Учебник по математике летит со стола, глухо ударяясь о пол. Звук, несомненно, привлекающий внимание в сонной тишине библиотеки, но Юри это мало заботит. Намного больше волнуют жадные ищущие губы, прижатые в долгом поцелуе к его горлу. Юри упивается этой лаской, выгибаясь в руках Леруа.
— Джей, — сдавленно шепчет он, целуя сладкие ненасытные губы. Язык легко скользит в чужой рот, заставляя едва ли не стонать от наслаждения. — А-ах!..
— Юри… — звучит страстно и рвано.
Волна сладострастия проходит по всему телу, концентрируясь жаром в паху. Юри разворачивается и, упершись в крепкие плечи, легко запрыгивает на стол, обхватывая ногами талию канадца, толкается бедрами. И вновь следуют жаркие умопомрачительные поцелуи, от которых кружится голова, а сердце готово вот-вот выпорхнуть из груди, разорвав тщедушную плоть. Прикрыв глаза, Юри отдаётся этим чувствам, позволяя им овладеть им, вспыхнуть ярким огнём под кожей, превращая обычную кровь в греховный яд страсти.
Поцелуи на его шее, плечах, груди не дают одуматься, дурманя, заставляя громко стонать и совсем бесстыдно прижиматься к чужому крепкому телу, умоляя о большем.
Каждое прикосновение — огонь, каждый стон — вожделенная музыка.
Пальцы впиваются в изящные плечи, протестующе сминая тонкую ткань одежды, губы ловят чужое дыхание, прежде чем оно срывается хриплым потерянным стоном.
— Ю-ури… — мягко и нежно. Прямо в дрожащее сердце, разбивая его на сотни влюблённых осколков, и всё, что Юри может сказать:
— Виктор.
Он открывает глаза лишь для того, чтобы окунуться в эту всепоглощающую искристую свежесть аквамаринового льда. Прекрасные глаза, за такие и душу не жалко. Юри свою давно в них потерял.
Виктор такой настоящий, живой перед ним. Припухшие и покрасневшие от поцелуев губы, взволнованный, смятенный чувствами взгляд в обрамлении шёлка ресниц и тень восхитительного румянца на бледных холмах скул — сочетание, перед которым Юри не может устоять. Он тянется за новым поцелуем, и Виктор не отказывает, обжигая губы морозным холодом.
Юри распахивает глаза, со страхом смотря в потолок. Дыхание совершенно сбилось, простыни прилипли к взмокшему, покрытому испариной телу, а на губах всё еще блуждает льдистый вкус поцелуя.
Приподняв голову и слабо застонав, Юри оглядывает комнату — ночь, все спят: Пхичит блаженно сопит свернувшись на соседней кровати, и Виктор блёкло мерцает на подоконнике. Откинув одеяло, Юри поднимается и, стараясь не шуметь, проскальзывает в душ. Там, выкрутив до предела вентили, он становится под поток воды, подставляя спину упругим струям, а затем, прикрыв глаза, упирается лбом в прохладный кафель стены.
Что это было? Что ему снилось? Джей-Джей? Виктор?
И если с Джей-Джеем всё относительно понятно, то с Виктором — нет. Почему он потянулся к губам Виктора, сократив это пусть и небольшое, но всё же расстояние между ними? Что за странные игры разума?
Юри поднёс руку ко рту, всё ещё ощущая подушечками дрожащих пальцев фантомный поцелуй. Поцелуй Виктора. Если не на льду, то в его глупом сне, но это произошло. Причём так страстно и жарко, что Юри едва не кончил от вожделения, проснувшись в самый последний момент от «мокрого» сна.
Пар заполняет небольшое помещение, клубясь белым маревом, а потоки воды в лейке душа превращаются из прохладных в кусающе-горячие, но Юри продолжает отрешённо стоять под ними, потерянный в собственных мыслях.
К слову, душ — единственное место, где он может побыть в уединении, не опасаясь навязчивого призрака. Виктор и сюда когда-то пытался пробраться, неся бред о русских банях и «чего стесняться-то?», но Юри запретил. Хватит того уже, что Виктор с ним на занятиях в университете, гуляет по улицам города и живёт в одной комнате. Юри нужно личное пространство.
Вот только Виктор уже внутри. В его голове, сердце, снах.
Вздохнув, Юри выключает воду и, промакнув полотенцем тело и волосы, возвращается в комнату. Ложится под одеяло, слушая ночную тишину, довольный, что никого не разбудил. Закрыв глаза, он сосредотачиваясь на остатках сна, которые, Юри очень надеется, будут уже без Виктора.
***
Облокотившись на спинку кровати и поджав под себя ноги, Юри лениво перелистывал страницы библиотечной книги, стараясь подобрать что-то к предстоящему занятию по социологии. Их преподаватель, как всегда, отличился, задав подготовить тему о влиянии древних мифов и легенд на современное развитие общества. Вот сейчас Юри и сидел, листая книгу, чем очень злил своего соседа по комнате.
Утро субботы, и Пхичит занят уборкой, точнее — стиркой. Уже с час он копается в платяном шкафу перебирая и сортируя вещи: одни летят прямиком на пол в кучу с грязным бельём, вторые — аккуратно складываются и возвращаются обратно на полку, третьи… А вот с третьим пунктом, пожалуй, самое интересное.
— Юри-и-и, — возмущённо скулит Пхичит, потрясая чёрными джинсами Юри, — только не говори, что ты собрался идти в этом? Это так обыденно! В костюме должна быть изюминка, а не… вот это.
Юри опускает взгляд на страницу, начиная читать вслух:
— Убитый горем Идзанаги отправился в подземное царство Ёми, чтобы вернуть свою жену назад. Оказалось, что между земным и подземным миром нет большой разницы, за исключением вечной темноты. Поначалу он даже не мог увидеть Идзанами, которую укрывали тени. Наконец, он нашёл жену, но она…
— Поверь, социология — это не повод пропустить Хэллоуин. А чтобы попасть на него, нужен костюм. В водолазке и джинсах ты будешь посмешищем. Есть другие идеи?
— Могу быть Гарри Поттером, — предлагает Юри свой вариант. — Авада Кедавра! — грозно добавляет он, имитируя рукой взмах волшебной палочки.
— Очень смешно, — Пхичит раздраженно прищуривается, — то есть ты ещё и лохматый придёшь, в очках. Юри, осталось несколько дней, включай фантазию. Давай, помоги мне!
— Беспечно резвилась Персефона, не ведая той судьбы, которую назначил ей отец ее Зевс. Не думала Персефона, что не скоро увидит она опять ясный свет солнца, не скоро будет любоваться цветами и вдыхать их сладкий аромат. Зевс отдал ее в жены мрачному своему брату Аиду, властителю царства умерших теней.
— Может, что-то из «Крика» попробовать? Или «Пилы»? Раз уж тебя так на мёртвых тянет. Тёмный жнец? Хотя было бы интересно, если бы у нас были парные костюмы… — мечтательно вздыхает Пхичит, стоя меж куч одежды. — Лайт и Рюк? Дракула и Ванхельсинг?
— Извращенец! — шипит Юри, прикрываясь книгой. — Жизнь без Эвридики не имела для Орфея смысла. Он забросил музыку и пение, отдав свое сердце на растерзание боли. Время шло, но легче юноше не становилось. И тогда он решил отправиться в царство мертвых, чтобы уговорить Аида отпустить Эвридику.
— И этот человек называет меня извращенцем… — вздыхает Пхичит. — Нет, чтоб про Геракла рассказать, эх… И, Юри, — вновь укоризненный вздох, — сколько раз тебе нужно напоминать про чистые карманы? Знаешь же, что я стирать собирался.
Пхичит переворачивает злосчастные джинсы, вытряхивая содержимое карманов, — несколько монет, тускло сверкнув в воздухе гранью серебра, падают на пол.
Юри замирает. Он едва ли слушает причитания друга, полностью сосредоточившись на монетах, на их безумном и насмешливом блеске в лучах скудного осеннего солнца.
Спросить, что видит Пхичит? Уж явно ничего странного, раз так спокойно протягивает их, собрав и подняв с пола.
— С… спасибо, — кивает Юри, с трудом разжимая ладонь и принимая монеты. Их вес убеждает в реальности происходящего.
Стоит ли сказать Виктору? Не то чтобы он являлся экспертом по старинным монетам, но он призрак, он должен разбираться во всякой чертовщине. Возможно, он сможет что-то посоветовать. Знать бы ещё, где этот призрак ходит, когда он так нужен.
Юри бросает нахмуренный взгляд в окно, а когда возвращает к ладони, замечает, что та пуста — монеты исчезли.
Юри почти не пугается. Почти. Вместо этого он придвигает отложенную ранее книгу и погружается в сумасбродный мир языческих богов.
От чтения его отвлекает прилетевшее СМС от Леруа:
«Привет! Что делаешь?»
«Готовлюсь к социологии. Надоело(((( Встретимся вечером?»
«Давай, у мня в семь нормально?»
«Да!»
