Истина - лучшее благо

Но скажите мне, братья мои, что говорит ваше тело о вашей душе? Не есть ли ваша душа — бедность, и грязь, и жалкое самодовольство? Поистине, человек — это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять его в себя и не стать нечистым.

      Несмотря на открытые окна, в кабинете было душно. Маленький белый пластиковый вентилятор натужно разгонял воздух в радиусе метра от себя и совершенно не спасал положение. Мысли еле ворочались в голове и работать совершенно не хотелось. Шнай плохо спал этой ночью. Сон был тревожным. Нет, за ним никто не гнался, он ни от кого не прятался. Ничего такого. В том сне вообще почти ничего не происходило, но Шнай понимал, что ему снится кошмар. Он стоял перед одиноким деревом посреди серой пустоши, в ложбинах которой стелился туман. Он оглянулся вокруг, но никого не увидел. Тогда он посмотрел вниз, и увидел, что корни дерева разрезают землю в радиусе нескольких метров вокруг, выходя на поверхность, и беззвучно движутся и переплетаются между собой. Словно у дерева было сердце, а в его корнях-сосудах, пульсируя, бежала кровь. Кристоф услышал сердцебиение, которое слилось с его собственным, поднял взгляд и увидел привязанную к стволу девушку с мраморно бледной кожей. Лицо ее было скрыто длинными волосами. Шнай попятился, но наступил на один из отростков. Раздался пронзительный визг, и Кристоф проснулся, весь в поту, стаскивая с себя прилипшую к телу простыню. Уснуть после этого ему так и не удалось.       Запоров очередной лист отчета, Шнай сложил из него самолетик и запустил в Тилля. Линдеманн, не поднимая головы, сгреб приземлившийся на стол летательный аппарат и, раскрыв ящик стола, сбросил в него бумажную игрушку к остальным девяти таким же. — Не страдай фигней, а то отправлю тебя в архив просматривать дела за прошлые годы. Ты не забыл, что у нас теперь новый висяк с тем трупом на озере? — Как же, забудешь тут, — пробурчал Шнай. Виски сдавливало от духоты и недосыпа.       Лето — пора отпусков и мертвый сезон в Шверине. И самое любимое время Кристофа, потому что в разгар лета у них обычно было меньше всего работы, но, видимо, не в этом году. Жутко хотелось в отпуск. Кристоф тоскливо взглянул на висевший на двери календарь. Скорей бы август! Тогда он сможет отвезти Ульрику в горы, как и планировал. Комок в солнечном сплетении, появившийся еще три недели назад, но до этого никак не дававший о себе знать, снова заворочался. Нет-нет-нет! Только не сейчас, пожалуйста!       Звонок.       Шнаю захотелось крикнуть Тиллю: «Не отвечай!», но он не мог этого сделать. Тилль снял трубку, сказал стандартную фразу «Отдел убийств!» и минуты две слушал то, что говорят на том конце. Лицо его с каждой секундой становилось все мрачней. Как только трубка вернулась на свое место, Тилль сжал переносицу и просидел несколько секунд, зажмурив глаза. Когда он открыл их, Шнайдер увидел, как переменился взгляд напарника. Он уже знал, что сейчас услышит. — Новое убийство девушки. На востоке Зибендорферской топи. Звони Рихарду, пусть берет Пауля и приезжает. Я позвоню Флаке и Олли. Нам всем нужно быть там.       «Прощай, отпуск…» — пронеслось в голове у Шная. ***       Труп Этель Бауэр доставили только 14 числа из-за бюрократических проволочек. Но Флаке подозревал, что сотрудники центрального морга просто ждали истечения положенного срока поиска родственников, затем оформили тело как невостребованное, и сплавили в морг криминальной полиции, чтобы не возиться с лишними бумагами и похоронами. Тело старушки было похоже на сухую мумию. Флаке еще нужно было доделать отчеты по двум последним вскрытиям, поэтому он решил отложить осмотр на вечер. Тем более Пауль сказал, что причин подозревать насильственную смерть у них мало. Так что Кристиан попросил Улле пока отправить фрау Бауэр в холодильник, а сам пошел снова мыть руки, хотя даже не касался трупа. Мешок раскрыли привезшие тело служащие.       Кристиан был склонен к навязчивым мыслям и состояниям сколько себя помнил. В детстве, когда он начал ходить в садик, ему пришлось жить с бабушкой, потому что родители были слишком заняты на работе. Бабушка была строгая, но справедливая. Внука любила, но порой излишне опекала. Ему нельзя было играть в лужах со сверстниками. Бабуля говорила, что так можно подцепить свинку, тиф, туберкулез и еще множество ужасных болезней. Нельзя было лазить по деревьям, потому что был риск упасть и сломать себе что-нибудь. Осенью, зимой и весной нужно было всегда носить шапочку и шарфик, даже в теплые майские и сентябрьские дни, иначе можно было заболеть. Флаке бабушку любил и всегда слушался, поэтому в лужах не играл, на деревья не залезал, и шарф с шапочкой не снимал. Но несмотря на все предосторожности, рос худым и болезненным мальчиком. Когда он пошел в школу, родители забрали его обратно к себе. Бабушка умерла через два года, а привычки, привитые ей внуку, вроде постоянного тщательного мытья рук или хождения в туалет по часам, остались, превратившись в подростковом возрасте в ипохондрию и легкое обсессивно-компульсивное расстройство. И вот сегодня Флаке снова ощущал внутри какое-то тягостное беспокойство. Когда он вернулся в кабинет, телефон на столе разрывался от звонка. Подняв трубку и проговорив осторожное «алло», он услышал голос Тилля: — Собирайся, поедешь с нами. Это срочно.       Флаке не успел ничего ответить, как на том конце провода уже раздались гудки. Ну вот, как он и предполагал. День обещает быть трудным. *** — Пааап, где мой второй синий носок?! — Там, где ты его последний раз снимал. — Но я не помню! Если бы я помнил, я бы тебя тогда не спрашивал! — взъерошенный Эмиль, уже полностью одетый, но только в одном носке, предстал на пороге спальни Пауля, который пытался собрать Лилли. Малышка лежала на пеленальном столике рядом со стоявшей в углу кроваткой и постоянно тянула в рот собственные ножки, с интересом наблюдая за тем, как отец пытается выбрать, какую кофточку на нее надеть. На кровати лежала сумка с детской одеждой. — Возьми другие! И поторопись, нам уже пора выходить.       Эмиль упер руки в бока и топнул босой ногой, но поняв, что на него даже не смотрят, поплелся в свою комнату, не надеясь дождаться помощи. В этот момент раздалась трель дверного звонка. Эмиль выскочил в коридор и с криком «Это Рихард!» распахнул дверь. На пороге действительно стоял напарник отца, с пакетом подмышкой. — Привет, заноза! Как дела? — сказал он, широко улыбаясь.       Эмиль кинулся к нему и обнял, утыкаясь носом в живот. Рихард потрепал его по волосам. — Почему ты так долго не заходил?! — отстранившись, спросил мальчик. — Работа, парень! Сам понимаешь, у нас с отцом куча дел, нужно ловить преступников. — У вас вечно работа, — пробурчал Эмиль. — Не расстраивайся, мы обязательно посидим все вместе или сходим куда-нибудь в ближайшее время. Я обещаю!       Мальчик кивнул, но расстроенное выражение с его лица не исчезло. — А я ведь тебе кое-что принес, — проговорил Рихард, доставая из принесенного пакета небольшой набор конструктора. На коробке красовался собранный из металлических деталек, болтиков и гаек миниатюрный погрузчик. — Ух ты! — воскликнул Эмиль, тут же просияв. — Как круто! Спасибо! — и снова бросился обнимать мужчину.       В коридоре появился Пауль, одной рукой державший дочь, а второй — сумку с детскими вещами. — А теперь беги, собирайся, нам нужно выезжать. Возьмешь с собой и будешь собирать у бабушки, — сказал Рихард мальчику и, подняв голову, махнул Паулю.       Эмиль кивнул, и прижимая к груди коробку, вихрем промчался к себе в комнату. — Слушай, не стоило тратиться. У него и так достаточно игрушек, — покачал головой Пауль, ставя сумку на пол. — Брось, у нас этого не было в детстве, так пусть у него будет. А кто это тут у нас такой красивый? — протянул Рихард, принимая из рук друга Лилли. — Ты мое солнышко, — ласково проговорил он. Пауль усмехнулся и принялся обуваться. — Эмиль! Мы уже уходим! — громко сказал он, распрямляясь. Мальчик прокричал «Иду!». Ожидая его, Пауль сцепил руки за спиной и прислонился к стене, глядя, как Рихард качает Лилли на руках и улыбается. В груди потеплело. Длинная прядь темных прямых волос упала на лоб друга, и Пауль засмотрелся, как ее кончик легко скользит по щеке возле уголка губ. Красивый. Не удивительно, что женщины так легко в него влюбляются… — Пааап! — Пауль вздрогнул, вырванный из собственных мыслей. Эмиль уже стоял рядом с ним и дергал его за рукав. — Какие кроссовки надевать? — Надевай синие.       Сын убежал и через минуту снова выскочил из комнаты, волоком таща за собой набитый игрушками рюкзак. — Я надеюсь, ты не выкладывал ничего из того, что я тебе туда положил, — строго сказал Пауль. — Ничего! — серьезно помотал головой мальчик. — Ну, может одну или две вещи…       Они спустились вниз и сели в машину. Всю дорогу до бабушкиного дома Эмиль болтал, не переставая. Он хотел рассказать Рихарду все свои новости. Тот с серьезным видом кивал и иногда отвечал на вопросы мальчика.       Когда они подъехали к дому фрау Хирше, та уже ждала их на крыльце. Выпрыгнув из машины и на ходу натягивая на плечи лямки рюкзака, Эмиль первым подбежал к бабушке, обнял ее и защебетал: — Бабушка, знаешь, что мне подарил Рихард?! — Еще не знаю, но ты ведь сейчас мне все покажешь, — улыбнулась женщина. — Скажи «пока» папе и дяде Рихарду, и беги в дом. Скоро будем обедать.       Пауль вышел из машины, бережно неся уснувшую Лилли. Рихард вытащил сумку и пошел вслед за ним. Эмиль подбежал к нему и, заглядывая в глаза, с надеждой спросил: — Ты ведь правда скоро придешь? — Конечно! — серьезно ответил Рихард.       Мальчик, удовлетворенный ответом, кивнул, помахал отцу и, торопясь поскорее поиграть с новым конструктором, убежал в дом, оставляя взрослых на крыльце. — Рихард, рада тебя видеть, — фрау Хирше обняла мужчину и поцеловала его в щеку. — Я так понимаю, что на обед вы не останетесь. Такая спешка в выходной. Случилось что-то серьезное? — спросила она.       Рихард кивнул. Пауль осторожно передал малышку бабушке. — Мам, извини, что так получилось. Но нам срочно нужно на работу.       Мужчины попрощались и спустились с крыльца. Женщина вздохнула, провожая их взглядом, и пробормотала «никакой жизни с этой работой», а затем посмотрела на спящую внучку. ***       Кристиан не любил выезжать на места преступлений. Чаще всего там была жуткая антисанитария. И когда Тилль сказал, что они едут на болото, он лишь тяжело вздохнул. Жара, запахи сероводорода, мошки и комары. Оставалось надеяться на то, что труп не лежал в воде на такой жаре. Сидевший рядом Олли, как всегда, был безмятежно спокоен, но, словно прочитав мысли Флаке, коротко заметил: — Комаров сейчас не будет, слишком печет.       Флаке недоуменно посмотрел на него, гадая, не озвучил ли он сейчас все свои мысли, но отвечать не стал.       Когда они подъехали к окраине топи, то увидели полицейских, поставивших оцепление, и толпу людей. Многие пытались узнать, что произошло. Тилль подошел к старшему патрульному и, пожав ему руку, начал расспрашивать про детали. Олли и Флаке уже прошли за ограждение и направились в глубь топи, туда, где была натянута еще одна лента и стояли двое других полицейских. Кристоф последовал за ними.       Тилль, выслушав старшего патрульного, дал указания и собирался двинуться вслед за остальными, но увидел подъехавший автомобиль Рихарда. Он поздоровался с вышедшими к нему напарниками, кратко изложил им суть дела, а потом добавил: — Тело обнаружил геодезист. С него взяли подписку о неразглашении. Патрульные не пускали зевак за натянутую ленту, но, видимо, слухов уже не избежать. Я попросил нам в помощь четверых парней, они сейчас подойдут.       Шнайдер ждал их у второй ленты, общаясь с дежурившими там полицейскими. Когда трое коллег подошли к нему, он поздоровался с Рихардом и Паулем. Все четверо переглянулись, словно готовясь морально, а потом приподняли ленту и направились к застывшим у дерева Олли и Кристиану. Картина, представшая перед ними, была отвратительной. Тело уже покрылось трупными пятнами, а около вскрытой грудной клетки вились мухи, пытавшиеся отложить внутрь личинки. «Боже!» — прошептал Шнайдер окидывая взглядом дерево с привязанным к ним телом. Внутри все похолодело. Прямо как из сна. Олли уже достал фотоаппарат и начал делать снимки. Флаке надевал перчатки, чтобы приступить к осмотру.       Девушка была молодой, на вид лет 20-22. Одежда полностью отсутствовала. На теле был лишь золотой крестик на короткой цепочке. Грудная клетка была вскрыта полностью, а от валявшихся у ног внутренностей к телу тянулась веревка кишечника. Подойдя к трупу, Лоренц опустился на одно колено и начал рассматривать вскрытую грудную клетку, а потом перевел взгляд на внутренние органы. — Подойдите ближе, вы должны это видеть, — Кристиан поманил их рукой.       Тилль первый приблизился к нему. За ним встали Пауль и Рихард, Шнай же предпочел остаться чуть в стороне. — Здесь отсутствует сердце, — проговорил Флаке, ткнув пальцем в бурое месиво у ног жертвы. — Надо внимательно осмотреть местность, — нахмурился Рихард. — Смотри! Ничего не напоминает? — спросил Кристиан, обращаясь к Тиллю и указывая на ровный поперечный надрез чуть выше лобка. — Еще как напоминает, — мрачно проговорил Линдеманн. — Причину смерти я пока назвать не могу. Тут сплошная каша.       Пауль скользнул взглядом выше, рассматривая длинную прядь волос, привязанную к тонкой ветке так, чтобы она не спадала на лицо. — Никаких татуировок и пирсинга. Ногти и волосы ухожены. Думаю, она из приличной семьи, — заметил он, — А это что? — он указал на лоб жертвы. — Похоже на кровоподтек, — проговорил Шнай.       Флаке поднялся, осмотрел голову и сказал: — У нее нет ран на голове.       Рихард тоже приблизился и проговорил: — Выглядит так, словно он окунул палец в кровь и провел ей по лбу сверху вниз. — Но черта немного наклонена. Может он хотел что-то нарисовать? — добавил Тилль. — Олли, сфотографируй, пожалуйста, крупным планом, — попросил Пауль, снова разглядывая отметину.       Затем каждый принялся за собственное дело. Рихард с Тиллем руководили осмотром прилегающей территории, а Пауль со Шнайдером изучали первые данные, собранные полицейскими, и карту местности, которую им передал глава патрульной службы.       Шнайдер то и дело бросал неуверенные взгляды на Пауля, словно хотел ему что-то сказать, но все никак не решался. Тот сначала не обращал на это внимания, но потом спросил: — Ты в порядке?       Шнай быстро кивнул, снова уткнувшись в карту, но потом осторожно осмотрелся вокруг, проверяя, нет ли кого из коллег рядом, и прошептал: — Я видел это во сне. — Ты видел убийство во сне? — нахмурившись, спросил Пауль.       Шнай помотал головой: — Я видел это место и это дерево. И привязанную к нему девушку. Но я не видел ее лица.       Пауль молчал, переваривая информацию. И уже за это Кристоф был ему благодарен. Из всех коллег он мог поделиться таким только с Паулем, зная, что тот не будет крутить у виска и говорить, что Шнаю пора на отдых. — Когда это было? — Этой ночью. — Не говори пока никому. Но если такое повторится, сразу сообщи мне, хорошо?       Шнай кивнул. Пауль тоже не особо верил во всякие потусторонние силы и сверхъестественные способности, полагая, что всему в этом мире есть рациональное объяснение. Однако за последний год он сам несколько раз столкнулся с необъяснимыми вещами и точно знал, что чувства его не обманывают. Поэтому он серьезно отнесся к тому, что сказал ему Кристоф.       Когда осмотр тела был закончен, все отпечатки и следы сняты, а территория тщательно исследована, Тилль проговорил: — Парни, отойдем.       Они собрались вшестером чуть поодаль, пока прибывшие коллеги Флаке отвязывали тело и грузили его на носилки. Тилль обвел лица друзей взглядом и сказал: — Теперь нечего уже ходить вокруг да около, надо признать, что у нас появился маньяк. Он будет убивать еще. Так же жестоко и изощренно. И чем раньше мы его вычислим, тем больше жизней спасем. Нам нужно мобилизовать все силы. — Это он. Я уверен, — проговорил Шнай. — Тот, кто надругался над трупом на озере.       Флаке кивнул: — Вполне вероятно. Такой же аккуратный разрез внизу живота. И снова работал левша. — Боюсь, что зацепок у нас будет маловато. Есть два нечетких следа резиновых сапог. Орудия убийства нет, отпечатков я тоже пока не нашел. Если это тот же человек, то он снова работал в перчатках, — сказал Олли. — Это не человек, — зло проговорил Рихард. — Это зверь. Я боюсь даже предположить, для чего он забрал сердце.       Пока все по очереди высказывались, Тилль смотрел на Пауля, крутившего в руке сорванное соцветие вербейника. Он, казалось, не слушал остальных, а просто стоял, развернувшись лицом к дереву, и водил кончиками пальцев по лепесткам желтых цветков. Потом он тряхнул головой и повернулся к остальным. Тилль сразу обратился к нему: — Что думаешь?       Все сразу посмотрели на Пауля. Он считался в отделе своего рода специалистом по серийным убийцам. В академии он писал по ним выпускную работу, хотя все отговаривали его браться за такую сложную тему. Студенты обычно сразу хватались за истории маньяков, но обламывали зубы, потому что описания убийств быстро переставали щекотать нервы, материала для анализа было огромное количество, а его изучение превращалось в скучную рутину. Тем более, строить поведенческие модели таких преступников было дано далеко не каждому. Пауль же подошел к делу ответственно, убедил самого строгого преподавателя дать ему шанс и стать его научным руководителем, и в итоге блестяще защитил работу. А спустя три года после поступления на службу он свои умения продемонстрировал, сыграв ключевую роль в расследовании дела серийного убийцы, душившего пожилых женщин. Рихард, Тилль и Шнайдер его за это очень уважали. Сами они были отличными следователями, но, как говорил Тилль, типичными ищейками. Их ум работал остро, но действия, порой, были грубоваты. Пауль же был рассудителен и склонен к тонкой аналитике. Он всегда пытался выстроить картину целиком, не бросаясь по звуку горна в атаку.       Теперь Пауль не спешил с ответом. Он пожевал нижнюю губу, а потом сказал: — Он хочет внимания, это очевидно. Иначе бы просто спрятал труп, а не выставлял его на показ. Считает себя художником. Посмотрите вокруг. Он решил вписать свое творение в красивый пейзаж. Очень умен и осторожен, но эта жажда внимания — его слабая сторона. Нужно срочно узнать, кто жертва. Важно понять, по какому принципу он выбирает девушек.       Тилль кивнул, а потом начал распределять обязанности: — Флаке, ты работаешь с телом. Это первоочередная задача. Любые самые мелкие детали. Олли, тебе то же самое задание с отпечатками и остальными уликами. Мы со Шнаем поедем в отдел и попытаемся установить личность девушки, а потом займемся архивом. Надо проверить всех, кто привлекался за преступления на сексуальной почве и за насилие над женщинами. Рихард и Пауль, за вами опрос местных жителей и поиск возможных свидетелей. Завтра в 10:00 встречаемся в отделе. Нужно устроить мозговой штурм. ***       Пауль и Рихард разделились и провели остаток дня, опрашивая жителей близлежащих домов. Никто ничего не видел и не слышал ночью. Когда в шесть часов вечера напарники встретились у последнего дома, они были измотаны, психологически и физически. — У меня ничего, — уныло проговорил Пауль. — У меня тоже, — ответил Рихард. — Ты уже заходил сюда? — спросил Пауль, разглядывая небольшое кирпичное здание. — Окна как раз выходят в сторону топи. — Пойдем, проверим.       Им открыла приятная полная женщина лет пятидесяти. Сначала она отрицательно покачала головой на вопрос, не видела или не слышала ли она что-нибудь подозрительное вчера вечером или ночью. Но потом вдруг вспомнила, что часов в двенадцать, перед тем как лечь спать, отправилась на кухню выпить воды. Свет она включать не стала, потому что было достаточно лампы в коридоре. И тогда она увидела в окно кухни, выходившее в сторону топи, свет вдалеке, похожий на свет фонаря. Она подумала, что подростки устроили пятничные ночные посиделки, поэтому не уделила этому внимания и снова пошла спать. Рихард записал ее показания в блокнот. Они поблагодарили свидетельницу и спустились с крыльца. Пауль постоянно прокручивал в голове те детали, которые он увидел при осмотре места преступления. Данных для выводов пока было маловато. Рихард пошел в сторону машины, но Пауль окликнул его. — Давай еще раз вернемся туда, — сказал он, глядя в сторону пустоши.       Рихард обернулся и, внимательно посмотрев на друга, кивнул. Они прошли через топь и добрались до дерева. Патрульные уже уехали, сняв все ограничительные ленты. Пауль остановился и снова начал осматриваться вокруг. Между его бровей залегла глубокая складка, свидетельствовавшая о том, что мужчина был полностью сосредоточен. Рихард смотрел на него и терпеливо ждал. Ему нравилось в такие моменты наблюдать за напарником. Он словно присутствовал при величайшем чуде — рождении идеи, которая потом могла дать хорошие плоды. — Все как один говорят, что не слышали никаких подозрительных звуков или криков. Но я думаю, что он убил ее прямо здесь. Ему нравится творить на месте, спонтанно. Сейчас он пробует свои возможности. Он не привозил тело откуда-то. Она сама пришла с ним, хотя я на девяносто процентов уверен, что он познакомился с ней совсем недавно. Скорей всего он из тех, кто легко втирается в доверие… — Пауль замолчал. — Хотя все это пока только мои предположения, — шумно вздохнув, добавил он.       Рихард кивнул в ответ, а потом проговорил: — Не хотел говорить при остальных, но я думаю, что он успеет убить еще, и скорей всего не раз. У нас очень мало зацепок. — Да, я подумал о том же самом. Шнай правильно сказал. Это тот же самый тип. На озере была лишь проба пера. А теперь он начал играть по-крупному и точно не остановится. Он только входит во вкус, — Пауль устало прикрыл глаза. — Поехали домой, остальное — завтра, — легонько сжав его предплечье, тихо проговорил Рихард.       Они вернулись к машине. Рихард достал из багажника бутылку с водой, отпил несколько глотков и плеснул себе на ладонь, чтобы протереть лицо. Затем он полил Паулю, который умылся и зачесал влажной ладонью волосы. Они сели в машину. На приборной панели покоился сорванный Паулем еще днем вербейник, который он оставил здесь перед тем, как идти опрашивать местных жителей. Бедное растение, лишенное воды, обмякло, потеряв жизненную силу. Пауль бережно взял его, положил на ладонь и медленно провел по стеблю пальцами. Рихард откинулся на подголовник и не спешил заводить мотор. — Это дело выпьет нам много крови, — устало проговорил он, а потом повернулся к Паулю. Тот молчал и продолжал осторожно гладить стебель, не отрывая взгляда от растения, словно гипнотизируя его. Следившему за движением его рук Рихарду показалось, что цветок окреп и распрямился. В этот момент он даже захотел протереть глаза, словно не веря в то, что видит. Он завороженно протянул ладонь, и Пауль вложил в нее цветок. Стебель его был твердым, но на ощупь каким-то искусственным. — Странно, — прошептал Рихард. — Мне казалось, что он был сломан вот тут, — он провел пальцем по середине стебля. Пауль лишь пожал плечами. — Он просто подвял. Но у меня руки мокрые, наверное, это его немного оживило. Выкинь его.       Но Рихард покачал головой и аккуратно положил цветок обратно на приборную панель. А потом провел ладонью по лицу, прогоняя наваждение, и повернул ключ зажигания. ***       Стрелки часов перевалили за 18:30. Радио на шкафу было настроено на классическую волну. Над прозекторской разносились звуки венского вальса. Флаке чувствовал себя измотанным, но домой возвращаться не хотелось. Труп новой жертвы он решил осмотреть еще раз завтра на свежую голову. История была неприятная во всех отношениях. Несмотря на цинизм, присущий многим медикам, а особенно представителям его профессии, Флаке не растерял присущего ему человеколюбия. Девушку было очень жалко.       Улле еще полчаса назад ушел домой, а Кристиан вспомнил про труп Этель Бауэр. Вот, что поможет ему переключиться! Нужно осмотреть старушку. Скорее всего, там ничего серьезного.       Флаке прошел в помещение морга, нашел нужную дверцу, открыл холодильную камеру и выдвинул носилки с телом. Лампы под потолком заморгали. Кристиан поднял голову и посмотрел на них. Не хватало еще, чтобы свет сейчас погас. Не хотелось в темноте искать выход, натыкаясь на углы столов. Флаке раскрыл мешок, переложил тело на каталку, накрыл его простыней, и закрыл дверцу. Когда он вернулся в секционную, ему показалось, что в помещении стало темней. Наверное, упало напряжение на подстанции. Окон в прозекторской, располагавшейся на цокольном этаже, не было. Поэтому здесь всегда горело искусственное освещение.       Флаке не стал перекладывать тело, а просто придвинул каталку вплотную к одному из столов, зафиксировал ее и развернул под нужным углом большую, похожую на соцветие пижмы, лампу на гибкой ножке. Сняв простыню, он придвинул столик с инструментами. И только теперь увидел, что на шее женщины покоилась овальная подвеска на серебряной цепочке. Странно, почему ее не сняли?       Благая мысль.       Словно предупреждение. Флаке вскинул голову. Ему показалось? Он тряхнул головой. В углах за его спиной заклубилась чернота.       Кристиан приступил к осмотру. Он тщательно изучил все тело, но никаких видимых повреждений на нем не оказалось. Тогда он взял скальпель, сделал надрез и раскрыл грудную клетку. На первый взгляд придраться было вообще не к чему. Старушка спокойно умерла своей смертью. Не выдержало изношенное сердце. Сердце. Флаке на мгновение замер. Его мысли снова вернулись к сегодняшнему трупу на болоте. Зачем убийца забрал сердце?       Тебе никогда не хотелось попробовать?       Скрипучий шепот прямо в голове. Кристиан дернулся и принялся озираться. В помещении никого не было. Только из радио тихо доносились тревожные звуки скрипок и духовых инструментов из григовской «Пещеры горного короля». Флаке схватил ближайшую салфетку, подошел к шкафу и, не снимая перчаток, выключил аппарат. В прозекторской наступила вязкая тишина. Кристиан снова осторожно осмотрелся, а потом вернулся на место. Нужно было взять пробы тканей на случай отравления. Уже прошло немало времени, но если уж делать, то все как положено.       Ты тоже любопытен.       В этот момент Кристиана словно парализовало. Он загипнотизировано глядел в зияющую грудную клетку и только слышал в голове тихий шепот.       Она умерла своей смертью. У нее нет родни. Никто не узнает! Ее внутренности старые, но можно вскрыть ей голову и достать мозжечок. Можно попробовать его дома. Пожарить на сковороде с маслом и травами. На что он похож по вкусу?       В какой-то момент Кристиан перестал различать, где его собственные мысли, а где чужие слова, звучащие в его голове. Ему ведь действительно интересно. Ему всегда было интересно все, что связано с человеческим телом. О, это чудо природы! Прекрасный механизм. Такой идеальный в своем несовершенстве. Такой хрупкий. Он жаждал узнать все его стороны. Возможно, он мог бы попробовать… Всего один раз. Ради эксперимента.       Свет ламп стал еще более тусклым. Рука Флаке сама собой потянулась к небольшой электрической пиле для вскрытия черепной коробки. Тьма переползла из углов к его ногам, поднимаясь за спиной и ширясь с каждой секундой. Но в этот момент взгляд Кристиана снова упал на подвеску на шее старушки. Та засветилась мягким желтым светом.       Благая мысль!       Тьма за плечами Кристиана завибрировала, отступая. Он вернулся в реальность, и его охватил ужас от ощущения чужого присутствия и от собственных мыслей. Он дернулся в сторону, задевая столик и с грохотом роняя на пол инструменты. В коридоре раздались шаги. Тьма отползла обратно в углы.       Кристиану не хватило храбрости обернуться. Он не отрывал взгляда от спасительной подвески. Зажав ее в ладони, он почувствовал, как она наполняет его руку теплом, и хотел сдернуть ее с шеи старушки, но замок словно раскрылся сам, и цепочка легко сползла вниз. За спиной раздалось злобное шипение, и Флаке сорвался с места. В дверях прозекторской он столкнулся с уборщиком, напугав беднягу, но не обратил на него никакого внимания, а помчался дальше по коридору, по лестнице вверх. Ему срочно нужно было найти Олли. ***       Пластинка в граммофоне сделала последний круг. Игла соскользнула в сторону, обрывая шипение. — Дорогой, какой кошмар! Ты слышал эти ужасные новости? — Да, бабушка. Уверен, полиция во всем разберется! — Очень на это надеюсь. Как такой зверь может ходить по земле? — Не думай об этом! Тебе нельзя волноваться. Ты голодна? Я принес кое-что на обед. — О, родной, я так люблю, когда ты готовишь! Я всегда говорила, что у тебя талант. Что ты придумал в этот раз? — Свиное сердце в луковом соусе. Я уверен, тебе понравится.