ღღღ
— Здравствуйте? — Юри неуверенно заходит в собственную комнату, косясь на стоящего рядом с батареей мужчину в спецовке. Пхичит машет ему с кровати. Виктор кивает с другой. — Здравствуй, здравствуй, — отзывается мужчина, собирая слесарный инструмент с подоконника. — Ну всё сделал, хлопцы. И воздух продули, и прочистили, теперь не будете мёрзнуть. Всё будет хорошо. Юри чуть сторонится, пропуская выходящего сантехника и поворачивается к Пхичиту: — И что это было? Мы мёрзнем? — А ты нет? — изумляется тот. — Юри ты хоть что-то замечаешь вокруг? У всех в общежитии батареи греют, а у нас очень слабо, постоянно холодно. Мне надоедает ходить в лишних свитерах и носках. — Мы грелись котацу, — начинает Юри. Слова друга о холоде немного смущают. — Но тут его нет, а есть батареи! За которые мы, кстати, будем платить. Так что я хочу, чтобы они работали, когда на улице будет минус тридцать. — Русские зимы… Говорят тут сугробы и жуткие морозы. Кипяток сразу на улице замерзает. — Да, ни один враг не смог подступиться к Москве. Все замёрзли. Только русские и выживают. — Господи!.. — стонет Никифоров с кровати Юри. — Это потому что мы постоянно пьём водку и играем на балалайках, носим ушанки. А ещё у нас по Красной площади медведи бегают. Какие ещё стереотипы обсудим? — Сейчас климат мягче, думаю, не замёрзнем, — примирительно говорит Юри, скидывая рюкзак и снимая куртку. — Обедал? — Да, там тебе осталось ещё, — поясняет Пхичит, что-то быстро печатая на ноутбуке. — Вечером лапшу приготовлю. Юри разогревает остатки супа в микроволновке и начинает есть, сосредотачиваясь на унылом виде стены соседней общаги за окном. Потому как смотреть на вальяжно растянувшегося блондина на кровати кажется слишком. Виктор что-то болтает о погоде и чайках, а Юри приходится сдерживаться, чтобы случайно не ответить. Покончив с едой, Юри пытается завязать разговор с Пхичитом, но тот занят, усердно переписываясь с кем-то. — Юри, — наконец говорит он, — тебе совсем заняться нечем? Сходи погуляй, развейся. Я бы сходил, но занят. — Куда я пойду один? — немного обиженно отвечает Юри. Без Пхичита всё не так. — Ты в культурной столице России. Придумай что-нибудь. — Каток! — вспыхивает Виктор идеей. — Мы не были ещё на моём катке. Давай, Юри! Ты умеешь кататься на коньках? Я научу!ღღღ
Теплое уютное кафе, Юри сидит за одним из столиков, лениво пролистывая ленту Инстаграма и слушая непрестанную болтовню призрака. Перед ним на столе большой капучино с разрисованной пенкой и сладкий пончик. — Как мило! — вздыхает Виктор. — Посмотри только на эти очаровательные ушки и мордочку, настоящий Маккачин. Я рассказывал тебе о Маккачине? Чудный пёс! Ты должен посмотреть его фотографии на моей страничке, там их много. — Да, я видел, он очень красивый и фотогеничный, — говорит Юри, делая глоток напитка. — Ты скучаешь по нему? — Немного, — признается Виктор. — После моей смерти его забрал Яков, но Маккачин был уже старый. В один из дней он ушёл на радугу. Я был на набережной, когда он внезапно появился из воздуха, покрутился возле ног и облизал мне лицо, виляя хвостом. Мы поиграли, и он растворился в снопе искр. Думаю, он приходил попрощаться. — Сочувствую, — Юри кладет свою руку поверх призрачной. Пусть они не чувствуют друг друга, но никто не мешает проявить элементарную заботу. — У меня тоже был в детстве пудель. Он погиб под колёсами машины, когда мне было пятнадцать. Я… Это было ужасно, я плакал несколько дней. Единственное моё утешение, что такие ангелы сразу попадают в рай. — Это точно. Пушистый собачий рай. Виктор задумчиво улыбается, погружённый в собственные воспоминания, и сердце Юри почему-то трепещет в груди от этой горько-сладкой улыбки. — Кафе скоро закрывается, — меняет он тему, — теперь достаточно поздно? Виктор бросает мимолётный взгляд в окно и кивает: — Да, вполне. Теперь и на каток можно. Не волнуйся, у меня ключ есть. Будем только вдвоём. — Конечно, чего уж там, — замечает Юри, поднимаясь из-за стола и накручивая шарф, — если и посадят, то только меня. Ты ж невидимый. Девушка за соседним столиком на него странно косится, но Юри не замечает. Бросив несколько монеток чаевых в банку у кассы, он толкает дверь и выходит в хмурую промозглую ночь, направляясь к катку.ღღღ
Ключи несколько раз падают из его дрожащих рук, прежде чем Юри удаётся открыть дверь. Пустое и тихое помещение катка пугает, заставляя постоянно оглядываться, вглядываясь в серые размытые тени. — Меня посадят… — вновь стонет Юри, нагоняя скрывающегося за поворотом Виктора. Тот шагает уверенно, ни на что не отвлекаясь. — Не ссы, Маруся, я сам боюся. — Ч… что? — Юри едва не спотыкается от такого ответа. — Какая ещё Маруся? — Не бойся, говорю, — поясняет Виктор, сворачивая в одну из комнат. Юри замечает вдоль стен стройные ряды металлических ячеек. — Охранников тут нет, а камеры давно не работают. Я проверял. — А это моя, — указывает Виктор на одну из ячеек, — так никто и не занял. Чтят, наверное. Там внутри фотографии и письма поклонников. Потом как-нибудь покажу. Юри бежит следом за Никифоровым. Тот отворяет одну из дверей, и легкие наполняет запах сухого льда — они на самом катке. Виктор показывает, где включить свет, и рампы вспыхивают, озаряя гладкую белоснежную поверхность. — Давно я тут не был, — сокрушается Виктор, печально глядя на лёд из-за пластикового бортика, а затем разворачивается к Юри, подначивая: — Готов развлечься? Юри спешно зашнуровывает прокатные коньки и следует за Виктором на лёд. — Я же говорил, что последний раз катался лет десять назад? — уточняет он, нервно замирая у бортика. Мышцы кажутся деревянными, оцепенелыми от долгого отсутствия практики, но в крови уже медленно разливается огонь предвкушения. — Это просто катание, — пожимает плечами Виктор, описывая ленивые полукруги в центре. — Отдохнуть, провести хорошо время, — он останавливается и машет рукой: — Юри, катись сюда! По прямой уж точно осилишь, я в тебя верю! — Вот спасибо… — бормочет Юри, а потом отталкивается и подкатывается к ожидающему его Никифорову. Всё оказывается не так плохо, и вскоре Юри уже практически свободно скользит по ледяной глади, даже пытаясь показывать полузабытые дорожки шагов и простые прыжки, которые выучил ещё в Японии. То, что Виктор его не осуждает и не насмехается, придает уверенности. Всё же не каждый день катаешься рядом с действующим олимпийским чемпионом. Виктор — милый. Он смеётся и подбадривает, шутит над мелкими ошибками Юри. В какой-то момент он просто начинает копировать движения парня, говоря о парном катании, и Юри звонко смеётся над этим, но выписывает на пару замысловатых петель. Виктор повторяет. Время летит незаметно. Юри чувствует, как усталость сковывает тело, порождая дрожь в ногах, движения становятся рваными. — Я пас, — кричит он Виктору, плюхаясь на пластиковое кресло и жадно припадая к припасённой бутылке с водой. Тот подкатывается ближе, но со льда не уходит, лишь неуверенно поглядывает на носки ног. — Хочешь увидеть мою программу? — предлагает он, свешиваясь за бортик. — Последнюю, я за неё золото получил. Кто бы не хотел? Виктор благодарно улыбается и, оттолкнувшись, возвращается в центр. Замирает в исходной позиции, возведя к верху лицо и руку. А затем начинается волшебство. Никак иначе Юри не может определить это действо. Виктор буквально парит надо льдом, совершая замысловатые петли и прыжки. Каждое движение выверено и отточено, исполнено внутренней грации и артистизма. Будь то драматичный излом рук или фееричный каскад прыжков, Юри смотрит, не смея моргнуть, забывая сделать вдох. Тело Виктора кажется само рождает музыку. Юри готов поклясться, что слышит знакомую мелодию арии из динамиков, слышит пронзительные росчерки золотых коньков и приглушённый ропот восторженной толпы. — Ну как? Я неплох? — интересуется Виктор, возвращаясь к Юри. Его грудь высоко вздымается, а глаза горят неприкрытым восторгом. — Ты великолепен! — честно признает Юри, не сводя с лица блондина такого же восторженного взгляда. — Это было… Боже, у меня нет слов! Прекрасно? Потрясающе? Бесподобно? Я словно слышал музыку, когда ты катался, Виктор! Это ведь «Stammi vicino», да? — Она самая, — польщённо улыбается Виктор. Приятно вызывать в ком-то такой восторг, он уже начал забывать это чувство. — Рад, что тебе понравилось. Поверь, это много для меня значит. Юри смущается этого откровения. Словно он сделал что-то особенное, а не просто похвалил катание чемпиона. Румянец красит его щеки, заставляя вконец смутиться и потупить взволнованный взгляд. — Юри… — ледяные пальцы легко касаются его подбородка. — Посмотри на меня. Пальцы холоднее снега, но Юри бросает в жар. Кровь превращается в лаву, испепеляя его тщедушное тело. Он быстро пробегается языком по пересохшим губам, явственно ощущая на них тяжесть чужого взгляда. Ресницы трепещут, он слишком боится поднять взгляд, страшась того, что может увидеть в глазах Виктора. Или Виктор в его. — Юри-и~ Мягко и нежно. Звонок мобильного разрывает тишину, заставляя Юри подпрыгнуть от испуга, а Виктора чертыхнуться. — Я-я отвечу… это Пхичит, — оправдывается Юри, судорожно ища в карманах мобильный. — Да… Да, Пхичит. Не волнуйся, скоро буду. Да… Короткий разговор, но этих секунд хватает, чтобы прояснить голову. Что только что было между ним и Виктором? Юри не хочет знать ответа. — Уже поздно, — говорит он, — Пхичит волнуется. Нам пора. Ещё до общаги добираться. — Конечно. Если Виктор и раздражен, то это никак не отражается на его лице. Привычная ослепительная улыбка, тысячу раз даримая прессе, кривит его губы. Всё равно никто не видит разницы. — Пойдем, доведу тебя до двери. Я ещё побуду здесь, подышу льдом. Юри не спорит, и возле дверей они прощаются. Сердце болезненно ёкает в груди, но Виктор игнорирует это чувство. Кто вообще сказал, что у призраков есть сердца? Что призраки тоже умеют любить? Бред. Виктор возвращается к тому, что лучше всего умеет делать — полосует без памяти каток, оттачивая элементы прошлых программ и придумывая новые. Лёд — его стихия. На льду он спокоен.