Цукиёми

      Сегодняшний день двигался к своему завершению. Солнце, что пару часов назад сияло на небосводе, потихоньку уходило в небытие, отчего небо окрасилось в сказочный багрянец, чему предшествовали густо-красные сумерки. Красоту и чарующую атмосферу вечернего явления прервал нежно-голубой божественный свет, что разлился подобно реке по храму Тэндзина. — Ятусик! Ты живой! — не успев сообразить, на шее Ято повисла радостная Кофуку, что по-детски смеялась его здравию, всё сильнее и сильнее сдавливая в объятьях. Перекрывая богу доступ к кислороду и заставляя тем самым синеть. От таких сильных эмоций богини нищеты все остальные незваные гости, что были в сантиметре от Ятогами, решили оставить его одного с милой бестией и как можно скорее поспешили к самому хозяину храма, что сидел на веранде, пока Кофуку не приметила и их. — Что ж, похоже, и сегодняшняя ночка будет неспокойной, — со вздохом и улыбкой сказал Тэндзин. Кряхтя, старик встал с деревянного пола веранды и спустился к гостям. — Сусаноо-сама! Мой друг, рад видеть тебя! — воскликнул бог и со всей добротой, что таилась в глубинах его сердца, улыбнулся, одаряя бога ветра самыми что ни на есть счастливыми глазами. На такое поведение хозяина этого храма Бишамон, пока никто не замечал её, фыркнула. Не то, что она презирала высшее божество, нет, просто у Биши было какое-то недоверие к Сусаноо, что, ко всему прочему, подкрепляло не очень-то хорошее прошлое. — Госпожа Бишамон, умерьте свой огонь в глазах, это слишком заметно, — вдруг из воздуха появилась шинки Сусаноо, что своим низким, но бархатным голосом решила прервать размышления богини. — Что? — непонимающе спросил Казума, переводя взгляд то на Виину, то на Касуми. — На вашем месте я была бы поосторожнее с взглядом. Бишамон-сама, моему господину хватит и этого предлога, чтобы разгромить целый город. — С этой фразой девушка улыбнулась, всё также не открывая своих загадочных глаз, и поспешила к хорошо проводящему время в компании Тэндзина богу ветра. — Вот, значит, какой Сусаноо… — тихо, почти что себе под нос прошептала Хиёри, что стояла рядом с Дайкоку и Маю. Если девушка думала, что её не услышат, то ошиблась, божественные орудия, что находились рядом с ней, отчётливо услышали её удивление. Для нас остаётся загадкой, каким она представляла себе Сусаноо, возможно так, как его привыкли изображать в учебниках или же описывать в кодзики, но все её воображения разбились об твёрдый пол, как осколки, ведь перед ней стояло совершенно иное божество. У Сусаноо не было той бороды и тяжёлого взгляда, что излучал бескрайность и буйство, чем-то бог был схож с Ято, возможно, простодушным выражением глаз или простой улыбкой, которой он одаривал подошедшую к нему Касуми. Такие мысли, что бог из благородных детей Идзанаги похож на Ято, заставили тело девушки вздрогнуть, как в первые дни морозов.       После долгих размышлений Хиёри устремила своё внимание на Юкине, который, на её удивление, хорошо общался с неизвестным для неё ещё синеволосым мужчиной. Да и вообще компания Сусаноо и его шинки напрягала в основном только Бишамон, что не удивительно. Остальные же проявляли тактичность к высшему божеству, не смея сказать что-то лишнее. — Всё в порядке? — поинтересовалась Маю перед тем, как подойти к гостям следом за Дайкоку, что поспешил отцепить Кофуку от Ято, пока та, в свою очередь, не задушила своей радостью беднягу. — Да, всё хорошо, не волнуйся, — улыбаясь, ответила Хиёри, подкрепляя свой ответ активной жестикуляцией рук и нервным смешком. Видимо, ей самой требовался выходной, всё бы ничего, но сегодняшняя дневная встреча с отцом Ято выбила из ритма Ики. Сейчас она не знала, что ей делать, но кое в чем она была уверена точно, сегодня девушка отбросит эти глупые мысли и вернётся к ним с первыми лучами утреннего солнца, а сейчас она насладится заслуженным радостным вечером.       Все гости собрались на заднем дворе храма, что уже, в свою очередь, освещался холодными лучами луны, которая поглощала своим свечением всё, что препятствовало ей на пути. За это время Хиёри познакомилась с синеволосым незнакомцем, что пару минут назад мило общался с Юкине, как узнала Ики, его имя было Кусанаги и он, на её удивление, не был шинки, хотя чему было удивляться, он же принадлежал Сусаноо, а у высших божеств свои тайны. После знакомства с Кусанаги-но-тати Хиёри ближе узнала Касуми и Юудэя. Все они хорошо ладили друг с другом, что не могло забавлять девушку, видя со стороны свои отношения с Ято и Юки. — Выпьем за этот вечер! — активировал алкогольную натуру Ятогами и поднял чашу с сакэ вверх, попутно привстав со своего отведённого места, слегка покачиваясь. Тем самым застав злющее лицо Юкине, что покраснел и без алкоголя. — Ха! Поддерживаю! — вставил свои пять копеек Сусаноо и поспешил к таким же действиям, что и Ятогами. Теперь к Юкине присоединилась Касуми, что глухо ударила себя по лицу и искала в присутствующих поддержку, в итоге встречаясь с глазами Юки.       Пока Ики натянуто улыбалась накаляющейся обстановке, девушка неожиданно почувствовала лёгкие удары с левой стороны, как будто кто-то изо всех сил хотел обратить на себя внимание без лишних любопытных глаз. Когда Хиёри повернула голову, она заметила радостную Кофуку, что, махнув ладошкой перед своим лицом, вместе с тем как-то подозрительно сузив глаза, подозвала к себе поближе Ики. — Ты соврёшь, если скажешь, что они не похожи, — прошептала на ухо Хиёри богиня, тем самым заставляя Ики вновь вернуться к прошлым размышлениям о схожести Ято и Сусаноо. Пока она раздумывала насчёт сказанного богиней, те двое успели на брудершафт выпить алкоголь и с довольными хмельными рожами сесть по своим местам. Бишамон и Казума вместе прикрыли глаза Эбису, чтобы он не видел этой картины и, не дай бог, не взял это в привычку. Пара молча сидела, не веря тому факту, что выстроился от увиденной сцены. Сусаноо и Ято знают друг друга от силы пару часов, а уже ведут себя как закадычные друзья, что готовы в одну харю выжрать весь алкоголь и не побрезгать этим.       Ко всему этому, от их зорких глаз не ускользнул и тот факт, что и сам Тэндзин был сегодня куда более веселым, чем обычно. Когда все уже более-менее успокоились, то в тесном кругу повисло лёгкое молчание, ведь нечасто с тобой сидит один из благородных детей, только вот может это и было так для остальных богов и их шинки, но для Ято Сусаноо был уже куда ближе, чем бог, имеющий схожий юмор и некоторые повадки. — Эй! Ято, — обратил на себя всё внимание Сусаноо, ставя перед лицом Ятогами, с которым он сидел рядом, кувшин с водой, тем самым косым взглядом ловя удивление в свою сторону. — Попробуй кое-что сделать. — Возможно, кто-то подумает, что бог ветра бредил из-за алкоголя, но Сусаноо был трезв и в своём уме. На лицах друзей отчётливо читалось непонимание происходящего, как и у самого Ято. — Ты о чём? — серьёзно спросил Ято, вместе с тем одаривая вопросительным взглядом Сусаноо, а потом всех за столом. Сейчас Ятогами не понимал, чего от него таким действием хотел новый знакомый, но он точно уловил волнение друзей. — Ладно, начнём не так прямо, — с грустной улыбкой сказал Сусаноо, отводя глаза, будто слова Ято задели его. Подняв свою руку на уровне туловища, бог собрал ветер в одной точке, тем самым зафиксировав его, оставляя в таком положении некоторое время, пока сгусток ветра не начал формировать, будто из него лепят, знакомый для всех цветок. — Это же хризантема, — констатировал факт Эбису с детским удивлением, жуя сливу. — Цветок уважаемой Аматэрасу-самы. — Верно, — с грустью задумался бог ветра. После неловкой паузы Сусаноо продолжил. — Не знаю, как ты сейчас воспринимаешь Аматэрасу, но ты любил делать из воды такие цветы для неё раньше…       Если пару минут назад компания распивала алкоголь и веселилась, то сейчас никто не понимал, что происходит с Сусаноо, возможно, от нехватки внимания он одичал в своём далёком храме, но, зная его характер, бог ветра не будет просто сидеть и горевать. — Эм, о чём вы? — удивлённо спросил у Сусаноо Юки. — Ято раньше хорошо общался с Аматэрасу? — Это исключено, и быть такого не может, Ято её даже вживую никогда не видел и не увидит, госпожа никогда не позволит Ято и глаз поднять к её лику, — вмешалась Бишамон из-за глупости слов Сусаноо, на что бог выдавил из себя смешок. Смотря на отстранённого Ято, казалось, что бог отчаянно пытается что-то вспомнить. Пододвинув свою руку, на которой красовалась неровная хризантема, Сусаноо сжал её, тем самым руша то, что было в ней короткий период времени. Голова Ятогами до жути сильно заныла, будто в ней сидит та самая обезьянка, что своим молоточком удар за ударом наносит в одну точку желанные, напитанные ненавистью удары. Увидев, как перед его глазами Сусаноо уничтожил цветок, что-то больно закололо внутри, доставляя вместе с болью в голове невыносимое жжение, от которого хотелось рыдать и рвать волосы. Сейчас единственным спасением Ято был лунный свет, что пытался изо всех сил забрать половину его боли себе. — Это как-то связано с моими кошмарами? — голос Ято был холоден и чист, будто утренняя роса в летнее время года, несмотря на всю ту боль, что содрогала его тело. В глазах отчётливо читалась безысходность, сейчас Сусаноо единственный, кто сможет разобраться с его недугами. Бог ветра медленно кивнул головой и прикрыл глаза. — Помочь, может, и помогу, но прекратить их сможешь только ты.

***

      Осенний лес всегда был не обделён вниманием поэтов и художников, именно осень была их музой, что в произведениях этих людей медленно умирала, как те деревья, что раскрывали чарующие и так манящие невероятные яркие краски этого времени года. Хоть с зимой у Цукиёми было куда больше общего, но он любил золотистые, оранжевые, красные листья осени, именно эта умирающая флора ассоциировалась с предстоящей зимой.       И вот сейчас бог сидит в объятьях умирающих душ деревьев, что отреклись от своих детей в этот осенний вечер. Мальчик дожидался ту, кто олицетворяет собой эти листья, эти краски и это время. — Долго ждал? — послышался детский голосок за спиной бога. Большие ярко-золотые глаза самой сильной любовью, которая только возможна у сестры, одарили спокойно сидящий ещё детский силуэт, одетый во всех тёмных оттенках, показывая неимоверное отличие брата и сестры. Какими бы они ни были разными, всё-таки Аматэрасу и Цукиёми были родными друг другу и их не особо волновало, что для родственников они были разными. — Нет, — скомкано ответил мальчик и повернулся к сестре, устремив свои небесные глаза в её золотистые, ветер слегка играл с их длинными волосами, как будто они были для него новой игрушкой. Старшая сестра улыбнулась и всё ближе стала подходить к брату, будто паря по воздуху, не касаясь земли. — Хочешь, что-то покажу, только не говори Сусаноо, а то он меня достанет с тем, чтобы я его научил этому, — сказал уже с нежностью Цукиёми и улыбнулся мягкой улыбкой, от вида которой даже самое холодное и каменное сердце сможет размякнуть. Аматэрасу, улыбнувшись в ответ брату, медленно, как и подобает верховному божеству, подсела к осеннему лавру, под которым сидел её брат. — Разве он здесь стоял? — удивилась молодому, ещё не познавшему боль жизни дереву девушка, попутно рассматривая спокойное и умиротворённое лицо Цукиёми, что оставалось смиренным, как вечерний бриз моря, что утопает в сумрачном объятии заходящего солнца. — Да, перед тем, как отец ушёл от нас, мы вместе с ним посадили его, — бог луны задумался на какое-то время, как будто размышляя, стоит говорить это сестре или нет, смотря за вдаль летящими лепестками лавра. — Его последними словами были — «Когда я уйду, приглядывай за ним и за своей семьёй, хоть ты и средний брат, но куда старше, чем думаешь о себе. Ты та середина между пылающим солнцем и бушующим ветром. Твоя воля за год после моего ухода одарит жизнью этот росток, превратив его в великолепие твоего сердца, и вознесёт вверх, одарив серебряным светом ночной кров, что станет проводником в мире», — сказав это, Цукиёми нежно с осторожностью погладил длинные волосы сестры. — Брат, — со смущением улыбнулась девочка. — Покажи, что ты хотел…       Бог легким движением поднял руку, как будто она была самой хрупкой вещью в его теле, и, зачерпнув с лужицы немного холодной и чистой воды, что образовалась после вчерашнего дождя, сжал жидкость, заставляя ту, в свою очередь, подняться и зависнуть в воздухе. Цукиёми аккуратно, как будто от этого зависела вся его жизнь, начал формировать из неё цветок. Казалось, что в руке мальчика была вовсе не вода, а глина, из которой можно было лепить, что тебе вздумается. В руках бога она принимала медленно форму лепестков, стебля, пока в итоге не превратилась в почти что настоящий и полноценный цветок, что прекрасно передавал всю суть оригинала, жаль, что его выдавала сама жидкость, из которой он был создан.       Аматэрасу выглядела невероятно удивленно от того, что ей посчастливилось увидеть. В глазах то и дело поблёскивало неизгладимое впечатление, а на белой коже выступил пурпурный румянец. — Это невероятно! Как ты это сделал? — почти крича от радости, спросила девушка, боясь даже хоть немного приблизиться к миниатюрной водной хризантеме, чтобы ненароком не испортить труды брата, тем самым расстроив его. — Секрет, — с улыбкой сказал мальчик, наблюдая за палитрой эмоций сестры. Он прекрасно знал, что Аматэрасу любит всё необычное, поэтому иной раз баловал ту. И вот сейчас его сестра сидит и любуется красотой долгих трудов. Сердце среднего брата сжалось от сильной любви к девочке, что с первого взгляда не была похожа на старшую сестру, и сильно заныло, неприятно соприкасаясь с грудью. — Эй вы! Чего там без меня шушукаетесь? Цукиии-кун, я думал, ты на моей стороне, а не на парилке! — послышался голос Сусаноо, что выходил из глубин леса, путаясь в длинном сером кимоно. Бог ветра был куда младше своей сестры и брата, поэтому ещё плохо контролировал свою божественную силу, из-за чего резким порывом ветра потревожил чувствительное произведение искусства бога луны, тем самым испортив его. Теперь на руке Цукиёми была не хризантема, а обычная лужа, что стекала между пальцами на кимоно бога, образовывая на шёлке мокрые расползающиеся пятна. — Ах ты мелкий оболтус! — прошипела Аматэрасу и, рывком встав, побежала к испугавшемуся от такой настойчивости сестры Сусаноо, оставляя Цукиёми сидеть одного под лавром, размышляя о том, что он сильно любит этих двоих неугомонных родственничков. Именно тогда Цукиёми сказал себе, что в будущем он сделает всё, что в его силах, чтобы Аматэрасу и Сусаноо жили в гармонии своих пылких сердец, как этот самый лавр, что под своими лепестками собрал воедино троих благородных детей. Неожиданно бог почувствовал, что в его руку кто-то отчаянно тычет чем-то мокрым. Не став ждать, мальчик опустил свои небесные глаза и увидел маленького серебристого зайца, что ел опавший лист лавра, слегка задевая своим носом лежащую рядом руку бога. — Парилка, оболтус, интересно, кто у вас я, — засмеялся бог луны и, погладив зверька, рывком встал, побежав к брату и сестре. Подбежав к речушке, где сейчас плескались Сусаноо и Аматэрасу, Цукиёми наклонился, чтобы смочить сухое лицо, но вместо того, чтобы сделать то, что он задумал, мальчик лишь посмотрел на своё отражение, любуясь нежным оттенком ярких глаз, что смотрели ему в душу. — Это я….

***

      Ято, подобно тонущему кораблю, погряз в воспоминаниях, что лавиной накрывали его сердце. Глаза были пустые, а сердце с бешеной скоростью билось, не давая заглотнуть кислород. Он ни на кого не обращал внимания, сейчас перед ним был он сам, маленький, но для своего тела взрослый и мудрый, что одним лишь словом может остановить сестру и брата. Юкине уже хотел было спросить у Ято, всё ли с ним в порядке, но опоздал с вопросом, так как бог сам выдавил из себя подобие звука. — Х… Хри… — голос дрожал, будто лист под сильным натиском ветра, а глаза увязли в слезах, что были болотом для Ято. Своей горечью они туманили рассудок, заставляя бога метаться, искать свет и тепло. Сейчас Ято был потерян, в хорошем смысле или в плохом, кто может это знать? Но всё же, хоть и немного, Ятогами, как бы ни было ему это тяжело и мучительно, осознал, что все те кошмары, всплывающие воспоминая, знакомые ощущения, всё, что с ним происходит, это крик, надрывистый плач прошлого, что изо всех сил пытается ему напомнить о себе, говоря: «Вот я! Обрати на меня внимание, заметь, узри и прими! Не беги от меня!». Пусть прошло очень много веков, но душераздирающее мычание было услышано. Просто Ято боялся, он испугался истины и этой неизвестности, но чем дальше и глубже холодный мрак его сердца заходил, тем тяжелее было принимать себя.       Хоть мрак был холоден, он принадлежал Ято, он был его частью, а от своего невозможно отказаться, поэтому бог обязан принять то, отчего всеми силами и стараниями пытается убежать. И когда Ятогами наконец-то примет ту часть себя, его мрак превратится в серебряное тепло, которое вернётся к родному источнику силы и будет освещать богу дорогу в будущем, настоящем и прошлом. — Ято, что с тобой?! — почти хором прокричали Юкине и Хиёри, в глазах отчётливо виднелось волнение за бога, подорвавшись с места, они подбежали к Ятогами и попытались его привести в сознание. — Аматэрасу, и правда, нравились они, если это мои воспоминания и то, что там происходит, и вправду имеет ко мне хоть какое-то отношение, то ей не стоило тогда брать ветку и гонять тебя по озеру, — всхлипывая сквозь нахлынувшие воспоминания, что рвали его душу и сердце в куски, смеясь сказал Ято, как можно чаще смывая поток льющихся слёз, что не останавливались, имея общее с проливным дождём, что в пасмурную погоду одаривает землю своими слезами. Хиёри присела рядом с парнем и, взяв холодными руками голову Ято, положила себе на грудь, приобняв того за плечи, пытаясь успокоить. Юкине же со страхом смотрел на Сусаноо, теперь сам ища у него ответ. — Цу… — с силой выдавил из себя Сусаноо, что тоже почти сдерживал слезы и пытался оставаться серьёзным, но с каждым разом, когда глаза братьев встречались, всё тяжелее и тяжелее было сдерживать себя. Ято поднял голову и благодарно посмотрел на девушку, что попыталась его утешить, выдавливая улыбку. Дрожащими руками Ятогами осторожно, будто чего-то тревожась, приложил ладонь ко лбу Сусаноо, нежно и наполнено той самой любовью, которой одаривал прошлый Цукиёми Сусаноо и Аматэрасу, потрепал по волосам. — У господина Ято есть ещё одно имя, этим именем он был одарён с самого своего рождения, — холодно подал голос шинки Сусаноо, не смея поднять бордовые глаза на бога, сжимая до крови свои губы и сдерживая поток льющихся слёз. — О чём это ты? — непонимающе спросила Бишамон у Юдэя, но шинки лишь молчал, не в силах сказать хоть что-то ещё. Сердце бешено билось, отдаваясь пламенным прошлым. — Тогда, когда лавр только-только раскрыл истинный свой аромат, господин ещё не имел имени Ябоку или же Ято. Тогда, когда цвело древо, а ночь освещала самая яркая луна, что наделяла своей силой людей в тяжёлые времена, одаривая их спокойствием духа. Именно тогда я впервые встретил господина, — тихо сказал Юдэй и посмотрел на Ято. В глазах бога он заметил знакомое свечение, которое не видел уже очень давно, оно было холодным, пронзительным и недосягаемым, как и сам бог в былые времена. — Брат! — Сусаноо опустил мокрые глаза, тяжело дыша, и наклонил свою голову. Бог ветра много дров наломал перед ним, и теперь, когда Ято наконец-то понял, кто он, Сусаноо гораздо тяжелее перед своим братом. Он испытывает невероятную вину, злость на себя, что медленно, со всей безжалостностью распирает его тело. — Брат? — озадачился Юкине, замечая непонимающие глаза Хиёри и остальных. — Тэндзин и Цую всегда помнили меня, с того самого момента, когда я был ложно обвинён в преступлении, которого не совершал. Я Цукиёми-но-микото, средний сын своего отца. Мне ещё многое предстоит вспомнить, но в скором времени я полностью смогу принять себя. — После последних слов он повернулся к непримечательному Юдэю и склонился перед ним. — Прости меня, Тэтсу, что заставил пережить ад, и благодарен брату, что он смог спасти тебя. — Господин Цукиёми, простите вы меня! — неожиданно тихий до этого мужчина подорвался и наклонился к коленям бога луны. — Простите меня, что не смог уберечь всех, кто был дорог вам! В итоге я стал Норой и опорочил вас!       Цукиёми медленно подошёл к мужчине и одарил его силуэт пронзительным взглядом. Все присутствующие в храме Тэндзина находились в шоке от той правды, что только что услышали из уст Ято, кто-то захочет её принять, а кто-то будет противиться, но через какое-то время они всё же признают сущность Ятогами. В настоящем ужасе были Хиёри и Юкине, для них он был всегда бездомным богом Ято, а сейчас — высшее божество, стоящее впереди Сусаноо-самы, как теперь можно со спокойствием смотреть на него? — Юкине, — Цукиёми повернулся к ошарашенному Секки. — Это Тэтсу. Он единственный, кто уцелел после резни в моём храме. — Стоп! То есть, вы хотите сказать, что Ятусик — это Цукиёми? — удивлённо спросила Кофуку, ловя одобрительный взгляд Сусаноо. — Этого не может быть… — прошептала Бишамон, делая глоток сакэ, хотя до этого момента богиня не притрагивалась к алкоголю. — Ято, или Цукиёми, что теперь будет? — от шока присел Юкине, смотря расширенными глазами на бога, так же поступила и Ики, девушка догадывалась, что с Ято что-то не так, но чтоб такое. Что теперь их ожидает, конец? Или же начало новой истории? — Я верну себе храм, имя и исполню обещание, которое дал себе и людям. — Слова Цукиёми звучали как льющийся сладкий саке, но всё никогда не идёт гладко, самая большая проблема всегда остаётся в тени, пока не посчитает нужным показаться и одарить своей гнилью всё её окружение, отравляя живое и мёртвое. Её время ещё не пришло, но вскоре Фуджисаки раскроет свои карты, когда богам покажется, что всё идёт гладко и так, как они задумали, маг начнёт действовать. Об этом уже говорит возвращение Цукиёми и прежнее сияние луны, что потеряла свою яркость после гибели бога. — Ты уверен, что она придёт? — После того, что она узнает сегодня о нём, она прибежит ко мне как миленькая, и тогда я начну мою игру, которую ждал тысячелетиями.