***
Снежинка за снежинкой сменялась в эту тёмную, но не теряющую свет ночь. Храм, что величественно располагался в провинции Киото, потерял свои чёткие очертания из-за снегопада, что сейчас разбушевался из-за сильного ветра, поглотившего в себя городок, одновременно устанавливая свои правила и законы. На веранде в эту непогоду стояла высокая стройная, но с видимой худобой фигура мужчины, облачённая в темнее ночи кимоно, украшенное золотыми нитями, которые своим плетением и пересечением создавали рисунки, напоминающие по форме волны. Из всех источников света мужчину освещал лишь лунный, обволакивая своим холодным серебристым свечением его стан. Ярко-голубые глаза, подобно самой чистой воде, поблёскивали при помощи луны и совместно с её светом гипнотизировали, заставляя не отводить свой взгляд с этих божественных очей, в глубине которых скрывалась таинственная пустота. Ветер усиливался, а вместе с ним и снегопад, на улице температура понизилась до минимума, а тело пробирала неприятная покалывающая, словно игла, дрожь, но мужская фигура всё ещё стояла, не смея сделать шаг назад, всматриваясь своим небесным созерцанием куда-то вдаль. Из-за усиления ветров длинные полуночно-синие волосы, что доходили ниже колен, то и дело покачивались из стороны в стороны, не имея никакой власти над непогодой. — Господин! Цукиёми-сама! — раздался из-за угла храма нежный девичий голосок, а после показалась и сама его обладательница. Маленькая девочка с длинными, собранными в косу чёрными волосами неуклюже бежала к господину и что-то держала в руках. — Цукиёми-сама, прошу, зайдите внутрь, на улице не спокойно, — волновалась маленькая девочка, смотря на господина своими большими светло-коричневыми глазами, в которых можно было прочесть волнение. — Не волнуйся, ничего опасного со мной не случится. К тому же, я не собираюсь отсиживаться в храме, когда за его стенами бушует мой братец, — усмехаясь, процедил бог, медленно переводя свой спокойный взгляд на стоящую рядом девчушку. Весь его образ показывал неимоверную власть, которой владел Цукиёми: от холодного взгляда шли мурашки, от глубокого нежного голоса пробирал приятный холодок, а от полноты его образа шёл дух среднего сына Идзанаги и Идзанами, что было присуще ещё двоим богам. — Но Цукиёми-сама! — не унималась шинки бога луны, протянув последний слог. Божество полностью повернуло своё величественное тело к девочке и, присев на одно из колен, чтобы быть на одном с ней уровне, слегка взъерошило той волосы, нежно обнажая белоснежные зубы в улыбке. — Харуко, не волнуйся обо мне, иди внутрь, а я зайду за тобой через пять минут, — успокаивающе сказал бог. Шинки надула щёки, но всё же послушалась своего господина, вручив перед уходом ему свиток, неохотно удалилась в тёплый храм. Цукиёми размеренно шёл по каменной лестнице. Старость дала о себе знать этому месту, каждая ступенька покрылась мхом и породила в себе трещины разных размеров, толщины и глубины. Сама длинная лестница вела свой путь от храма к маленькому бамбуковому лесу. Здешний ветер мелодично и нежно прикасался к фарфоровому лицу бога, будто боясь навредить и, не дай бог, поцарапать. Чёрное же кимоно развевалось в такт играм ветерка, создавая воздушный, лёгкий образ. Цукиёми неожиданно остановился и тяжело, как-то глубоко выдохнул. — Сусаноо, будь добр, прекрати прятаться от моих глаз, — вдруг сказал в пустоту Цукиёми. Резко воздух стал собираться в одной точке, набирая скорость, пока не образовал очертания еле уловимого глазу силуэта, а после подтянутую, высокую мужскую фигуру. Бог ветра стоял спиной к своему старшему брату, часть серого дзюбана сползала с его правого плеча, обнажая чёрную татуировку в форме непонятных и не хаотичных узоров, чьи хвосты шли от шеи и до самой груди. Сам дзюбан имел нехарактерный вид, казалось, будто он был велик. Поверху устроилась накинутая длинная серебристая с белыми отблесками хаори. Низ прикрывал несвойственный для хакамы фасон, имеющий облегающую форму на икрах и отдающий штормовым оттенком, на оби, которая сковывала талию, висели деревянные дощечки, украшенные золотыми нитями, и два колокольчика. Зачем Сусаноо были нужны эти колокольчики, оставалось загадкой. Сусаноо повернулся к своему брату и одарил его широкой улыбкой. Гранитово-серебряные глаза добро сощурились, поискривая на солнце, а пышные, слегка вьющиеся на концах угольные волосы выходили из общей кольи высокого хвоста, даря владельцу на левой стороне лёгкую чёлку. — Ох, ну везде ты меня найдёшь, братец, хотел сюрприз, а ты как всегда. Тебя нужно звать не богом луны, а бог обломов! — протараторил низким тоном бог ветров, подходя к Цукиёми и дружески обнимая того за шею, тем самым смущая последнего. — Брат, прекрати! — от неожиданности прикрикнул старший братец, опираясь руками на плечи младшего. — Да харе тебе, чего ломаешься как не родной! — смеясь, тараторил угольно-волосый. Когда перепалка прекратилась, два брата уже спокойно и мирно сидели на самой последней ступеньке лестницы, наслаждаясь тишиной этого места, но, к сожалению, если рядом есть Сусаноо, о тишине не может и речи идти, но младший брат сдерживал себя и свои порывы только в присутствии Цукиёми. Может быть, это уважение к своему старшему брату или же обычные крепкие семейные узы, кто знает, но именно с ним бог ветров заставлял на время притихать капризный характер и на короткое время отдаваться глухому молчанию. — Цуки-кун, не подумай ничего лишнего, это так, просто обычные слова, не бери в свою пустую башку и не вздумай думать, что я волнуюсь о таком олухе, как ты! Но в последнее время ты сам не свой, что-то случилось? — пытаясь скрыть нотки тревоги в голосе, поинтересовался Сусаноо, слегка взглянув в лазурные глаза своего брата, которые, как в ту ночь, смотрели куда-то вдаль. — С чего такие доводы? — ответил на вопрос бог, всё так же не смея отводить взгляд. — У меня такое ощущение, что в Такамагахара замышляют что-то неладное в твою сторону, и ты это прекрасно знаешь, но по какой-то причине не говоришь об этом мне, — уже спокойно и с грубцой, которая была присуща тембру бога, сказал тихо брат. — Разве? Как по мне, всё прекрасно, завтра мы с тобой вернёмся к сестрице после недельного пребывания в мире людей, — с улыбкой на лице ответил Цукиёми и наконец-то оторвал свой взгляд, направляя его на рядом сидящего бога ветра, который изредка ломал в своих руках веточку. — Отвратительное у меня чувство, очень отвратительное… — прошипел Сусаноо и со всей силы кинул веточку, будто она виновница всего происходящего. — Зачем ни с того ни с сего нужно было посылать нас двоих в мир людей, я понимаю, если бы мы провинились… — Нужно собирать информацию. — А сестрица, видите ли, не может этого сама сделать! — повышая голос, прорычал бог, сжимая ладонь в кулак. — Чувствую себя псом на побегушках! Чёрт! Как же это, твою мать, бесит! — ударив свой кулак об ступеньку, Сусаноо тем самым образовал в ней неровную, но слегка углубленную ямку, которая получилась из-за накипевшей злости, что потоком выливалась из бога ветров. Сейчас парня переполняла ненависть к старшей сестре, да и к небесному миру в целом, Сусаноо и раньше хотел уйти и вести свободную жизнь подобно тому самому ветру, который ничему и никому не обязан и волен делать то, что сам посчитает нужным. Но он не мог просто взять и уйти, бога держал только Цукиёми, хоть он и был младше бога луны, но он обязал себя присматривать за ним как брат за братом вне зависимости от того, кто старше, а кто младше. Иной раз, сидя у себя в храме, Сусаноо думал, почему же этот «идиот» всё ещё верен этим небесам и готов выполнить любую их прихоть, но логичных мыслей не приходило на ум. — Ты же понимаешь, что сестра не может из-за своего… — но Цукиёми перебили, не дав продолжить фразу. — Да, да, да, она у нас вся из себя ИМПЕРАТРИЦА! — фраза младшего заставила бога луны издать смешок и шутливо зажать брата подмышкой, тем самым игриво сдавив ему шею и потрепав макушку. — Эй, ты чё творишь! Отпусти меня, придурок! — от неожиданной перемены настроения и действий Цукиёми выкрикнул Сусаноо. Бог попытался вырваться, но он был слишком крепко сцапан своим братом и другом, поэтому, ещё слегка поёрзав, Сусаноо сдался. — Смотри, а то завтра твоя «Императрица»заставит тебя пахать, как быка на лугу, — наконец-то поддался чувствам Цукиёми и повалил своего брата, тем самым скатываясь вместе с ним на землю.***
Ято тяжело открыл веки и устремил свой холодный, казавшийся безжизненным взор на потолок. За окном всё также жарило солнце, будто и не собираясь отпускать этот мир из своих пламенных когтистых лап. Ято не собирался вставать с пола или же просто был не в силах. Тело почему-то ужасно ныло, а глаза обрели слегка мокрый вид. «Что это только что было?» — подумал про себя парень, тяжело дыша. Сердце почему-то сжалось, сковывая и вонзая в себя лезвия, которые причиняли адскую боль, что позже разошлась по всему телу. — Ятооочка~, к нам пришла Хиёри! — послышался снизу так знакомый женский, имеющий сладкий тембр, голосок, который принадлежал только одной богине. Ятогами тяжело, но всё же, приложив усилия, привстал. Хоть сейчас он чувствует себя паршиво и разбито, но с Хиёри он не смеет показать слабину. Для неё он будет всегда сильным и непоколебимым. «Всё же почему мне приснился этот сон… Отвратительное чувство…». Парень, не смея пошевелиться, чувствовал, как во рту всё пересохло, а в голове отдалась неприятная пульсация, будто внутри завелась маленькая игрушка, которая целенаправленно причиняла боль своим крошечным молоточком, раз за разом ударяя в одно и то же место. Головная боль неприятно разошлась, придавая большой вес. — Ято! С тобой всё хорошо? — в комнату зашла Ики и взволновано посмотрела на тяжело дышащего бога. — Хиёри! Я тебя не заметил! Вот раздумывал, какая тебе поза~ подойдёт для моего будущего рисунка! — быстро преобразился как хамелеон бог, не желая, чтобы девушка волновалась о нём и лишний раз тревожилась. — Извращенец! Да как только с тобой Юкине живёт, просто ужас! Возможно, сейчас Ято удавалось скрывать от близкого для него человека правду и в будущем от остальных, но как долго ещё он будет всячески игнорировать подсказки и намёки забытого прошлого. Сейчас богу это не важно. Он посчитал это обычным сном и не стал зацикливаться на нём, хотя голова всё ещё побаливала, но это не сильно мешало убегать от разъярённой Ики, попутно получать в свой адрес подушку.