Когда сакура в Италии зацветет

Сидя на бортике фонтана и глядя на счастливые улыбки прохожих – семей с детьми, парочек, одиночек с телефонами, – Тсуна чувствовала усталость. Последнее время в Италии было неспокойно, то и дело срывались сделки и встречи, и отлаженный механизм Вонголы отчаянно скрипел на ухабах. Ее ранение усугубило ситуацию. Тсуна раньше думала, донна – как президент страны: публичное лицо, представляющее семью на всех мероприятиях и несущее ответственность за ключевые решения, которые могут быть приняты только им. В остальном, она считала, ее участие минимально: есть люди рангом ниже, поставленные следить за отдельными сферами бизнеса и обладающие достаточными полномочиями для ликвидации определенных проблем. На практике, почему-то, она была вынуждена вникать в детали даже незначительных операций, всякий раз определяя курс Вонголы. Реборн говорил, это потому, что она крутанула штурвал, едва освоившись с управлением. Завал на работе и контрастный застой в личной жизни. Не то чтобы Тсуна идеализировала любовь, но поделиться переживаниями иногда хотелось до боли в сердце. В этом была особая ирония, ведь, не считая Мукуро и Хром, она первая нашла постоянного партнера. Правда, с Занзасом они сошлись не на почве чувств, а из соображений банального удобства. Оба были слишком заняты, чтобы уделять кому-то достаточно времени (и уж тем более проходить конфетно-букетный период), имели общие темы для разговора и уверенность, что тебя не попытаются убить в постели (Тсуна называла это доверием, Занзас оправдывался ленью). Редкие встречи помогали сбросить напряжение, обсудить дела в мирной обстановке (удовлетворенный Занзас фырчал беззлобно, с ним таким можно было вести конструктивный диалог) и разойтись до следующего раза. И они появлялись вместе на официальных вечерах для глав семей. Взаимовыгодное партнерство. И Тсуну долго всё устраивало. А непонятное чувство пустоты она глушила работой и общением с друзьями. Так продолжалось бы и дальше, если бы не пример хранителей. Нелюдимый Хибари улыбался своей жене. Мукуро на подколы хранителей о его отцовстве снисходительно посмеивался и светился гордостью. Хаято, когда его доводили окружающие, а пальцы нервно искали динамит, уходил позвонить Киоко и возвращался умиротворенным. Рассказы Рёхея о спорте сменили рассказы об экстремальных приключениях с женой. Резко прекратились жалобы на любвеобильность Ламбо, а сам он у каждого хранителя спросил, как понравиться девушке. Даже Такеши, самодостаточный до одиночества, научился улыбаться глазами. Такие разные люди, такие разные истории. И одинаковая аура умиротворения. Занзас не навестил ее в больнице. Конечно, он получал новости о ходе лечения – Хаято в ее отсутствие вел дела с Варией, – и, конечно, не обязан был приезжать, но… в глубине души она ждала. Надеялась. Глупое сердце ушло в пятки, когда на телефоне высветился его номер. А он лишь спросил, на каком этапе переговоры с новым прокурором в подконтрольном Вонголе городе… После она узнала, что семью, выходцем которой был ранивший ее человек, буквально вырезали, пощадив лишь детей. Стыдно признавать, но она испытала облегчение от того, что эта кровь замарала не ее руки. Думал ли об этом Занзас, берясь за дело без санкции? Или просто воспользовался поводом выплеснуть ярость? Она не бралась сказать наверняка. Когда Тсуна назначала Занзасу встречу, она не была уверена в своих намерениях: предложит ли попробовать нечто больше, нечто серьезное или прекратить эти… эту связь. Наверное, всё-таки первое. Она лишь боялась, что Занзасу это не нужно. Тсуна прождала три часа. И сочла это ответом на невысказанный вопрос. *** Они увиделись через пару недель на приеме по случаю юбилея Тимотео. Занзас, как всегда, опаздывал – ему вообще было чуждо понятие пунктуальности, – так что его появление заметили все. После формального поздравления Занзас принялся оглядывать зал, а Тсуна, не горя желанием пересекаться, сбежала на балкон. Разумеется, там он ее и нашел. – Савада. Тсуна стиснула пальцы и зажмурилась. Трусливую мысль спрыгнуть вниз и сбежать подальше пришлось отвергнуть, но она остро пожалела, что Реборн научил встречать беды лицом к лицу. Ей был знаком этот взгляд – обжигающий огнем. Тлеющий гнев оборачивался неудержимой страстью. Раньше Тсуна подумала бы, что он соскучился, а теперь видела в этом нетерпение собственника. В какой-то мере она сама виновата: старалась сглаживать возможные конфликты, не шла наперекор открыто. Берегла изначально обреченные отношения. Отношения… Тсуна невесело хмыкнула. – Занзас. Если подумать, он даже по имени ее не звал. Максимум «мелкая» или «мелочь». Тсуна не обижалась – ростом она действительно не вышла, а в таком обращении чудилась доля нежности. Именно, что чудилось. Ей начинало казаться, что всё хорошее между ними она выдумала из ничего. – Милые туфли. Милые, да… «Лабутены» на шпильке, классика. Занзасу нравилась такая обувь на ней: целовать удобнее, не надо складываться пополам, и можно нагнуть над какой-нибудь поверхностью (а то однажды, когда она была в кроссовках, а стол – высоковат, ноги не достали до пола, и ничего у них не получилось). – Спасибо. Он нахмурился: обычно Тсуна брала на себя инициативу в общении. Сейчас не хотела. Она вспоминала, с чего всё начиналось. Как переживала и даже боялась, когда дошло до близости, как привыкала к Занзасу – его рукам, характеру, взгляду. Игнорировала смех хранителя Урагана – спасибо, Скуало не скупился на подзатыльники, – и враждебность хранителя Грозы, и восторженные уколы его Солнца, и попытки Тумана выторговать более выгодные условия. Как раз за разом говорила Хаято, что это ее выбор, и она справится, как с благодарностью приняла поддержку Такеши, как вяло огрызалась на провоцирующие реплики Мукуро. Подумать только, сколько препятствий она преодолела ради одной возможности!.. – Твой пацан сказал, была угроза снижения фертильности? Она вздрогнула. Никто из хранителей не сказал бы о таком человеку со стороны, даже ему. Значит, кто-то опять взломал базу данных Вонголы или выкрал ее медицинскую книжку. – Да. Занзас коротко хохотнул. – Емитцу бы об стену убился, стань ты последней в роду. Тсуна устало опустила плечи и перевела взгляд вдаль. Что толку в ностальгии? С каждым словом крепла ее решимость. Следовало резать по живому и скорее прятаться в нору – зализывать раны. – На встрече, которую ты проигнорировал, я собиралась сказать, что нам пора расстаться, Занзас. Хотя, – прозвучало горькое, – мы и не были вместе, верно? Наверное, он опешил на мгновение, потому что заговорил не сразу. И всё, на что его хватило, было: – Ты ебанулась, женщина? – Я устала, – сказала она честно, понимая, что не готова к конфликту. Обида душила горло и жгла веки. – Дыра в животе дает о себе знать. Увидимся позже. – Савада, – позвал он угрожающе, когда она шагнула мимо, к выходу. – Не стоит. – Глянула поверх плеча, подозревая, что выдает себя и голосом, и взглядом, и всем своим видом. – Я пойду. Она оставляла за спиной разбитое сердце. Глупая, глупая девочка, влюбившаяся в неподходящего человека. ***

Завтра в пять. Это важно.

Тсуна отслеживала время почти против воли. Она не хотела идти. И не могла не пойти. Нейтрально-союзнические отношения с Варией были крайне полезны Вонголе, а игнорировать сына Девятого не было причин. Что с того, если недавно у них случился неприятный разговор? Бизнес превыше личного. Она вышла в пять минут шестого, ругая себя за неспособность побороть привитую Реборном пунктуальность. Всё равно день, когда Занзас прибудет вовремя, станет последним днем на Земле… Увидев знакомый «ягуар» на подъездной аллее, она некуртуазно уронила челюсть. Конец света подкрался незаметно. Занзас вышел, чтобы открыть ей дверь. Второй тревожный звоночек: он так делал только под прицелом камер, когда сопровождал на публичные мероприятия. Тсуна села едва ли не с опаской. – Так… что случилось? – спросила, когда машина покинула территорию особняка. – Куда мы едем? Ответ был коротким: – Увидишь. Тсуна почувствовала раздражение: на чужие капризы не было ни времени, ни сил. Впрочем, Занзас вне постели не отличался разговорчивостью, так что пока всё шло как обычно. – Ладно, – вздохнула она, поудобнее устраиваясь в кресле, и отвернулась к окну. Когда он припарковался, она вышла, не дожидаясь помощи, и покрутила головой без особого интереса. Район был смутно знаком: наверняка не раз проезжали, не столь уж большим был город. Просто она чаще использовала время в пути для работы с документами и всё ещё могла заблудиться без навигатора. – Ну и где мы? – Пойдем. Тсуна сунула руки в карманы и последовала за Занзасом, особо не глядя по сторонам. Пялилась на свои кроссовки, думая, что для любой официальной встречи слишком неформально одета. Широкая спина перед ней остановилась. – Что?.. – начала она, поднимая голову, но осеклась. Глаза изумленно расширились. – Что… это?.. – Эта ваша японская вишня. – Занзас отвел взгляд и потер шею. – Ты говорила, что не можешь мотаться в Рим* ради часовой прогулки, так что… Сюда уж точно сможешь. Аллея сакуры. Аллея сакуры в Палермо. Табличка с благодарностью спонсору – SRLU VARIA*. В мыслях творился хаос. Тсуна повернулась к нему – глупый у нее, наверное, был вид, растерянный и непонимающий, – с вопросом: – Ты это… для меня? Занзас посмотрел искоса. – А для кого еще? Неожиданная боль в груди заставила охнуть. Тсуна резко опустилась на корточки, спрятала лицо руками. Эмоции рвали на куски. Хотелось одновременно плакать и смеяться. – Эй, ты чего? – Нормально. – Она махнула рукой, показывая, что в порядке. – В боку закололо. – Тебе двадцать пять, а ты рассыпаешься, блядь, – раздалось ворчливое над ухом. На плечи упал пиджак, а после Занзас легко подхватил ее на руки. Тсуна поспешила уткнуться в бордовую рубашку, пряча заплаканное лицо. Он донес ее до ближайшей скамейки и опустился, удерживая на руках. Теперь Тсуна сидела у него на коленях, по-прежнему глядя на пуговицу с гербом Варии. – Ты бы не стал делать такое для безразличного тебе человека, – пробормотала она больше для себя. Хотя отчаянно нуждалась в словесном подтверждении. Но он молчал. Тсуна помолчала тоже. Потом все-таки сказала: – Слушай… Я понимаю, за мужчину говорят его поступки. Но мог бы ты иногда… ну, знаешь… если не говорить, то хотя бы писать что-нибудь… ну, милое? – Неудачный выбор слов. – Романтичное? – Ох нет, так даже хуже. – Приятное?.. Каждый последующий вариант звучал тише предыдущего, пока Тсуна не заткнулась совсем, ощущая себя идиоткой. Ждать от Занзаса признаний всё равно что просить Хибари решить дело миром. Неисполнимо. Да и зачем? Он, можно сказать, на всю страну заявил о своих чувствах. – Ладно. Она встрепенулась. Глянула снизу-вверх с отчаянной надеждой в глазах. Занзас смотрел строго вперед. Скулы едва различимо розовели. Тсуна завозилась, выпростала руки и крепко обняла его. Жизнь определенно была прекрасна и удивительна.