Истина - лучшее благо

Созидание — вот величайшее избавление от страданий и облегчение жизни. Но чтобы явился созидающий, необходимы страдания, и многое в жизни должно преобразиться. Да, много горечи — горечи умирания — вместит ваша жизнь, созидающие! Так становитесь вы защитниками преходящего и несете оправдание ему.

      С момента обнаружения трупа на берегу прошло двое суток. Сегодня должны были быть готовы результаты вскрытия и криминологической экспертизы. Тилль не горел желанием посещать скорбную обитель судмедэкспертов, поэтому часто малодушничал и отправлял вместо себя Шнайдера. Но в последнее время Кристоф ворчал, что Флаке постоянно придумывает причины, чтобы не отдавать ему отчеты, и намекает на то, что ждет самого Тилля. А последний раз Лоренц вообще грозился самостоятельно прийти к ним в отдел, чтобы отдать отчет. В этот раз Тилль не собирался дожидаться, когда Флаке выползет из подземелья, чтобы почтить отдел убийств своим присутствием. К тому же он хотел поскорее закрыть последнее дело, поскольку папок на его столе не убавлялось. Поэтому он решил потратить выходной, чтобы заехать в участок и самому заглянуть к Лоренцу, а потом зайти на третий этаж к Олли.       Не поднимаясь в отдел, Тилль сразу свернул налево, дошел до конца коридора и начал спускаться по второй массивной лестнице, ведущей на цокольный этаж, где располагался отдел судмедэкспертизы с прозекторской, моргом, небольшим архивом и кабинетами. Это было достаточно удобно, не нужно было идти в другое здание, чтобы забрать результаты. Хотя соседство, конечно, было сомнительным. Трупы привозили с места преступления к черному ходу, на каталке скатывали по специально оборудованному широкому пандусу вниз и отправляли в морг, откуда они, после проведения необходимых следственных процедур, уже выдавались родственниками или в отсутствии оных просто захоранивались на городском кладбище.       Пройдя по коридору и кивнув знакомому судмедэксперту, облаченному в медицинский костюм и шапочку, Тилль заглянул в кабинет Флаке, но не обнаружил его на месте. Развернувшись, он столкнулся с Улле, помощником Кристиана. Тот без слов кивнул в сторону прозекторской и поспешил по своим делам. Спустя пару минут Лоренц, бледный как Носферату и облаченный в рабочий фартук, покрытый кровавыми подтеками, выплыл из морга в прозекторскую, где Тилль от скуки занимался изучением бирок на ногах у трупов. — Ты, видимо, пришел по поводу последней жертвы. Радуйся, я сделал вскрытие сегодня утром, и отчет уже готов. — И тебе привет. Отлично. Я заберу его. Хочу оформить дело как можно скорей. — Даже не хочешь услышать мой комментарий? — уголки губ Флаке ехидно приподнялись.       Тилль сурово уставился на приятеля, пытаясь дать понять, что не готов разбазаривать драгоценные часы положенного выходного на лекцию по патанатомии. Он и так сегодня появился в отделе исключительно по собственной инициативе, только чтобы разгрести навалившиеся дела. Хотя кого он обманывал? Это был порочный круг.       На самом деле у Тилля была веская причина не появляться лишний раз в прозекторской. И причина эта крылась не в трупах, их Тилль за свою жизнь в каком только виде не насмотрелся. Как и не в личной неприязни. Флаке был отличным парнем и одним из лучших друзей Тилля. В повседневной жизни они отлично общались. Но Линдеманн ненавидел пересекаться с Флаке по работе. Когда тот начинал рассказывать про результаты вскрытия, то делал это занудно, долго и детально, и при этом слово в слово повторял собственный отчет. Тилль спустя три минуты начинал путаться в терминах, но переспрашивать не собирался, потому что себе дороже. Стоило только заикнуться про непонятную деталь, как Кристиан начинал новый виток бесполезных подробностей. Тилль сопел, притопывал ногой, дулся, но молчал, что просто неимоверно веселило Флаке. Оба прекрасно понимали подоплеку ситуации, но она повторялась из раза в раз, став своеобразным ритуалом.       Сегодня же случилось невероятное. Видимо, в Сахаре выпал снег, или же планеты встали в ряд, но Флаке начал сразу с места в карьер. — Мне сказали, что вы позавчера уже поймали убийцу? Тогда я буду краток.       Тилль рассеянно кивнул, не веря в собственную удачу. — Он амбидекстр? — Что? — удивленно переспросил Тилль. — Видимо, твой преступник одинаково хорошо владеет и левой, и правой рукой, — пояснил Флаке, стягивая перчатку и привычным движением отправляя круглые очки в роговой оправе обратно на переносицу. — Я знаю, кто такой амбидекстр! — огрызнулся Тилль. — Раз ты так говоришь, значит у тебя есть какие-то сведения. Не томи, только давай без лишних подробностей.       Кристиан усмехнулся и поманил его рукой. — Взгляни-ка сам.       Они подошли к телу, лежавшему на одном из столов в углу. Флаке откинул простыню, и Тилль сразу узнал жертву. Габи Шварц. — Вот, смотри, какой аккуратный! — проговорил Флаке, указывая на ту самую рану внизу живота, и наклонил голову вбок, словно любуясь чужой работой.       Теперь, когда кровь и грязь были смыты, стало хорошо видно, насколько ровно и точно был сделан разрез. Тилль с отвращением дернул уголком рта. Он понимал, что у Лоренца просто профессиональная деформация, как и у них всех в определенной мере, но принять этого отношения к человеческому телу, как к куску мяса, не мог. — Не знаю, что там с делом, и что сказал подозреваемый на допросе, но удар в шею сделал правша, и очень неуклюже, — продолжил Кристиан, указывая на соответствующие повреждения. - Даже удивительно, что сразу попал в артерию. А вот разрез внизу живота сделан левшой, с хирургической точностью. И резали разными орудиями. Полагаю, что посмертный разрез был сделан скальпелем. — Черт! — выругался Тилль, становясь все более мрачным. — Так что пытай там своего подозреваемого на предмет того, точно ли он был один, или ему кто-то составил компанию. — Сексуальное насилие?       Флаке кивнул. — Изнасилована после смерти, в анальный проход. Девственная плева цела.       Флаке начал говорить еще что-то, но Тилль его уже не слушал. Он погрузился в собственные мысли, уставившись на пожелтевший ноготь мужской ноги, торчавшей из-под простыни на соседнем столе, и невпопад кивал на слова Кристиана. Очнулся он спустя пять минут, когда понял, что Флаке уже давно молчит и сверлит его сердитым взглядом. — Так, я вижу, что сегодня ты не способен сосредоточиться, — недовольно сказал Флаке. — Пойдем, отдам тебе отчет, и можешь идти в отдел и размышлять там сколько хочешь. А мне работать надо. ***       Рихард сидел за столом и читал старое архивное дело, взятое им на прошлой неделе, надеясь найти подсказку для расследования, которое они вели уже второй месяц. Случаи были очень похожи.       Пауль, до этого заносивший новые данные в компьютерную базу, достал последнее раскрытое дело, которое они собирались отправить в суд, чтобы подшить оставшиеся листы и составить опись. Было еще только двенадцать часов дня, а у него уже болели глаза от такого количества текста. Он устало потер лицо ладонями и фыркнул. Это только в кино полицейские постоянно участвуют в погонях, изобретательно ловят преступников и покоряют красоток. На деле же 90% времени уходило на скучную бумажную работу. — Ты не видел бланки для описи? -На шкафу, — не отрываясь от чтения бросил Рихард.       Пауль вздохнул, встал и, пробормотав «опять», направился к шкафу. — Вот зачем он их туда запихивает?! — возмущался Пауль, привстав на носочки и пытаясь дотянуться до бланков, лежавших на самом верху высокой стопки пустых папок, убранных на шкаф. Рихард оторвался от чтения, взял кружку с уже почти остывшим кофе и с улыбкой начал наблюдать за коллегой. — Я, что, каждый раз должен таскать свой стул, стелить на него газету и лезть наверх?! Чертов Шнайдер! — ворчал Пауль. В отчаянии он подпрыгнул, зацепив уголок верхнего листка. Стопка угрожающе покачнулась.       Пауль с мольбой во взгляде оглянулся на Рихарда. Тот вовремя спрятал улыбку за кружкой, но его выдавали искорки веселья в серых глазах. Пауль насупился. Рихард постарался сделать как можно более серьезное лицо и пожал плечами. Дескать, «спроси Шнайдера сам, я-то откуда знаю».       Пауль решил предпринять вторую попытку, вплотную подошел к шкафу, снова встал на носочки и потянулся к верхушке стопки. В тот самый момент, когда стопка угрожающе накренилась, и Пауль подумал, что на него сейчас обрушится лавина листков и папок, он почувствовал, как чужая рука легла ему на плечо и мягко отодвинула, а вторая придержала предметы и, вернув их на место, аккуратно вытащила несколько бланков. — Держи, — улыбнулся Рихард. — Спасибо! — пробормотал Пауль. Он неловко кивнул и, избегая зрительного контакта, поспешил к своему столу. Рихард с усмешкой проводил его взглядом.       Паулю не обязательно было знать, что Шнайдер давно перестал убирать бланки наверх. Теперь это делал сам Рихард. Он считал, что привычные повседневные мелочи будут для Пауля полезной дополнительной терапией после пережитых событий. Каждый раз, возмущаясь, его коллега выплескивал лишние эмоции, а Рихард каждый раз помогал ему. Он находил смущение Пауля, в последнее время все чаще проявлявшееся в его, Рихарда, присутствии, забавным. Хотя он и не до конца понимал причину такого поведения, но догадывался, что она крылась в событиях прошлой зимы. Они прекрасно знали друг друга уже много лет и прошли вместе огонь, воду и медные трубы. Так что уж кого-кого, а Рихарда Паулю стесняться было нечего. Где-то на уровне подсознания Рихард чувствовал, что их дружба неуловимо изменились с того рокового декабрьского вечера. Нет, она не стала менее крепкой, наоборот, теперь эта незримая нить, сформировавшаяся со временем, превратилась в стальной канат. И он прекрасно понимал своего друга. Когда-то он сам упал очень больно и низко, и тогда именно Пауль помог ему подняться. И теперь настала очередь Рихарда помогать подняться Паулю. ***       В мрачном настроении, теребя уголок папки с отчетом Флаке, Тилль поднялся на третий этаж и подошел к кабинету криминалистов. В кабинете было пусто, а сам Олли нашелся за одним из столов в примыкавшей к кабинету рабочей комнате в окружении различных склянок, пробирок и коробочек с одному ему известными субстанциями. Коллеги часто шутили, что ему нужно подарить костюм звездочета с остроконечной шляпой и длинную накладную бороду. Тогда он будет выглядеть в точности как средневековый алхимик, ищущий философский камень и не высовывающий носа из своей башни.       Тилль знал, что в отличие от Флаке, из Олли невозможно было вытащить и слова. Отчет будет подробным и скрупулезным, со всеми необходимыми деталями, но никаких дополнительных устных комментариев криминалист давать не станет. В жизни Олли тоже был не очень многословен, как и на работе, но в их компанию вписался отлично. Он умел не только слушать, но и слышать, что было редким качеством в нынешнее время. И только он мог дать точный и своевременный совет. Его участие всегда было похоже на то, словно ты идешь по пустыне и вдруг натыкаешься на оазис, который утоляет твою жажду и исцеляет раны.       Олли поднял взгляд на Тилля и ограничился кивком. Руки его были в перчатках. Он аккуратно наклеивал пленку для снятия отпечатков на ложку. — Привет! Я за отчетом. Он готов? — На столе справа. Желтая папка, — сказал Олли, не отрываясь больше от своего занятия. Тилль вернулся к столу в кабинете, забрал папку и, крикнув «До скорого!», вышел, зная, что не получит ответа. *** — Вот, что думаете? — Тилль, не здороваясь, влетел в кабинет и бросил на стол Пауля папку. Тот открыл ее, достал протокол допроса и, пробежавшись глазами, отдал его подошедшему Рихарду. Потом они по очереди прочитали отчеты Флаке и Олли, пока Тилль задумчиво мерил шагами комнату. — Тут кое-что не сходится, — изучив отчет Олли, сказал Рихард. — Вот, например, в отчете написано, что на теле жертвы найдены следы смазки от презерватива. А Флаке пишет, что половой акт был совершен уже после смерти. Во-первых, всякое, конечно, бывает, но насиловать труп девушки, с которой встречался, тем более извращенным способом, это уже какой-то перебор. И если он был настолько пьян, как сам утверждает, то он вряд ли бы смог что-то успешно сделать, а если бы и смог, то не стал бы надевать презерватив. — И даже если он амбидекстр, то вряд ли он в таком состоянии мог сделать такой аккуратный разрез, будучи пьяным, — заметил Пауль. — Значит, либо он врет, что был пьян, либо…       Пауль не стал заканчивать мысль. Остальные и так поняли, к чему он ведет. Тилль остановился и раздраженно дернул головой. Ему жутко не нравилась вся эта ситуация. — У него после задержания взяли кровь. В ней действительно были следы употребления большого количества алкоголя, значит нет сомнений, что он сильно пил накануне. Но это все равно не доказывает того, что он не мог изнасиловать жертву после смерти, использовав презерватив. Как и не доказывает, что это не он сделал разрез внизу живота. Но я уверен, что адвокат будет строить защиту именно на этом. Хорошо, что он хотя бы подписал чистосердечное признание. Хотя после того, как адвокат изучит дело, он, скорей всего будет уговаривать Беккера пойти на попятную, и тот начнет утверждать, что это мы выбили из него показания и заставили подписать протокол. — Сомневаюсь. Доказательства его вины тут неопровержимые. Орудие убийства есть, отпечатки на нем принадлежат Беккеру, на его одежде найдены следы крови жертвы. Не думаю, что он станет играть в несознанку. Но вот остальных парней из компании я бы на твоем месте допросил, и как можно скорей, — сказал Рихард. — Черт! — Тилль опустился на стул и с досадой ударил себя по колену кулаком. — Шнай, зараза! Он опять.       Рихард с Паулем с мрачным видом понимающе переглянулись. Тилль поднялся. — Так. Надо вызывать на допрос по очереди всех, кто был тем вечером на озере. И нужно повторно допросить Беккера. ***       За неделю в деле не появилось никаких новых подробностей, которые бы пролили свет на загадочные детали убийства. Беккер не отрицал свою вину, но утверждал, что девушку не насиловал и живот ей не разрезал. А также упорно продолжал говорить, что они с Габи были на поляне одни. Шестеро оставшихся парней из компании были правшами, да и орудие, которым был сделан второй надрез, так и не нашли. К тому же они все обеспечивали друг другу алиби. Доказать вину кого-то из них было просто невозможно. К концу недели Тилль даже дошел до безумной мысли о том, что это было какое-то коллективное ритуальное жертвоприношение в честь дня летнего солнцестояния. Но веских доказательств тому не было. Тем более сторонние свидетели отзывались о большинстве членов компании в крайне положительном ключе и описывали их отношения с погибшей как давнюю крепкую дружбу. К понедельнику Тилль на свой страх и риск принял решение направить дело в суд, хотя ожидал, что с большой вероятностью, его вернут на доследование. Но и держать Беккера в изоляторе временного содержания бесконечно было нельзя. Шнайдер ходил мрачнее тучи, потому что считал себя виноватым. Накаркал! Это было нерационально, но ничего поделать он не мог. И главное, больше всего он опасался, что это был только первый звоночек.       В последний день июня дело было сформировано и направлено в суд. Все немного выдохнули, хотя неясное чувство тревоги теперь не покидало никого в отделе. Просто так ради интереса мертвых девушек не насилуют, и животы им не вспарывают. ***       Первое июля в Шверине выдалось нежарким. Дувший с запада легкий ветер еще накануне пригнал облака, поэтому день был пасмурным. Дежурить в отделе остался один Тилль, сказав Рихарду и Паулю, что вызовет их, если что-то произойдет. Остальные решили в кои-то веки посидеть вместе и выпить по паре пива, чтобы немного расслабиться.       Впятером они отправились в небольшое семейное заведение на левом берегу Пфаффентайх. Это было их традиционное место встреч. Место, которое нравилось всем шестерым. Практически невероятный факт, учитывая, насколько отличались интересы каждого. Они сели вместе на открытой веранде, выходящей к воде.       Было без пятнадцати девять вечера. Солнце, весь день скрывавшееся за облаками, наконец нашло брешь на западе и теперь, словно огромный красный глаз циклопа, подглядывавшего за городом, катилось за линию горизонта, окрашивая низко висящую серую пелену. Уже начали сгущаться летние сумерки. Легкий приятный ветерок и тихие разговоры клиентов за соседними столиками создавали расслабляющую атмосферу.       Шнайдер кивнул официанту, когда они все расселись, и тот уже через три минуты принес пять бокалов пива. Этим вечером Кристоф был в ударе. После очередной его байки они все дружно рассмеялись. И Рихард, делая глубокую затяжку, бросил взгляд на Пауля. Тот смотрел на Шная, начавшего травить уже сто раз рассказанную им шутку, и широко улыбался. От глаз к вискам бежали лучики морщин. Рихард точно знал, что так, как улыбался Пауль, не улыбался никто в мире. Он соскучился по этой улыбке. Первые месяцы после произошедшей зимой трагедии мужчина не улыбался вообще, словно разучился это делать. Он лишь вымученно приподнимал уголки губ в ответ на подбадривания коллег. И только к лету начал постепенно оттаивать. Рихард как мог старался убедить Пауля, что ему есть ради кого и ради чего жить. Не просто существовать, а именно жить. Созидать в себе хорошее, а не разрушать то, что осталось. В их мире и так было слишком много грязи. Теперь Рихард искренне радовался, видя, что Пауль снова начал улыбаться широко и открыто, как раньше.       Пауль перевел взгляд на Рихарда, и улыбка его переменилась, став мягкой и застенчивой. Рихард выпустил струйку сизого дыма в воздух и тепло улыбнулся в ответ. В этот момент Пауль вдруг перестал слышать то, что говорил Шнай. Словно ему заложило уши. Все вокруг изменилось. Он будто смотрел на окружающий мир через кривое зеркало. Сердце резко кольнуло и пропустило удар, и Пауль не смог сделать вдох. Волосы на коже встали дыбом, а кровь отлила от лица. Захотелось вскочить, побежать и спрятаться, словно он был маленьким зверьком перед лицом смертельной опасности. Его охватил дикий, животный страх. — Пауль, ты как? — словно сквозь толщу воды он услышал голос Рихарда и наконец смог сделать вдох. Он посмотрел на взволнованного друга, который сжимал его запястье, а потом перевел взгляд на обеспокоенно глядящего на него Олли. Сидевшие напротив Флаке и Шнайдер, до этого болтавшие между собой, прервали разговор, и посмотрели на остальных, пытаясь понять, что произошло.       Пауль повернулся к Рихарду и неуверенно кивнул. Тот облегченно выдохнул, отпустил его руку, но продолжал смотреть настороженно. — Все в порядке? — Просто что-то душно. Я пойду попрошу воды. Не волнуйтесь, — он встал и на ватных ногах направился внутрь бара. — Душно? Здесь? — бросил ему вслед услышавший его реплику Шнайдер. Остальные проводили друга недоуменными взглядами. — Кстати, а почему колокола на соборе сегодня молчат? — вдруг спросил Флаке. Зайдя внутрь помещения, Пауль кивнул бармену и бросил рассеянный взгляд на часы, висевшие над стойкой. Те показывали 22:09. Пауль прошел в туалет, включил ледяную воду и умылся. Подняв голову, он столкнулся со своим отражением в зеркале. Лицо его было бледным, а в глазах поселился страх. Он уже испытывал такое однажды. В тот вечер, когда умирала его жена. ***       За окном кружились снежинки. Пауль рассеянно следил за ними и нервно барабанил по подоконнику пальцами. На прошлой неделе он отвез Агнет в клинику. Она должна была родить через пару дней. Вторая беременность проходила тяжело, и Пауль всю последнюю неделю был как на иголках. — Езжай в больницу! Не могу смотреть, как ты тут мучаешься. Ты же знаешь, что я спокойно подежурю один, — сказал Рихард, подойдя сзади и засунув руки в карманы брюк.       Пауль повернулся к нему и покачал головой: — Не хочу волновать ее лишний раз. Да и что я там буду делать? Стоять под окнами и точно так же переживать? Я лучше отчеты заполнять буду, хоть как-то отвлекусь. — Ну как хочешь, — пожал плечами Рихард. Пауль уставился в какую-то точку на полу и завис. — Эй! Не волнуйся! Все будет хорошо, — Рихард положил руку ему на плечо и легонько сжал.       Пауль рассеянно кивнул, но вместо того, чтобы вернуться к отчетам, снова повернулся к окну. Один из уличных фонарей моргнул и погас. В этот момент его сердце сжалось. Перед глазами все поплыло. Он услышал женский крик у себя в голове. Агнет! Ей больно. Дикая боль! Словно внутренности разрываются! На какое-то мгновение Пауль разделил эту боль с ней. Его скрутило пополам. Он резко схватился за голову, пошатнулся и начал оседать на пол. Рихард успел подхватить его подмышки и усадил на стул. — Пауль! Ты меня слышишь?! Я вызову скорую! Посмотри на меня! Вот, выпей воды, — Рихард протянул ему стакан, разглядывая лицо, а затем сразу же поднял трубку телефона. — Нет! — остановил его Пауль, глубоко и часто вдыхая. — Я в порядке, но мне нужно в больницу к Агнет! — Ты с ума сошел?! А если это что-то серьезное? Как ты сейчас поедешь? Давай я тебя отвезу! Пусть тебя там заодно осмотрят, — Рихард положил трубку и поспешил к вешалке за куртками.       В этот момент телефон ожил. Пауль вскочил и снял трубку. — Отдел убийств. Слушаю! — Да, это я, — тихо проговорил он. — Как? Когда?       Рихард застыл у дверей, держа в руках куртку. Трубка выпала из руки Пауля и ударилась о стол, сам он осел обратно на стул и закрыл глаза. — Она умерла. ***       Пауль вынырнул из омута воспоминаний. Последнее, чего он хотел в жизни, это пережить подобные ощущения снова. Однако сейчас случилось нечто похожее, только в этот раз вместо боли был ледяной, иррациональный ужас, поднявшийся откуда-то из глубин сознания. — Пауль? — голос Рихарда. — Ты точно в порядке? Что случилось?       Пауль выдохнул, прикрыл веки и досчитал до десяти, контролируя дыхание, а потом повернулся к другу и, глядя ему в глаза, серьезно сказал: — Произошло что-то очень нехорошее.