На моих словах всё чаще гореть огню. Сила в моих руках - о ней только и пою. Стих мой на едкой земле раскроет бутоны глаз, Их согреет в себе моя мелодия в тёмный час. Я расправляю крылья, приношу вам свет, Я никогда не думал, что в этом ничего нет. Я раздвигаю стены уже тысячи лет, Я помогаю не верить в то, чего с роду нет. Движенье моих рук, движенье ломаных тел, Ты видишь ровно то, что ты видеть хотел. Доверься только мне, не говори никому, Как можно изменить повсюду жизнь одному. Оставляю тень всегда позади себя, Остужаю день до ночи, а ночью - лень. Вам открылся я, движение - имя мне. И на моём пути не вздумай стоять нигде. (с) Кукрыниксы - Движение
22 июля 1999. Подземные лаборатории Гидры под Новосибирском Мельникова Людмила Олеговна, известная в широких кругах Гидры, как Графиня, сидела в своем кабинете на минус первом этаже и читала отчеты. Ее душевное состояние было несколько расшатано в свете грядущих событий. Она с нетерпением и одновременно страхом ждала рождения ребенка мутанта №6. Женщина не знала, как ей лучше поступить. С одной стороны она подготовила все для своего последующего шага: по отчетам о ходе беременности мутанта №6 везде проходила нужная для Графини информация; в холодильной камере лежал труп новорожденной девочки, умершей на третий день после рождения в связи с врожденным пороком сердца; на ключевых постах стояли верные ей люди, за исключением, может быть, Полякова, но на его счет Графиня не сильно беспокоилась – пуля в лоб, а в гробу никто еще не разговаривал. С другой же стороны, если вскроется эта маленькая махинация, к которой Графиня готовилась с момента побега Марии и Солдата, то руководитель проекта Красный Дракон пойдет в расход. За годы работы в Гидре Мельникова перестала верить в чудеса и милосердие – в этом мире либо ты, либо тебя. Рассматривая все с позиции силы, она могла сказать, что действует правильно и сугубо в своих интересах. До фантазий высшего эшелона власти Гидры, Графине не было никакого дела: она уже давно поняла, что, не важно, мировое ли господство, мировая ли пролетарская революция, мировая ли демократия – все это утопия. Кто бы ни управлял стадом, всегда будут люди, стремящиеся к личному благосостоянию, власти, достатку. Лично для себя Графиня решила, что она именно из таких. Последние пять лет Людмилу Мельникову не оставляла одна навязчивая мысль – она страстно желала ребенка. Стать матерью по объективным причинам она не могла, а выходить замуж желания просто не имела. Какой смысл в браке для сильной самодостаточной женщины, имеющей весьма солидный счет в банке и регулярный секс с любым мужчиной, которого она захочет? Людмила Мельникова была младшей дочерью в семье потомственных военных. С детства она мечтала служить своей Родине, как это делал ее отец, дед, прадед, дяди и тети. После трагической смерти отца оба брата пошли по его стопам, став военными. Вначале восьмидесятых старший брат уже имел звание младшего лейтенанта и был устроен в военную часть в Подмосковье под непосредственное руководство друга семьи – капитана Седых. Младший брат учился в Суворовском училище, так же с легкой руки Максима Михайловича, для своих просто Макса. В один весенний дождливый день Максим Седых пришел в гости на чашку чая к вдове своего друга и его дочери Людочки. Он предложил пятнадцатилетней девушке принять участие в программе подготовки специальных агентов «Черная Вдова». Младшая Мельникова с восторгом согласилась – ее мечта служить своей стране после смерти горячо любимого отца превратилась в навязчивую идею. Ирина Петровна, мать семейства, была против, но ее быстро убедили старшие сыновья, что служба на благо Родины – это основной постулат их семьи. Так младшая Мельникова попала в программу. Она стала самой лучшей и успешной в первом выпуске Черных Вдов. На ее счету был целый ряд успешных операций в Западной Европе. В отличие от нескольких девушек-однокурсниц Людмилу не прельщала свобода идеологических врагов. Молодая шпионка, выращенная героем-патриотом, не мыслила о предательстве своей Родины. Благодаря своей искренности и холодному профессионализму Мельникова быстро заслужила внимание властей и пошла на повышение, став самым лучшим агентом на территории вражеских стран. Триумфальная карьера закончилась с развалом Советского Союза. Бывшая красивая шпионка стала никому не нужна. Возвращаться домой к строгой матери Мельниковой не хотелось ни при каких условиях – жить в трехкомнатной сталинке между станциями метро Нарвской и Кировским заводом, работать в лучшем случае в магазине, а в худшем принимать на себя роль интердевочки для хлынувших в страну иностранцев тем более не хотелось. На выручку пришел, как всегда Седых, уже давно завербованный Гидрой. Молодая и никому ненужная Вдова долго раздумывать не стала и вошла в состав уже новой шпионской организации, оставив позади тоску по КГБ и Советам. Задания в Гидре практически ничем не отличались от заданий, что Мельникова выполняла по поручению руководства КГБ: соблазнить, убить, украсть, устроить диверсию, собрать компромат. Благодаря этому она не чувствовала, что занимается чем-то плохим. Ей не было особо дела до идеологии. Просто она делала то, что умеет, когда ее Родина перестала нуждаться в ней и ее услугах.* * *
Телефон на столе звякнул. Графиня сняла трубку, на другой стороне провода взволнованный Поляков сообщил: - Началось. Уняв нервную дрожь, женщина поднялась и быстрым шагом направилась в сторону медицинского крыла, не забыв вызвать свою акушерку. Последующие несколько часов были самые трудные для Графини. Она все еще не определилась для себя – стоит ли ей забирать этого ребенка или нет. Женщина наблюдала на экране внутреннего видеонаблюдения все, что происходило в родовой: метания Марии по комнате; крики девушки во время схваток; Полякова, искренне желающего, облегчить боль своей единственной пациентки. Часы показывали уже пятнадцать минут двенадцатого ночи, когда Поляков и дежурный санитар перенесли обессилевшую девушку на родовое кресло, а акушерка доложила по телефону, что можно приходить. Графиня на негнущихся ногах, волнуясь, как первоклассница, зашла в родовой зал. Маша была почти без сознания и мало что соображала. Женщина рассматривала почти белое осунувшееся лицо с огромными блестящими как в лихорадке черными глазами, в которых плясали зловещие золотые искры. Она сначала неуверенно положила руку на разгоряченный лоб, а потом все смелее и смелее начала гладить девушку по волосам и лбу. В этот момент женщине казалось, что она и ее пленница одно целое. Графине хотелось забрать всю боль Маши себе, почувствовать то, что в этот момент чувствует девушка. - Милая, еще чуть-чуть. Тужься. Скоро все закончиться, - шептала Графиня. Время растянулось до бесконечности. И вот они услышали первый крик ребенка. Акушерка забрала младенца и ушла с ним в соседнюю комнату. Поляков хотел было открыть рот, но замолчал, встретившись с холодным взглядом своей начальницы. Он сразу понял, что сейчас произойдет. Бросив последний сочувствующий взгляд на свою подопечную, Графиня ушла вслед за акушеркой. Когда она вошла в комнату умелая медработница уже запеленала ребенка. С бесстрастным лицом она передала его на руки своей начальницы и вопросительно на нее посмотрела. Графиня аккуратно взяла крохотный сверток, дотронулась кончиками пальцев да сморщенного красного личика, провела дрожащей ладонью по маленькой голове с редкими черными волосиками, заглянула в мутные серо-голубые глаза и поняла, что никому не отдаст своего сына. - Делай, как оговаривалось. Все в силе. Завтра приедешь ко мне за деньгами. Акушерка кивнула, передала бутылочку смеси для новорожденных и покинула комнату. Кормя ребенка, Графиня глупо улыбалась и сюсюкалась. В этот момент ее пустая, лишенная цели жизнь обрела смысл. - Нам пора домой, Николай. Мама рядом. Осень 2011. Санкт-Петербург. Петроградская сторона В роскошной гостиной старого кирпичного дома с дорогими квартирами на кожаном диване в непринуждённой позе сидела роскошная блондинка в возрасте чуть за сорок. В комнате горели только настольные лампы и хрустальные бра. Мягкий желтый свет не резал глаза и хорошо разгонял вечерние тени. В Санкт-Петербурге к концу осени уже рано темнело. Женщина бездумно переключала каналы, не заостряя внимания ни на чем конкретно, пока не наткнулась на репортаж из-за бугра про чудом выжившего Стивена Роджерса. Конечно же Графиня, а ныне Людмила Олеговна, в свою юность читала файлы про Капитана Америку, идейного врага всего гидровского народа, но она никак не ожидала, что страшный сон высшего руководства Организации сбудется и такой яркий символ борьбы свободного демократического мира снова оживет. Потягивая красное вино из пузатого фужера, Мельникова вяло качала правой ногой, сидя в позе нога на ногу. Пока на экране не показали военные фотографии Ревущей команды. Холодок пробежал по позвоночнику. На экране крупным планом показали фото Стива Роджерса, а рядом с ним его друга Баки Барнса. Нервно сглотнув, Мельникова потянулась за сигаретами. - Вот же пиздец, - женщина прикурила и выпустила сизую струю через нос. Конечно же она была в курсе о том, кто такой Зимний Солдат, но искренне надеялась, что СМИ никогда не будут полоскать эту тему. Видимо она ошиблась и ей придется многое объяснять в ближайшие дни. Где-то через час хлопнула входная дверь. В прихожей, а затем в коридоре послышались легкие шаги. Спустя минут десять в гостиную зашел высокий мальчик лет двенадцати. Он молча сел на диван рядом с Мельниковой, покрутил смартфон с сенсорным экраном в руках, полистал что-то в браузере, а затем пристально посмотрел на женщину своими глубокими невероятно черными глазами, отбросив отросшую черную челку назад. - Привет, мам. - Привет, Ник. - У меня к тебе есть несколько вопросов. - И что ты хочешь знать? - Мне сегодня ребята показали эту фотку из нета. Они сказали, что я похож на этого парня, - Ник показал матери экран смартфона, который отображал старую, еще военную фотографию, сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса, друга и соратника Капитана Америка. Мельникова внимательно смотрела на своего сына. На удивление он был полной, только юной, копией Зимнего Солдата, разница была лишь в еще подростковой пухлости лица да цвете глаз, возможно и волосы были темнее – черные, как у мутанта №6. Со временем внешняя схожесть будет бросаться в глаза еще больше. Людмила искренне надеялась, что скоро эта шумиха уляжется и о Барнсе просто на просто забудут. С момента представления публике репортажа про Роджерса, Мельникова места себе не находила. Она знала, что ее сын, ее мальчик, далеко не дурак, и задаст вопрос о своей похожести на старого мертвого друга Капитана всея Америка, поэтому она достала из сейфа копию дела, ставшего ее триумфом и самым болезненным поражением. - Вот возьми, - Мельникова взяла в руки две желтые папки. – Тут ты найдешь все о своих биологических родителях. Мальчик забрал из рук матери предложенные документы. Он долго смотрел на «Дело №17» и «Дело №6/98/Х». Было видно, что он нервничал и не осмеливался открыть этот ящик Пандоры. Людмила молчала, кусая нижнюю губу. Она знала, что после прочтения этих документов, их отношения с сыном переменяться. Она не хотела терять их доверительные и такие теплые семейные узы, но не могла ему лгать. Возможно, Николай и сам не хотел знать, но он должен был спросить, а она обязана была быть честной. Так повелось изначально, что между ними не было никаких тайн и секретов. Мельникова всегда относилась к своему ребенку, как к равному, всегда говорила только правду. В свою очередь Николай отвечал ей взаимностью, всегда говорил, что думал, рассказывал все о своей жизни. Начавшийся переходный возраст не изменил ничего в их отношениях, только темы для разговоров стали откровеннее, а подробности более шокирующими. - Мам, если ты не хочешь, я не буду это читать. - Коля... - Ник, - раздраженно перебил мальчик, - Мам, я же просил. - Хм, хорошо. Мельникова помолчала с минуту, а потом продолжила: - Ник, ты уже достаточно взрослый, чтобы все понять правильно. Я надеюсь на твое благоразумие. Мальчишка скорчил смешную рожицу. А потом неуверенно спросил: - С чего мне начать. - Начни с отца. Это Дело №17. Там только общая информация. Подробности узнаешь потом, если захочешь. Думаю, что смогу их нарыть. - Ясно. А это? – Ник показал вторую толстую папку с номером 6/98/Х. - Это про мать. Там сложнее. Я пойду разогревать ужин. Посмотри пока про Барнса. - Все-таки это правда, да? Мой отец сержант Барнс? - Барнс умер в сорок пятом, сынок. Читай, а потом все вопросы, - Графиня поднялась с дивана, захватила допитый фужер и пачку дорогих сигарет и ушла на кухню. Спустя где-то час маленькая семья Мельниковых сидела за обеденным столом в кухне-столовой. Ели они молча. Женщина изредка поглядывала на сосредоточенного на чем-то сына и пила красное сухое вино. В этой ситуации она могла лишь ждать. - Я просмотрел оба дела. - И?.. - Что бы ты там себе не придумывала, я хочу, чтобы ты знала, что моя мама это ты, а не Мария Романова. Губы задрожали, а в глазах предательски защипало. Сделав большой обжигающий глоток вина Мельникова срывающимся голосом сказала: - Спасибо, сынок… Мальчик удивленно посмотрел на свою мать. - Мам, ну ты чего?! Ты моя мама! – Ник порывисто вскочил с места, обогнул стол и обнял сидящую Людмилу за шею. Женщину потряхивало от переполняющих ее эмоций. Она поверить не могла в то, что ее мальчик, узнав правду, останется на ее стороне. Декабрь 2011. Санкт-Петербург. Петроградская сторона Раннее зимнее утро не предвещало ничего страшного. Будильник разбудил Мельникову как обычно в 06.30 утра. Женщина немного с ленцой потянулась, отбросила одеяло, взяла шелковой в стиле японских гейш халат и направилась в ванну. Приняв душ, она неспешной походкой прошла на кухню, чтобы приготовить себе бодрящий кофе и завтрак сыну. В 07.15 на кухню выполз Николай. Он был необычно сонлив и неразговорчив. Мальчик молча съел предложенный омлет и салат, выпил какао с оладьями и поплелся в свою комнату, чтобы собраться. Через 20 минут его должен забрать водитель Мельниковой, чтобы отвезти в лицей. Нехорошее предчувствие кольнуло в груди женщины. Хоть она и не была родной матерью, но считала мальчишку своим собственным сыном и любила его больше, чем собственную жизнь. Братья, с которыми в итоге отношения свелись практически на нет, считали блажью воспитание чужого ребенка и несколько раз в год на семейных торжествах, таких как дни рождения почивших родителей (даты памяти каждый из детей Мельниковых предпочитал провести в одиночестве), собственные юбилеи, старшие братья толсто намекали, что не стоит делать наследником чужого мальчишку, когда есть родные племянники и племянницы. В один из последних таких разговоров Людмила откровенно послала нахуй своих любимых родственничков. Правда, больше ее не приглашали на семейные сборища, не звонили узнать, как дела, одним словом игнорировали. Женщина была этому лишь рада. Поцеловав в щеку мальчика, Мельникова заметила, что он слишком холодный. Она потрогала лоб и обеспокоенно спросила: - Ник, как ты себя чувствуешь? Не заболел? Что-то ты сегодня слишком вялый? - Да, нет. Норм все. Не беспокойся, - мальчик выдавил вымученную улыбку, взял рюкзак и поспешил на выход. Людмила обеспокоенно проводила своего ребенка взглядом. Определенно ей все это переставало нравиться.* * *
В течение дня Мельникова чувствовала беспокойство. Несколько раз она порывалась позвонить сыну, но по времени понимала, что он все еще на занятиях. В лицее, который посещал Мельников младший были определенные правила, к которым относились выключенные в обязательном порядке телефоны. Ближе к обеду Людмила совершенно потеряла покой. Ее била мелкая дрожь, и постепенно она приходила к выводу, что интуиция взыграла не просто так. Женщина знала, что сегодня у сына шесть уроков, и через двадцать минут после окончания занятий она набрала номер сына: телефон был включен, но трубку Николай не снимал. Мельникова начала паниковать, мечась из угла в угол в своем рабочем кабинете. Людмила набрала водителя: - Андрей, ты забрал Николая? - Нет, Людмила Олеговна, Николай Евгеньевич отправил меня на обед, а сам пошел с друзьями домой пешком. - С хуяли? – рявкнула Мельникова. - Но… - С хуя ты отпустил его одного? – женщина начинала терять контроль над собой. - Людмила Олеговна, Николай Евгеньевич часто так делает… - Да ты ебанулся в край? – Мельникова уже орала, - Кто разрешал??? -Но, Никола… - Уволен! Пригнал машину в гараж и съебался на хуй! Сердце сделало кульбит, и Мельникова почувствовала, что начинает проваливаться в панику. Сделав несколько глубоких вдохов, она нажала кнопку вызова начальника службы безопасности, а затем достала маленькую бутылочку дагестанского коньяка из нижнего ящика стала, лежавшую там уже несколько лет на случай нервных срывов. Этот день был именно таким. Открутив крышку, Мельникова сделала два больших глотка. Алкоголь обжог горло. Женщина закашлялась и немного отвлеклась от тяжелых предчувствий. В кабинет постучались, двери открылись, не дождавшись ответа. В кабинет вошел Краснов, который последовал в отставку в след за своей начальницей. Их связывали долгие рабочие и личные отношения. - Люд, вызвала? - Найди мне Колю, срочно. Краснов молча достал планшетник и вошел в программу, отслеживающую перемещение всех сотрудников по ДЖПС. Мельникова так же ввела в систему мобильник сына. Начальник охраны потыкал в экран, проверил данные, а затем в рацию скомандовал: - Альфа, готовьте машину. Через 5 минут выезжаем на Чугунную. - Где он? - Судя по маячку где-то в районе Чугунной. Предполагаю на заброшенном заводе. - Я с вами. - Сидела б тут. Мельникова выразительно посмотрела на своего давнего любовника. Краснов тяжело вздохнул и кивнул головой в сторону выхода. - Я до сих пор удивляюсь твоей твердолобости. Идем.* * *
Николай Мельников и двое его товарищей из семей питерских бизнесменов решили прогулять последний урок. ОБЖ в техническом лицее возле станции метро Выборгская был таким же скучным и неинформативным, как и в обычных школах не только Санкт-Петербурга, но и всей необъятной. Мальчишки в тихую улизнули с территории школы и спокойно дошли до пересечения Лесного проспекта и Чугунной улицы. Они часто так делали, когда позволяла погода. Они шли вглубь промзоны, вдоль кирпичного забора, а потом находили обвалившуюся секцию в заборе и проникали на территорию заброшки. В недостроенном кирпично-монолитном здании можно было жечь костер, курить купленные по штучно сигареты в ларьке у метро Лесная, даже можно было выпить банку пива или джин-тоника на троих. Ребята были из непростых семей, у каждого был свой водитель и негласные договоренности, что иногда личные шаферы разрешали им погулять и забирали возле метро Лесная или Выборгская позже, чем заканчивались уроки. В этот день ребята как обычно притащились на заброшку на Чугунке. Они не особо долго шатались по недостроенному корпусу заводского здания, пока не забрели на последний четвертый этаж, а за ним на крышу. Погода была на удивление теплой – бабье лето было в разгаре. Один из парней достал из сумки самокрутку. - Вот, спиздил у брата. Это лучше чем пиво, - самодовольно гоготнул Славик. - Трава что ли? – ухмыльнулся Витэк. - Ага, брат с друганами на выходных упоролись на даче, а я подрезал, когда никто не видел. - Серьезно, что ли? – удивился Ник. - Ага. Прикинте, фартонуло, - продолжал Славик. - Я пас, - слабо пискнул Витэк. - Давай сюда, - смело хмыкнул Ник. Ник тяжело переваривал информацию о том, кем он являлся. Он не был простым ребенком не смотря на все усилия мама. Маму Коля любил, она была константой в его сложной жизни, незыблемым столпом и краеугольным камнем. Она сразу поняла его смятение, когда пацаны показали ему фото Деймса Барнса. Даже слепой заметил бы абсолютное сходство между ним и неизвестным солдатом. Тогда Николаю удалось перевести это в шутку, но мама… Она дала ему в руки две папки… Сначала он быстро с ними ознакомился, можно сказать бездумно. Но осознание догнало его именно сегодня. В этот обычный школьный день он вдруг осознал, что является сыном двух самых сильных сверхлюдей-агентов Гидры: Зимнего Солдата и Кобры. Если с Зимним Солдатом было все более или менее понятно, то дело Мутанта №6 вызывало бурю далеко не самых приятных эмоций. Девушка была описана не просто опасной, а сверхопасной, учитывая то, что она была каннибалом и обладала невероятно быстрым обменом веществ, а еще огненным дыханием. Мальчишка решил, что будет думать об этом потом и поэтому решил, что легкие наркотики помогут ему справиться с тяжелыми думами. Николай зажал косяк между губ, сначала неуверенно поднес зажигалку к кончику самокрутки. Он уже не раз курил обычные сигареты, и поэтому примерно знал, что нужно делать. Он подкурил косяк, втянул в себя сладковатый дымок. Это было не похоже на курение обычного табака. Поначалу ничего не происходило, но потом его как бы ударило по голове тяжелым предметом. Захотелось засмеяться, но Ник пытался бороться с желанием поржать, с каждой секундой это становилось сложнее. Славик растянулся в довольной ухмылке: - Дай сюда. Слегка кашляя Ник протянул косяк товарищу. Славик сделал затяжку, мгновение помолчал, покашлял и хихикая передал дальше Витэку. Витэк колебался, но заметив довольные расслабленные лица друзей все же взял косяк. Самокрутка еще дважды переходила из рук в руки, пока парни не уплыли в далекие дали: Славик в благодушном настроении оперся о паребрик крыши и смотрел в даль; Витэк хихикая изучал свои ладени, а вот Ник… Ник пытался сдерживать нарастающее внутренне напряжение, его била мелкая дрожь и он потерял контроль над своим телом. Сначала по коже Николая бегали крупные мурашки, потом его начал бить легкий озноб. Мальчишка отошел подальше от своих друзей, благо они под воздействие канабиса ничего не ощущали вокруг себя и полностью окунулись в свой собственный внутренний мир. Тело перестало слушаться Николая, а в груди как будто разгоралась огненная печка, дыхание срывалось, а бешеный пульс бил в висках подобно кузнечному молоту. Мальчику казалось, что его засосало в пульсирующий коридор. Через мгновенье руки и ноги свело чудовищной судорогой. Стон вырвался из груди. А затем кожа на сведенных в неестественных положениях пальцах начала покрываться серо-белой чешуей. Николай не был дураком и сразу понял, что с ним начало происходить: переходный возраст, гормональной всплеск и сильное моральное потрясение – подтолкнули его мутацию к действию, он превращался… Мальчишка схватил свой рюкзак и кинулся прочь от друзей. Шестым чувством он понимал, что если перекинется в монстра, то не сможет его контролировать, а становиться в двенадцать лет убийце й и каннибалом он не собирался. Товарищи не заметили, как Ник куда-то исчез. Мальчишка сначала бежал на двух ногах, потом его тело хрустнуло, изогнулось, одежда треснула и повисла на нем, рюкзак был отброшен в сторону, а угол обзора изменился. Теперь вместо мальчика по крыше старого недостроя в противоположную сторону от входа на крышу неслась белая тень с длинным хвостом, служащим отличным балансиром. Длинное узкое чешуйчатое существо неслось на невообразимой скорости. В какой-то момент крыша здания закончилась, и нечто застыло на самом краю. Инстинкты и угашенный пульс играли в голове молодого мутанта невероятное танго. Мальчишка, юный змей, замер в неудобной позе, внутри просыпался голод, затмевающий последние зачатки разума. Чувствительные уши улавливали звуки вокруг, а обостренное обоняние говорило, что близко еда: человеческие существа или свора бездомных собак. Сначала звериное чутье обратило внимание на людей, но утопающий в новых ощущениях разум возопил о том, что там его друзья. Проснувшийся внутренний зверь недовольно заурчал, но подчинился. Бело-серая тень скользнула вниз по стене недостроя в сторону бездомной своры. Мгновение и хищник замер непосредственно над кучкой бездомных собак. Запах от живых существ был не такой аппетитный, как от человеческих детенышей на крыше, но все равно приемлемый. Сапфирные глаза с вертикальными зрачками не долго следили за тем, как собаки рвали тушку бездомной кошки. Холодный разум выбрал жертву и кинул тело серебряной вспышкой вниз.* * *
Мельникова, сотрясаемая нервной дрожью, почти на ходу выскочила из гелика и бросилась в сторону закрытых ворот. За воротами была территория заброшенного корпуса завода по производству оборудования для военной промышленности Российской Федерации. На встречу женщине выскочил сторож, но его быстро остановили охранники Графини, ткнув мужику в лицо красными корочками. Мгновение и дверь перед женщиной в строгом костюме была открыта. Опыт ведения военных действий и шпионских игр мгновенно превратил женщину в суперагента Черную Вдову. Она шла по следу и не терялась в обстановке. Мельникова долго прислушивалась, а потом бросилась в противоположную от сторону от тропы. Женщина шла быстрым шагом, не издавая лишнего шума. Она слышала, как где-то сзади за ней следовала водитель. Ей показалось, что от него было столько же шума, как от слона. Плюнув в сторону, она последовала в обратную сторону. Столкнувшись с водителем, она цокнула на него и отправила обратно к воротам. Отделавшись от лишнего балласта, Графиня последовала по зову сердца. Она не долго плутала в разросшихся зарослях. Через несколько минут женщина вышла на полянку среди заброшенных строений и увидела маленького белого дракона рвушего окровавленную тушу бродячей собаки. Из груди Графини вырвался испуганный стон, но она моментально совладала с собой и тихо позвала: - Ник, иди сюда, это мама. Дракончик повернул в ее сторону широкую треугольную морду с горящими голубыми глазами и нервно зарычал. Узкие ноздри втянули воздух. Мгновение и слепая ярость в диких змеиных глазах сменилась узнаванием. Издав протяжный жалостливый стон, детеныш молниеносно бросился к женщине. Тонкие руки с длинными узкими кистями обхватили Графиню за талию, а окровавленная морда зарылась между грудью правой грудью и подмышкой. Не долго думая Мельникова прижала к себе рогатую голову, отдаленно замечая, что тощее костлявое тело с округлившимся набитым мясом круглым животом сотрясают спазмы, похожие на рыдания. - Ник, мальчик мой, успокойся, - ласково прошептала Графиня. – Мне неважно кто ты, ты мой сын. Мой маленький дракончик. Я люблю тебя. Она долго говорила своему ребенку всякие глупости, пока он сотрясался в рыданиях, зарываясь мордой в ее тело, пачкая белую блузку кровью бездомных собак. Мать и сын потеряли счет времени. Женщина гладила холодную шершавую чешую, а мальчик вдыхал ее родной запах. Через минуты, а может быть через часы чешуя под теплыми пальцами Людмилы стала растворяться оставляя вместо себя волосы и гладкую кожу. - Мам, - тихо позвал Ник. - Да, солнышко? - отозвалась Графиня. - Я монстр. - Нет, не говори глупости. - Теперь ты бросишь меня? - Глупый… Ты мое самое главное сокровище. - За мной придут? - Нет. Никогда. Только через мой труп. - Мам, я люблю тебя. - И я люблю тебя, сынок, - Графиня поцеловала разгоряченный лоб своего дрожащего и обессиленного после первого превращения сына. – Ник, нам нужно с тобой очень много обсудить и договориться о том, что можно, а что нельзя. Я защищу тебя ото всех. Ты никогда не попадешь в лапы Гидры или других. Верь мне. - Я верю, мам, - мальчик перестал всхлипывать и расслабился. Он верил своей самой лучшей на свете маме.