***
— Я выгляжу странно, — в который раз тихо жалуется Юри, бросая косой взгляд на своё отражение. Там — яркий салон полуночного автобуса, одинокие фигуры немногочисленных пассажиров и собственно он, Кацуки Юри. Сидящий рядом Виктор не отражается. — Да брось, всё нормально, — отзывается Виктор, лениво потягиваясь на сидении. Словно домашний кот. — Я один еду с лопатой в салоне. — Мм… Радуйся, что это последний рейс? — предлагает блондин. — Кому смотреть-то? Тот парень в капюшоне так и не разогнулся от мобильника, бабка ранее остановкой сошла, да и мы на следующей выходим. Поднимайся. Юри кивает и следует за Никифоровым к дверям. Возможно, он просто себя накручивает, и никому действительно нет дела до непонятного парня с лопатой, и всё же он чувствует себя неуютно. Лишь выйдя из автобуса и оказавшись на пустой остановке, он немного успокаивается и оглядывается по сторонам, ища знакомые силуэты домов. Виктор перехватывает его озадаченный взгляд: — Дальше пешком, тут недалеко. Идем. В такие моменты Юри испытывает тёплое чувство благодарности к Виктору. Приятно довериться кому-то, разделить давящий груз ответственности и получить ободрение и поддержку. Виктор — сильный и уверенный, Виктор — коренной петербуржец. Он поможет. Юри искренне сомневался, что вообще решился бы на подобную авантюру один. Определённо нет, ещё несколько месяцев назад он бы притворился, что ничего не видит и не слышит, прошёл бы с отстранённым лицом мимо чужих невзгод. Раньше, но не сейчас. Что-то в нем неуловимо изменилось, навсегда отделив Юри из прошлого и Юри из настоящего. И вот сейчас этот новый Юри уверенно шагает по темным улицам с лопатой в руках, преисполненный непривычным желанием помощи призраку. — Ну и занесло тебя… Как ты вообще тут оказался, где каток, а где Будапештская? Даже я такой дороги не знаю. — Пройдись ночью по незнакомому району, — Юри не может удержаться от ироничного комментария, — тоже узнаешь новые маршруты. Даже в родном городе. — Пожалуй, нет, воздержусь, — усмехается Виктор. — Я по центру, по туристическим маршрутам. — Слабак, — фыркает Юри. Наконец после очередного поворота он узнаёт знакомые очертания домов и ускоряет шаг. Теперь всё как-то проще, дома не пугают, и спустя несколько минут они выходят к старому вязу и лавке под ним. — Ого, вот это дерево! — невольно восторгается Виктор, касаясь шершавой коры дерева и прослеживая рисунок глубоких борозд, что испещряет массивный ствол и устремляется вверх, постепенно истончаясь и теряясь в раскидистой кроне. — Это ж сколько ему лет? Оно, небось, и царя застало, не то что войну. Я бы тоже под таким что-нибудь закопал. Вдруг там клад семнадцатого года? — Ну вот мы один сейчас и поищем, — в подтверждение сказанного Юри втыкает лопату в землю. — Будет тебе клад. Правда не царский, а военный. Анна в сорок первом закопала, перед блокадой ещё. Юри усердно копает, отбрасывая в сторону камни и коренья, битые черепки какой-то посуды. С непривычки мышцы начинают гореть огнём, но Юри игнорирует боль продолжая копать, лишь однажды поднимает голову, заслышав рядом знакомый голос. Анна всё так же сидит на лавке с потерянным видом, нервно сжимает платок. Виктор сидит рядом с ней, касается руки и что-то тихо говорит. Юри улавливает обрывки разговора, конечно же это о Лене. Можно было бы предположить, что вот сейчас Анна расскажет увлекательную и жуткую историю о войне, о эвакуации и тяготах жизни в тылу, но… она призрак. Всё её существование служит одной цели — найти потерянную дочь и отдать ей семейный скарб. Едва ли она осознаёт даже свою смерть, слишком живы и ярки её эмоции, пусть и сосредоточенные на единственной мысли, желании. — Готово! — Юри аккуратно достаёт из ямы небольшой металлический ящик, покрытый ржавчиной и песком, сам выпрыгивает следом. — Это же он? — с беспокойством интересуется он у женщины, протягивая ей находку. — Это нужно отдать Лене? — Да!.. — глаза Анны на миг вспыхивают огнём, — Это Лене, доченьке. Пообещайте, что найдёте её и отдадите это ей! Пожалуйста!.. — с мольбой добавляет она, в волнении пытаясь схватить Юри за руку. — Лена Кудрявцева, пять лет. У неё косички и платье синее в горох. — Конечно. Будьте спокойны, Анна, — Юри ободряюще улыбается, — мы найдём вашу дочь. — Спасибо, — тихо благодарит женщина, прежде чем раствориться в темноте дрожащего воздуха зыбкой дымкой. Мгновение — и вот они с Виктором одни. Юри устало выдыхает, а затем смотрит на Виктора, ища поддержки: — И где мы будем искать эту Лену Кудрявцеву? Она вообще жива? — Думаю, да. Иначе Анна не обратилась бы к тебе. Придумаем что-нибудь, не волнуйся. В интернете поищем, в архивах покопаемся, найдём эту Лену. Всё будет хорошо, поверь. Юри надеется.***
Лена Вологодская (в девичестве Кудрявцева) действительно находится. Пожилая и беспомощная она доживает свой век в одном из интернатов, прикованная болезнью к постели. Юри вообще удивлён, что ему позволили навестить древнюю старушку, учитывая, что он не родственник. Хотя теперь он член поискового отряда «Ангел» (Юри даже знать не хочет откуда Пхичит взял эти документы. Они определённо поддельные), и его пропускают с разрешения заведующего к пожилой женщине. Поборов волнение, Юри заходит в комнату. Небольшая светлая комната с тремя кроватями и большим окном, занавешенным тюлем. Одна кровать свободна, на оставшихся двух лежат женщины. Пахнет старостью и медикаментами. Юри совсем теряется, и только слабый взмах руки одной из женщин да тычёк в спину от Виктора заставляют его сделать несколько шагов вперёд. — З-здравствуйте, Елена Владимировна. Я из поискового отряда, вам должно быть говорили… Наша группа проводила раскопки в городе и… мы нашли это, — говоря, Юри протягивает найденный ящик, аккуратно опуская его на край кровати. — Думаю, это от вашей матери, Анны. Женщина с интересом смотрит на ящик, а Юри с таким же интересом рассматривает её, отмечая пергаментную хрупкость бледной кожи, тонкие, высохшие кисти рук с узловатыми пальцами и иссечённое глубокими морщинами лицо. Вот тебе и Лена, пять лет, платье в горох. Женщина просит помочь открыть коробку, старые пальцы совсем не слушаются, потеряв былую сноровку, а ведь когда-то она была спортсменкой, в совершенстве управляла своим телом. Юри помогает. Внутри — кольца, броши, скрутки денег и несколько пожелтевших фотографий. Елена берёт одну, рассматривает, а потом протягивает Юри. На фото — молодая улыбчивая женщина с русыми волосами. — Моя мать, Анна, — следует пояснение. — Она погибла в сорок первом, наш поезд подорвался на мине. А дальше следует рассказ о послевоенной жизни маленькой Лены. Сложно и тяжело, без изысков, но с несокрушимой верой в светлое и счастливое будущее. Лена Кудрявцева смогла, выстояла, не сломалась. Юри слушает о её студенческих годах, о том, как нашла себе мужа, как увлеклась плаванием, став заслуженным мастером спорта, и не раз отстаивала честь страны на международных соревнованиях. Всё было: и известность, и награды, даже квартиру от государства дали. Юри слушает с интересом, а Виктор просто сидит на свободной кровати молча, никак не комментирует, лишь иногда по его лицу пробегает мрачная тень. Но время идёт, не щадит никого. И вот Лена — одинокая и больная, живет в интернате. Муж умер, дети разъехались кто-куда, да и тяжело им смотреть за немощной матерью, у всех семьи и работа. — Вот и я скоро отмучаюсь… — тихо вздыхает женщина. — Совсем тяжело стало. Жить тяжело стало, тело болит, душа состарилась. — Да что вы такое говорите! — вспыхивает Кацуки. — Вы в интернате, под присмотром. Тут врачи, персонал, они вам раскисать не дадут, глядите — ещё лет пятьдесят проживёте. — Да уж, — слабо смеётся старушка. Смех неожиданно переходит в сухой кашель, и она обессилено падает на подушки, прижимая руку к груди. — Пожила уже. Теперь вам молодым жить и строить. Вам и другу вашему. — Вы его видите? — выпаливает Юри, оглядываясь на Виктора. — А не должна? — удивляется Елена. — Красивый молодой человек, только тихий больно, молчит всё. Верно, ему и не интересно со стариками. — Интересно, он просто стеснительный, мало с кем общается, — отвечает за Виктора Юри. — Пусть, — соглашается Елена, устало прикрывая глаза. — Простите, устала совсем, опять болит всё. — Позвать сиделку? Я мигом, подождите. Юри встает, чтобы поискать кого-нибудь из персонала, но его останавливают слова женщины. — Не нужно. Чем уж тут поможешь, если срок вышел?.. — Она открывает глаза и как-то пронзительно, внимательно смотрит на Юри, прежде чем задать следующий вопрос: — Думаете, умирать — это страшно? — Нет, — отвечает Юри. — Не страшнее, чем жить. — Хорошо… — улыбается Елена. — Тогда я справлюсь. Она вновь закрывает глаза, засыпая, а Юри, потоптавшись на пороге, возвращается в комнату, поправляет выбившееся одеяло и смахивает седые пряди волос с лица старушки, помогая удобнее устроиться на подушке. — Светлой душе — легкий путь, — говорит он. А потом уже Виктору: — Пошли, красивый и тихий. Визит окончен.