненавидел и презирал годами, кого готов был самолично убить при первой возможности. Юнги защищал того, кто был поистине ему дорог. И в этот момент Ким был готов поклясться, что отдал бы все, чтобы оказаться на месте Пака и снова быть тем, ради кого готовы пойти на самопожертвование. — Конфринго, — раздается уверенное из уст Юнги, и по идее все должно вспыхнуть пламенем, но ничего не происходит. Палочка еле слышно трещит в его руках и противится. — Депульсио! — срывается на крик и сжимает руки до хруста, но вновь ничего не происходит.       Пожиратель пуще прежнего смеется и цокает, а затем наставляет палочку на неудавшегося волшебника. Мин растерянно смотрит на Пака, пытаясь разглядеть в нем хоть проблески жизни, но все тщетно — тот не двигается и только еле вздымающаяся грудная клетка говорит о наличие медленно уходящих сил. Он мысленно просит прощенье и отпускает палочку — ничего не вышло, он даже не в состоянии защитить близкий. Его одолевает сначала такая грусть и жалость к себе и своей никчемности, а потом невероятная злость и агрессия. Пусть он падет как неудачник, зато сделает это с гордостью и пониманием, что сражался до последнего. Он начинает громко кричать и выпускать мощный поток энергии.       Пожиратель осекся и сделал шаг назад, улавливая в воздухе аромат мощной силы. Дальше все как в тумане: ударная волна, сметающая всех на своем пути. Река взорвалась ледяной стеной вверх, раздалбливая лед и рушась глыбами на берег. Вместе с ними повалился Намджун, ощущая как мерзлота окутывает его тело и тотчас покрывает инеем. Невзирая на боль и холод, он поднимается и смотрит испуганно на Юнги: тот освобождает силу и доводит себя до точки невозврата — еще одна попытка и им больше не видать привычного Мина. — Хватит! — Нам громко кричит, но слова обрываются и съедается мощным ветром. Пожиратели растворились в ночи, словно их никогда и не было. Стихия под названием Юнги готова была выйти за границы дозволенного и разнести все вместе с собой.       Однако, прикосновение еле теплой руки его мигом вернули в сознание и отрезвили. Глаза, что налились черным вернули привычный цвет и теперь быстро забегали. Он повернулся и увидел улыбающегося через силу Чимина, который осторожно прикасался к его пальцам и шепотом просил остановиться. Мин огляделся и не поверил самому себе: по поляне словно прошелся ураган, сотворенный его руками. — Ты как? — сейчас ничего не имело значимости, кроме состояния Пака, поэтому Юнги опустился на колени и невзначай прикоснулся подушечками пальцев лицу друга, утирая остатки крови. — Кажется, танцев мне не видать еще долго, — он усмехнулся и попробовал пошевелиться: тело отразилось невыносимой болью тысячи иголок, но тем не менее оно реагировало на импульсы и двигалось. — А в целом жить буду, помоги подняться. — Мобиликорпус, — шепчет Намджун, появляясь рядом и почти трясясь от холода.       Пака окутывает морок мнимого облегчения, ему удается с усилием встать и опереться на плечи Юнги, он благодарно кивает гриффиндорцу и скалится от тупого ощущения в ребрах. Чувство, будто его по костям переломали, отчего из глаз летят искры, но он пытается храбриться и даже самостоятельно стоять на ногах. — Нам бы трансгрессировать, — говорит Намджун. Не успевает он и моргнуть, как рука Юнги касается его предплечья и в следующую секунду они оказываются поблизости школы.       Слишком далеко от тепла, но слишком близко к безопасности. Их разделяют какие-то сотни метров, которые теперь кажутся непреодолимой преградой, и казалось бы, верным решением было, не теряя ни минуты, отправиться к Хогвартс, но Мин непоколебимо стоял и смотрел себе под ноги. В его мировосприятии все перевернулось вверх дном: закрывать глаза на очевидное больше было нельзя. Если он и дальше будет убегать, то окончательно погрязнет во лжи и обмане. Приобняв покрепче Пака за талию, как бы хватаясь за него для поддержки, Юнги наконец-то смог с храбростью посмотреть бывшему другу в глаза и признаться себе, что готов для разговора. — Расскажи мне все, — его твердости можно было позавидовать. Нам осекся и растерялся, не ожидая ни вопроса, ни такого агрессивного нападения. — Что со мной сейчас произошло? Волшебник, не умеющий колдовать, вдруг создает мощный поток энергии. Намджун, ты ведь знаешь? — его тон сменился на грубый и холодный, осуждающий и обиженный.       Пак вздрогнул и уставился на Юнги, закусывая губу. Сейчас он видел перед собой совершенного другого человека: еще менее часа назад тот был охвачен сомнением, стеснением и робостью, прикрытыми хамством и сарказмом; но теперь перед ним предстал уверенный, решительный и повзрослевший слизеринец, готовый принять правду и взять за нее ответственность. — Юнги, прошу, — взмолился Ким, рассеянно вертя головой и не ощущая ни конечности, ни боль, ни холод. Его порог настолько понизился, что перестал существовать. Сильные эмоции накрыли с головой, практически доводя до панической атаки и нервного срыва, но Нам только сжимал кулаки и не моргал. Он не был и никогда не будет готов к этому разговору. Он боялся реакции друга и того, что за этим последует. Боялся навсегда раствориться в бесконечности небытия. — Позволь мне защитить тебя, — на его глазах проступили слезы жалости и сожаления о содеянном. — Я так близок, — ему хотелось многое сказать, но он только поджал губы. — Нет, — трезво отрезал Мин, — меня не нужно защищать, точно не ложью. Ты понимаешь, что вся моя жизнь пошла под откос только из-за того, что ты пытался защитить меня за моей спиной при помощи лжи и обмана? — ему было тяжело говорить, тяжело обнажать свежие раны. — Скажи ему, — надавил Чимин, прикрывая глаза от пронизывающей боли. Тем не менее он сделал то, чего не хотел — освободился из-под руки Юнги, которая была ему катастрофически нужна, и сделал пару шагов назад, позволяя лучшим друзьям разобраться вместе. — Иначе это сделаю я.       Юнги как кипятком обдало, он ошпарено посмотрел на стыдливого Пака и разочарованно простонал. Он ощутил себя глупцом, которым все крутят и манипулируют, марионеткой и бездушной куклой в чужой игре. Наверное, последнее чего он ожидал от Чимина, так это лжи. — Ты знаешь… — от интонации Юнги Пака пробрало до костей. Тот холодом, с которым были брошены слова, больно ударили по сердце, почти как ножом. Он только виновато отвел взгляд и закрыл глаза, понимая, какую ошибку совершил. Больше всего он не хотел причинять боль Юнги и лгать ему, но порой так складываются обстоятельства. Больше всего он боялся потерять то драгоценное, что между ними образовалось. И, кажется, сейчас они были на грани провала, который Пак никогда не сможет принять и простить себе. — Тогда ты хотел объясниться, почему подставил меня. Время настало, я готов тебя выслушать, — четко выдал Юнги, храбрясь всем видом, но внутри ощущая слабость и уязвимость. Он не был храбрецом и тем, кто обсуждает отношения. — Ты не готов, прошу, не заставляй меня, — простонал Джун, теряя образ сильного и стойкого человека. Перед другом он был гол душой и открыт. — Скажи! Ты, никчемный трус, боящийся последствий и ложно мнящий себя избранным, скажи наконец правду! Мне надоело играть по твоим правилам в твою же выдуманную игру, хватит! Хватит настолько обесценивать нашу дружбу и преувеличивать себя! — на последних нотах он сорвался на обозленный и горестный крик от понимая всей ситуации. На глаза прыснули обжигающие слезы. — Прости меня, — вырвалось из груди Намджуна со всей накопленной болью, он упал на колени и прикрыл лицо руками, осознавая свое ничтожество и истинную слабость, — прости что я прятал тебя от тебя в маниакальной попытке защитить и уберечь от правды. Я просто хотел, чтобы ты жил как обычный ребенок. — Что ты имеешь в виду? — уже более спокойно спросил Юнги, пытаясь контролировать свои эмоции, которые переполняли его через край, но он ощущал: еще чуть-чуть и вновь произойдет вспышка.       Намджун попросту не знал, как сказать человеку о том, что сгусток темной энергии в нем, астральная опухоль, медленно высасывает из него энергию и силы, сводя в могилу. Казалось, уже поздно говорить и не имеет смысла, лучше жить в неведении. Если он скажет, то самолично подпишет смертный приговор и заставит Юнги доживать в адских муках и сомнениях, мыслях и печали. Он не мог так поступить по отношению к самому близкому человеку. Сколько бы Ким не старался, как бы близко он не приближался к истинной сущности, то правда всегда была неподвижна и горька — это не излечимо, от этого не избавиться. Юнги не спасти и никогда нельзя было — это понимали и принимали все, кроме него. — Я всего лишь пытался выиграть время, чтобы найти решение. Я хотел дать тебе жизнь, который у тебя нет и не будет. Юнги, прости, я должен был сначала тебе все рассказать, но испугался. Все мои попытки были способом защитить и спасти тебя. Даже тогда, подставляя тебя, я спасал. И всегда буду спасать, но однажды мне не удастся, и я боюсь этого момента. Боюсь винить себя за то, что ничего не сделал и принял судьбу, — его лицо было мокрым, а руки онемели от мороза, но продолжали истерично трястись. — Я пойму, если ты возненавидишь меня.       Пак молчал и осознавал, что поступает также по отношению к Тэхену. Наверное, именно сейчас он смог понять его и осознать, насколько сам заблуждается. Нельзя навязываться человеку свою правду и желания, если он того не просит. Защищая кого-то от истины, можно не заметить момента, как погрязнешь в болоте и утонешь в нем, утянув за собой человека и разрушив все, что есть между вами. — Причина того, что у тебя не получается с волшебством вовсе не отсутствие таланта, а твое происхождение. Ты родился ребенком с колоссальной волшебной силой, которую подавляли с детства, и она нашла выход. Юнги, твои родители погибли не от утечки газа. Причиной их смерти стал мощный выброс силы, исходящей от ребенка, который больше таковым не был. Все волшебство в нем заключилось в темную магию и стало медленно его убивать, из года в год высасывая силы и ища мощные эмоции для перерождения. Таких детей называют обскурами.       Юнги отшатнулся назад и упал от неспособности стоять на ногах, его тело парализовало, перекрыло дыхательные пути, не давай возможности дышать. Он стал задыхаться, раздирая ногтями горло и пытаясь кричать от накопившейся боли. Вся та боль, что копилась годами, стала давить на него и уничтожать, оседать на плечи и морально подавлять. Он ударил кулаками об снег и от бессилия заревел взахлеб. Правда была суровой. Он убил родителей.       Не в силах выносить терзаний, Пак, превозмогая боль, переступая через нее, бросился к Юнги в надежду укрыть под своим крылом и дать глоток безопасности и тела. Но его жестко откинули от себя, причиняя еще больше боль и досаду. Мин не хотел никого видеть, в том числе себя. Теперь он ощущал себя не ничтожеством, а просто монстром, рушащим все на своем пути. — Как долго ты знаешь? — дрожащими губами прошипел Юнги, поднимая красные глаза на Намджуна и испытывая только ненависть к себе. — Сколько знаю тебя, — губы двигались без звука, но Мин понял.       Юнги встал и посмотрел на палочку в своих руках: он всегда знал, что она бесполезна, что ему здесь не место. И не ошибся. Со злостью сжал ее так, что рябина треснула пополам. А затем он отшвырнул ее в сторону и расхохотался как последний безумец, понявший, что он безумец. В нем проснулась такая сильная обида, что сдерживать ее больше не представлялось возможности. Ему думалось, если он еще потерпит, то взорвется. — Юнги, прошу, — выдохнул Чимин, хватаясь за ребра и быстро поверхностно дыша, — не делай глупостей, — словно читая его мысли и понимая, чем все может закончиться. — Все хотели только помочь тебе, чтобы правда не была так жестока, как сейчас. Прошу, давай вместе успокоимся.       Юнги посмотрел на него как на последнего человека и развел руками, принимая пораженье. Ему уже было все равно, какая разница, если ты одной ногой в могиле. А после он бросился на Намджуна и повалил его окончательно на землю, начиная яростно бить так, будто тот был самым ненавистным врагом. — Всю нашу дружбу, ты как крыса, действовал за моей спиной. Все время ты мне лгал! Скажи, а дружба то была? Или это твоя миссия, задача? — его ярости не было предела, он колотил Джуна как игрушку, а тот даже не сопротивлялся. — Юнги, хватит! Не надо, иначе ты обернешься и больше… — простонал Чимин, сжимая палочку и не решаясь ее поднять на того, кого любил больше себя. — И стану им? Стану тем, от кого вы меня яростно защищаете? Стану обскуром? Может, оно и лучше, — его глаза стали наливаться чернотой, а земля вокруг дрожать. — Вы боитесь, что я заберу вас с собой? — Я боюсь потерять тебя, — честно признался Чимин и наставил палочку на Юнги. Наставил палочку на того, ради которого бы принял удар из нее. — Петрификус Тоталус .       Юнги безвольно камнем падает на землю, а Чимин отправляет свой патронус в Хогвартс.