Истина - лучшее благо

«Возможно ли спастись, если существует некий вечный закон? Увы, не передвинуть громады свершенного в прошлом: возмездие тоже должно быть вечным!» — так проповедовало безумие.

      Тилль стоял у угла сарайчика, скрестив руки, и смотрел на них как учитель, заставший учеников курящими за школой. — Черт, неловко вышло, — пробормотал Рихард, потирая шею рукой. Пауль засунул руки в карманы куртки и, уставившись в землю, пнул валявшийся под ногой камешек. — Я, конечно, понимаю, что о таком неудобно говорить, но от меня могли бы и не утаивать. Тем более у вас на лицах все написано. Вы когда думаете, что никто не видит, друг на друга смотрите так, что мелодраму снимать можно. — Ну, теперь ты знаешь, — Пауль замялся, но все же спросил: — Как ты к этому относишься? — Мне-то что. Вы же знаете, что с нашей работой я на что только не насмотрелся. Меня вашими отношениями не удивишь, — Тилль флегматично пожал плечами. — Я за вас только рад, если вам хорошо. Но было бы неплохо сказать парням. — Флаке знает, — Пауль зарылся носком ботинка в землю. — Об этом я тоже догадался, — усмехнулся Тилль, а потом посерьезнел. — А теперь я вам не как друг, а как глава отдела напомню: вы обязаны уведомлять руководство о личных отношениях. — Ну вот мы тебя и уведомили. Или ты хочешь, чтобы мы пошли с этой новостью к Майеру? — Рихард упер руки в бока. — Я бы на это посмотрел, — Тилль широко улыбнулся, что бывало чрезвычайно редко, а затем напустил на себя задумчивый вид. — Об этом могу сообщить я сам, но могу и ничего ему не говорить, хоть это и будет нарушением устава. — Это звучит так, словно ты решил нас этим шантажировать, — Рихард принял игру. Он прекрасно знал особое чувство юмора своего друга. — Чего ты хочешь взамен? Какой-нибудь редкий сборник стихов? — Нет. Просто хочу видеть лицо Шная, когда вы скажете ему и Олли. А еще лучше, если поцелуетесь. — По рукам! — Рихард рассмеялся. — Эй! А меня спросить? — Пауль возмущенно дернул его за рукав. — Прости! Ты ведь не против? — Рихард наклонился к нему и хитро улыбнулся. — Это же лучше, чем идти на ковер к Майеру! Или ты не хочешь поцеловать меня еще раз? — Хочу! Но без свидетелей, — запротестовал Пауль, все еще смущенный ситуацией. — Мы можем просто сказать, не устраивая из этого спектакль. — А я думаю, нам пора привыкать к публике, — Рихард взял его за руку и притянул ближе к себе. — Пошли. Сможете прямо сейчас выполнить обещанную часть договора, — Тилль развернулся в сторону дома и махнул им, ведя за собой. ***       Триггви покопался в кармане и выудил оттуда горстку раздавленных соленых крендельков. — Будешь? — он протянул ладонь Флаке, но тот брезгливо сморщился и отодвинулся. — Нет, спасибо!       Триггви пожал плечами и закинул пару крендельков в рот. В комнате снова повисло молчание. Полицейские разглядывали пришельца, с невозмутимым лицом жевавшего свою нехитрую снедь. Олли придвинул к нему тарелку с закуской. — О! Спасибо! Я уж думал, что не предложите, — радостно воскликнул бродяга и сразу откусил внушительный кусок от первого попавшегося бутерброда.       Дверь открылась и на пороге появился Тилль, а за ним Пауль и Рихард. Все трое застыли у входа, удивленно глядя на незваного гостя. Триггви радостно замахал им рукой и, проглотив еду, улыбнулся. Он вытер жирную руку прямо о штанину и снова хлопнул в ладоши. — Все в сборе. Можем начинать. — Начинать что? — спросил Рихард, сложив руки на груди. — Ну вы же хотели, чтобы я ответил на ваши вопросы. Время пришло.       Тилль прошел и сел на свое место. Рихард прислонился к стене, а Пауль, прикрыв дверь, остался стоять рядом с ним. — Что это за силы? — первым не выдержал Шнай. — При чем тут зороастризм? Что это за черный человек? И почему именно мы? И вообще, кто ты такой?! — Стой-стой! — Триггви выставил вперед ладонь. — Я понимаю, что вопросов много, но давайте по порядку. Я — служитель огня и хранитель культа. Почему вы? Таков замысел Творца. Он избрал вас сосудами. Вы — Амеша Спэнта. — Кто? — недоуменно спросил Рихард.       Но за Триггви ответил Пауль: — Шесть главных архангелов, эманаций Творца.       Триггви посмотрел на него и радостно улыбнулся. — Если честно, во мне до сих пор живет мысль, что мы коллективно помешались, — вздохнул Тилль. — Но эта внутренняя интуиция, этот голос. Он меня еще ни разу не подводил. — Кхшатра Вайрья, — обратился к нему Триггви и склонил голову. — Повелитель металлов и живого слова. Ты — предводитель небесного воинства. — Эй! Почему это сразу он — предводитель? Только потому, что он глава нашего отдела? — фыркнул Шнай. Триггви тут же повернулся к нему и широко улыбнулся: — А ты — Спэнта Армайти, святое благочестие, покровительница всех материальных форм. — Покровительница?! В смысле?! — вскинулся Шнай. — Ничего не поделаешь, сильное женское начало, — развел руками Триггви. Кристоф растерянно захлопал глазами. Остальные громко рассмеялись. — Ты — Воху Мано, — продолжил бродяга, обращаясь к Олли. — Благая мысль и просветление. — Нет, да какое женское начало?! — Кристоф стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — Не может такого быть! — Шнай, успокойся уже! Это останется между нами, — Рихард весело подмигнул ему и закинул руку на плечи Паулю. — Так, тогда кто эти двое? — Кристоф ткнул пальцем в стоявшую у стены парочку.       Триггви внимательно посмотрел на них. — Огонь и мертвая вода. — Мертвая вода! Как в сказке! А я, получается, — живая вода? — спросил Кристиан, до этого пытавшийся переварить всю поступавшую информацию. — Ты — Амертат, бессмертие, управляешь временем. Да, тебя можно сравнить с живой водой. А еще ты покровительствуешь любви. — Как купидон что ли? — усмехнулся Тилль. — На Флаке это не очень похоже, он больше по трупам. — И все же. Я до сих пор немного удивлен, что вы не вместе с Хаурватат. Вы ведь две половины одного целого. — С кем?! С Паулем что ли? Нет-нет! — Кристиан подался назад, замахав руками. — А под вместе ты то самое имеешь в виду? Так там уже Рихард место занял, — желая подколоть неразлучных напарников, воскликнул Шнай.       Однако Триггви абсолютно серьезно кивнул: — Вот именно. Целостность выбрала не Бессмертие, а Правду. Я уже чувствую эту гармонию, — он прикрыл глаза и поднял руки вверх. — О! Чарующая симфония! — он снова взглянул на стоящих мужчин. — Красивая пара.       Пауль неловко потупился, а рука Рихарда соскользнула с его плеча и приобняла за талию. — Чего? — Кристоф шокированно уставился на них. — Я вообще-то сейчас пошутил просто… — Шнай, мы тут хотели вам с Олли кое-что сказать, раз уж речь зашла, — кашлянул Пауль и посмотрел на друга. — Я уже догадался, — проговорил со своего места Олли. — Рад за вас. — Вы что, серьезно? — глаза Шная расширились. Тилль, следивший за его выражением лица, расплылся в улыбке. — Абсолютно, — невозмутимо сказал Рихард. — Только давайте потом это обсудим. У меня вопрос про черного человека. Если мы правильно поняли, то он — воплощение зла. Но почему он не убил нас сам одного за другим? — О, нет! Не все так просто. Он не может убивать сам, иначе он давно бы расправился с вами и вашими семьями, и вообще со всеми людьми. Он пришел, чтобы набрать силу и сразиться с вами на нейтральной территории. И если он победит, то начнется фрашокэрти. — Конец света, — снова пояснил Пауль. — Обновление мира. — Так вот почему Бауэр написала в записке, что он будет пожинать смерть, а не сеять, — задумчиво проговорил Олли. — Точно! Он не убивает сам, он толкает на убийства. Помнишь Мартина? — Пауль посмотрел на Рихарда, тот кивнул. — Получается, что он опекал Нойманна, чтобы питаться, когда тот убивал. А жертв символически нумеровал персидскими цифрами. — А еще Шарлотта! Она видела, как он смотрел на убийство в переулке. Она мне все рассказала вчера в подробностях, — Тилль устало потер глаза. — Она говорит, что тогда он словно принюхивался, как дикое животное. — Он впитывает зло, которое творят сами люди, — пояснил Триггви. — Что за Шарлотта? — Моя девушка. С тех пор, как она его увидела, он приходит к ней в кошмарах. — Это очень плохо, — нахмурился Триггви. — Он мог выбрать ее в качестве жертвы. — Жертвы? Но как мне ее защитить? — Тилль сжал кулаки. — Увы, но мы ничего не можем с этим поделать. Он действует там, где мы пока бессильны. Если вы победите его, то у тебя будет шанс ее спасти. — Я был в ее сне. Там был большой лабиринт с древними рельефами. И все коридоры вели в огромный зал с черным камнем, — Шнай тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. — Возможно, там все и закончится, — Триггви задумчиво сунул в рот кончик дреда и пожевал его. — Как он узнал, что мы нашли новый сосуд? — задал еще один вопрос Рихард. — Как? Он знает? — новость взволновала Триггви. — Вы с ним уже столкнулись? Что с сосудом? — Так ты не в курсе? Он сжег мою квартиру. Сказал, что надеется, что я спрятал реликвию в ней. Видимо, хотел не только убить меня, но и уничтожить новый сосуд. — Но ты ведь не… — Нет, — покачал головой Рихард. — Он в другом месте. — Я думаю, тут он повел себя как обычный житель нашего городка и прочитал газету, — вмешался Олли. Он развернул Вестник обратной стороной и указал на маленькую заметку о том, что настоятель собора Святого Павла обнаружил, что из хранилища пропала очень старая дарохранительница. — Так. Зачем нам этот сосуд? Что мы вообще должны будем делать? — Тилль наклонился вперед, разглядывая Триггви. — Если у вас все получится, то сосуд станет его тюрьмой. Это уже будет моя забота. Но вам предстоит сразиться с ним на нейтральной территории. — Сразиться? — испуганно переспросил Флаке. — Не так, как вы себе можете представить. Не в прямом смысле. Это будет битва разума и безумия. — Ты можешь говорить прямо? — нетерпеливо притопнул ногой Рихард. — Аша! — вместо ответа обратился к нему Триггви. — Тебе нужно быть очень осторожным. Он боится священного огня, а ты — его источник. Он может попытаться убить тебя сразу, даже если это отнимет часть его сил.       Рихард кивнул и посмотрел на Пауля, обеспокоенно сжимавшего его ладонь. — Что он будет делать? — спросил Олли. — Он попытается запутать вас, свести с ума, — лицо Триггви стало серьезным. — А ваша задача — сохранить рассудок. Лишившись его, вы в лучшем случае вернетесь безумцами, а в худшем — потеряете и физическую оболочку. — Я уже сошел с ума. С меня на сегодня, пожалуй, хватит информации, — замотал головой Шнайдер. Он все еще периодически бросал взгляды на Рихарда и Пауля, стараясь смириться со всеми потрясениями этого вечера. — Когда? — спросил Тилль у Триггви, но за него ответил Пауль: — Я знаю. В день зимнего солнцестояния. ***       Они прожили оставшиеся три недели так, словно знали, что для них наступает конец света. Все шестеро привели в порядок дела и написали завещания. Каждый постарался уделить как можно больше внимания близким, как никогда ясно осознавая, в чем заключаются настоящие ценности жизни. Для Рихарда с Паулем эти три недели превратились в медовый месяц. Они пытались не думать о том, что должно произойти в грядущий роковой вечер. Все свободное время они посвящали детям, а оставаясь наедине, не могли оторваться друг от друга.       Единственным днем, омраченным светлой грустью, стала годовщина смерти Агнет. 16 декабря Пауль с ее родителями и Эмилем отправились на кладбище, чтобы оставить цветы. После того, как пожилая пара уехала, забрав внука, Пауль долго сидел у надгробия и рассказывал обо всем, что происходит в его жизни. Он вернулся домой и молчал весь вечер. Рихард не трогал его, чувствуя все переживания возлюбленного. Когда они легли в кровать, и выключили свет, Пауль придвинулся к нему и прошептал: — Я отпустил ее.       Рихард ничего не ответил. Только крепче обнял его и поцеловал в висок. ***       22 декабря, отправляясь с утра на работу, Тилль нашел на сидении в машине записку, в которой сообщалось, куда и во сколько они должны прибыть. Он обзвонил остальных. День пролетел в мгновение ока.       Вечером, когда Рихард вернулся с работы и принял душ, Пауль накормил его ужином и прошептав на ухо, что у них еще осталось немного времени, повел в спальню. Когда они оказались обнаженными в постели, Пауль лег и потянул Рихарда на себя, принимая привычное положение, но его партнер остановил его. — Я хочу, чтобы сегодня ты был сверху, — проговорил он, гладя возлюбленного по щеке. — Ты уверен? — Да, я уже давно решил.       В тот вечер они долго и медленно занимались любовью, впервые поменявшись ролями, а потом неподвижно лежали на мятых простынях, держа друг друга в объятиях и разговаривая одними глазами. В одиннадцать из старых часов высунулась кукушка и напомнила об утекающем времени. Рихард встал, прошел в зал, снял часы и достал из полости за ними завернутый в платок реликварий. Оба молча оделись и покинули квартиру. Назад дороги не было.       Они добрались на другую сторону Гёрслова около полуночи. Машины остальных уже были там. Посреди леса, где когда-то было старое аббатство, сохранились развалины католического храма. В крыше местами зияли дыры, витражи давно были выбиты, а стрельчатые своды обвалившегося правого нефа сломанными зубьями впивались в черное небо. Триггви уже ждал их. Он разжег костер из толстых поленьев, сложенных прямо на полу в центре храма. В оконные проемы трансепта задувал ветер, колыша огонь и заставляя оранжевые блики плясать на колоннах. — Вам всем нужно выпить хаому, — Триггви открыл флягу, налил в стакан молоко, а потом достал из кармана небольшой пузырек. — Что это? — спросил Шнай, почувствовавший знакомый запах. — Настойка хвойника. Здесь очень трудно достать сок эфедры. — Я видел во сне, как Нойманн пытался приготовить что-то похожее. Только с кровью женщины. — Он хотел осквернить священный ритуал.       После того, как они по кругу передали стакан и выпили по глотку, Триггви развернул принесенную тряпицу и достал из нее пучок тонких прямых прутьев, перевязанных с одного конца лентой. Рядом он поставил сосуд, который привезли мужчины. — Дайте нам минуту, — попросил Рихард.       Триггви кивнул. Рихард взял Пауля за руку и отвел чуть в сторону. Он обхватил его лицо ладонями, блуждая по нему глазами так, словно они расставались навеки, и он хотел запомнить каждую черточку на всю оставшуюся жизнь. — Если кому-то из нас не суждено вернуться, то пусть лучше это буду я. Запомни меня таким. Слепым идиотом, искавшим свою вторую половину, когда она все время была рядом со мной. Тем, кого ты сделал невероятно счастливым. Черт, это все звучит так пафосно, но я не знаю, как еще это объяснить словами. — Я люблю тебя, — прошептал Пауль. Глаза его влажно заблестели. Он прикусил губу, чтобы сдержаться. — И я люблю тебя.       Они слились в коротком отчаянном поцелуе. — Пора! — Рихард сжал его ладонь. Они вернулись к остальным. Все шестеро сбросили куртки, взялись за руки и образовали широкий круг вокруг огня. Триггви обошел их, совершая взмахи пучком связанных прутьев. — Смотрите на Атар. Когда Бэрджа, Страж ночи, уснет, вы перейдете в мир Вайю и будете среди тех, кто не определился со стороной. Это будет битва на нейтральной территории. Все будет казаться абсолютно реальным, но только от вас зависит, воплотится ли в жизнь то, что произойдет по ту сторону. Закройте глаза, — Триггви остановился. — Помните! Вы сами отвечаете за вашу дайну. Истина — лучшее благо.       Бродяга громко хлопнул в ладоши и все шестеро застыли как каменные изваяния. — Да поможет вам Творец! — Триггви опустился на колени, сложил ладони в молитвенном жесте и склонил голову. ***       Пауль открыл глаза и понял, что стоит один посреди высохшей топи. Вокруг лениво колыхался густой молочный туман, поглощавший любые звуки. Пауль побрел в первом попавшемся направлении, спотыкаясь о кочки. — Рихард!       Никакого ответа не последовало. Он позвал остальных. Тишина. Из воздушной белой массы вдруг вынырнула крона раскидистого дерева. Он услышал плеск воды. Туман слегка рассеялся, открывая очертания берега темного озера. У дерева, держась рукой за ствол, спиной к нему стояла женщина в белом. Он сразу узнал ее. — Здравствуй, родной! — она повернулась к нему и ласково улыбнулась. — Агнет? — Пауль остановился. Внутри вспыхнуло желание подойти и обнять жену, но она сама приблизилась к нему и обвила руками. Он ответил, чувствуя, что ее тело не излучает тепла. — Я скучала, — этот голос, такой до боли знакомый, уже начал стираться из его памяти. Он так тосковал по ней весь год, пока не нашел утешение с Рихардом. На глаза навернулись слезы. Она отстранилась и погладила его лицо ледяными кончиками пальцев. — Дети очень скучают по тебе, — Пауль сжал ее холодные руки. — Нам тебя не хватает. — Тебе — нет, — она покачала головой и грустно улыбнулась. — Ты наконец-то с ним. Я рада за тебя. Ты же сам все рассказал мне недавно. — Прости меня, — прошептал он. — Нет, это ты меня прости. — За что? — За то, что я заставлю тебя сделать выбор. — Какой выбор? — Пауль отпустил ее и отступил, нахмурившись.       Агнет повернула голову к воде. К берегу подплыла дощатая лодка и мягко ткнулась носом в песок. Пауль увидел, что в расстеленном на дне одеяле лежат Эмиль и Лилли. Казалось, что дети спят, но лица их были бледными. Они не дышали. Пауль бросился к ним, но лодка тут же отчалила и скрылась в тумане. — Тебе придется выбрать. Они или Рихард. Если ты останешься с ним, то я заберу их. Мне так одиноко здесь… Но если оставишь детей, то он умрет.       Пауль осел на траву и в отчаянии обхватил себя руками. В голове зазвучали слова Триггви: «только от вас зависит, воплотиться ли в жизнь то, что произойдет по ту сторону». Неужели ему сейчас придется сделать этот страшный выбор? ***       Олли открыл глаза и увидел, что стоит посреди пустынной площади какого-то старого немецкого города. Окна зданий были заколочены. Тишину нарушил нарастающий со всех сторон гул. Из переулков на открытое пространство повалила толпа. Олли спешно заозирался, пытаясь найти укрытие, но было уже поздно. Люди обступили его, образовав узкий круг. Детский страх близкого контакта с посторонними вернулся к нему, сжимая горло тисками. Он завертелся на месте, пытаясь понять, исходит ли от них угроза. Высокие и низкие, толстые и худые, женщины и мужчины, самые разные лица, оттенки волос и глаз. Толпа молчала, разглядывая его, как диковинную зверушку в зоопарке. Затем какой-то тучный мужчина ткнул в него пальцем и засмеялся. Толпа подхватила его веселье. Хохот тысячи глоток взмыл над площадью и ударился о стены окружающих домов. Несмотря на высокий рост, Олли почувствовал себя крошечной песчинкой. Люди резко замолчали. Их лица стали каменными. По спине Олли побежал холодок. Сейчас они смеялись над ним, но что, если они захотят причинить ему вред? Как можно противостоять такой массе? Ему захотелось сжаться в комок и стать невидимым. Маленькая девочка, протиснувшаяся в первый ряд, словно прочитав его мысли, вышла вперед и схватила его за палец. Олли попытался отдернуть руку, но она только крепче вцепилась в него. Он поднял глаза и в ужасе увидел, как остальные тоже тянутся к нему. Он оттолкнул девочку, упал на колени, уткнулся в землю, пытаясь свернуться в клубок, и тут же почувствовал, что сотни рук хватают его со всех сторон и вцепляются в кожу. Он подумал, что его сейчас разорвут на куски. И вдруг они все разом оказались в его голове. Голоса. Сотни, тысячи. Они кричали, смеялись, рыдали, пели и шептали. Нет! Пожалуйста! Он так привык быть один! Черепная коробка готова была вот-вот разорваться на части. Олли сжал голову руками и завыл. ***       Флаке открыл глаза и увидел, что находится в огромной грязной прозекторской. Он с отвращением осмотрелся. На столах под простынями, покрытыми бурыми и желтыми пятнами, лежали тела. В голове тут же взорвались все его страхи, связанные с инфекциями и нечистоплотностью. Лампы под потолком моргали, создавая напряженную атмосферу. Из ржавого крана над раковиной капала вода. Кап-кап-кап. Звук ввинчивался в мозг. Кристиан подошел, чтобы закрыть вентиль и отпрянул. В сливе копошились мокрицы. За его спиной что-то упало. Он быстро обернулся. Тишину продолжала нарушать только капающая вода. Флаке осторожно двинулся вперед, в тот угол, где стояла большая ширма. Поравнявшись со столом для вскрытия, он зажал нос рукой. Вся поверхность была покрыта запекшейся кровью, а рядом стояло ведро, наполненное гниющими внутренностями. За ширмой что-то шевельнулось. Кристиан испуганно вздрогнул и зашептал «это просто кошмар, ночной кошмар». Ноги сами повели его вперед. Он заглянул за синюю шторку. На каталке лежала пожилая женщина, по горло накрытая простыней. Кристиан подошел и шумно выдохнул: — Бабушка!       Звук капающей воды пропал. Она резко открыла глаза и поднялась, дергаясь как марионетка. Простыня упала, обнажая покрытое трупными пятнами и жуткими язвами старческое тело. Флаке в животном страхе дернулся, но она успела схватить его за рукав. Он уставился на ее разлагающуюся руку с фиолетовыми ногтями и замотал головой. Из язв на ее теле сочился гной. — Ты поросенок, Кристиан! — прохрипела она. Флаке попятился, пытаясь вырваться, но она вцепилась в него мертвой хваткой. — Нет! Бабушка! Я вымыл руки! — Не ври мне! — она поднялась с каталки и начала наступать на него. — Отпусти! — Кристиан запнулся и упал, с ужасом наблюдая, как кожа с мертвой руки, прилипшая к его рукаву, оторвалась и лоскутом повисла на нем. Его бабушка, или то, что ей было, опустилась на четвереньки и поползла к нему. Старческая грудь болталась из стороны в сторону. Ее рука с обнажившейся гниющей плотью схватила его за штанину. Сзади раздались шелестящие и хрипящие звуки. Остальные трупы повставали со своих мест и побрели к ним, на ходу теряя куски кожи и оставляя за собой грязные следы. Кристиан попытался отползти назад, но старуха не позволила ему. — Ты всегда был неряхой, Кристиан! Если бы ты меня слушался, то вырос бы нормальным человеком! Но теперь уже поздно. Твой нос скоро отвалится! — она заползла на него, обдавая смрадным дыханием. — Поцелуешь бабулю?       Флаке схватил ее за шею, чувствуя, как кожа, словно желе, расплывается под пальцами, и закричал. ***       Шнай открыл глаза и понял, что лежит в белой больничной палате. Он чувствовал себя вялым, морально измотанным. Он попытался встать, но его руки и ноги оказались прикованы к кровати. Дверь открылась. На пороге появилась девушка в белом халате с папкой. — Ули? Где я? Что ты здесь делаешь? — Ты в больнице, Кристоф. Ты спрашиваешь это каждый раз. Успокойся, все в порядке. — Почему я прикован? — Ты не помнишь? Ты снова пытался вскрыть вены, и нам пришлось перевести тебя сюда и принять меры, чтобы ты не причинил вред другим и себе. Кристоф посмотрел на свои руки и увидел, что его предплечья туго перебинтованы. — Я? Вскрыть себе вены? Но я не самоубийца! Ули грустно покачала головой и открыла папку, делая пометки на листках. Затем она достала из кармана шприц с какой-то прозрачной жидкостью, сняла колпачок и, выпустив каплю на иглу, подошла к Шнаю. — Что это? — Лекарство. Ты должен встретиться со своими страхами, чтобы перебороть их. — Нет! Не делай этого, — он дернулся в сторону, но оковы помешали ему. Она резко схватила его за горло и воткнула иглу в шею. Кристоф почувствовал, как кровоток разносит неизвестный препарат по всему телу. Сознание его затуманилось. Он закрыл глаза и перед ним тут же замелькали все те ужасы смерти, которые он видел за свою жизнь. Кровавые сцены, крупные кадры отрезанных частей тела, выпущенных внутренностей, мертвые женщины и дети, а потом вереница лиц безутешных родственников. Крики, боль, страдания. Нет! Много! Слишком много! Шнай побледнел и закричал, выгибаясь на больничной койке. ***       Рихард открыл глаза и осмотрелся. Он стоял в свете одинокого уличного фонаря. Перед ним была огромная стена с одной-единственной дверью. Позади царила тьма. Он шагнул к двери, повернул ручку и очутился в зеркальном лабиринте. Пройдя несколько поворотов, он понял, что потерял ориентир и не может вернуться назад. Значит, придется пройти этот путь до конца. Куда бы он ни посмотрел, везде сталкивался с собственным отражением. Очередной поворот и снова широкий коридор с вереницей зеркал. Он остановился у одного из них и взглянул на себя. Внезапно его отражение криво улыбнулось ему и помахало рукой. Рихард сделал шаг назад. Отражение протянуло вперед руку и просунуло ее сквозь стеклянную поверхность, ставшую жидкой. Его двойник в мгновение ока целиком материализовался рядом с ним. — Ну здравствуй, моя благопристойная версия! — он надменно ухмыльнулся. — Давно не виделись.       Рихард напрягся, чувствуя угрозу. Конечно, его злейший враг — он сам. Ему стоило догадаться. Он принял устойчивое положение, готовясь к нападению, но его альтер-эго только усмехнулось. Двойник подошел к зеркалу и поправил упавшую на лоб прядь. — Как нам все-таки повезло с внешностью. Не мудрено, что Паули без памяти влюбился в такого красавчика. Жаль, что его ждет разочарование. — О чем ты? — Брось, — двойник развернулся к нему и сложил руки на груди. — Ну поживешь ты с ним пару месяцев, максимум год, потом тебе надоест эта тихая семейная жизнь, и ты прыгнешь в постель к первой встречной красотке или красавчику, раз уж ты до конца распробовал все прелести мужской любви. Или же сорвешься и снова начнешь нюхать кокс. — Этого не будет. — Можешь не обманывать меня. Потому что я — это ты. — Этого не будет, — упрямо повторил Рихард. — О нет, ты что, действительно влюбился в него? По-настоящему? Да ладно! Все твои попытки жить нормальной жизнью — сущий бред. Ты ведь знаешь, что мать и отчим были правы. Ты просто неудачник. У тебя собачья работа. Ты вечно пытаешься наладить свою никчемную личную жизнь, и каждый раз срываешься и идешь на поводу у своих пороков. То, что ты предашь своего милого любовника, это только вопрос времени. — Я изменился. Поэтому ты здесь. Это ты не мог устоять перед соблазнами, а теперь пытаешься внушить мне, что я так и остался эгоистичной сволочью. Хочу тебя разочаровать. Тебе больше нет места в моей жизни. — Увы, но ты не можешь избавиться от меня, а убить — тем более, как бы тебе этого ни хотелось. Потому что я — часть тебя. Погибну я, погибнешь и ты. — Тогда просто уходи! Ты зря тратишь время. — Значит, ты больше не боишься самого себя?       Рихард в ответ только промолчал и тоже сложил руки на груди. Двойник задумчиво посмотрел на него. — Теперь он — твое слабое место. — Ты не посмеешь причинить ему вред, — ощетинился Рихард. — Извини, но ты просто не оставляешь мне другого выбора, — двойник бросился на него, сбивая с ног и надавливая на ключицу. Рихард взвыл от боли. Этот ублюдок знал, что она когда-то была сломана и неправильно срослась. Двойник тут же перевернул его, скрутил руки за спиной и сел сверху. Грубые веревки оплели конечности. — Вместо тебя вернусь я. Скажи напоследок, как ты хочешь, чтоб я убил твое сокровище? Могу обдолбаться, связать его и перерезать ему глотку, когда буду трахать сзади. Как тебе такой вариант?       Рихард дернулся, пытаясь вырваться, и в бессилии зарычал. Его двойник зло усмехнулся, встал, отряхнул руки и сплюнул. — Счастливо оставаться в небытии. ***       Тилль открыл глаза и ничего не увидел. Кромешная тьма. Сначала он подумал, что ослеп, но затем глаза различили слабый-слабый источник света вдалеке. Тилль пошел в его сторону, выставив одну руку вперед. Приблизившись, он увидел, что свет льется из высоко подвешенной одинокой лампы с конусовидным абажуром. В круге света стояло кресло-качалка, в котором сидел пожилой мужчина. Ноги его были прикрыты пледом. Он слегка привалился на левый бок, и эта поза выдавала его немощность. Мышцы спины уже не могли поддерживать его в ровном состоянии, но он все еще мог раскачиваться. — Отец?       Молчание. — Если ты здесь за тем, чтобы напомнить мне о прошлом, то я смирился. Давно смирился. Но я ничего не забыл. — Загляни в себя, сын. Что ты видишь? — кресло перестало скрипеть и застыло. Отец чуть повернул голову к нему. — Там тьма. Она там с самого твоего рождения. И ты боишься, что однажды она поглотит тебя. — Я живу с этим всю жизнь. Я привык. Это во мне, и это нельзя изменить. — Ты контролируешь свою жизнь, да? Крепко стоишь на земле? — старческий смех перешел в надсадный кашель. — Ты уже забыл, каково это: чувствовать себя беспомощным? Тогда смотри!       Пространство резко закружилось, и Тилль понял, что стоит перед прозрачной стеной в грязной комнате. На противоположной стороне лежал серый испачканный кровью матрас, который освещала бледная лампа. — Папа? — из темноты противоположного угла выступила Неле. — Неле! — Тилль бросился вперед и столкнулся с прозрачной преградой, на ощупь похожей на толстое оргстекло. — Пап! Где мы? Мне страшно! — Все будет хорошо, родная! Мы выберемся отсюда, — Тилль осмотрелся, пытаясь найти то, чем можно разбить стену, разделявшую их, но его половина комнаты была абсолютно пуста.       В дальнем конце лязгнул замок. В комнату вошли трое мужчин в масках. Неле попятилась и прижалась к противоположной стене. Тилль прильнул к прозрачной преграде, пытаясь разглядеть мужчин. Его посетила страшная догадка. Он метнулся в сторону дочери: — Неле, девочка моя, послушай! Это просто кошмар, просто дурной сон. Попробуй проснуться!       Но она не слышала его, в ужасе глядя на вошедших. Мужчины двинулись в ее сторону. Один грубо схватил ее за руку и дернул на себя, а второй ударил наотмашь по лицу. Она вскрикнула от боли. Третий подошел и разорвал на ней футболку, обнажая тонкие подростковые плечи. — Нет!!! Отпустите ее! — Тилль принялся бить кулаками в прозрачную нерушимую преграду. На костяшках тут же образовались кровавые ссадины.       Мужчины подтащили сопротивляющуюся девочку к матрасу и бросили на него. Один снова ударил ее, когда она попыталась встать. Второй не дал ей отползти, держа за ноги. Третий мерзко ухмыльнулся и расстегнул пряжку на ремне. Неле закричала. Тилль повернулся спиной к прозрачной стене и сполз по ней на пол, зажимая уши руками. По его лицу потекли слезы. ***       Шарлотта открыла глаза и снова оказалась в огромном ритуальном помещении. В этот раз она даже не успела осмотреться. Рядом выросла темная фигура и стальной хваткой вцепилась в руку. Перехватив девушку за талию, черный человек забросил ее на плечо и пошел в центр зала. Лотте брыкалась и била его по спине, но ему было все равно. Он подтащил ее к камню. Взмах костлявых пальцев, и веревки, словно змеи, выползли откуда-то из-под холодной вонючей поверхности. Лотте вскрикнула, чувствуя, как грубая бечевка оплетает ее лодыжки и запястья, перетирая нежную кожу до крови. — Сегодня ты лишишься жизни по-настоящему!