Когда сакура в Италии зацветет

На виски нещадно давила мигрень. Текст расплывался перед глазами, и Хаято, выругавшись в полголоса, стянул очки и с силой сжал переносицу. Все эти перевозбудившиеся шестерки по отдельности были не более чем блохами на сенбернаре, но вместе превращались в орду паразитов, вгрызающихся в тело болезненными укусами и вынуждающих здоровенного пса крутиться на месте, кусая самого себя. Тонкие холодные пальчики коснулись лба. Хаято дернулся от неожиданности.  — Позволь помочь, Гокудера-кун, — сказал нежный голос. — Я умею снимать головную боль. Он спал урывками всю неделю, питался кофе и работал на износ, но едва ли это оправдывало то, что он напрочь забыл о визите Сасагавы Киоко. Сестра Рёхея прилетела в гости к подруге и брату, но оба почти сразу отбыли по делам семьи. В особняке, не считая слуг и мелкой коровы, они остались вдвоем. Он дневал и ночевал в кабинете, не пересекаясь с Сасагавой, пока сегодня она сама не появилась на его территории.  — Что ты здесь делаешь? — грубовато спросил он, отстраняясь. Легкие массирующие движения отзывались слишком приятными мурашками. Киоко его тон словно не заметила, пожимая плечами с мягкой улыбкой.  — Мне было скучно. Ламбо-кун ушел утром, а остальные слишком заняты, чтобы отвлекаться, но и помогать запретили. Здесь столько бумаг, — продолжила она дружелюбно, рассматривая завалы на столе, под ним и вокруг. — Может, ты разрешишь?  — Что? — буркнул он, потеряв нить разговора. От документов тошнило.  — Помочь тебе, — просто сказала Киоко. Он моргнул, тупо глядя на обращенное к нему лицо. Мерцающие глаза, милую полуулыбку и ямочки на щеках. Он завис на этих ямочках и прослушал, что она сказала, увидел только движение губ.  — А? Сасагава склонила голову к плечу.  — Я принесу чай, — проговорила она ласково. — Передохни минутку, Гокудера-кун.  — Некогда мне отдыхать, — ворчливо отозвался Хаято, на секунду прикрывая веки: перед глазами плясали мушки. Когда спустя мгновение он с неохотой открыл глаза, то не сразу понял, где находится. Изменился ракурс: та же комната, тот же диван, только он лежал головой на подушке, прикрытый пледом. Кто-то даже стянул с него туфли, оказав медвежью услугу — Хаято с детства не мог хорошо спать в обуви и, если случалось прикорнуть на задании или, как в этот раз, работая, он быстро просыпался из-за психологического дискомфорта. Сейчас же, похоже, вырубился часа на четыре, не меньше, а это значит… Он сел рывком, лихорадочно перераспределяя нагрузку. Интенсивную работу ума остановил женский голос. Дверь открылась, в кабинет вошла Киоко, едва слышно напевающая песенку. Увидев взъерошенного парня, она улыбнулась, трогательно щурясь.  — Ты проснулся, Гокудера-кун! Я как раз принесла чай и тосты. Совершенно некстати заурчал желудок. Хаято неловко отвел взгляд.  — Лучше бы кофе, — сказал нарочито небрежно. После паузы добавил: — Спасибо.  — Пожалуйста, Гокудера-кун. — Она ловко пристроила поднос на стол. — Тсуна-чан звонила: они с братиком закончили раньше и уже возвращаются. Хорошо, что он только и успел прикоснуться к чашке, иначе точно опрокинул бы на себя. Десятая гарантированно не позволит работать в таком режиме и, значит, взвалит всё на себя. Какой же он заместитель, если не может избавить босса от утомительной рутины…  — Я рассортировала бумаги, Гокудера-кун, — прервала уничижительные размышления Сасагава. — Не все, правда, попадались сложные дела… В любом случае, я написала пометки по твоему образцу. Надеюсь, всё сделала правильно. И она слегка поклонилась, пока оторопевший Хаято пытался осознать масштаб катастрофы. Он никогда не отличался спокойным характером. Годы сгладили юношескую пылкость, но не изменили ураганную суть.  — Кто просил тебя вмешиваться?! — взвился он и навис над Киоко, распахнувшей обманчиво невинные глаза. — Разве тебя не учили не трогать чужие вещи? Тем более документы!  — Но, Гокудера-кун, — кажется, он ее напугал: голос задрожал, — я только хотела помочь и…  — Разве я просил о помощи! — Он хлопнул ладонью по столу; стоящая на нем посуда звякнула, а Сасагава крупно вздрогнула. — Да еще туфли сняла! Какого дьявола?! Девушка плаксиво скуксилась и опустила голову. Этого хватило, чтобы прийти в себя: он не имел никакого права кричать на подругу Десятой и сестру одного из хранителей, даже если она по незнанию из, будь они прокляты, добрых соображений перевернула вверх дном важные документы. Сам виноват: что не запер дверь, не вывел, еще и уснул. Хаято нервно передернул плечами.  — Слушай, Сасагава… Но она резко встала и глянула на него без тени слез и без былой доброты.  — Мне жаль, что мое желание помочь причинило тебе беспокойство, Гокудера-кун, — отчеканила безупречно вежливым тоном и низко поклонилась. — Прими мои извинения. И покинула комнату прежде, чем он нашелся с ответом.  — Это я должен извиняться… — растерянно сказал он в пустоту. … — Прекрасная работа, Хаято, — поблагодарила Десятая, вымучивая для него улыбку. — Пожалуйста, не перетруждайся. Эта кипа отчетов любого способна свести с ума, а срок, в который ты ее изучил… Наверное, работал круглосуточно.  — Что вы, Десятая, — пробормотал он, стесняясь посмотреть ей в глаза. Но, вздохнув про себя, решился: — По правде, мне помогли. Сасагава Киоко. Она очень… точно определила суть, и мне оставалось только проанализировать ситуацию.  — О, так Киоко-чан тоже поучаствовала! — воскликнула Десятая. — Не зря она учится на бизнес-менеджера. Я рада, что тебе не пришлось разбираться с этим в одиночку, Хаято. Благодаря вашей работе я смогу провести с Киоко-чан пару дней… Заодно лично скажу ей «спасибо».  — Да, Десятая, — сказал он еще тише, как никогда кляня себя за вспыльчивость. — Я бы тоже хотел отблагодарить Сасагаву-сан.  — Сасагаву-сан, так официально, — удивилась босс. — Что ж… я скажу ей завтра, ладно? Сможешь зайти к ней вечером.  — Спасибо, — отозвался он, склоняя голову. … Время, проведенное у двери гостевой спальни, растянулось в мучительную бесконечность. Хаято купил цветы и конфеты ручной работы в надежде, что это искупит его вину. Сасагава ни разу не ошиблась с квалификацией, а те папки, что оставила не рассортированными, действительно содержали информацию разного характера, над которой и ему требовалось поразмыслить. Девушка сэкономила ему массу времени и нервов, а он повел себя по-свински.  — Ого, Гокудера, — раздался за спиной ненавистный голос мелкого Бовино. — Подкатываешь к сестричке боксёра? Рисковый ты парень.  — Ламбо, — прошипел он, оборачиваясь. — Лучше иди, куда шел.  — То есть прямо сюда, — нагло ответил подросток, останавливаясь неподалеку и опираясь на стену с видом «черта с два ты от меня избавишься». Рука сама собой потянулась к поясу за динамитом.  — Гокудера-кун, — услышал он прямо перед собой: Киоко выглянула на шум и теперь удивленно смотрела на цветы. — Что-то случилось?  — Стрела Амура сразила сердце шторма, — издевательски пропел Ламбо. — Сиятельная Киоко, не принимай дары данайца, зачем тебе этот неуравновешенный придурок? То ли дело Ламбо: я моложе, красивее и, в отличие от некоторых, умею целоваться.  — Ты, корова, — зарычал Хаято. — Я тебя… А Киоко рассмеялась, мгновенно остужая его пыл.  — Ты такой милый, Ламбо-кун, — произнесла она и лукаво подмигнула юному хранителю. — Но я предпочитаю постарше.  — Дело твое, Киоко-чан, — пожал мальчишка плечами. — Вот уж не думал, что на этого придурка кто-то клюнет.  — Ламбо, блядь, — не сдержался он. — Я сделаю из тебя пятнистый ковер!  — Не сквернословь, Гокудера-кун! — Киоко возмущенно ткнула пальцем ему в грудь и словно проделала дыру в воздушном шарике его гнева. — Ламбо-кун просто пошутил. У него сейчас такой возраст. Неужели не помнишь себя в его годы? Хаято даже в юности не шутил так тупо. Он в принципе плохо понимал юмор. Оттого, наверное, с трудом терпел что Рокудо, что Бовино. С тем же успехом он не переносил тупость (Такеши и Рёхей) и только с Хибари, не будь он психопатом, смог бы найти общий язык.  — Я таким не был, — проворчал он, оттирая Киоко и проходя внутрь: сколько можно устраивать шоу для мелкого засранца. — Вот, — пихнул ей в руки цветы и помятую от сильной хватки коробку. — Прости, что вызверился на тебя. Был неправ. Губы Сасагавы сложились в идеальную «о», выразительные глаза округлились. Она растерянно поглядела на дары в руках и внезапно густо покраснела.  — Спа-па-сибо, — выдавила, заикаясь. — Я не об-бижаюсь, Гокудера-кун. Смущенная Сасагава в — как он вдруг заметил — халатике выше колен с ослабшим поясом, из-за которого стал виден верх ночной сорочки, являла собой крайне очаровательное и притягательное зрелище. Хаято сам почувствовал прилив жара к щекам и постарался не смотреть ниже ее подбородка, но небольшая аппетитная грудь так и стояла перед взором, вызывая неправильные, очевидно неправильные мысли.  — Ну ладно, — кашлянул он. — В общем… да. Спасибо тебе. За помощь. Он повернулся уходить, но Сасагава схватила его за рукав. Пояс окончательно развязался, взгляд сам собой упал ниже, и он ощутил непрошеное возбуждение.  — Я признательна, что ты сказал это, Гокудера-кун, — сказала она серьезно. — Это много для меня значит. «Пиздец», — подумал он обреченно, не в силах оторваться от затягивающего омута карих глаз. ***  — Ну и что дальше? — спросила Хана, помешивая ложечкой мороженое. — Переспали? Тсуна подавилась.  — Как цинично, Хана-чан! — негодующе воскликнула Киоко. И в миг потухла, зашептала заговорщицки: — Поцеловались. Хана закатила глаза. О школьной влюбленности лучшей подруги в переведенного иностранца она знала больше, чем хотела бы, и после стольких лет прогресс, по ее мнению, был минимален.  — Хоть что-то, — вздохнула она. — А дальше?  — Договорились встретиться в четверг, — мечтательно сказала Киоко. — Идем на свидание.  — Вы оба в том возрасте, когда свиданию лучше предпочесть качественный секс, — наставительно произнесла Хана, держа ложку на манер указки. — Меньше мороки и не надо строить тупой диалог об увлечениях, когда можно расслабиться и получать удовольствие. Да, Тсуна? Она снова закашлялась.  — А? Хана уставилась на нее тяжелым немигающим взглядом.  — Ты и тот мужик в шрамах. Разве вы не используете время с максимальной выгодой вместо того, чтобы тратить его на пустые разговоры?  — Ну, мы общаемся, — смутилась Тсуна. И поморщилась. — Но ты права. Всегда по делу.  — Вот, — утвердила свою правоту Курокава. — Самый верный вариант. Ни надежд, ни разочарований, ни разбитого сердца. Отношения по расчету идеальны.  — Что ты такое говоришь, Хана-чан, — искренне возмутилась Киоко. — Как же любовь? Хана хмыкнула, перебрасывая волосы на другую сторону.  — Любовь для романтиков вроде тебя, Киоко. Для идеалистов и сказочников. А реалистам, твердо стоящим на ногах, любовь представляется скоротечной химической реакцией. Киоко сделала выпад ложечкой.  — Однажды, Хана-чан, ты влюбишься, — объявила она тоном уличной гадалки. — И когда это произойдет… — выдержала театральную паузу, — мороженое за твой счет! Курокава фыркнула, Киоко засмеялась, а Тсуна улыбнулась, глядя на подруг. Завибрировал телефон, на экране высветилось:

Тальпати зачищены. С тебя причитается.

Савада болезненно скривилась. Грешно завидовать подруге, но почему одним дарят цветы, а другим — трупы?  — Тсуна-чан?.. Она подняла голову и увидела обращенные к ней внимательные лица. Улыбнулась широко.  — Всё в порядке, девчонки. Новости с работы, ничего более.  — Бросала бы ты свою работу, — пробурчала Хана. — От нее одни проблемы. — И уточнила с подозрением: — Надеюсь, ты не ради этого мужика мучаешься? Тсуна замахала руками.  — Что ты, что ты, Хана-чан! Он не причем!  — Ради мужика поперек себя идти — последнее дело, — категорично заявила Курокава. — Я вам обеим это договорю.  — Да! — дружно согласились они с Киоко, переглянулись и рассмеялись. ***  — Тсуна-чан какая-то грустная, — сказала Киоко Хане на пути домой.  — Эта работа доведет ее до истощения, — мрачно предсказала та. — Кстати. Твой блондинчик тоже с ней работает, да?  — Ага, — грустно согласилась Киоко. — И братик…  — Рёхей? — удивилась Хана. — Кем же, интересно?  — Эмм, — замялась Киоко. Растрепала волосы, извиняюще улыбаясь. — Я точно не знаю…  — Боже, Киоко, — укорила Хана. — Ты как всегда. Как можно не знать, кем работает твой брат?  — Извини! — попросила девушка, складывая руки в мольбе. Братик старался оградить ее от мира мафии, а Киоко не хотела огорчать его. Даже Тсуна-чан считала, что она верит в их историю о логистической компании, сотрудники которой часто подвергаются нападениям, потому что перевозят цветы, которые отчаянные итальянские мужчины крадут, чтобы подарить своим женщинам. Только ее любимый, но в некоторых вопросах глуповато-наивный брат мог рассказать эту байку, рассчитывая на ее достоверность. Киоко вздохнула. Она понимала, чем руководствуются брат и Тсуна-чан, не открывая правду о роде своего занятия. Сложись всё иначе, она продолжила бы делать вид, что принимает их слова за истину. Но так уж вышло, что она влюбилась и пронесла это трепетное чувство через время. Теперь, когда она получила образование и встала перед выбором, попытаться добиться взаимности или оставить первую любовь позади и двигаться дальше, Киоко — идеалистка, как и сказала Хана, — выбрала первое. Когда она читала документы Гокудеры-куна, имена и цифры оставались плоскими: она поняла, что не будет мучиться кошмарами, зная об убитых ее близкими людях. Не люди — числа на бумаге. С этим она сможет жить.  — О чем задумалась? Киоко вскинулась. И улыбнулась.  — Ни о чем, Хана-чан. Совершенно ни о чем.