***
Юри чуть морщится от громкой музыки, звучащей новомодными битами из больших, расставленных по всему дому колонок. Впрочем, даже эту громкую музыку тут же заглушает взрыв резкого смеха. На диван, где расположился Юри, плюхается сразу несколько человек, размахивая руками и что-то яростно обсуждая, он узнаёт в них сокурсников с параллельного потока. Одна из девушек разворачивается к нему и, озорно сверкнув глазами, протягивает чуть смятый пластиковый стаканчик: — Пей! Скользнув глазами по тонкой серой руке с вскрытыми венами, Юри благодарно кивает и забирает стаканчик, подносит к губам, ощущая характерные пары алкоголя — водка. Одним глотком он осушает его, слыша восторженные возгласы одобрения. С гуляющем в крови алкоголем вечер не кажется таким уж плохим. Смех и музыка перестают раздражать, более того, движущиеся на импровизированном танцполе фигуры рождают нестерпимое желание присоединиться. Зря он, Юри, что ли на танцы в Японии ходил? Где-то в этой толпе есть и Пхичит, танцует в изодранных майке и джинсах, а его шею разрезает устрашающая рана. Девчонки из театралки постарались, нарисовав очень реалистичный грим к празднику. И у Юри был бы не хуже, если бы он вовремя пришёл домой, а не бродил с Виктором. Теперь у Пхичита отпадный грим и костюм, а у Юри просто непонятный чёрный балахон на плечах, найденный в последний момент в том же драмкружке. Юри убеждает себя и окружающих, что он Смерть. Главное — смотреть мрачным холодным взглядом из-под натянутого до самых бровей капюшона. Он прекрасно справляется. Легко изображать безразличие и тоску, когда рядом нет Виктора. Тот наотрез отказался ехать в коттедж за город, заявив, что это праздник студентов и вообще это далеко от Питера. Вдруг он по пути исчезнет? Никакие уговоры не помогли, и Юри, обреченно вздохнув, отправился вдвоём с Пхичитом, сев в подъехавшую за ними машину. Не сказать, что бы Юри любил Хэллоуин. Для него это слишком пугающе и слишком смешно одновременно. Сложно восторгаться фальшивыми образами, если каждый день видишь настоящих мертвецов. Хотя с другой стороны, это единственный день в году, когда он может смело сказать, что видит призраков, и не показаться сумасшедшим. Напротив, все радостно смеются и говорят, что он крут. Забавно. Пробираясь к танцполу, он с кем-то сталкивается, неловко ударяясь о мягкое тело. — И-изви… — слова замирают на его губах, едва он поднимает взгляд. Изабелла. Лицо девушки искажается мимолётной гримасой отвращения, а руки нервно сжимают предплечья, цепляясь за темную ткань платья. Длинное и при этом довольно открытое, оно выгодно подчёркивает фигуру, привлекая внимание к его хозяйке. Изабеллу можно было бы назвать милой, если бы не полный гнева взгляд, прожигающий Юри из-под широкополой шляпы ведьмы. — И ты здесь… — досадливо стонет Изабелла, разворачиваясь на каблуках с намерением уйти. — Подожди! — Юри и сам не осознаёт, зачем он хватает девушку за руку, вынуждая остановиться. — Суперский костюм, ты как настоящая ведьма. Мне нравится. — Серьёзно, Кацуки?! — зло шипит Изабелла, делая шаг к нему. Синие глаза мечут гневные молнии, и всё, что Юри хочется, — позорно сбежать. — Нравится мой костюм? Ну тогда, что ты скажешь на это? — девушка подцепляет серебряную цепочку, привлекая внимание к медальону на шее. Юри оглядывает медальон, рассматривая круг с вписанным в него пятиконечным многоугольником. Пифагорейский пентакль. — Хороший. В тему. На Али купила? — говорит он, надеясь, что его голос звучит достаточно дружелюбно. — Бабка передала, — поправляет Изабелла. — Вместе с даром. Я настоящая ведьма, Кацуки, так что последний раз предупреждаю: увижу рядом с Жан-Жаком — прокляну. Поверь, я умею это делать. — О… А я… призраков вижу, — звучит как-то жалко, и Юри не уверен, что Изабелла ему хоть сколько-то верит. — Мертвых, да, — добавляет он в надежде спасти ситуацию. Изабелла некоторое время молчит, а затем, окинув взглядом его костюм-балахон, бросает: — Придурок. Юри не возражает. Конечно придурок, с таким-то даром. Кивнув, он уходит. Но идет уже не на танцпол, а отправляется просто бродить по дому, рассматривая обстановку и ища что-нибудь, чем бы можно было бы занять себя. Ноги приносят его на второй этаж. Дверь в одну из комнат приоткрыта, и оттуда доносятся приглушённые голоса, шепот, вскрики. Движимый любопытством, Юри аккуратно заходит внутрь. В комнате царит полумрак, разгоняемый несколькими лампадками, что горят на полу, образуя неровный круг. По краям этого круга сидят небольшие группки подростков, а в центре — Стас, староста пятой группы. На нём костюм вампира, и блики мерцающих свечей создают на его лице действительно красивую? картину, подчеркивая фактурный рельеф скул и остроту накладных клыков. Юри, заметив проблеск красных волос, присоединяется к одной из групп, тихо опускаясь на ковер позади. — Что делаете? — шепчет он Миле, стараясь не отвлекать остальных. — Пиковую даму вызываем, — негромко отвечает та и, заметив недоуменный взгляд Юри, поясняет: — Ну… это обряд такой, можно будет вопрос задать или желание загадать. — Если она появится, — хихикает сидящая рядом Сара. Руки девушек сцеплены на коленях, а в глазах сияет озорное тепло юной любви. — Но хотим ли мы этого?.. Если её не прогнать вовремя, она нас убьёт. Жуть! — Смотри, — Мила толкает его плечом, указывая на Стаса. — Мы только начали. — Одно желание. Запомнили? — грозно спрашивает Стас, окидывая присутствующих строгим взглядом. — Д-да… — звучит нестройное, но единодушное согласие. Даже Юри кивает под этим взглядом, не совсем понимая происходящего. — Так что просить будем? — Да что там думать, — подаёт голос сидящая у противоположной стены девушка. — Давно же решили: зачет у Пивоварова. Без помощи не сдадим, он всех валит. — Точно… точно… Валит, не сдадим, — соглашаются остальные. — Хорошо, — кивает Стас, принимая ответ. — Тогда начнём, присаживайтесь ближе. Возьмитесь за руки. Он немного сдвигается, и Юри видит в руках Стаса средних размеров зеркало. Круглое и безрамное, оно сияет, отражая танцующий свет пламени. Юри нервно сглатывает, гадая, нужно ли ему прервать происходящее. Шутки с мертвыми никогда не заканчиваются хорошо. — Свечи, зеркало, красная помада, — медленно перечисляет Стас, попеременно указывая на предметы, — и самое главное — колода карт. С Пиковой дамой, — говоря, он переворачивает верхнюю карту в колоде, демонстрируя её масть всем присутствующим. — Говорят, что при жизни она была дворянкой, — начинает свой рассказ Стас, одновременно рисуя на зеркале дверь и поглядывая на остальных, в ожидании реакции. — Была доброй и отзывчивой, содержала сиротский приют. Юри зачаровано смотрит, как из-под руки Стаса на зеркале появляются ровные большие ступени. Тот же продолжает рассказывать историю обезумевшей от горя женщины: смерть собственного сына оказалась для неё непоправимым ударом, заставив в припадке безумия начать убивать невинных детей в приюте. Стас рассказывает мастерски, умело нагнетая атмосферу ужаса и обречённости. В какой-то момент Юри явственно чувствует холодок ужаса, пробегающий по спине, и трепыхающееся пламя свечей совсем не успокаивает, на миг погружая комнату во тьму. Без лукавства, он благодарен чужой дрожащей ладони в его руках — не он один здесь боится. — … с тех пор её дух заперт в зеркалах. Потерянный, кровожадный и жаждущий вырваться. Она многое готова дать тому, кто поможет ей вновь обрести свободу, разбив зеркальную темницу, — зловещая улыбка режет губы Стаса. — Потому мы рисуем тринадцать ступеней. Она не должна успеть спуститься до последней. А теперь повторяем все вместе: «Пиковая дама, приди». Юри хочется закричать, встать, уйти, но он сидит здесь, скованный общей целью удерживающих рук, и послушно произносит запретные слова вызова: — Пиковая дама, приди. Словно и нет остального мира за пределами комнаты с его гремящей музыкой и пьяными голосами, а существует только здесь и сейчас, только их маленький отчаянно смелый круг. — Пиковая дама, приди. Слышно несколько нервных смешков и вздохов, но Юри сосредоточен на тенях: когда они стали такими устрашающе чёрными и живыми? Когда обрели собственную форму и жизнь? Свечи мигают и чадят, издавая характерный треск, и сидящая рядом Мила ёжится, подергивая плечами. — Свечи чадят, — говорит она, не обращаясь ни к кому конкретно, — значит, темный дух… — Пиковая дама, приди. И тишина. Напряжённая и нервная, когда даже вдохнуть боишься лишний раз, потому что грудь сдавлена тяжёлым чувством предвкушения. А потом… Свечи разом гаснут, сметённые резким порывом ветра, а в комнате раздаётся резкий зубодробильный скрежет открываемый двери. И это сейчас пиздец как страшно. Стас ругается и отбрасывает зеркало, мазнув рукавом по рисунку, девчонки пищат, а какой-то парень с громким «да ну нахуй» вылетает в коридор, в открытую им дверь влетают звуки музыки и голосов. Все вдруг куда-то подрываются, бегут, кричат, Юри тоже пытается вскочить и убежать, но путается в ногах и падает назад, ударяясь копчиком об пол. Миг — и комната пуста. Лишь оставленный беспорядок из сдвинутой абы как мебели и валяющихся свечей напоминает о ритуале. Юри растягивается на полу и, прикрыв лицо ладонями, смеётся. — Господи… Никифоров, ты такой придурок… Зачем ты их распугал? — Потому что в этом доме если и должен быть призрак, то только один — я. Не люблю конкурентов, — поясняет Виктор, подходя и мягко опускаясь перед Юри на корточки. Он ласково касается мягких тёмных волос, поправляя их. Вероятно, мягких. Виктор не знает, но кто запретит играть в прикосновения? — Боже… — стонет Юри, наконец отсмеявшись и приподнявшись на локтях. — Ты же сказал, что не придёшь? — Я и не собирался, никогда так далеко не был от Питера, — поясняет Виктор, — но потом мне стало скучно без тебя, и я подумал: «А пошло всё к чёрту», сел на ближайший автобус и вот я здесь. — Спасибо, — уже серьёзно говорит Юри. — Я тоже по тебе скучал. — Скучал на вечеринке? — мягко поддразнивает Виктор. — Как можно, Юри? — Да, вот такой я у тебя, влюблённый на всю голову. Говоря, Юри поднимается и отходит от Виктора, прикрывает распахнутую дверь, а затем начинает расставлять лампадки, зажигая в них свечи. — Хочешь продолжить? — скептически интересуется Виктор, наблюдая за действиями Юри. — Поверь, она не появится, придётся вам самим сдавать зачёт. Юри ничего не отвечает, сосредоточено занимаясь своим делом. Зажёгши последнюю, он поворачивается к Виктору, протягивая руку: — Давай, потанцуй со мной. — Танцы на первом этаже. Тебе нужно выйти и спуститься по лестнице. Это несложно. — Ну же! Я жду. — Тебе не кажется, что это как-то слишком — танцевать с призраком? Хэллоуин не оправдание. Юри сгибает ладонь, вновь приглашая: — Давай, детка, превратим эту ночь в декаданс. — А ты умеешь уговаривать. Хорошо, — улыбается Виктор, кладя свою ладонь поверх протянутой руки Юри. — «Давай вечером с тобой встретимся, будем опиум курить-рить-рить. Давай вечером с тобой встретимся по-китайски говорить», — тихонько напевает Никифоров, кружа Юри по конмате. — «Не прячь музыку, она опиум для никого, только для нас. Давай вечером умрём весело, поиграем в декаданс».***
Этой ночью Юри вновь сняться странные, беспокойные сны: то он тонет в каких-то тёмных водах и к нему тянется множество алчных рук, то он стоит на вершине заснеженной горы, но мороз уже не кусает, а, скорее, ласкает ступни ног, то сидит под гигантским высоким деревом, разглядывая необычную крону — вместо листвы на дереве раскачиваются верёвки с висельниками. Мысль, яркая и до смешного очевидная в своей безыскусной простоте, пронзает сонное сознание, разрывая серое марево сна, заставляя Юри широко распахнуть глаза и подскочить на кровати. И почему он не додумался до этого раньше? Ведь всё так просто! Несмотря на клубящиеся за окном сумерки, Юри тянется к телефону и набирает короткое сообщение: «Изабелла, ты ведь не шутила, когда сказала, что потомственная ведьма?»