Шесть монет

      Серое унылое небо, готовое вот-вот пролиться колким дождём, и порывы холодного ветра, пробирающиеся прямо под пуховик, — снова непогожий день. Один из многих в Питере. Юри глубже натягивает капюшон и, прижав к груди коробку с пиццей, выходит из магазина, направляясь в общежитие. Путь совсем недолгий, но Юри сознательно сворачивает в сквер, рискуя в любой момент оказаться под проливным дождём.       Он уже два дня не видел Виктора. Вроде и срок небольшой, но, зная настырный характер призрака, Юри беспокоится. Глупо, наверное, волноваться из-за уже умершего парня, но Юри не может побороть этот иррациональный страх, засевший где-то в груди и давящий на нервы.       К счастью, Виктор находится на площадке. Сбросив мастерку, он делает какие-то спортивные упражнения, крутясь на кольцах и турнике.       — Где ты был? — не может не возмутиться Юри.       Виктор, заметив парня, легко соскакивает с турника, сверкнув идеальным прессом, и подходит ближе, натягивая мастерку.       — Привет, Юри! — бодро здоровается он, поправляя растрепавшиеся от упражнений пряди серебристых волос. — Прости, что не предупредил, как-то замотался совсем. Время, оно такое, иногда мне сложно следить. Меня долго не было?       — Два дня.       — О, — потрясённо выдыхает Виктор, виновато улыбаясь. — Вот и ходи по делам.       — По делам? — изумляется Юри. — Какие у призрака могут быть дела?       Кацуки не может ручаться за всех призраков мира, но он может уверенно сказать за тех, кого ранее встречал: ни один призрак не разгуливал по городу, отлучаясь «по делам». Глупо, бессмысленно и абсурдно.       — Стенать и звенеть цепями? — оскорблённо отзывается Виктор, хмуря изящные брови. — Я не привязан к месту: где хочу, там и гуляю. Я вообще на Вознесенском погиб, чтоб ты знал.       — Ну раз так, то может сходишь со мной в одно место? В парк поблизости, — уточняет Юри, нервно облизывая губы. Возможно, что с Виктором ему будет не так страшно вновь увидеть мертвую девочку. — А?       Виктор ничего не отвечает, стоит прислонившись спиной к стойке турника и задумчиво смотрит, потирая подбородок.       — Всё-таки хочешь с ней встретится? — наконец говорит он. — Хорошо, я схожу с тобой.       — Ты знаешь эту девочку?! — в который раз за вечер Юри изумляется происходящему.       — Да, — пожимает плечами Виктор. — Видел, когда бродил по Питеру. Даже удивительно, сколько в этом городе призраков! Об этом пока жив и не задумываешься.       Юри нужно присесть, ноги не держат. Он плюхается на ближайшую лавку, отбросив коробку с уже окончательно остывшей пиццей, и устало потирает виски. Виктор пытается его убедить, что в городе есть потусторонняя сеть общающихся между собой призраков? Как-то слишком.       — И ты ей не помог? — голос хрипло срывается от волнения. — Ты же взрослый, Виктор! Придумал бы что-нибудь, сказал бы пару слов. Она же маленькая! Ты мог бы…       — Мог бы что, Юри? — холодно интересуется Виктор, прерывая. — Давай, скажи мне. Очень интересно послушать твоё мнение. Что я должен был сделать? Сказать «иди на свет»? Рассказать о великой вселенской любви? Что из этого?       Юри весь сжимается, слушая гневную тираду и задаваясь вопросом, что он опять сделал не так. Попросил помочь несчастной девочке, а не бесцельно слоняться по университету, пугая студентов?       Никифоров продолжает возмущаться, расхаживая перед Юри и зло пиная небольшие кучки осенних листьев. Со стороны, наверное, кажется, что листья взлетают сами по себе, влекомые слабыми порывами ветра.       — Если бы я только знал, Юри! Если бы я только знал! Думаешь, я не думал обо всём этом? — горькая ирония проскальзывает в словах русского. — Думаешь, я не помог бы ей? Ей, себе, всем! Но я не знаю как. Просто не знаю, Юри! Я… Там не было света, меня не встретил ангел, и ничего подобного не было. Лишь проспект с воющими сиренами скорой помощи, искорёженные от удара машины, и холодные тела погибших людей. Вот мои первые минуты загробной жизни! Боль, ужас и непонимание, — Виктор устало опускается рядом. — А ты говоришь… Как я могу помочь кому-то, если я даже себя спасти не могу?       — Прости… — слёзы застилают глаза, и Юри просто тянется за надломленным голосом, раз за разом ударяясь рукой о холодное дерево лавки. — Прости.       — Что? Что ты делаешь, Юри? — Виктор так удивляется, наблюдая за странными движениями, что забывает про обиду и злость.       — Хочу тебя обнять, бака. Но ты призрак. Бестелесный, — сквозь слёзы поясняет Юри, вновь ударяя лавку.       — О, Юри! — в глазах Виктора вспыхивают звёзды, а губы приобретают удивительную форму сердца. — Не плачь, золотце! Я сам заплачу, если ты не перестанешь. Хочешь, я тебя поцелую?       Прежде чем Юри успевает осмыслить вопрос и что-то ответить, Виктор наклоняется и оставляет на щеке невесомый поцелуй — словно льдинкой мазнули.       — Лучше? — заботливо интересуется блондин, явно довольный собой.       — Да, — потрясённо шепчет Юри, несмело касаясь пощипывающей холодом щеки. — Так намного лучше.       Некоторое время они просто сидят рядом, не смея нарушить наступившую тишину. Юри сдвигает руку так, чтобы касаться призрачных пальцев, и светлая улыбка Виктора служит прекрасной наградой.       — Знаешь, — Юри всё же нарушает повисшую тишину, — ты необычный призрак. Особенный. И я хочу тебе помочь. Свет или что там будет, но ты должен двигаться дальше, не оставаться здесь. Я найду способ тебе помочь, Виктор, клянусь.       Тонкие черты Виктора озаряются мягким светом улыбки, и сердце Юри трепещет в груди. Хотелось бы прикоснуться, ощутить под пальцами эту улыбку, когда уголки розовых губ плывут вверх, неуловимо меняя лицо. Невыполнимое желание.       Телефон взрывается трелью, пугая небольшую стаю расположившихся на дереве ворон. Птицы с протестующими криками взмывают в небо, а Юри сбрасывает входящий, мысленно извиняясь перед Пхичитом.       — Мы должны выяснить, что держит тебя здесь, — продолжает он. — Обычно это какая-то вещь или незавершённое дело. Есть идеи? О чём ты думал перед аварией?       — Да ни о чём. Просто ехал с тренировки, про Маккачина думал, про Якова, — Виктор чуть хмурится, стараясь вспомнить. — Ничего особенного.       — Ты фигурист, — предлагает версию Юри. — Может, тебе медаль золотая нужна была?       — Шутишь? — фыркает Виктор. — Да у меня их вагон и тележка! Все стены увешаны, правда, — добавляет он, наткнувшись на недоверчивый взгляд парня. — Здесь должно быть что-то другое. Если бы я знал.       — Хм, может мне поговорить с твоими друзьями? Скажу, что я внештатный журналист и пишу про Виктора Никифорова, про его достижения в спорте. Как тебе такая идея? Ведь здорово!       — Убедил, — соглашается Виктор. — Может с этого и выйдет толк. Напишешь заодно, какой я замечательный и красивый был. Я надиктую, не волнуйся.       — Виктор! — смеётся Юри. — Это серьёзное расследование, прекрати!       — Конечно серьёзное. Какие уж тут шутки, если разговариваешь с бывшим секс-символом и мечтой половины женщин России?       — О да, расскажи мне, — Юри наигранно закатывает глаза. — Ладно, мистер Самомнение, мне пора, Пхичит совсем заждался, я ж за пиццей вышел. Встретимся завтра!       Махнув на прощание рукой, Юри вскакивает со скамейки и бежит к общежитию, искренне надеясь, что Пхичит его не убьёт за такое опоздание.