всё, что я сказал я заберу назад
Тяжёлые стальные двери закрываются следом за прибывшими гостями. У помощницы шерифа завязаны глаза, при всём желании она не способна увидеть, куда её ведут. Затхлый запах попадает в нос, до ушей доносятся молитвенные пения. Она бы с лёгкостью могла подумать, что послушники привели её в церковь, если бы не те злосчастные двери. Это был бункер. Конечно, он. О том, что у всех трёх Вестников есть собственный бункер в регионах, говорил Датч, вот только вспоминать, что же Сиды делали там с пленными, Эйприл не хотелось. Старший, Иаков, очень редко бывал в своём бункере, чаще обитал в центре ветеранов, где и держал пленных, ставя над ними опыты и ломая их. Вера провела через вентиляционную систему убежища пары блажи. Она была повсюду. Сирена сделала всё, чтобы за считанные секунды ты стал её ангелом-марионеткой. И что же с бункером, в котором находилась сейчас помощница шерифа? Всё не так сказочно. Ничего толком неизвестно, ведь члены сопротивления, которые не признают «силу слова ДА», никогда не выбирались отсюда живыми. Их тела, напичканные белыми цветами, теперь украшают Долину. Эйприл не знала, что ей делать со всем этим. Она понимала, что её ждёт. Это не игра, в которой стоит надеяться на чудесное спасение. Верёвка больше не сковывает руки помощницы, её перерезали. Бёдра встречаются с холодным бетонным полом. Её бросили на него, как обычную вещь. Повязку с глаз пришлось убирать самой, но ситуацию это практически не изменило. Четыре полоски света, подаренные металлической дверью, – единственное, чем приходилось довольствоваться помощнице. Она не раздумывает и перебирается на противоположную сторону камеры, чтобы получше рассмотреть что-то через металлические балки. Напротив стояла такая же камера, как и у Броди, вот только с одним отличием: наличие света и, кажется, Эйприл даже увидела спальные места. Быть может, они сказали Иоанну «Да». Другого объяснения у помощницы попросту не было.***
Джон сидел в своём кабинете, рассматривая карту округа. Чистый четверг должен был пройти как обычно, если бы не одно «но». Младший Сид перечёркивает Фоллс Энд и ферму Рэй-Рэй. Три его верных убиты, тридцать два послушника не выходят на связь. Сопротивление делало это и раньше, но не в таких количествах. Новоприбывшая помощница шерифа Уайтхорса решила, что может так просто приехать в его регион и разрушить всё. Рушить всё, что так долго строил Джон в этой чёртовой Долине. Сначала Ферма Рэй-Рэй и её пёс, который должен был стать «подарком» для старшего брата, затем единственный город в Долине – Фоллс энд. Всё это он готов был стерпеть, готов был хоть сотню раз сообщить ей по рации, что она не права. К счастью, Уолтер раздобыл для него частоту рации новоприбывшей пешки Датча. За это она поплатится, но позже, когда придёт к искуплению. Кое-что заботило Джона больше. Слова Отца. Он упал в его глазах. В любом случае. Сегодня Джон примет её исповедь. И в этот раз никто не позволит ей избежать этого. Она пробуждала в нём самый ненавистный грех. Гнев. Джону казалось, что и сама помощница пылает им. С этим стоило разобраться.***
– Просыпайся грешница, – грубый голос заставляет помощницу открыть глаза. Яркий свет от фонаря печёт глаза. – Иоанн ждёт. Хочет услышать твою исповедь. В этот раз глаза не закрыты повязкой. Она видит всё отчётливо. Стены исписаны цитатами библии, словами Отца и, конечно же, словом Д-А. Помощницу смешил факт такого помешательства на обычном слове. Она не понимала, какое спасение может прийти, если познать его «силу». Иоанн помешался на этом, чтобы уйти от чего-то в реальности. Это забавило, но вот факт того, что Креститель Долины желает услышать её исповедь, не очень. Эйприл успела услышать от Датча, как именно проходят эти исповеди, также он советовал расспросить Мэри-Мэй. Если ей удастся выбраться отсюда живой, то она обязательно спросит это и то, как барменше удалось остаться в живых, избежав особого преследования. Они входят в помещение, которое пропитано красным цветом. В комнате не было надписей, но были куски кожи, приклеенные к стенам. Это ужасало. Помощница успела заметить кожу с «похотью», «чревоугодием» и «унынием». Он действительно вырезал из людей грехи. Буквально. «Чёртов псих» – проносится в голове Эйприл, когда её привязывают к стулу. Стол с кусками кожи и инструментами по правую сторону от неё. Это похоже на пыточную камеру. Броди даже не удивилась, если бы это и была она.***
Верные схватили помощницу и доложили, что она готова. Смешанные чувства. Джон хочет одновременно придушить её и сделать одной из своих скульптур, но с другой… он обещал Иосифу, что помощница придёт к искуплению. Есть ещё кое-что… что-то, что он не решается произнести вслух. Прежде чем направиться в инквизиторскую комнату бункера, Сид заглядывает в ванную и смотрит в зеркало. Поправляет волосы и позволяет одеколону вновь распространиться по воздуху, оказавшись на его одежде. Зачем? Джон любил выглядеть на десять из десяти. Особенно перед своими… жертвами? Так любили называть тех, кого он спасал, жители Долины. Верный открывает дверь, а Джон напоминает ему о том, что тот не должен выпускать его без определённого шифра. Тот кивает, и мужчина входит в комнату. Эйприл Энн Броди. Сидит сейчас привязанная к креслу. И да, это похоже на похищение. Совсем немного. Самую малость. Но он здесь не для этого. Джон насвистывает мелодию, видит, что она открывает глаза, и ставит ящик с любимым инструментом на специальный стол. Настало время исповеди. – Мать с отцом были первыми, кто научил меня силе слова «Да». Однажды вечером они приволокли меня на кухню и бросили прямо на пол, – он достаёт степлер и смотрит на вырезанный ранее кусок кожи. – А потом была боль, снова боль и снова, и снова, – на каждое слово он заставляет скобу объединиться с деревом на столе, а кожу с грехом словно впиться в него. – И когда я подумал, что не смогу больше терпеть… я смог, – Джон опускает взгляд на тату-машинку, берёт её в руки и слышит звуки, которые издаёт помощница. Но сейчас не её время говорить, об этом напоминает скотч на губах. – Что-то внутри меня освободилось. Я больше не был напуган, – медленно он подходит к рыжеволосой девушке и включает лампу, что стоит на столе перед ней. – Я был… чист, – Креститель начинает заправлять чернила в машинку. – Я посмотрел на них и начал смеяться. И мог сказать только «Да», – щелкает выключатель, а Джон вновь слышит неразборчивые слова Броди. Он качает головой, оглядывая помощницу с ног до головы. Кое-что мешает. Сид откладывает машинку. – И всю свою жизнь я искал новые поводы сказать «Да», – на лице Сида воцарилась улыбка. Его любимое слово. Его жизненный путь. Он наклоняется к помощнице и надрывает майку, так безвкусно подобранную. Мэри-Мэй? Или же Датч? Они не имели вкуса. Он почему-то злится. – Я испытывал своё тело по сантиметру в тщетных попытках унять свою боль, – Джон заглядывает в глаза девушки, – но Иосиф показал мне, каким эгоистом я был. Только брал… только получал, – он, наконец, отрывается от её глаз и берёт влажную тряпку со стола, протирая плечо помощницы от грязи. – Лучший дар – тот, что ты отдаёшь, а не берёшь. Но здесь нужна смелось. Смелость признать свой грех. Вживить его в свою плоть и нести это бремя, — честно признаться, Джон успел заглянуть в декольте помощницы. Не воспользоваться такой возможностью, когда тебя окружают лишь потные мужчины долгое время – было бы громадным упущением. Но теперь он отходит к первоначальному местоположению, продолжая монолог, – а когда настанет час искупления, когда ты начнёшь смиряться, вырезать, словно опухоль, и показать, чтобы видел всё, – Креститель указывает на Гордыню, что недавно прибил к столу. – Это и есть смелость! И тебе повезло, помощница, я научу тебя смелости. Научу тебя, как сказать «да» и победить свои слабости. Победить свой грех. Ты пересечёшь море боли и будешь свободна, – мужчина хватает со стола лезвие и указывает в сторону помощницы, медленно подходя к ней. – Ведь таков единственный путь к искуплению, – как бы подытоживает Джон, проводя остриём по её нежной коже, и доходит до скотча, что мешает мерзким словам покинуть её рот. Одним касанием он разрезает ленту вдоль губ помощницы, возможно, немного задевает одну из них. Но это мелочи. Её черед говорить. Её черёд исповедоваться. – Просто скажи «Да», и я обещаю тебе. Станет легче. Поверь мне, ты об этом не пожалеешь. Я не заберу твою жизнь, – Джон опирается на ручки кресла, к которому привязана помощница, –Я верну её тебе. Я открою тебя. Заполню твоими худшими кошмарами, и пока ты давишься, твои грехи явят себя. И лишь тогда ты, наконец, поймёшь силу слова "Да".***
По телу помощницы пробегает дрожь, когда на губах появляется металлический вкус. Ярко-красная струя минует лицо, стекая по груди Эйприл. Она обжигает, а Эйприл не способна сказать ни слова. Дело в острие, что до сих пор обитает в руках Иоанна? Или в нём самом? Мужчина перешёл все границы личного пространства Броди. – Нет, – она подвигает своё лицо к нему, когда на нём вырисовывается знак вопроса, словно также бесцеремонно врываясь в его личное пространство. – Нет, – повторяет помощница. Иоанн сдирает скотч, заставляя помощницу откинуть голову к стулу, сжав глаза от боли. – Всего одно слово, помощница. Сейчас я о большем не прошу, – она открывает глаза и делает глубокий вдох. Не говорит ничего, лишь качает головой. Эйприл видит, как Иоанн отходит от места, к которому она привязана, она слышит его недовольные вздохи и закрывает глаза. Ей попросту нельзя поддаться. Нужно выжить, не переходя на сторону Эдема. Она обещала Датчу. В следующий момент происходит то, чего она не ожидала. Иоанн показывает, что не имеет никакого сочувствия, проявляющегося по половому признаку. Мужчина или женщина перед ним? Сила удара будет одна. Удар о бетон приходится на, и без того, больную руку. Помощница шерифа издаёт протяжный стон. У этого удара есть один бонус: скотч, которым её привязали к стулу, поддался и дал трещину. Осталась лишь капля усилий. Шаги Иоанна немного отдаляются, видимо для того, чтобы собраться для нового удара. Звук разрыва скотча на второй руке помощница блокирует больными стонами. Иоанн, по всей видимости, был слишком сосредоточен на своих гневных эмоциях и не заметил. Его Верные схалявили, оставив ноги Эйприл несвязанными. – Пташка вырвалась из клетки, – озвучивает Иоанн, когда разворачивается к помощнице, – похвально. С этими словами он готовится нанести очередной удар в сторону девушки, но его она блокирует, перекатившись вправо. Волосы на лице мешают, Эйприл приходится их сдуть, чтобы Иоанн оставался в поле видимости. Он падает на спину, приставив руки к груди. – Ты роешь себе могилу, помощница, – шепчет Иоанн с хрипотцой в голосе, смотря в потолок. – На что ты рассчитываешь? Сбежать отсюда? Из бункера, который блокируется моим ключом, минуя сотню мужчин с оружием? Не говоря о том, что ты даже эту комнату не покинешь. – А если и так? – Ей было неприятно осознавать тот факт, что даже плана побега у неё нет. Из уст Иоанна всё звучало ещё более безрассудно. Эйприл, пытаясь заглушить боль в плечевом суставе, встаёт на ноги и оперативно пресекает попытку Сида встать. – Если так нужно, – сообщает она, ударяя младшего Вестника по лицу, – за Мэри-Мэй, – она не знала, что связывало Сида и барменшу, но по боли, с которой она отозвалась о нём, было понятно, что Иоанн сделал что-то плохое. Помощница не сомневалась. – Папочка в полиции поставил удар? – На его зубах была кровь, он смеялся, а она не понимала, откуда у ублюдка в Монтане информация, которую она тщательно скрывала. – Ублюдок, – с этими словами она наносит ещё два удара по его слащавому лицу. Злость. Ей движет злость, и она даже не понимает, что всё это лишь игра Иоанна, которую он позволяет ей вести. – Не смей трогать моего отца, – это единственное, чем дорожила в своей жизни Эйприл, – никогда, – кровь, что ранее скатилась по её телу, немного стирается слезами, которые льются из её глаз. Она не может это контролировать, а Иоанн видит её слабость. – А если посмею? – Он не предпринимает попыток защищаться, наоборот, провоцирует помощницу на очередной удар. Руки Вестника оказываются на её бёдрах, двигая её ближе. От неожиданности Эйприл поддаётся вперед и, чтобы не упасть, выставляет перед собой руки. Волосы падают вперёд, словно закрывая Иоанна. – Гнев. Он ведёт тебя. Правит твоими мыслями, – он, наконец, останавливает её удар, сжав кулак девушки своей рукой, – и делами. В итоге ты будешь пуста, и единственное, что спасёт тебя, – очищение. Но не думаешь ли ты, что будет уже слишком поздно? Я могу спасти тебя, помощница, помогу облегчить это бремя. – Не стоит, – держась на его руке, больной рукой она наносит последний удар. Не услышав очередную волну проповеди, помощница открывает глаза, видя перед собой Сида без сознания. – Нужно бежать, – сообщает она себе, срывая ключ с его шеи.***
– Иоанн, прошу прощения, но там Хадсон разбушевалась, – Уолтер заходит в комнату инквизитора и видит босса перед собой без сознания. – Иоанн! – Он бросается к Вестнику, пытаясь привести его в чувства. Получается это только через тринадцать минут, и Верный задаёт резонный вопрос. – Что случилось? – Чёртова девка, – Джон потирает бороду, медленно переходя к шее. – Ключ! Она спёрла ключ. Активируй протокол безопасности. Живее! Джон был зол. Броди сделала ход конём в его же игре. Такого допустить он не мог. Нужно было как можно скорее поймать её.***
След из трупов тянулся за младшей помощницей шерифа. Она вспомнила все советы на уроках скрытных действий. И они давали свои плоды (не без помощи свёртка метательных ножей, найденных ей по дороге). В этот момент она понимала, что либо их жизнь, либо её. А ей предстояло ещё очень многое сделать для этого округа. Резко в ноздри проник уже знакомый запах. Тот же, что был в тот момент, когда её погружали под воду. Вот только теперь она сочится из вентиляции. А голос младшего Вестника слышится ото всюду. Он пришёл в себя. – Обрушьте на неё весь гнев, братья, – речь Сида забавила Эйприл. Он призывал своих послушников к греху? Не очень хороший святоша. – Скажите «ДА»! Я отдам свою жизнь во имя Отца! – Нашёл её, – кричит один из послушников, заставляя Эйприл обернуться на голос. Он мог тихо схватить её, но выбрал иную тактику. Позади него показываются несколько лысых людей в белых одеяниях. По описанию – это Ангелы. А это означало, что ей лучше бежать. Ей осталось пройти всего два пролёта лестницы. Ключ уже был вставлен внизу у запасного аппарата. Но теперь за спиной сверкают искры от выстрелов, а перед собой Эйприл видит пролетающие пули. – Пусть пожнёт свои грехи. Пусть подавится ими, – его голос всё больше и больше въедается в голову помощницы. Глаза забиты белым светом. В этот раз не от блажи, а от того, что девушка, наконец, достигает выхода. Наконец-то. На площадке пусто, нужно лишь скрыться от преследования. – Окунись в свой грех, и ты поймёшь всю тщетность усилий, помощница. Грех застит тебе глаза и не даёт усилий увидеть, сколько вреда ты причиняешь. Именно поэтому убивать тебе так легко. Хоть раз ты колебалась перед тем, как отнять жизнь? – Только сейчас помощница понимает, что звук доносится из её рации, что всё также была прикреплена к её поясу. – Пусть бежит! Пусть прячется! Когда пробьёт час, Бог направит нас по её следу, – с этими словами преследование прекращается. Чёртов сектант был прав. Она пуста. Она не колеблется перед тем, как выпустить пулю в человека. Если это стало с ней сейчас, спустя два дня, что же будет к тому моменту, когда округ будет освобождён от Сидов? Эйприл должна это сделать. Несмотря ни на что.